February 14, 2020

14 февраля 2020. Пятница

На наш маленький город, уютно разместившийся у самой границы между равниной и горами, вновь обрушились холода. Надеюсь, ненадолго. Надеюсь, зиме не удастся ее реванш, и сегодняшнее движение ртутного столба вниз – это всего лишь жалкая попытка погоды соответствовать названию календарного месяца, потому что в душе у меня весна. Кажется, у всего города – весна. Однажды ощутив сладость предвесеннего тепла, мы уже не можем – мы, как наркозависимые, требуем еще и еще солнечных лучей, и лета – скорее лета, много жаркого, солнечного лета, вместе с которым придет окончание школы и… экзамены.

Черт… Уже миновало половина февраля. Через две недели – март. А там апрель, и май, и ЕГЭ. Мы постоянно пишем эти пробные ЕГЭ, и еще ни разу я не набрал достаточное количество баллов, чтобы считаться не тупым. Сегодня вот писали пробник по русскому, хотя с ним у меня более-менее нормально. Только с пунктуацией бывают проблемы: не знаю как правильно – леплю знаки препинания наугад, следуя слепой воле интуиции. А вообще я автор: захочу – буду долбить. Точкой. После. Каждого. Слова. И в конце поставлю многоточие, типа там кроется глубокая мысль…

После русского стояла спаренная биология. В последнее время вместо того, чтобы слушать про кольчатых червей (или что там сейчас проходят), мы с Димой играли в шахматы на телефоне. Началось наше соперничество в начале недели, и вот уже четыре раза подряд я ему проиграл. После последнего поражения я, расстроившись, в сердцах чуть не удалил шахматы с телефона. Неужели я настолько туп, что ни разу не смогу у него выиграть? Сегодняшняя партия не состоялась.

На перемене мы с Сашей и Мишей стояли под лестницей на второй этаж. Мимо носились восьмиклассники с полными валентинок коробками. Саша с Мишей вспоминали, как раньше сами участвовали в этой вакханалии анонимных признаний, а потом в десятом классе типа стали слишком взрослые «для всей этой фигни». Не припомню, чтобы у меня в предыдущей школе кто-то устраивал нечто подобное. Хотя, может, раньше я просто не обращал внимание на четырнадцатое февраля.

Прозвенел звонок на урок. Миша двинулся вверх по лестнице к кабинету биологии. Саша, задумчиво глядя в телефон, осталась на месте. Миша сделал несколько шагов и остановился.

– Вы идете? – спросил он.

Я тоже шагнул на лестницу, но Саша не двинулась с места.

– Ты иди. Мы сейчас догоним, – сказала она Мише.

Тот некоторое время колебался. Он не сводил с Саши глаз, будто стоило ему отвернуться, и она исчезнет. Саша не отрывалась от телефона. Миша тяжело продолжил восхождение на второй этаж.

Когда его спина скрылась из виду, Саша убрала телефон в сумочку и, как-то загадочно прищурившись, с полуулыбкой на губах сказала:

– А давай не пойдем на биологию?

Я не поверил. Никогда раньше не замечал, чтобы она пропускала уроки без уважительной причины. «Она просто дурачится», – подумал я и сразу согласился.

– Тогда встретимся за углом школы, – бросила она и, засмеявшись, куда-то убежала.

Я оделся в гардеробе, незаметно выскользнул на улицу, приготовился ждать. Меня не покидало ощущение дурацкого розыгрыша. Такое чувство у меня появляется всегда, когда я в чем-то не уверен. Может, это из-за Авдея с Тарасом, которые постоянно над всеми издеваются, и раньше я боялся, что когда-нибудь они доберутся до меня.

Саша появилась внезапно. Она выскочила из-за угла с криком: «А вот и я!» И потом спросила:

– Так куда пойдем?

Я растерялся от неожиданности.

– Не знаю.

Я все еще не мог поверить, что Саша исполнила свою угрозу прогулять уроки.

– Зато я знаю! Иди за мной.

Она круто развернулась на месте. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.

Вообще-то у меня были кое-какие планы после школы, и Сашин внезапный порыв их нарушал, поэтому пришлось подстраиваться походу. Я пытался добиться от нее, куда мы идем, но она только трясла головой, отчего ее волосы веером рассыпались над откинутым капюшоном куртки.

Мы дошли до остановки, откуда Саша всегда уезжала домой. Я начинал догадываться, к чему идет дело. Нужно было срочно исполнять свою задумку. Я сказал, что мне нужно в магазин. Она в шутку изобразила смертельную обиду – недовольно надула губы.

