February 13, 2020

13 февраля 2020. Четверг

Похоже пора завязывать с подработками после уроков. Уже три недели я после школы отправляюсь в район Старого города, где среди прочих неудачников пытаюсь выбить себе какую-нибудь работу, чтобы вырученные деньги потратить затем на свидании с Сашей. Правда справедливости ради надо отметить, что работаю я не каждый день – всего трижды в неделю, но почти каждый раз, как назло, работа совпадает с доп. уроками по обществознанию или истории.

После понедельничной взбучки, когда мне прилюдно, на глазах у всего класса, устроили показательную казнь с расчлененкой и унижением, прогуливая сегодня очередной урок, я чувствовал себя виноватым, как в детстве, когда мама подарила мне пневматическую винтовку, а я променял ее на коробку с фишками, которые затем все проиграл.

Не знаю, что конкретно зародило идею бросить работу, где и когда залегло зерно этой мысли – может, в мои сны прокрался Ди Каприо и оставил там крутящийся волчок с намеком на иллюзорность мира, типа все окружающее меня – выдумка, плод нездоровой фантазии какого-нибудь писателя-маньяка… Или я просто задолбался сегодня красить сраный забор сауны напротив Церкви Покрова Пресвятой Богородицы.

Я немного офигел, когда пришел в Центр занятости молодежи, и мне заявили:

– Обычной работы нет, но можно покрасить забор.

Я как-то растерялся от неожиданности: готовился как всегда несколько часов простоять где-нибудь на перекрестке главных городских дорог, раздавая листовки и слушая музыку в наушниках, или курьером отправиться блуждать по городу в поисках нужного адреса. Ни для того, ни для другого сверхчеловеческих усилий (плясать на канате над пропастью или типа того) не требуется, чего не скажешь о покраске забора…

Мне дали рабочую одежду – старый затрепанный комбинезон. Я переоделся в загаженном от пола до потолка туалете, посмотрелся в зеркало – типичный деревенщина, этакий «Билли с холма» – и только тут задумался: «Почему я вообще на это согласился?»

Действительно – почему и зачем?! Я задавался этим вопросом до конца дня. Солнце распалялось по-весеннему жарко. Со лба градом катились горячие крупные капли пота. От меня несло бомжатиной – неизвестно кто еще надевал этот комбинезон. Руки по локоть пропитались краской. От ее запаха нудным звоном в ушах болела голова. Длинный забор уходил за горизонт, так что закончил я не скоро. И в течение всего времени, пока я как попало размашистыми мазками бросал краску на холодное железо, воображая себя Джексоном Поллоком, и, подобно Раушенбергу, стирал чужие произведения искусства, в основном представлявшие собой слово «хуй» разными шрифтами и цветами, я ежесекундно проклинал ту минуту, когда мне не хватило решимости сказать «идите в жопу».

У судьбы (или что там движет нашими жизнями) определенно есть извращенное, полное сарказма, чувство юмора: именно в этой сауне, за этим самым проржавевшим от зимней сырости забором, два месяца назад мы с Авдеем праздновали наши дни рождения.

Еще сильнее я распалялся, когда вспоминал, что мои одноклассники сидят сейчас в школе на доп. уроках и, наверное, жалуются друг другу, как они устали, и что у них больше нет сил учить всю эту муть из учебников, а меня на следующем обществознании снова выпотрошат наизнанку и на потеху публики скормят мне мои же внутренности.

Тем не менее я не мог не восхищаться, как круто это получается у Натальи Алексеевны – разложить какого-нибудь нерадивого ученика на атомы. Я ведь не единственный, к кому она придирается. Просто нет смысла распыляться про других, ведь этот дневник обо мне. Да и потом – я много чего не пишу сюда. Я пытаюсь заносить в заметки на смартфон разные ситуации, которые случаются в течение дня, но потом, под вечер, когда натужно пытаюсь переложить свои наблюдения на бумагу, не всегда получается читабельно.

Наш с Натальей Алексеевной понедельничный диалог я попытался передать максимально правдоподобно. Я им восхищен – как он изящно логически выстроен! Как будто она заранее прописала сценарий того, как подвести меня к конечному выводу. Нет, ну серьезно! Если бы в самом начале она просто сказала: «Кирилл, ты деградируешь». Я бы, наверное, обиделся или не поверил. Может, поэтому мне теперь стыдно прогуливать ее уроки?

Единственная причина, которая меня хоть как-то поддерживала, чтобы не бросить банку с краской и брутально не уйти в закат, состоит в завтрашнем дне. Четырнадцатое февраля! Значит, мне нужны будут деньги на подарок для Саши. Я, конечно, с сомнением отношусь к этому празднику, особенно учитывая его языческую подоплеку с оргиями и бичеваниями, но, подозреваю, Саша воспринимает его иначе, так что от цветов мне не отвертеться. Поэтому я только крепче стискивал зубы и продолжал махать кисточкой перед забором.

