Белоруссия. Июль – август 2023 года. День 1: Минск. Часть 2
Продолжаем знакомство с Минском. От бывшей электростанции двинемся на северо-запад в сторону Троицкого предместья. В парке имени Янки Купалы нас встречает Янка Купала. Это в домике I съезда РСДРП он жил пару лет, но с 1927 года до начала войны он обосновался в квартале, который был на месте данного парка. Квартал вместе с домом Купалы не пережил войну, как и многие ценные для литературоведов вещи и документы культового поэта. Зато теперь тут есть литературный музей его имени – единственное специально построенное в парке здание.
Сорока – «сарока». Иволга – «авяльга». Зарянка – «малінаўка», что логично, малиновкой зарянку в старину называли и в русском языке. Да и сейчас тоже: помните известное «Малиновки заслыша голосок...»? И тут скворец такой – шпак!
Шпаком скворца зовут не только белорусы, но и украинцы, поляки, чехи. Это заимствование из немецкого языка, где «Spatz» – это воробей.
В начале прогулки, когда мы заглянули в белорусский словарик, упоминалась газета «Наша нива», много сделавшая для развития белорусского национального сознания и культуры в начале XX века. Одними из ключевых сотрудников газеты были братья Иван и Антон Луцкевичи. Можно сказать, что они были и отцами белорусской государственности, ибо активно поддерживали создание Белорусской народной республики в годы Гражданской войны, а Антон вообще был премьер-министром БНР.
Как свидетельствует камень, здесь стояли дома семьи Луцкевичей, где они жили в конце XIX – начале XX века. Недвижимая собственность в Минске досталась им от матери Софьи, которая происходила из скромной, но всё же несколько более богатой семьи, чем отец Ян Болеслав Луцкевич, ветеран Крымской войны, не имевший никакой недвижимости.
Камень поставили в Купаловском парке рядом с музеем Янки Купалы в 2018 году, ориентируясь на представления о старой планировке местности. А в следующем году здесь делали реконструкцию парка и прокладывали водопровод для фонтана. В итоге отрыли фундаменты нескольких домов, которые, по мнению специалистов, и являлись домами Луцкевичей, но это было немного не на месте установки камня. Сейчас мы стоим на новом месте, куда камень перенесли после этого открытия. Фундаменты сохранили и зарыли обратно, к радости историков, и, может быть, когда-нибудь потом здесь проведут полноценные раскопки и исследования.
Тем временем мы уже в другом парке, который рядом, сразу через Свислочь. Как видите, окрестности Свислочи в центре Минска весьма «зелёные», что не может не радовать. Этот парк назван именем Марата Казея, есть и памятник ему.
13-летний Марат в 1942 году жил в оккупированном Минске и после смерти матери, которую гитлеровцы повесили за помощь партизанам, вместе с сестрой Ариадной сам ушёл в партизаны. Боец из него получился отличный, он добывал документы противника, а однажды спас почти окружённый партизанский отряд благодаря тому, что добрался до другого отряда и позвал на помощь. В мае 1944 года его вместе с другим партизаном Михаилом Лариным враги обнаружили в одной деревне под Минском. Ларина убили почти сразу в перестрелке, а Марат отбивался до последнего патрона, после чего подорвал себя гранатой. Посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.
Данный парк до переименования в парк Марата Казея назывался Пионерским. Функции пионерского он выполнял и позже: нетрудно догадаться, что рядом с памятником принимали в пионеры, проводили линейки и подобное.
О Марате Казее мы сегодня неожиданно вспомним ещё раз.
Здание Большого театра Белоруссии или, если полностью, Национального академического Большого театра оперы и балета. Построено в 1933–1939 годах в стиле конструктивизма, и это заметно. Особенно заметнее, если мы попробуем взглянуть на здание сверху, чего я сам сделать не могу, но так уж и быть, воспользуюсь помощью интернета:
Здание театра формируют геометрически выверенные фигуры, и даже декоративные элементы вроде колонн словно вычерчены под линейку. Эту особенность конструктивизма слегка нарушили в послевоенное время, когда театр ремонтировали и налепили сверху абсолютно бесполезную куполообразную крышу. Вот фото 1986 года, где виден остроконечный купол и наклонный свод между уровнями, которые убивают изначальный архитектурный замысел:
Ну и в целом, как видно, здание потеряло к тому времени свою белизну и торжественный вид. В 2000-е годы театр стали реконструировать по-новому, в том числе хорошо оформив территорию вокруг него и сделав, как говорят, конфетку внутри. Большую роль в этой истории сыграл Лукашенко, говоря, что «надо создавать символы суверенитета и независимости, те объекты, которыми мы будем гордиться». Позавидуем минчанам, что у них есть такой красивый Большой театр, ничуть не хуже, чем в Москве.
