СТАТЬЯ: Право на мерзость
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Этот текст содержит обсуждение тем насилия, мерзости, шока, табуированных образов, эстетизации отвратительного, а также критики восприятия этики в литературе. Возможны упоминания сцен, связанных с пытками, каннибализмом, смертью и другими тяжёлыми темами — в контексте анализа художественного языка. Чтение не рекомендуется людям, чувствительным к этим темам.
ОТКАЗ ОТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ: Автор не несёт ответственности за психологическую реакцию читателей (в т.ч несовершеннолетних). Вы продолжаете чтение по собственной воле и осознанному согласию. Цель текста — критический разбор художественных приёмов, а не пропаганда насилия или безнравственности. Всё сказанное отражает авторскую позицию по вопросам художественной свободы и литературной этики.
Если бы литература была кухней, то многие читатели – да и часть авторов, к сожалению — вели бы себя как гости в фешенебельном ресторане, которые возмущаются, что в меню есть блюда с кровью, острым перцем или сырым мясом. «Фу, как аморально!» — говорят они, не понимая, что эстетика не обязана быть этичной, как ресторан не обязан кормить исключительно отварным картофелем на молоке. Право на мерзость — это не модный тренд, не эстетическая провокация, не попытка эпатировать ради лайков. Это основа художественного языка, право использовать всю палитру человеческого — включая чёрные, болезненные, опасные краски.
И да, заранее для самых нетерпеливых: да, можно писать о насилии и любых табуированных темах — и нет, это не делает вас носителем этих взглядов или идеологий. Впрочем, это не делает вас автоматически невинным зайчиком и хорошим автором. Тут, как говорится, надо копать глубже.
Начнём с тезиса: у автора есть неотъемлемое право работать с мерзостью, при условии, что он знает, зачем он это делает, и понимает, какой инструмент берёт в руки. И если у читателя при этом скручивает желудок — значит, всё работает. А вот если читатель зевает или пишет «фу, снова это», значит, автор либо повторяет чужую банальность, либо не справляется с задачей.
Теперь разберёмся — зачем вообще мерзость в тексте? Есть несколько веских причин:
1. Мерзость как форма истины
Литература — это не всегда красивая открытка. Это зеркало, причём не парадное, а такое, что висит в коридоре коммуналки, вбитое криво и всё в пятнах от разнообразных телесных жидкостей. И вот именно в нём, как ни странно, правда видна лучше. Вспомните «Дорогу» Кормака Маккарти — роман, в котором весь сюжет можно уместить в четыре слова: отец и сын выживают. А дальше — тьма, каннибалы, пепел, зима, безысходность. И при этом — нежнейшая, почти святая любовь. Мерзость в этом тексте не ради шока. Она там потому, что если бы её не было, история не сработала бы так, как нужно, и в ней не было бы необходимого контраста.
2. Мерзость как психотерапия
Да, да, знаю, избитый аргумент — но оттого не менее верный. Художественная мерзость позволяет проговорить то, что невозможно проговорить в жизни. Это безопасная симуляция. Читатель сталкивается с чем-то тёмным, шокирующим, отвратительным — и при этом остаётся в безопасности. Он читает о насилии, о смерти, о деградации — и вдруг начинает понимать что-то о себе. Нередко это может быть даже способом проработать собственные проблемы и травмы, проживая все ужасы вместе с персонажами и наблюдая, как они выплывают из болота и освобождаются. Но это, конечно, если повезёт, и книга окажется действительно хорошей и исцеляющий. Хотя это уже другой разговор.
3. Мерзость как стилистический приём
Некоторые писатели используют мерзость не как инструмент описания реальности, а как художественное преувеличение, гиперболу. Это сложный путь. И здесь важно понимать: мерзость ради эстетики — тоже допустима, если это часть художественного кода. У Дж. Г. Балларда, у Уильяма Берроуза — мерзость — это не содержание, а форма: ужас, выворачивание, гипертрофия — чтобы намеренно и слёту пробить броню у читателя.
Но как только вы перестаёте понимать, зачем вы это используете, — вы превращаетесь не в художника, а в фарсовика. Вы начинаете торговать ужастиками, не осознавая, что пугаете не зрением, а бессмыслицей. Самая мерзкая вещь в тексте — не «чернуха» сама по себе, а «чернуха», за которой ничего нет — это тошнотворнее любого хоррора. Потому что в ней нет ни истины, ни идеи, ни даже честного ужаса, только дешевый трюк. Фейспалм.
