January 10, 2020

10 января 2020. Пятница

Сегодня ходили с Сашей в кино… Договорились встретиться заранее, за полчаса до сеанса. Саша, как и в прошлый раз, опоздала минут на десять – я смиренно ждал. Когда она появилась в раздвинувшихся перед ней стеклянных дверях, я невольно поднялся с кресла. Она, видимо, бежала: длинные золотистые волосы растрепались, на щеках горел румянец, шарф слегка съехал на бок, оголив тонкую хрупкую шею, в которую, подобно вампиру, я впился глазами.

– Опоздала? – с досадой воскликнула она.

– Ни капли.

У нее на телефоне сбилось время, и она думала, что фильм уже начался. Я заверил, что без нее ни за что бы не вошел в кинозал.

На кассах я замешкался. Немолодая женщина в очках смотрела на нас поверх монитора компьютера, всем своим видом выражая недовольство. Я предложил Саше самой выбрать места. Она запротестовала, типа я мужчина – я должен принимать решения.

На мгновение я пришел в ступор. Места в середине кончились. Свободные, подсвеченные ядовито синим цветом, оставались только по краям, на первом и последнем рядах. В голове проносились мысли – под сверлящим, полным ненависти взглядом кассирши, они бессвязно мельтешили, подобно атомам в броуновском движении, сталкивались, создавая новые идеи. «Последний или первый?» – пытался сообразить я. «Последний ряд для поцелуев – что подумает Саша, если я его выберу? С первого нихрена не видно. Придется два часа сидеть с задранной головой». Счетчик в углу экрана отсчитывал секунду за секундой. Саша рядом со мной переступала с ноги на ногу. Лицо кассирши постепенно багровело от злости.

Почуяв надвигающуюся бурю в сверкнувших за стеклами глазах, я быстро сунул деньги кассирше и назвал места на последнем ряду. Она неспешно протянула руку – так медленно, будто ее держали канатами, брезгливо двумя пальцами взяла у меня помятые купюры и громко, чтобы слышали все в вестибюле, переспросила:

– Вам на последний ряд?

Я мысленно проклял всю затею с кино. Трижды обматерил себя за то, что не догадался купить билеты через интернет, сглотнул вставший в горле ком – а хотелось выплюнуть его в лицо кассирше – и ровным голосом ответил:

– На пятнадцатый.

Саша не возражала, а я старался на нее не смотреть. Получив билеты, мы пошли в зал. Дальше было только хуже. Фильма я почти не запомнил. Там какие-то российские полицейские в новогоднюю ночь подкатывали к одной из своих сотрудниц и параллельно пытались поймать преступников методами из старого-доброго «Одного дома».

Я все время сидел как на иголках. Я украдкой косился на Сашины ножки в обтягивающих узких джинсах. Она, скрестив руки на груди, не отрывалась от экрана. «Потрогай ее», – звучали в голове советы из интернета. «Но как это правильно сделать?»

Не знаю почему, я вбил себе в голову, что должен ее приобнять. Где-то в середине фильма я почти решился. Моя рука потихоньку заползла на выдвижной подлокотник между мной и Сашей, потом зацепилась за спинку кресла – Саша, поерзав, закинула ногу на ногу – моя рука мгновенно вернулась обратно.

«Залезь в ее интимную зону», – не унимался голос в голове.

Я попытался придвинуться ближе. Она не шевелилась. Только глаза бегали по экрану. Внезапно подлокотник врезался в бок, будто кто-то тихонечко ткнул меня ножом, пытаясь проверить, все ли ребра на месте или одного все-таки не хватает. Я невольно зашипел от боли. Саша оторвалась от фильма, повернула голову и одними глазами спросила: «Что случилось?» Я, замахав руками, спешно отодвинулся к другому подлокотнику и несколько минут усиленно разглядывал макушку сидящего впереди мужика.

Кино кончилось – по темному экрану поползли титры. Одевшись, мы покинули кинотеатр. В вечерней темноте, когда улицы еще не заволокло ночным мраком, но солнце уже давно перевалило за полосу горизонта, осчастливив светом вторую половину Земли, в той темноте, которая только что сожрала сумерки, оставив от силуэтов прохожих одни очертания, гулял неистовый ветер. Мороз с яростными пощечинами набрасывался на нас, протискивался сквозь тонкие щели в складках шарфа и ледяными пальцами вцеплялся в горло. Грязный снег, подобно островкам с изломанной прибрежной полосой в бескрайнем океане, серыми пятнами выделялся на черной земле.

Мы молча шли по Бульвару Мира к автобусным остановкам. Холод пробирал до костей. Я плотно стискивал зубы, чтобы Саша не слышала их предательского стука. Она, кутаясь в полы куртки, мелко дрожала.

– Холодно? – крикнул я, пытаясь перекрыть гул ветра.

– Ага, – донесся до меня ее слабый голос.

– Иди ко мне.

Она приблизилась. Я одной рукой обхватил ее за плечи. Она плотно прижалась ко мне сбоку. Мороз мгновенно отступил – вокруг нас будто образовался невидимое силовое поле со своей особой атмосферой – даже ветер обходил нас стороной.

Мы медленно шли мимо фонарей под мигавшими сине-зелеными гирляндами. Саша положила голову мне на плечо. Это длилось всего секунду – короткий миг между прошлым и будущим – и бульвар кончился, воткнувшись в четырехполосную дорогу по улице Гагарина. Мы остановились за остановкой, откуда мы видели дорогу, но нас не видели люди под козырьком.

Саша не сделала попытки отстраниться – наоборот, она повернулась ко мне и уткнулась лицом в грудь. Мы не разговаривали – она просто молча грелась в моих объятиях, а я… Я ничего не соображал – голову заволокло сладким дремотным туманом. Подъехал автобус с табличкой «18» на лобовом стекле.

– Мой? – тихо спросила она, не оборачиваясь, а только подняв на меня глаза.

– Да, – так же тихо ответил я.

Автобус, зашипев, остановился.

– Тогда я пойду, – сказала она, не сводя с меня взгляда.

– Да.

Со скрежетом разъехались двери. Люди с остановки заспешили внутрь.

– Ну все, мне пора.

– Подожди.

Она задержалась на мгновение. Потом все же выскользнула из моих рук.

– До встречи, – шепнула она и уже через секунду оказалась в автобусе.

Мгновенно сделалось холодно. Ветер шибанул по затылку, потом настойчиво сильными толчками стал пихать куда-то в сторону проезжей части. Под его хлесткими секущими ударами я согнулся, попытался сильнее спрятать лицо в шарф и поплелся домой.