Рядом со служебным входом в Большой театр отдыхают балерины. Не будем им мешать.
Обратили внимание на старой фотографии на памятник перед театром? Это он же. Памятник поэту Максиму Богдановичу первоначально поставили на дорожке к входу в Большой театр в 1981 году, а в 2008 году, в связи с реконструкцией территории, убрали на реставрацию. На месте памятника сделали фонтан. Некоторые оппозиционные публицисты по этому поводу дико возбудились, потому что решили, что памятник снёс «беларусафобскі рэжым Лукашэнкі».
С чего белорусской власти бороться с памятью о Богдановиче, большая загадка, оппозиционерам виднее. Канонизированный в советское время Богданович стал одним из ключевых классиков в пантеоне белорусской литературы, и никто сегодня этот статус не пересматривает. Наверное, с точки зрения оппонентов Лукашенко, недостаточно просто не пересматривать, а нужно... Да кто их разберёт, что им нужно?
Не успело пройти и нескольких месяцев, памятник вернули на улицу, но немного перенесли. Теперь Богданович стоит на другой аллее и смотрит в сторону, где раньше стоял его дом. Давайте посмотрим, где это.
Вот и место дома Богдановича. Давайте опишу подробно предысторию.
Мы перешли дорогу у памятника Богдановичу и зашли во двор жилого квартала, образованный с одной стороны сталинской застройкой, а с другой – высоким современным жилым комплексом, который прозвали «домом Чижа» по имени бизнесмена Юрия Чижа, чья фирма и отгрохала 10–15 лет назад ЖК. Когда-то давно здесь была историческая застройка Троицкого предместья – старого минского района, где люди жили ещё в XII веке. Вообще к территории предместья относился и большой квадрат территории, где теперь стоит Большой театр – там был один из крупнейших в городе Троицкий базар.
В XX веке местность изменилась до неузнаваемости. Дом, который стоял на этом месте, однако, оставался и после довоенной перепланировки и строительства домов вдоль улицы. Просто здание укрылось в тихом дворике. Здесь в 1891 году и родился Максим Богданович. Дом сильно пострадал во время войны, его снесли. Во второй половине XX века тут обосновался пункт приёма стеклотары, хех.
Есть лишь некоторые представления о том, как выглядело историческое здание, вот иллюстрация (это не фото, а рисунок):
Фирма Чижа во время строительства ЖК обещала подумать о восстановлении дома Богдановича, места в дворике хватило бы. Например, никто не стал сносить стоящий рядом и довольно близкий по размерам дом, где в детстве жил Жорес Алфёров – его привели в порядок, там теперь хороший, судя по отзывам, хостел. А на Богдановича энтузиазма не хватило, ибо где подземную парковку держать? Серьёзно, мемориал с другой стороны представляет собой запасной вход в подземную парковку!
Прокрутите текст чуть выше, чтобы внимательно разглядеть мемориал. В целом, при всей спорности его предыстории, он выглядит интересно. Всё-таки лучше так, чем никак. Слева – констатация факта, что здесь стоял дом, где родился Богданович. Справа – цитата из апокрифического рассказа Богдановича «Притча о васильках», по сюжету которого Христос странствовал по Белоруссии и заметил, что простой народ с любовью относится к василькам. Василёк был культовым цветком в Белоруссии в прошлом, остаётся таковым и сегодня.
И вот, Христос обратил внимание апостолов, что крестьяне, выращивающие хлеб, не хотят вырывать с корнем васильки. Мол, это не дурная трава, они радуют сердце красотой, пусть в сравнении с колосьями они кажутся бесполезными:
Я же говорю вам: хорошо быть колосом; но счастлив тот, кому дано быть васильком. Ведь зачем колосья, если нет васильков?
Цитата дана на белорусском, английском (понятно, для универсальных туристов), русском, украинском (что как-то оправдано увлечением Богдановича украинской письменностью, был и такой факт в его биографии) языках и – без какой-то понятной мне причины – на польском.