Теперь разберём подробнее, где проходит та самая грань. Существует два основных типа мерзости в тексте:
Это подходит ко всем вышеперечисленным типам. Это когда без мерзости текст не существует — не то чтобы хуже, а просто не существует. Как в моём излюбленном и зачитанном до дыр «Американском психопате» Брета Истона Эллиса: жестокость Патрика Бэйтмана — не просто характеристика, а суть всего повествования. Это не ужас ради ужаса. Это вскрытие общества потребления через крайний пример. Если вы уберёте мерзость — вы потеряете нерв, язык, само дыхание текста.
Здесь всё просто. Автор думает: «Сейчас я вставлю нечто такое, что все ахнут». И вставляет. Но так нельзя. Мерзость не работает, потому что она не встроена в ткань текста. Она болтается как излишнее украшение, а не как орган.
Теперь несколько конкретных критериев, как отличить одну от другой:
1. Есть ли последствия? Любое мерзкое событие в тексте должно оставлять след. Если герой совершает насилие — как это на нём отражается? Что с ним потом? С жертвой? С миром вокруг? Если последствий нет — сцена декоративная.
2. Есть ли контекст? Мерзость не должна быть выдрана из мира текста. Если в милом ромкоме посреди сладострастного поцелуя внезапно появляется сцена пытки, и она не встроена ни в сюжет, ни в мир, ни в характер повествования — считайте, что автор подбежал и кинул читателю в лицо кусок дерьма.
3. Есть ли смысл? И самый важный вопрос: зачем? Если вы не можете ответить на этот вопрос, значит, мерзость у вас — пустышка. Любая сцена, даже самая тяжёлая, должна вести к чему-то. Вызывать эмоции — да. Но не любые эмоции, а осмысленные. Вызывать не просто шок, а внутренний сдвиг у читателя и персонажей.
Об авторской ответственности
Вот здесь важно пояснить: право — это не свобода от последствий. Автор может писать что угодно. Но читатель тоже имеет право на реакцию. Вам могут возразить. Могут возмутиться. Могут не понять. И ваша задача не умолять всех «поверьте, я хороший» — а уметь обосновать. Если не перед ними, то хотя бы перед собой. Если вы знаете, зачем вы написали сцену «чернухи» — не с целью «только лишь шокировать», а с целью: «это вскрытие проблемы», «это демонстрация травмы», «это контраст», — тогда вы выстоите и под комментарием, и под рецензией, и под любым срачем.
Но если вы вставили мерзость ради шутки или хайпа — не удивляйтесь, если на вас посмотрят, как на человека, который принёс дохлого голубя на свадьбу и сказал: «А чё, прикольно же». Нет, не прикольно. Тупо. И главное — бесполезно.
Вместо вывода — методичка
Если ты автор и хочешь использовать тяжёлую, неприятную, табуированную тему — вот тебе шпаргалка:
- Понимаешь ли ты, зачем это делаешь?
- Как это связано с темой, структурой и смыслом твоего текста?
- Какие эмоции ты хочешь вызвать — и что они должны значить для читателя?
- Есть ли у сцены последствия внутри сюжета?
- Можешь ли ты убрать эту сцену — и текст всё равно будет работать?
Если ты ответил «нет» хотя бы на два пункта — вырезай сцену. Срочно. Она тебе не нужна, она – мусор, и убери её, если не хочешь, чтобы твоё произведение воспринимали как вонючую свалку.
Право на мерзость — это привилегия зрелого автора. Не жертвы юношеского максимализма или нонконформизма, направо и налево выпячивающего свою «уникальную аморальность». Не графомана, который не знает, как вызвать эмоции, кроме как ударить читателя по лицу лопатой. Это инструмент профессионала. Им нельзя размахивать наугад. Но если знаешь, куда бить — он срабатывает безотказно. Чаще всего именно она даёт шанс увидеть то, что скрыто и то, о чём принято молчать.
А писатель, если он писатель, а не аниматор рекламных баннеров, как раз и существует для того, чтобы говорить о том, о чём молчат. И показывать то, на что другие не решаются взглянуть.