Зайдя за остановку, где она не могла меня видеть, я бегом рванулся во дворы, обогнул дом и, весь растрепанный, с отдышкой, вбежал в цветочный магазин, где ткнул пальцем в первые попавшиеся розы, сунул кассиру деньги и бросился обратно к остановке.

Увидев цветы, Саша растаяла. Пока мы ехали в автобусе, она только улыбалась, опустив взгляд в пол, и изредка стреляла в меня острыми глазками. Мы почти не говорили. Саша смеялась без повода, и с моего лица не слезала улыбка – аж болели скулы. Сашины глаза лихорадочно блестели. Мы держались за руки, и, казалось, автобус везет нас двоих куда-то в счастливое будущее… Потом мы оказались перед подъездом девятиэтажки в новом районе. Саша набрала код домофона. Дверь с писком распахнулась. Лифт поднялся на последний этаж. Щелкнул замок под нажимом ключа. И я очутился в Сашиной квартире.

Саша деловито прошла внутрь, бросив ключи на тумбочку рядом с дверью и махнув мне рукой, типа чувствуй себя как дома. Мы разулись. Куртки повисли на вешалках. Цветы в Сашиных руках, распустившись, запахли свежестью. Она видимо по привычке покрутилась перед зеркалом у входных дверей, поправила волосы, слегка оттопырив попу пробежалась взглядом по отражению. Потом, опомнившись, вновь повернулась ко мне.

– Ну как-то так я и живу!

Она указала на ближайшую комнату.

– Здесь комната родителей.

Перевела свой тоненький пальчик с накрашенным бежевым цветом ногтем на следующую комнату.

– А здесь мы с Ромкой. Проходи пока сюда, а я пойду цветы в вазу поставлю.

Я косолапо двинулся в комнату. Плечи стягивал тяжелый рюкзак, как маятник качавшийся при ходьбе и в узкой прохожей едва не царапавший стены.

Саша, по всей видимости, делила комнату с братом. Прямо по центру, почти физически ощущалось, как проходила граница двух разных миров. Друг напротив друга к противоположным стенам жались две одинаковые кровати: одна застелена розовым покрывалом, вторая – небесно-голубым с изображениями летящего на воздушных шариках дома из диснеевского «Вверх». На розовой кровати аккуратно лежали две маленькие подушки и между ними развалился лохматый плюшевый медведь Тедди с тортом в руках – видимо чей-то подарок на день рождения. Рядом с медведем распластался ноутбук с торчащим из бока и уходящим под кровать проводом. К стенам над голубой кроватью прилипли плакаты с джедаями из «Звездных войн».

Мне почему-то вспомнился дом Даши – моей бывшей девушки, с которой мы типа встречались пару лет назад. Ее мама, необъятных размеров женщина средних лет, и отчим, худощавый за шестьдесят мужчина, почти дед, с утра до ночи работали, и мы вдвоем, а потом и втроем с Костей, частенько зависали у нее дома. Сначала она видимо стеснялась приводить нас к себе. От старости их дом разваливался на куски. Половина вовсе не была пригодна для жилья: протекавшие потолки покрывала плесень, штукатурка осыпалась, обои лохмотьями свисали со стен. Они с родителями жили во второй части дома, отгороженной от развалин досками и большой полупрозрачной клеенкой…

Я стянул с себя рюкзак, неуклюже потоптался на одном месте посреди Сашиной комнаты, прикидывая где его оставить, и в итоге запихнул между кроватью и шкафом. Я не знал куда деть себя и что делать: сесть на кровать, или как идиот стоять на одном месте посреди комнаты, или что? Странно, дома у Даши я чувствовал себя как-то свободней что ли.

Пытаясь хоть чем-то себя занять, я подошел к шкафу. На верхней полке, примерно на уровне груди, выстроились в ряд маленькие фигурки лошадей. Я взял одну за спину, подергал ее вверх-вниз, типа она скачет, и в этот момент (естественно, когда же еще!) в комнату зашла Саша, застав меня за развлечением с ее детскими игрушками. Я отскочил от шкафа, как от проказы, едва не сбив ее с ног, и, чтобы как-то замаскировать свой конфуз, приобнял ее за плечи – она оказалась у меня в объятиях, будто так и задумывалось. Саша звонко засмеялась и, глядя на меня снизу-вверх из-под длинных дрожащих ресниц, спросила:

– Может, чаю?

– О, да! Конечно! – схватился я за ее предложение, как за спасательный круг.