Через пешеходный мостик можно пройти на небольшой искусственно созданный в 1980-е годы остров. Его называют Островом мужества и скорби или Островом слёз. И сам остров, и расположенный на нём мемориальный комплекс, посвящённый Афганской войне, начали создавать, когда война ещё шла, а закончили в 1996 году. Сюжет Афганской войны не один раз всплывёт во время поездки по Белоруссии – память об этой трагической странице истории белорусы тщательно оберегают.
Валун с бронзовым изображением Божией Матери был первым объектом на острове, его поставили в качестве закладного камня в 1988 году. На нём надпись на белорусском языке: «Сыновьям, погибшим в Афганистане, возведён этот храм-памятник по наставлению белорусских матерей, которые не желают, чтобы зло властвовало ни на своей, ни на чужой земле».
Честно, мурашки по коже идут. Военные мемориалы в Белоруссии берут за живое.
Главная постройка острова – высокая часовня оригинальной формы. На её фасаде изображены фигуры скорбящих матерей, как бы охраняющих входы в часовню со всех четырёх сторон.
При описании острова многие пишут, что архитекторы часовни вдохновлялись «храмом Ефросиньи Полоцкой». Возможно, белорусские просвещённые читатели и без лишних пояснений знают, что это за храм такой, но мне стоит пояснить. Евфросиния, или, как чаще пишут в Белоруссии, Ефросинья – монахиня XII века из Полоцка, по инициативе которой был основан Спасский (Спасо-Евфросиниевский) монастырь. При ней был построен Спасский собор (Спасская церковь, Спасо-Преображенская церковь), который сохранился и до наших дней.
К сожалению, в Полоцке я до него не добрался, поэтому отчего бы не рассказать сейчас, что это самый главный образец древней полоцкой архитектуры, действительно уникальный памятник. Впоследствии его, правда, слегка перестроили и оригинальную средневековую красоту мы сейчас не увидим. Часовня Острова мужества и скорби лишь отдалённо похожа на рисунки реконструкции средневекового облика полоцкого храма, но источник вдохновения назван верно: здания объединяет столпообразная форма, устремлённость вверх, ввысь. В итоге минская часовня выглядит одновременно и по-современному, и с честной отсылкой к древнерусскому зодчеству.
Четыре угловых крыла часовни – это компактные алтари, где высечены имена погибших в Афганистане воинов из Белорусской ССР. Всего их в часовне – 771, ровно столько белорусов из 30 тысяч воевавших в Афгане погибли.
Плачущий ангел безутешно оплакивает погибших воинов, из его глаз постоянно капают слёзы. В Минске возникла своеобразная традиция, которую некоторые считают трогательной, а некоторые – кощунственной. Сюда любят приезжать молодожёны, чтобы прикоснуться к памятнику – и тогда, согласно поверью, дети будут счастливы и не познают ужасов войны. Хотя некоторые невесты решают, что нужно подержать ангела за... Что за ужас! Такой вариант и правда кощунственный!
На берегу острова лежит около десятка валунов с названиями городов, которые знакомы каждому «афганцу». На двух попавших в кадр – Джелалабад и Гардез. Помните строчки Розенбаума?
Когда в оазисы Джелалабада,
Свалившись на крыло, «тюльпан» наш падал,
Мы проклинали все свою работу:
Опять «бача» подвёл потерей роту.
В Шинданде, Кандагаре и Баграме
Опять на душу класть тяжёлый камень,
Опять нести на Родину героев,
Которым в двадцать лет могилы роют.
С острова открывается вид на Троицкое предместье – вернее, ту часть Троицкого предместья, которая сохранила исторический облик и поэтому до сих пор так называется среди минчан. Старая застройка крупного квартала, примыкающего к берегу Свислочи, в основном относится к XIX веку: в 1809 году Минск пережил крупный пожар, который уничтожил деревянную застройку Троицкой горы. Градостроительная политика после того эпохального пожара изменила планировку ряда улиц и ввела более жёсткие требования к строительству домов, делая акцент на возведении каменных строений.
Годы Великой Отечественной не сильно повредили кварталу, но время делало своё дело, и к 1980-м годам западная часть предместья обветшала и представляла местами грустное зрелище. Ряд зданий был и вовсе перестроен или снесён. Тут как раз Олимпиада-80, иностранные делегации, возросший интерес к дореволюционному наследию – и в 1979 году власти приняли решение по комплексной реставрации квартала. Современный вид Троицкое предместье приобрело в основном уже в 1990-е.
Говорят, точной и аккуратной реконструкция была лишь внешне, внутри многие дома не сохранили исторической планировки, но при прогулке ощущение старины в Троицком предместье всё-таки есть.
