19 января 2020. Воскресенье
К выходным остатки жалких белесых огрызков от некогда роскошных новогодних сугробов окончательно издохли. В течение недели они еще робко жались к корням деревьев, будто надеясь под тенью голых ветвей найти хоть какое-то укрытие, но теплое, почти весеннее, солнце безжалостно их уничтожило. Бушевавшие последние пару недель ветра временно стихли – видимо взяли передышку. Теперь не обязательно закутываться всем лицом в шарф, чтобы торчали одни глаза, и ощущать себя случайно забредшим в степь полярником.
В пятницу я даже вышел не на своей остановке, когда ехал домой со школы. Я иногда так делаю, чтобы прогуляться по свежему воздуху, насладиться красотой природы и, самое главное, проветрить мозги. Мне в голову каждую секунду лезет миллион разных совершенно ненужных мыслей, например, зачем Петру Первому Персидский поход. Ну ладно, такой вопрос может попасться на ЕГЭ по истории, поэтому пусть будет, но другие: почему, скажем, Сократ должен томиться в первом круге ада, если он вел праведную жизнь; если пространство-время – это единый континуум, то можно ли по стреле времени двигаться в обратном направлении; если масса слона и высота жирафа – это эволюционный предел для размера животного из-за силы земного тяготения, то как тогда могли жить динозавры; если человечество развилось до того, что смогло выйти в космос и расшифровать геном, то отчего же оно до сих пор постоянно творит всякую невообразимую херню? Все эти и многие другие безответные, никак не помогающие в жизни, вопросы крутятся у меня в голове и единственный способ выбить их оттуда (точнее второй после хорошей пьянки) – это пройтись по берегу реки вниз по течению, где открываются тайные виды на гору Стрижамент – белым неуклюжим наростом возвышается она над ровно убегающей вдаль в снежных прогалинах степью…
Ссора Тараса с Авдеем и Севой разрослась до того, что пыталась дотянуться и до меня. Тарас и Авдей друг с другом не разговаривают. Сева – соответственно, как Авдей. Игорь умело самоустранился от любых споров – он всегда держался как-то стороной от любой движухи: он вроде и с нами, и одновременно сам по себе. Вот и в этот раз ему удачно подвернулись очередные соревнования, и он, разведя руками, типа «извините, ребята, долг зовет», уехал куда-то под Сочи.
Тарас стал названивать и написывать мне: он звал гулять, приглашал потусить в загородном доме, покататься на квадроциклах и все такое.
Не могу сказать, что мы с ним большие друзья. Да и вообще он как человек не особо надежный. Помню, мы как-то посреди школьной раздевалки перед физрой затеяли играть в покер на мелочь – расселись на лавке: я лицом ко входу, Тарас – спиной. Я выигрывал. Гора мелочи передо мной постепенно росла. Неожиданно в дверях возникло какое-то движение. Заметив его краем глаза, я поднял голову. Там стояла учительница. Звонок прозвенел уже давно – поглощенные игрой мы его то ли не услышали, то ли не обратили внимания.
Учительница, ожидавшая чего угодно, но только не подпольного казино в мальчишеской раздевалке, сначала опешила от удивления. Секунд десять она хлопала ресницами. Потом удивление плавно перетекло в свирепую ярость: лицо побагровело, и она с бешеным видом двинулась на нас. Тарас, по всей видимости, почувствовал ее спиной. Он мгновенно вскочил со скамейки и оказался у дальней стены. Я с картами в руках и горой мелочи остался сидеть.
Учительница вцепилась мне в руку и с визгом «к директору! к директору!» потянула меня за футболку. Я не придумал ничего лучше, чем ответить:
– Дайте я хоть деньги заберу!
Тараса след простыл. Он будто растворился в воздухе – ни я, ни учительница не заметила, как он исчез, поэтому она потащила к директору меня одного. По дороге ее пыл угас. На лестнице из спортзала в основное здание, она остановилась с кем-то поболтать, потеряла бдительность, и я, незаметно выскользнув из ее слабого захвата, потихоньку свалил. Тарас как ни в чем не бывало курил в ближайшем дворе. Мы расположились там же в беседке, достали новую колоду карт и продолжили игру.
Идти тусоваться с Тарасом у меня большого желания не было. Авдей в свою очередь заманивал меня выпивкой:
– Давай по Ягичу в «Мидасе» пропустим.
На мой отказ он возмущался:
– Да че ты ломаешься, как целка?!
В любой другой раз я бы оказался на распутье, и кого-нибудь из них пришлось бы обидеть, но только не сейчас. Я им обоим сказал, что иду гулять с девушкой, а это железная отмазка. Вопросы отпали сами собой. Они уже слышали от меня о Саше, но только общее, типа одноклассница, блондинка, очень красивая – на этом все.