Мы плавно переместились на кухню. Саша не выпускала моей руки, и я, как молодой бычок на привязи, тянулся за ней по коридору мимо комнаты ее родителей, ванной и туалета. Потом она усадила меня за круглый стол на маленькой тесной кухне. Сама взялась разливать чай.

Когда, доставая сахар с полки над плитой, она вся вытянулась, тонкая, как струнка, с изящной линией талии, а мой взгляд скользнул по ее телу, по всем соблазнительным изгибам, как у пантеры перед броском, мозг взорвался ослепительно яркой мыслью: «Неужели сегодня случится ЭТО?» То самое, о чем все постоянно говорят, и что я сам видел миллион раз в «фильмах для взрослых».

Саша опустилась за стол напротив меня. Ножки стула громко скрипнули. Ее щиколотки случайно коснулись моих икр. Саша, съежившись, замерла. Я тупо вытаращился перед собой, не понимая, что происходит. Она улыбнулась.

– Чай подан, – объявила Саша.

Я с удивлением обнаружил перед собой полную чашку черного чая, сахарницу и тарелку конфет. Я попробовал отхлебнуть – кончик языка тут же обожгло.

– Горячо, – сказал я, сам думая о другом.

А думал я о том, что язык нужен не только для болтовни… Черт… Меня терзали мысли совсем другого характера!

– Может, разбавить холодной водой? – спросила Саша.

«Интересно, она девственница?» – подумал я.

– Нет, спасибо, – ответил вслух.

«Конечно девственница».

– Ну как тебе? – она обвела глазами пол, стены, потолок.

«Или все-такие нет?»

– Что? – спросил я.

«Да нет, точно девственница».

– Наше жилище, – сказала Саша.

«Интересно, а девушки мастурбируют?»

– Очень мило, – ответил я.

«В первый раз у них вроде кровь течет… Черт! Или не у всех? Или как это вообще работает?»

– Раньше мы в однушке жили, а, когда появился Ромка, продали старую квартиру, папа взял кредит и купили эту.

«А если все же кровь – что делать? Надо что-то заранее подкладывать или как?»

– Ага, – сказал я невпопад, с большим трудом улавливая ход беседы.

«Раз кровь идет – значит, больно? То есть только в первый раз больно или всегда?»

– Ромка ждет не дождется, когда я закончу школу и уеду куда-нибудь учиться. Хочет занять всю комнату.

«Черт! У меня же нет презервативов! Что делать???»

Саша рассмеялась, и я с ужасом подумал, что произнес эту фразу вслух.

– У тебя нет братика или сестренки? – продолжила она.

– А?

Саша засмеялась еще громче. Я уставился на ее круглый влажный рот с тонкими розовыми губами…

– Ты сладкоежка, да? Все конфеты съел, и даже к чаю не притронулся.

Я оторвал взгляд от Саши, с неимоверным усилием грохнул его на стол и обнаружил пустую тарелку и гору фантиков, а мои пальцы раздевали последнюю конфету.

– Да… Люблю… Конфеты…– выдавил я из себя, хотя, на самом деле, я даже не помню, когда в последний раз ел сладкое.

– Может, кино посмотрим? – предложила Саша.

«Черт! Это точно сейчас произойдет! Во всех фильмах чай и кино – только предлог для секса. Что делать?! Что делать?!»

– Да! Давай! – откликнулся я.

– Супер! – взвизгнула Саша, вскакивая со стула.

Она побежала в свою комнату настраивать ноут, а я, сославшись на срочный звонок по одному жизненно важному делу, заперся в туалете. С минуту я неподвижно стоял перед зеркалом. Оттуда на меня смотрело испуганное раскрасневшееся лицо какого-то ссыкливого мудака. «Успокойся, Кирилл! Хватит паниковать! Ты мужик или ссанная тряпка?!» Я прищурил один глаз – тот, в зеркале, повторил; я прищурил второй – то же самое. Тогда я резко замахнулся и влепил этому мудаку смачную пощечину – у него аж в глазах потемнело.

Мне мгновенно полегчало. Только на щеке осталось гореть ярко-алое пятно. Я умылся. Постоял еще с минуту, глядя на чистую идеально белую поверхность раковины, и мне вспомнилось, что больше всего в своем доме Даша стеснялась туалета. Она прям не пускала туда ни меня, ни Костю. Говорила, чтобы мы шли справлять нужду на улицу. Я сначала думал, это такой прикол, ну типа игра или вроде того, и мы с Костей действительно ходили на улицу, пока мне все это надоело. Однажды, не спросив разрешения, я ворвался в туалет и остолбенел от увиденного. Унитаза не было. Прямо на бетонном полу по центру крохотной коморки стоял старый деревянный стул с дыркой в сидении, ободком от унитаза и обыкновенным жестяным ведром под ним.