Мое терпение и решимость во что бы то ни стало закончить с покраской и забрать свои честно заработанные бумажки с рисунками российских городов едва не разбило в дребезги внезапное появление Эдика. Вот уж кого я хотел видеть меньше всего! Я как представил, что завтра по всей школе разлетится слух о разнорабочем Кирилле Чаадаеве, который вместо школы в засранном с ног до головы комбинезоне, заляпанный краской, вонючий, как после месяца скитаний по помойкам, красит заборы напротив церквей, мне стало плохо, под коленками затряслись поджилочки.

– О, привет! – воскликнул Эдик. – Ты что тут делаешь?

Я невозмутимо повернулся к нему.

– Как что? Крашу.

– Ого.

Он замолчал, переводя взгляд с меня на забор, на кисточку в моих руках, на банку с краской и обратно на меня.

– Зачем? – спросил он.

– То есть как это зачем? Забор не может стоять непокрашенным. Посмотри напротив чего он стоит.

– Церковь…

– Вот именно! А за ним знаешь что?

Эдик посмотрел на вывеску над забором.

– Сауна… – медленно произнес он.

– Вот-вот. Я тут замазываю грехи, творящиеся напротив дома божьего. Ты веришь в бога?

– Ну… вроде как верю…

Он хлопал удивленными глазами, ничего не понимая, а я продолжал наваливать всякой абсурдной херни, чтобы окончательно сбить его с толку.

– А я вот не верю, но грехи ведь от этого никуда не деваются.

Он помотал головой, как бык, отгоняющий назойливых мух.

– Ладно. Не парься. Я волонтер. В свободное время благоустраиваю город. Согласись, у нас в городе не так уж много красивых мест, а здесь вроде как одно из них, и этот ржавый забор все портит.

– Ну… Да… Наверное…

– Кстати, не хочешь тоже попробовать? Знаешь, как поднимает уверенность в себе. Потом всю неделю чувствуешь себя нужным для общества человеком.

– Не знаю… Нет… Наверное…

– Попробуй-попробуй! Это сразу плюс один к карме и плюс два к везению. Знаешь, как в четвертом фоллауте, удача будет так и лезть из тебя. Будет легче списывать на уроках, оценки сразу попрут хорошие и все такое. Давай! Попробуй!

Я впихнул кисточку ему в руку, и он неуверенно несколько раз мазнул ею по забору.

– Ну! Что я говорил? Чувствуешь? Как будто тебя начинает наполнять какая-то незримая сила…

– Да… Есть что-то такое…– пробормотал Эдик, все сильнее размахивая кисточкой.

– Ну ладно-ладно! Хватит! Отдавай обратно.

Эдик нехотя вернул кисточку, и только потому что я вырвал ее силой. Я подумал: мой начальник может случайно выглянуть в окно, и, увидев, как забор красит другой человек, выскочит на улицу с криками, типа «бездельник! не заплачу тебе ни копейки!»

Мы распрощались, и Эдик ушел дальше по своим делам, а я продолжил красить. У меня было ощущение, будто мы с Эдиком теперь как бы повязаны одним делом, и он вряд ли станет рассказывать об этой ситуации направо и налево. А если и решится, ему все равно никто не поверит – уж очень она выглядит абсурдной.

После того, как я закончил с забором, переоделся обратно в брюки и рубашку и пошел домой, меня совсем накрыло печалью. В автобусе от меня шарахались – видимо запах привокзальных бомжей прилип к коже, а я так привык, что даже не чувствовал. Руки от усталости отказывали поднимать портфель. Голова раскалывалась, как ореховая скорлупа в тисках, которые затягивались все сильнее и сильнее, и голова должна вот-вот лопнуть, вывалив миру свое скромное содержимое…

И вдруг я осознал одну очень простую, но, как мне кажется, невероятно важную вещь. Она настолько очевидна и банальна, что я ее раньше просто в упор не замечал. Сегодняшний день – это мой Рубикон. Если бы Цезарь не повернул обратно, Рим не скатился бы в империю. Если обратно не поверну я…

У меня правда стало много двоек за последнее время. Пусть они ничего не значат, но Наталья Алексеевна права – я иду не в том направлении, я спускаюсь по ведущей вверх лестнице. Видимо в ближайшее время придется смириться с легким ощущением голода от необходимости экономить и вечно пустым карманом, потому что, если сейчас я не поверну обратно, он останется пустым навсегда, а я до самой смерти влезу в этот рваный грязный вонючий комбинезон.