Квартал занимает прямоугольную площадь примерно 100 на 200 метров, в нём около 20 домов, которые стоят ровными рядами лишь с внешней стороны, а внутри мы видим кривые улочки и тропинки. Машины сюда могут заезжать, но отсутствие сквозного проезда не привлекает трафик, так что можно спокойно гулять. Ну как спокойно... Тут всегда полно народу: туристы, посетители кафе и ресторанов, постояльцы хостелов.
Само собой, за каждым домом кроется своя история. Вот на эти два дома, пожалуй, лучше смотреть с парадной, внешней стороны, но раз уж мы оказались во дворике, я сфотографирую их отсюда и расскажу, что это. Дом слева, за деревьями – так называемый Дом Пинхусовича второй половины XIX века, обычный жилой дом, памятный тем, что здесь квартировались две роты 120-го пехотного Серпуховского полка. Это послужит поводом, чтобы объяснить тем, кто не знает, один интересный факт о Русской императорской армии: полки до революции именовались в честь городов без всякой очевидной нам системы. Да, была какая-то очередность городов и определение их статуса, но расположенный всю свою историю в Минске 120-й полк никакого отношения к Серпухову никогда не имел.
На доме справа видна надпись «Аптека». Это не просто аптека, где можно купить таблетку от головы, если вас утомили шумные китайские туристы, только что прошедшие мимо нас. В конце 80-х тут решили создать как бы историческую аптеку «Троицкую», где стилизованный интерьер напоминает о XVII столетии и оформлен расписными керамическими панно, фарфоровыми аптечными сосудами и другим старым медицинским оборудованием. Внутрь я не заходил, подробностей не расскажу. Читал, что, кроме торгового зала, в аптеке есть отдельный кабинет истории фармации, где собраны сотни экспонатов, в том числе книги, упаковки старых лекарств разных эпох и многое другое. Но пускают туда не туристов, а медицинских и фармацевтических работников на специально организованные конференции и иные мероприятия.
Есть и такие страницы истории: в этом доме была конспиративная квартира минского подполья в начале Великой Отечественной войны. Дом можно было увидеть в линии домов на набережной (два фото выше) крайним слева. Ещё в доме небольшой музей – Гостиная Владислава Голубка. Это крохотный музейчик, основная экспозиция которого занимает один маленький коридор, где рассказывается о театральном деятеле ранней советской эпохи, актёре и режиссёре Владиславе Голубке. В целом, если не интересуетесь историей белорусского театра, можете пройти мимо.
Но раз уж зашёл сюда, посмотрю временную выставку экспозиций школьных музеев. Этот небольшой проект, который идёт в этом году, показывает кусочки из школьных музеев со всей страны.
И надо же было так совпасть, что именно сейчас одна из витрин этой выставки показывает действительно редкие экспонаты из Музея боевой партизанской славы минской средней школы № 28. В этой школе во второй половине XX века работала Ариадна Казей, пережившая войну сестра Марата Казея. Только что видели его памятник, а тут и его вещи, переданные в школьный музей его сестрой: шапка-ушанка, фуфайка, матросский костюм, семейная фотография. Прямо за семейной фотографией лежит немецкий консервный нож – трофей Марата Казея, а прямо за ним – гильзы и фрагменты гранаты, найденные на месте его гибели.
Другой музей в Троицком предместье тоже перекликается с нашей прогулкой – Литературный музей Максима Богдановича. Здесь Богданович не жил, но можно сказать, что это относительно недалеко от несохранившегося дома, о котором напоминает увиденный нами ранее мемориал.
Экспозиция музея занимает несколько стандартно оформленных залов с экспонатами, расположенными по хронологическому принципу. Максим Богданович прожил короткую, но насыщенную жизнь: он родился в 1891 году, в возрасте пяти лет оказался в Нижнем Новгороде, в 1908–1916 году жил в Ярославле, где учился в юридическом лицее, а в 1917 году в Ялте умер от туберкулёза в возрасте 25 лет. Фото по центру – ярославское. (Кстати, в Ярославле есть его музей, надо бы посетить при повторном визите в город.) Переезды были связаны со службой отца в Крестьянском поземельном банке.
