18 марта 2020. Среда

Предыдущие два дня до жути хотелось открыть белый лист Ворда и излиться на него своими мыслями, потому что некоторые из них терроризируют меня, как Сарумановские орки зеленые просторы Рохана, но жуткая загруженность в школе – как-никак идет последняя неделя четверти – и эта внезапно охватившая всю школу коронавирусная паника не дали сесть за мою писанину.

Учителя в школе бегают как безумные. Кто-то кричит, что пора распускать учеников, кто-то возражает, типа мы не успеем подготовиться к экзаменам и не сдадим ЕГЭ. Мы, конечно, голосуем за карантин, но наше мнение никого не интересует. Это довольно обидно – в Москве, например, и в разных других регионах всех отправили по домам, а мы чем хуже? В знак протеста на выходе из школы кто-то прилепил картинку, сверху которой жирным красным шрифтом написано «КАРАНТИН?», потом ладонь в перечеркнутом красном круге, ниже «нет, спасибо я умру в» и фотография нашей школы.

Чтобы мы не мешались под ногами, нас заваливают всякими проверочными работами. Сегодня после трех контрольных подряд, Арину ударил припадок. Как только раздали листы с тестами, и по классу пронесся возглас «опять?!» она, не выдержав, завизжала: «Я больше не могу!» И убежала рыдать в туалет. Я и сам нихрена не понимал из написанного на листочках, хотя это была всего лишь литература, а не какая-нибудь химико-физическая белиберда, типа той, что нам втюхивали в понедельник: они хотели, чтобы каждый из нас решил не меньше десяти задач по термохимии – я просто охренел от этого, выпал в осадок, и в течение двух спаренных уроков прятался под партой от обезумевшего мира. Только Миша смог что-то решить. Остальные униженно и оскорбленно потерпели фиаско. В конце урока физик стал собирать работы и удивленно воскликнул:

– Ой! Так это же университетский курс.

Он тут же ретировался, потому что под взглядами той половины класса, которая не издохла под тяжестью нерешенных задач, он едва не воспламенился. После трех дней, когда из нас пытались выдавить все полученные знания за последние семнадцать лет (точнее после случая с Ариной) учителя, наконец, поняли, что перегнули палку, и слегка ослабили вожжи – даже ничего не задали на завтра. Только поэтому я нашел в себе силы взяться за перо, то есть сесть за пишущую машинку, в смысле надиктовать Ворду текст … Последнее, конечно, неправда. Ворд пока не распознает русскую речь, а на английском я, к сожалению, не говорю. Да и чего уж греха таить: Ворд у меня пиратский.

Общение на переменах свелось к минимуму: мы едва успеваем обменяться парой фраз, когда уже звенит звонок и очередная контрольная гонит нас за парты. Единственно Миша утром в понедельник подошел и принялся извиняться за то, что наговорил в субботу.

– Да ладно тебе! С кем не бывает, – отвечал я.

Он продолжал просить прощения, говорил, что больше никогда не притронется к спиртному. Я кивал, успокаивал и заверял: все в порядке. В сущности, он ничего плохого и не сказал. Подумаешь, слегка спалился, что без ума от Саши. По пьяне и не такое можно выдать – уж я-то знаю…

– Вздор! – закричал я. – Все вздор!

Мы немного повеселились и отправились на уроки.

Хуже обстоит дело с Сашей. Мне действительно не мешало бы с ней поговорить. Но только что сказать? И как? Я до сих пор не понимаю «статус наших отношений». Она большую часть времени тусуется либо с Олей, либо с Мишей. Мы нечасто переписываемся в Вотсапе, и как-то невпопад. Она присылает мне какую-нибудь смешную картинку – я комментирую, и наше общение прерывается до следующей картинки. Потом все повторяется.

