22 ноября 2019. Пятница.

Костины проводы, а вместе с ними и моя прошлая жизнь, не отпускают меня вот уже третий день. Вчера я ехал в школу вместе с Леней. Сегодня наткнулся на Илью Горного. Леня предлагал пересечься на выходных. Я неопределенно кивал, отвечая типа «да, надо как-нибудь собраться, пообщаться, вспомнить былое» и все в этом же духе.

– У меня есть хорошая пятка, – подмигнул он.

– Да-да, – покивал я. – Надо будет попробовать как-нибудь выбраться…

Сам я думал, что он забудет о нашем разговоре, как только выйдет из автобуса, поэтому можно не париться. Кроме как необходимости отговориться, встреча с Леней не несла никаких неприятностей, в отличие от Ильи Горного...

Уроки в школе на этой неделе текли обыденным ритмом. Сидеть за одной партой с Димой куда как приятней, чем с Корниловой. Приятней не в эстетическом смысле – Корнилова все же девочка, и к тому же, скрепя сердцем, признаю, довольно симпатичная, но с отвратительным характером, как у бегемотихи во время течки. Приятней в смысле комфорта. Дима не выпендривается на английском. На переменах (да и на уроках) с ним можно перекинуться парой слов. И еще он не ведет себя как сука – не закрывает тетрадь, когда я списываю.

Дима живет в паре кварталов от школы недалеко от Авдея и в одном доме с Виталиком Судаковым. Как-то само собой сложилось, что после школы, не сговариваясь, мы с Димой и Виталиком дожидаемся друг друга и, вяло беседуя, идем к автобусной остановке через дворы за школой мимо заплеванного грязного подъезда на углу улицы. Его еще называют «пьяный угол» – мы с Авдеем, Севой и Тарасом сами не редко выпивали там на лавочках, а менты, зная, что это излюбленное место подростков, частенько наведываются туда, чтобы кого-нибудь загрести.

Потом мы идем мимо ларьков, где продают алкаголь без паспорта, мимо неработающих светофоров по пешеходному переходу, мимо больницы и роддома, где работает мама, мимо ДК им. Горького, мимо череды общежитий на автобусную остановку у магазина «Подсолнух».

Дима сегодня свалил куда-то заранее, еще на предпоследнем уроке, будто чувствовал неладное. Мы с Виталиком шли вдвоем, подходили к «пьяному углу». Виталик по обыкновению смотрел под ноги, я – по сторонам. Илью я заметил заранее, издалека. Он курил у подъезда. Я решил не здороваться – вообще не обращать на него внимания, но не прокатило. Он поднялся с лавочки и направился наперерез к нам. Будет отбирать деньги, понял я и крепко сжал мелочь в карманах, чтобы не зазвенела. Виталик поднял голову и встал на месте как вкопанный.

– Ты чего? – спросил я.

Он не ответил. Его будто парализовало. Илья остановился у нас на пути. Наши взгляды пересеклись. Его холодные безжизненно серые глаза будто заволокла мутная целлофановая пленка, не пропускающая ни тепла, ни света.

– Деньги есть? – спросил он хриплым прокуренным голосом.

– Нет, – ответил я.

Он пробежался по мне взглядом, остановился на карманах, где я в кулаках сжимал мелочь. Там было не больше пятнадцати рублей, но дело не в количестве – стоит мне хоть раз отдать ему деньги, и он будет доить меня всю жизнь.

– А у тебя? – обратился он к Виталику.

Того била крупная дрожь. Его длинные ноги, казалось, сейчас подогнутся, и он рухнет на пол. Лицо тряслось, а в расширенных зрачках стоял ужас. Я смотрел на Виталика и не верил глазам. Он на полторы головы выше Ильи, шире в плечах и крепче телосложением, но боялся так, словно вместо Давида вышел к Голиафу на поединок. И я понимал, почему…

Илья Горный – главная мразь на районе, а, может, и во всем городе: у него нет ни страха, ни жалости, ни мозгов. Меня угораздило познакомиться с ним в далеком детстве, когда мы все еще были чисты и наивны – все, кроме Ильи. Мы с Лешей играли в пожарников на озере недалеко от дома дедушки с бабушкой. Нам было восемь, и мы резвились на летних каникулах, как сорвавшиеся с привязи барашки. Мы поджигали камыши у самого берега, а потом тушили – выигрывал тот, кто дольше дотерпит, чтобы не начать тушить. Потом появился Илья – чумазый, нестриженный, в оборванных лохмотьях – он попросился играть с нами, и мы его приняли, но игра ему не понравилась.

– Вы играете не по-настоящему, – заявил он.

– А как надо? – спросил я.

Я тогда еще не знал, как сильно потом буду жалеть о своем вопросе. Илья сбегал домой и вернулся с бутылкой керосина. Неподалеку на привязи пасся теленок. Илья плеснул керосин ему на бок. Привыкший к детям теленок, ни о чем не подозревая, продолжал размеренно жевать траву.

– Дай спички, – попросил Илья.

– Не дам, – ответил я.