Я действительно провел с ней весь вчерашний день – большую часть времени на тех диванчиках в торговом центре. Мы задвинули их за высокое искусственное, маскирующееся под пальму, дерево. Там нас можно было увидеть только подойдя почти в плотную к нашему углу, куда мало кто заглядывал – единственный магазин в радиусе двадцати метров по продаже баллончиков с краской закрылся месяц назад. Остальные площади пустовали. Только один раз за день на наш диванчик позарились мужчина с женщиной. Они, видимо, хотели присесть отдохнуть – мужик все время ругался на женщину за то, что она непростительно долго выбирала себе платье – но увидев нас, они остановились как вкопанные. Мужчина пробормотал что-то типа: «Ой, здесь кто-то есть». Женщина возмущенно надула губы – было от чего… Мы лишь на мгновение оторвались от поцелуя, чтобы проводить их взглядами, и затем снова занялись друг другом.
На самом деле, на тех диванчиках, произошло кое-что такое, о чем даже в дневник не принято записывать и уж тем более рассказывать посторонним людям, но до сих пор я был максимально откровенным: я вспоминал нелепые и глупые случаи из прошлого, я обнажал свои чувства, я делился самыми сокровенными мыслями, которыми делятся разве что с врачами в психбольнице после шоковой терапии… Раз уж я решил писать обо всем, что со мной происходит, то утаить вчерашнее будет преступлением против искусства.
Мы с Сашей полусидели-полулежали на диванчике. Наши скомканные куртки валялись рядом. Сашина бордовая водолазка из H&M, которая ей очень шла, сильно выпирала на груди. Казалось, ткань вот-вот затрещит от напряжения. Саша придвинулась ближе ко мне. Долгий мокрый поцелуй. Сквозь толстую ткань водолазки и плотный лиф я ощутил ее грудь под ладонью. Я чувствовал, как быстро стучит ее сердце. Ее руки крепко обвили мою шею…
Здесь нас на мгновение отвлекли подошедшие к диванчикам мужчина с женщиной, но как только они ушли, невидимые сковывавшие нас цепи рухнули. Саша внезапно оказалась у меня на коленках, с горящим взглядом, с растрепанными волосами, с полураскрытыми влажными губами, с тяжелым горячим выдохом она впилась в мои губы. Мои руки поползли по ее спине к талии – и дальше вниз. Ее бедра обхватили меня плотнее. Она вся подалась вперед, повела тазом так, что в штанах стало невыносимо тесно… и тут случилось страшное.
Я кончил себе в трусы.
О, черт! Большего стыда я в жизни не испытывал!
Это произошло так внезапно, ч��о в первую секунду я ничего не понял – только в мозгу будто разом вспыхнуло миллионом искр, и где-то далеко на улице бахнуло фейерверком. От неожиданности я вздрогнул. Саша прикусила мою губу. Отстранившись, она спросила:
– Что такое?
– Ничего, – ответил я, чувствуя, как по трусам растекается мокрое пятно.
Рано или поздно оно должно перекинуться на джинсы. Надо было что-то предпринять. Потом пошел запах… Надо было СРОЧНО что-то предпринять!
«Будет подозрительно, если я уйду в туалет?» – мелькнуло у меня в голове.
Пятно стремительно расползалось, запах ускоренно распространялся – тянуть дольше было нельзя. Я бросился в туалет и там, запершись в кабинке, принялся усиленно оттирать сперму от трусов. Приходилось действовать быстро, потому что, задержись я надолго, Саша заподозрила бы неладное.
Секунды перетекали в минуты, минуты катились одна за другой, нарастающим комом, как несущаяся с вершины лавина, они набирали скорость, а вместе с ними нарастали подозрения. В лучшем случае Саша могла подумать, что я сру – это тоже плохо, но не настолько, как если она решит, будто я пошел в туалет «спустить пар». Черт! Я оказался в безвыходном положении. С какой-то обреченной печалью я смотрел в унитаз, думая, что неплохо бы утопиться в сливном бачке, но не находил в себе силы исполнить задуманное. В конце концов, оттерев свой стыд и прогнав его перед сушилкой, что потребовало акробатического мастерства, я вернулся к Саше. Она ничего не сказала. Боясь дальнейших расспросов, я утащил ее от диванчиков.
Дальше мы гуляли и целовались, потом снова гуляли и опять целовались, и так продолжалось до вечера, пока Саше не позвонила взволнованная мама с вопросом, где так долго пропадает ее дочь – Саша задержалась со мной дольше обычного. Нам пришлось разойтись по домам.
А сегодня я весь день делал уроки. После вчерашнего это очень тяжело. Невероятно сложно сосредоточиться на тестах о сталинской индустриализации или схемах социальной стратификации, когда в голове крутятся воспоминания о Сашиных губах… о ее запахе – он мерещится мне повсюду, о ее пальцах на моем затылке… Черт! Это невыносимо. Пора заканчивать и уже второй раз за сегодня идти в туалет «спускать пар».