Не выдержав увиденного, я заржал в голос. На мой смех прибежал Костя, и мы оба повалились на пол, надрывая животы от хохота. Даша ударилась в слезы. Несколько следующих дней она с нами не разговаривала. А я только потом понял: то, что я увидел, не было смешно…

Я вышел из туалета. Направился прямиком в Сашину комнату. Она сидела на розовой кровати и смотрела в раскрытый экран ноутбука.

– Все в порядке? – спросила она, подняв на меня глаза.

– В полном, – ответил я.

Мы недолго выбирали кино. Саша предложила «Вечное сияние чистого разума». Я, не раздумывая, согласился. Мы устроились на ее кровати, полулежа и упираясь спинами в стену. Ноутбук стоял на стуле перед кроватью. Саша сидела вплотную ко мне. В тот момент, когда показали плачущего Джима Керри, его дрожащие руки, и по экрану поползли вступительные титры, я положил руку Саше на талию. И мы занялись друг другом…

Фильм играл на заднем фоне. Джим Керри сказал: «Только мама присылает мне открытки на день Святого Валентина». Мои и Сашины губы слились как единое целое. Кейт Уинслет воскликнула: «Признайся, Джоэл, ты в ярости, потому что я уехала развлекаться без тебя». Саша обвела руками мою шею. Моя левая рука покоилась на ее спине. Подушечки пальцев сквозь тонкую майку ощущали застежку лифчика. «Благословенны забывающие, ибо они не помнят своих ошибок», – заявила Кирстен Данст. Саша подалась назад, потянула меня на себя. Тыльная сторона ладони окунулась в мягкую ткань покрывала – мы перешли в горизонтальное положение.

Я почему-то вспомнил, как мы вот так же целовались с Дашей на кровати ее родителей. У нее не было собственной кровати – она спала на одноместном раскладном кресле, где мы вдвоем не помещались. Помню, как я, целуя ее, решил перейти к более активным действиям. Я потянул за майку, но она остановила меня словами «не надо». Она призналась, без подробностей, что однажды уже занималась сексом – ее лишили девственности в детском лагере в тринадцать лет, и еще раз она пока не готова…

Джим Керри и Кейт Уинслетт бежали по заснеженному пляжу. Я не отдавал отчета своим действиям. Руки шарили у Саши под майкой. Пальцы поползли вверх от плоского живота к груди, потом дальше под лифчик… но Саша мягко убрала мою руку.

Сейчас, сидя перед компьютером, прокручивая в голове эту сцену кадр за кадром, как кинопленку во время монтажа, я думаю… я сомневаюсь, что Саша по-настоящему хотела, чтобы я прекращал… Не знаю… Может, я не прав. Может, я ошибаюсь. Есть ли граница между принуждением и настойчивостью? Где она пролегает? Может, она очень тонкая, прозрачная, едва заметная, и перейти ее – раз плюнуть. Может, поэтому я дал заднюю.

Хотя, скорее всего, я просто зассал.

Фильм подходил к концу. Мы лежали в объятиях друг друга, отдыхая от поцелуев, и смотрели, как Кейт Уинслет в машине у Джима Керри включает кастету, на которой ее голос говорит, что она хотела стереть память о Джоэле. В воздухе витало едва уловимое ощущение неловкости, будто нам выпал выигрышный билетик в лотерее, а мы вместо того, чтобы заглянуть в него, зачем-то тянули, тянули и случайно пропустили момент объявления победителя.

Завибрировал Сашин телефон. Она заглянула в светящийся в полумраке экран – на улице к этому времени стемнело, и свет в комнате шел только от ноутбука, – с ноткой разочарования Саша сообщила:

– Родители на подходе.

После ее слов меня охватил ужас.

– Мне пора, – сказал я.

В комнате зажегся свет. Я схватил рюкзак и вылетел в коридор.

– Вот значит как? С моими родителями познакомиться не хочешь?

Я на мгновение остановился, бросил на Сашу рассеянный полный мольбы взгляд – она засмеялась, и я понял, что она шутит.

Выбегая из подъезда, я налетел на какого-то мужика с двумя гигантскими пакетами. Возможно это был Сашин папа – по крайней мере, я так решил для себя, когда в автобусе ехал домой. Получается, мы разминулись всего несколькими минутами.