4 января 2020. Суббота

Пару часов назад вернулся со свидания… Вроде не облажался – это единственное, что могу сказать вразумительного. На остальное слов не хватает. Язык будто свернулся в трубочку. Слова вылетели из головы. Черт! Это было круто – как погружение под воду, на глубину Марианской впадины без акваланга, без водолазного костюма – нырок с головой, безвозвратно и потерянно.

Очень странное чувство… Очень странное… Будто чертовы купидоны с толстыми детскими ляжками и белыми хрупкими крылышками подхватили меня под руки и, надрываясь, несут по воздуху, а мои подкошенные онемевшие ноги волочатся по земле. Ох…

Непередаваемое ощущение невероятной легкости бытия, удушающей, заполняющей всю грудь, надежды на что-то новое, сам не знаю на что, и неимоверной силы, распирающей изнутри,– кажется, будь передо мной Красное море, а за спиной толпа голодных, истерзанных евреев, я бы провел их прямиком по воде…

Фух… Кажется, теперь можно отдышаться… и написать обо всем по порядку.

Я ничего не взял с собой: ни цветов, ни дурацких сувениров – мне все же показалось это лишним. Мы договорились встретиться у ДК «Химиков». Саша пришла на пять минут позже уговоренного. Я ходил взад-вперед перед входом. Отражение в стеклянных дверях повторяло мои передвижения. Щеки слегка покусывало морозом. Появление Саши я ждал с нетерпением и ужасом, готовый в любую минуту, поджав хвост, умотать за горизонт – только пятки бы сверкали. Угол здания коварно подманивал спрятаться за ним, но из последних сил я держал себя в руках.

Я заметил Сашу. Она вывернула от автобусной остановки и плавно, грациозная, как лебедь на пруду, поплыла вдоль запорошенного снегом ряда кустов у края дороги. Она оторвала взгляд от телефона, подняла голову и, увидев меня, весело замахала руками в белых перчатках. Отступать было некуда. Я помахал в ответ.

По парку мы дошли до набережной. Кубань накрепко замерзла, но кое-где проступали трещины – видимо от движения льда. Мы двинулись вверх по течению к ведущему на фабричный район мосту. Саша болтала без умолку. Я не запомнил о чем. Честно говоря, сейчас у меня такое ощущение, будто я по-настоящему не слушал ее. Меня будто запихнули под толстый лед, и с поверхности, где осталась Саша, до меня бессвязно доносился ее голос, а я слушал его, словно колыбельную – она убаюкивала, и я не мог оторваться от ее лица, от волос, от блеска глаз, и было достаточно только кивать и смотреть на нее, и слушать ее голос, изредка прорывающийся смех – тогда смеялся и я, беспричинно, беспечно – как на американских горках меня бросало то вверх, то вниз, то в жар, то в холод, и мне хотелось, чтобы набережная не заканчивалась – вечно идти по ней и таять в теплом томительном блаженстве…

Река под мостом изогнулась, и побежала дальше, а мы свернули на Линейную, потом на Менделеева и по Бульвару Мира вышли к замерзшему фонтану между моей старой школой и кинотеатром «Мир». От долгой прогулки мы замерзли – я понял это, когда Саша несколько раз поежилась, мило сморщив носик. Мне захотелось обнять ее, как-то согреть, предложить ей куртку, в конце концов, но я ничего этого не сделал. Язык будто окаменел, руки задеревенели, а мозг банально затупил – там заведенная обезьянка стучала в тарелки.

– Пойдем в кинотеатр? Посмотрим, что там сейчас показывают, – предложила Саша.

– Отличная идея! – ответил я, а в уме стал прикидывать, сколько у меня с собой денег.

На один билет точно было. На два – может хватить. А вот попкорн, или кола, или что-то типа того – точно нет. И еще меня мучил вопрос: как мы будем платить – то есть я не против купить нам обоим билеты, но не обидится ли Саша? Может, она за феминизм и все такое, и я обижу ее, если предложу заплатить за нее. Или, наоборот, я не предложу, и она решит, что я мудак, если ей чужды феминистский идеи…

Но все обошлось: в расписании ближайший фильм стоял только через полтора часа. Саша притворно надула пухлые губки – делала вид, что расстроилась. Мы прошлись вдоль афиш, какое-то время рассматривали буклетики с рекламой предстоящих премьер и фильмов, которые уже шли в прокате.

– Ой, смотри «Холодное сердце 2». Мне все говорят, что я похожа на Эльзу.

Она взяла буклетик с рекламой мультфильма и поднесла к лицу. Сходство действительно поражало.

– Да, – сказал я. – Ты такая же… красивая…

– Ой, ты меня смущаешь, – отмахнулась Саша.

Отогревшись, мы снова выбрались на улицу. Темнело быстро – у нас на глазах. Сумерки стремительно набирали силу. Мы в нерешительности стояли у витрин: Саша вполоборота ко мне, я – в шаге от нее. Держась за перила, она комментировала надписи на постерах. Мне захотелось положить ладонь сверху на ее руку. Я тоже облокотился на перила – мы оказались совсем рядом друг с другом. Она улыбнулась. Какое-то время мы молчали. Оно – время – казалось, свернулось змеей, уцепилось зубами за свой хвост, закольцевалось на одном миге, в котором я уставился на Сашу и не могу отвести взгляда, а она молча внимательно чего-то ждет.

– Уже темно, – нарушила молчание Саша.

– Да, зимой быстро темнеет, – сказал я.

Она провела рукой по перилам, сметая на пол собравшуюся за день мелкую изморозь. Ее рука остановилась в миллиметре от моих пальцев, затем поползла обратно.

– А в Африке и летом рано темнеет, – сказал я.

– Правда?

– Да.

Мы смотрели на длинный оставленный ее перчатками след в тонком слое снега на перилах.

– Потому что там ближе к экватору, – сказал я.

– У них там тепло и снега не бывает.

– Это точно.

Вдоль всего бульвара зажглись пузатые фонари на тонких жестяных ножках. Сугробы заискрились, отражая желтые лучи света. Над киноафишами замигали новогодние гирлянды. Саша подняла голову и заглянула мне в лицо.

– Ну мне, наверное, пора, – робко сказала она.

– Уже?

Она пожала плечами. Я почувствовал, что с заходом солнца стало значительно холоднее.

– Я обещала родителям не задерживаться.

– А-а-а, – протянул я, не зная, что ответить.

Потом я проводил ее до остановки. Мы тепло попрощались – перед тем, как запрыгнуть в автобус, она обняла меня – я неуклюже погладил ее по плечу – и она скрылась за хлопнувшими дверями. Уже из автобуса она написала в Вотсап: «Спасибо за приятный вечер». И через минуту добавила: «Классно погуляли».

Я ответил, что мне тоже понравилось. А сейчас, остудив себя этим текстом, я вдруг задумался. Что она имела ввиду? И что делать дальше?