5 февраля 2020. Среда

Сегодня утром, когда я сидел на первом уроке, из Центра занятости молодежи на вотсап пришло сообщение: могу ли я прийти пораньше. У них заболел курьер, и мне предлагалось заменить его на один день.

Мои размышления не заняли много времени – минут пять я тупил в экран телефона, пытаясь хоть что-нибудь сообразить спросонья: вчера поздно лег – долго и бесполезно переписывались с Сашей – потом я просто вбил в сообщение «да» и отправил, хотя вопрос предполагал развернутый ответ, но там меня поняли.

Наше вчерашнее общение с Сашей, на самом деле, тяжело назвать полноценной перепиской, если вообще обмен репликами типа «спишь», «нет», «а ты», «тоже нет» и односложные, не больше трех слов, предложения можно называть общением. Нет, мы еще не помирились, но, по крайней мере, уже не молчим – точнее в школе мы как раз молчим, а все общение только через вотсап, только молчаливые переглядывания и быстро бьющие по всплывающей клавиатуре пальцы…

К началу второго урока, когда хмурое от неприветливого утра солнце высунулось из-за нависших над городом туч, бурых, перемешанных с ночными выделениями заводов, до меня дошло, что придется прогулять два последних спаренных уроков обществознания, на которых мы, те кто сдает ЕГЭ, должны были разбирать пробные варианты. Сначала я подумал, что надо отказаться – с Сашей мы в ссоре, а, значит, на свидания тратиться не придется – потом я решил, что, если к выходным не помиримся, я просто пропью заработанные деньги с Авдеем. Да и путей для отступления все равно не было: я уже согласился сегодня поработать, и если отказаться, в следующий раз не предложат. Пришлось на перемене тайком пробираться в раздевалку, постоянно озираясь, чтобы не натолкнуться на учителей, потом, затаившись между курток, дожидаться начала урока, когда опустеют коридоры, и дальше бегом без оглядки удирать до поворота за угол школы, надеясь, что никто в кабинете обществознания не смотрел в окно.

К тому времени, как я, взвалив на спину рюкзак с посылками и сверяясь с данными навигатора в телефоне, шатался по городу в поисках ждущих свои заказы адресатов, погода переменилась и однозначно к лучшему. В сухом воздухе, особенно на окраинах города, где близость степей ощущается особенно сильно, уже давно витал запах весны. Теперь он разлился повсюду. Редкие дожди накануне оросили застывшее было месиво из комьев земли, грязи и мусора, оставшееся на обочинах дорог от последних сугробов.

Иногда, после того, как торжественно вручив очередную посылку кому-нибудь с пятого этажа старой хрущевки без лифта, я выходил на улицу в раздолбанный двор с разбитой дорогой, перекошенным заборчиком и скрюченной как после «мясорубки» детской площадки, я невольно заглядывался на весь родной, привычный с детства, пейзаж – есть в этой коричневой серости какая-то странная неправильная эстетика, глядя на которую хочется взять в руки масляную краску, водрузить рядом мольберт, обязательно натянув шапочку с шарфом, и запечатлеть в вечности этот исконно русский пейзаж, которому позавидовали бы Левитан, Шишкин, Поленов и, может быть, даже инстаграм-фотограф Дмитрий Марков…

Наверное, даже хорошо, что я прогулял последние уроки и всю вторую половину дня пробегал по городу. В ушах у меня играла музыка, спину стягивал тяжелый рюкзак, а усталость очистила голову от мыслей, которые в последнее время стаей саранчи кружатся вокруг и, такое ощущение, будто сжирают меня изнутри.

Вот, например, всю первую половину дня я загонялся о том, что делать с Сашей, почему она так ведет себя, или может что-то не так со мной? Может, я какой-нибудь ущербный – нихрена не понимаю, как правильно, а как нет? Но откуда мне знать – я всего один раз встречался с девушкой, и то слово «встречался» тут лучше взять в кавычки, потому что разве могут четырнадцатилетние подростки – практически дети – встреться? С другой стороны, это было всего три года назад, и так ли я повзрослел с тех пор? Надеюсь, что да…

Ее звали Даша Фролова. Как с ней познакомился я не помню – деталей не помню. Просто бродили с Костей по району, от безделья приставали ко всем подряд и, видимо, наткнулись на нее. Оказалось, что ее дом – соседний с тем, в котором жили мои дедушка с бабушкой. Она сразу понравилась мне. И Косте. Сейчас я бы сказал, что в ней было что-то от нимфетки, но тогда я еще не знал таких слов и смотрел только на ее выдающуюся для четырнадцати лет грудь.

Стояло знойное роковое для меня лето. Втроем мы бродили по берегу озера, ездили на Костином мопеде купаться на речку к укромным прикрытым тенью леса берегам, о которых никто, кроме нас троих, больше не знал. Она была на год старше, и, наверное, по возрасту больше подходила Косте, но почему-то сперва она выбрала меня.

Помню, еще до знакомства с Дашей мы с Костей постоянно хватались друг другу своими вымышленными толпами бывших девушек. Конечно, мы все врали. У нас – четырнадцатилетних оборванцев – куча девушек! Это смешно. Но тогда мы верили друг другу. И, я помню, спрашивал его:

– Сколько раз ты занимался этим?

– Три раза, – невозмутимо отвечал он. – Два раза с гандоном. Один раз без. Но без гандона лучше не пробуй. Натирает сильно.

И в свою очередь спрашивал меня:

– А ты?

– О, я только два раза и оба с презиком, – говорил я, потому что не знал, как не знаю и сейчас, правда без него натирает или нет.

А потом он признался, что Даша – первая, с кем он вообще целовался. Она и у меня была первой, потому что предыдущие робкие попытки, в губы, но не в засос, были скорее подражанием взрослым из фильмов, чем настоящими поцелуями.

– На самом деле, я тоже еще не трахался, – сказал я Косте после его признания. – Но целовался много с кем, – добавил я, хотя это было неправдой.

Первый поцелуй случился – именно случился – внезапно. Мы дурачились на берегу озера: плескались, гонялись друг за другом, загорали на солнце, томились под его палящими лучами, будто пытались поймать солнечный удар и, наверное, все же поймали… Мы вели себя нелепо – помню, я все время искал повода прикоснуться к ней: щекотал, или помогал вылезти на берег из речки, или приобнимал, когда делал вид, типа учу рулить на мопеде.

Это случилось, когда мы сидели на лавочке возле ее дома. Костя куда-то уехал, и мы остались вдвоем. У нее развязались шнурки: я потянулся, чтобы завязать их, приобнял ее, вроде как случайно, а она вдруг повернула ко мне голову и совершенно неожиданно поцеловала.

Какое-то время мы не отлипали друг от друга. Сначала прятались по темным углам и целовались. Потом никого уже не стеснялись. У меня даже губы иногда болели. А потом то же самое она провернула с Костей, и начался какой-то непонятный любовный треугольник, продолжавшийся до тех пор, пока в конце того лета меня не упрятали под «домашний арест»…

Кстати, недавно я видел Дашу на улице, издалека, через дорогу, возле ее школы. Натянув бесформенный пуховик, она пытался спрятать выпирающий живот, но все равно заметно, что она беременна.