– Тогда ты дай, – сказал он Леше.

– У меня нету.

Леша пятился назад, готовый броситься бежать. Илья попытался отобрать у меня спички. Я сопротивлялся.

– Я все равно его подожгу, – сказал он и убежал.

Пока его не было, я пытался отпустить теленка. Завязанный намертво узел не поддавался. Позвать кого-нибудь из взрослых мне не пришло в голову. Илья вернулся с зажигалкой. Я просил его оставить теленка в покое. Он не послушал. Щелкнуло колесико. Кремний высек искру. Голубой язык пламени лизнул теленка за бок. Тот отчаянно заревел. С выпученными глазами бросился в озеро. Илья засмеялся.

Несколько дней подряд мне снился этот голубой язык, а Илью я еще долго боялся больше смерти. У него вообще была нездоровая тяга к огню. Через несколько лет он поджег наш с Костей шалаш. Только благодаря тонким стенкам мы смогли выбраться до того, как огонь охватил все сооружение. А чуть больше года назад мы с ним сцепились в драке.

Мы с Костей, Леней и Ильей сидели на лавочке возле общежития, где когда-то жил тот самый больной мальчик, которого мы нещадно дразнили. Меня тогда только выпустили из-под «домашнего ареста», и я пытался обратно влиться в старую тусовку – не понимал тогда, что дважды в одну реку не войти (и хорошо, что не войти). Илья держал в руках бутылку с бензином – периодически он подносил ее ко рту и делал из нее несколько вдохов. Потом он, видимо, заскучал. Я упустил момент, когда он скрылся из виду – только почувствовал, как майка на спине становится мокрой – эта мразь стояла за мной и потихоньку по капле выливала бутылку бензина мне за шиворот.

Не раздумывая я вскочил на ноги. Здание общаги неожиданно пошатнулось. В ушах зазвенело. На секунду у меня будто выключили свет. Я обернулся к Илье и с удивлением отметил, что он сжимает кулаки, а бутылка бензина валяется под ногами. Он врезал мне в челюсть, понял я. Боли не ощущалось – только легкое почти мгновенно прошедшее головокружение. Я хотел ударить его в ответ, но из окна второго этажа какая-то старуха закричала:

– Эй, драчуны! Идите на пустырь. Нечего здесь кулаками махать. Тут дети.

И мы пошли на пустырь. В голове у меня гудел ветер. Под ногами я искал пару овальных камешков – по одному в каждый кулак. Дойдя до пустыря, мы встали друг против друга на расстоянии нескольких шагов. Костя куда-то исчез. Леня курил сигарету. В ушах завывал ураган. Адреналин хлестал через край. Волоски на коже слегка покалывало, как от электрического напряжения. Тело бил легкий озноб.

Я понял, что удар кулаком у него не поставлен, иначе у общаги я бы так легко не отделался. И еще я понимал: ни в коем случае нельзя падать – ногами, камнями, кулаками – всем чем сможет, он забьет меня до смерти.

Словно в птичьем танце двух дерущихся за самку попугаев, мы пару минут кружились по длинной дуге. Неуклюже он попытался достать меня ногой. Я просто отошел в сторону. Он попытался ударить второй раз. Я увернулся снова. И запал как-то сразу угас. Он опустил руки. Я – тоже. И мы разошлись.

До сегодняшнего дня Илья ко мне больше не подходил.

– Деньги есть? – спросил Илья у Виталика.

Тот дрожащей рукой вытащил из кармана смятую сторублевую купюру.

– Еще есть?

– Н-нет, – ответил Виталик, поджав губы.

– А если найду?

Виталик принялся выворачивать карманы. Илья немного подождал, убедился, что карманы пусты и прошипел:

– Пошел отсюда.

Виталик подобно загипнотизированному кролику перед удавом замер, не в силах двинуться с места.

– Бегом! – прикрикнул Илья.

Виталик, глядя в никуда, нетвердыми шагами пошел вперед.

– Бегом, я сказал! – закричал Илья.

Виталик побежал. Портфель, раскачиваясь, бил по спине, будто наездник подгоняющий лошадь. Я смотрел ему вслед и думал, что не зря дал ему прозвище «бегун» – от этой мысли мне стало одновременно и смешно, и стыдно.

– Ты домой? – спросил Илья.

– Да.

Нам оказалось по пути, и мы вместе двинулись к остановке. Возле ларьков мы остановились. Я подождал Илью снаружи – он купил сигареты. На светофоре метрах в пятидесяти ждал зеленого цвета Виталик. Илья вышел из ларька как раз, когда Виталик перешел дорогу, и светофор снова показывал красный. Мы подошли к пешеходному переходу. Остановились.

– Этот долбаеб на меня заяву накатал, – пожаловался Илья.

– За что?

– Я ему уебал пару раз. Всего-то. Прикинь? Заяву блять!

Я ничего не ответил. В автобусе ехали молча. На своей остановке я вылез. Он поехал дальше. Только тогда я облегченно выдохнул и разжал в кармане кулак с монетками.