Наверное, лучше всего было бы дождаться Сашу после уроков. Например, сегодня. Она долго крутилась в раздевалке, и мне вспомнилось, как два месяца назад она вот так же задержалась, а я дождался ее и проводил до остановки. Тогда все только начиналось… Короче, я не смог сегодня сказать ей все, что должен. Я трус – я зассал. Быстро выскочил на улицу и, не оборачиваясь, скорым шагом направился к «пьяному углу».

Зато я случайно нагнал Аню. Она ждала зеленого светофора на пешеходном переходе напротив цветочного магазина. Я остановился рядом. Она улыбнулась и вытащила наушники. На перекрестке мне нужно было повернуть направо, ей идти дальше прямо. Я не повернул.

– Что ты слушаешь? – спросил я, когда светофор разрешил нам двинуться через дорогу.

– Сейчас или вообще?

– Сейчас и вообще.

– Сейчас – Queen, а вообще я люблю разную музыку: Rolling Stones, Led Zeppelin, могу иногда и Боба Дилана послушать. А ты?

Я понял, что допустил ошибку, когда завел разговор о музыке. Черт меня дернул спрашивать о вещах, в которых ни хрена не смыслю. У меня нет ни слуха, ни вкуса. Я слушал все подряд от исполнителей советской рок-музыки, типа Аквариума, до современных Гречки, Пошлой Молли и Алены Швец. Но не мог же я в этом признаться. Она сочтет меня дегенератом с размытым музыкальным вкусом (коим я, видимо, и являюсь).

– Ну я всякое слушаю… То одно, то другое… – протянул я.

Мы подошли к остановке с зеленным козырьком. Аня села на деревянные сидения.

– А все-таки? Какая музыка тебе нравится?

«Так, Кирилл, – пронеслось у меня в голове, – скажи ей что-нибудь умное. Ты не должен показать себя идиотом». Я решил выпендриться.

– В последнее время я подсел на классику.

Наверное, с минуту мы молчали. Тишина – эта поганая сволочь – аж звенела у меня в ушах… Какую же тупую чушь я сморозил!

На самом деле, никакой тишины не было: мимо проносились машины, гремели двигатели подъехавшего автобуса, мерзко пищал светофор, кто-то ругался матом на заднем плане, но в моей памяти этот эпизод сохранился именно так – будто нас вырвали из реальности, поместили в абсолютно безвоздушное пространство, и вакуум сожрал все звуки.

После долгой, как бесконечная бесконечность, паузы Аня сказала:

– Серьезно?

Сказала с таким удивлением, с ударением на втором слоге, что я чуть не подавился своим маленьким враньем. Но отступать было поздно. Как можно беспечней я ответил:

– Ага.

– И каких композиторов ты слушаешь?

Я почувствовал себя бедным зайцем, которого гончие собаки загоняют на королевской охоте.

– В основном, иностранных…– проблеял я, уже не надеясь на спасение.

– Ну кого именно?!

«Давай, Кирилл, не тупи! Вспомни хоть кого-нибудь! Кто там был из известных? Моцарт… Точно – Моцарт! Нет… Моцарт – банально. Все знают Моцарта. Она по любому спалит, что я балабол. Нужен кто-то другой… Кто?.. Паганини! Стоп. А он писал музыку или делал скрипки? Черт. Не знаю. Лучше не рисковать. Бетховен? Как собака из старого фильма. Точно – Бетховен!»

– Да вот недавно на Бетховена подсел, – сказал я.

«Сейчас спросит про какую-нибудь дурацкую сонату или симфонию. Или что он там сочинял? Хоть бы она ничего не знала!»

– Круто! – воскликнула Аня.

Я облегченно выдохнул. Спасен!

Аня отправилась домой. Я, довольный произведенным эффектом, поплелся к своей остановке. В тайне я мечтал, что она примет меня за умного человек, бросит своего парня-идиота, и… Дальше мысли обрывались.

Я так и не поговорил с Сашей. Может, если я такое ссыкло, что не могу найти в себе силы поговорить лично, стоит ей написать? Или это гнусно с моей стороны? Не знаю… Не знаю… Но до начала каникул я точно должен во всем сознаться.