Вот такой парадокс: один из ключевых белорусских поэтов был в Белоруссии в младенчестве, а в сознательном возрасте, как я понимаю, только один раз заезжал погостить в 1911 году. Но местную культуру и язык он впитал через семейное воспитание – отец Адам Богданович работал в банке ради денег, а в свободное от работы время был фольклористом и этнографом, написал несколько работ по белорусской этнографии. В Нижнем Новгороде семья Богдановиче вместе с малышом Максимом общалась с Максимом Горьким. Не удивительно в таком случае, что в творчестве Богдановича сочетались его подражания фольклорному стилю и народным темам, жанровое разнообразие из наследия русской и всемирной литературы и социальная направленность.
«Нашу ниву», а также другую белорусскоязычную газету «Наша доля» Богданович читал с 1906 года, как раз с того времени, как эти газеты были созданы благодаря цензурным послаблениям эпохи Первой русской революции. Свой первый рассказ «Музыка» (с ударением на ы) про странствующего белорусского скрипача, которого сильные мира сего загубили в тюрьме, Богданович отправил в печать в «Нашу ниву», что положило начало долгому и плодотворному сотрудничеству с этим изданием.
В витрине видно, что на первых полосах и той, и другой газеты сказано: «выходзиць раз у тыдзень рускими и польскими литэрами». «Тыдзень» – это неделя. «Русские» и «польские» буквы означают не русский и польский языки, а кириллицу и латиницу. В белорусском языке оба варианта алфавита были примерно одинаково распространены, каждый из них имел свою историю, и читатели начала XX века могли выбирать, какой вариант для них предпочтительнее.
Одним из главных языков Великого княжества Литовского был западнорусский («руская мова» – без шуток, иногда говорили так) на основе кириллицы, который лингвисты периодически называют старобелорусским языком. Таким образом, кириллическая традиция уходит корнями в древность. А латинская графика применялась в XVII–XVIII веках под влиянием польского языка в период существования Речи Посполитой. Белорусский латинский алфавит часто называют латинкой. Если вы обратите внимание на официальные вывески в Белоруссии, то сможете заметить, что многие из них транслитерированы на латиницу с использованием букв ž, ŭ, č и подобных. Так вот, это не перевод на польский язык, а белорусская латинка, которую продолжают официально использовать для транслитерации белорусского языка.
В Троицком предместье есть и другие музеи, но оставим их на будущее. Идём гулять дальше.
Если вы не знаете, как переводится фраза «Беларусам замежжа», вы долго будете ломать голову, что означает данный памятник. Что-то связанное с сельским хозяйством? А полотенце с национальным орнаментом, намотанное на колесо, символизирует ткачество или что?
Надпись переводится как «Белорусам зарубежья». Колесо в таком случае – это намёк на круговорот жизни и вечность, одновременно колесо – это некое движение, путь вперёд. Памятник был открыт в 2017 году в год 500-летия белорусского книгопечатания и не намекает на какое-то конкретное историческое событие в истории страны. Это лишь указание на то, что белорусов в сегодняшнем мире много, но все они объединены единой культурой.
Предместье посмотрели, переходим Свислочь по мосту, который попал в кадр слева, чтобы посмотреть Верхний город.
Перейдя мост, видим весьма оригинальный памятник «Обретение иконы Божией Матери». Его открыли в 2015 году к тысячелетию смерти Владимира Святого. Связь между крестителем Руси и Минском, который в год его смерти даже не упоминался в летописях, имеется, и вот какая. Согласно христианскому преданию, князь Владимир привёз из Херсонеса в Киев древнюю икону Божией Матери, написанную ещё евангелистом Лукой, и поместил её в Десятинной церкви. Когда Киев был разрушен в 1240 году во время монгольского нашествия, икона исчезла и чудесным образом была обретена здесь, на берегу Свислочи, в 1500 году. Произошло это без человеческого вмешательства, просто однажды жители обнаружили икону, от которой исходил необычный свет.
Судя по выводам реставраторов, икона действительно древнее 1500 года, но ранее этой даты установить её действительную историю невозможно. А после икона стала называться Минской иконой Божией Матери и считаться чуть ли не главной святыней города. Несмотря на то, что изображение на иконе (соответствующее показанному на памятнике наверху) непохоже на композицию герба Минска, популярность святыни повлияла на то, что Богородицу в 1591 году сделали центральной фигурой городского герба. Ныне икона находится в Свято-Духовом соборе, который скрывается прямо тут, за поворотом.
Это он, Собор Сошествия Святого Духа или Свято-Духов собор. Православный кафедральный собор Белорусского экзархата, то есть главный храм Белорусской православной церкви, подчинённой в качестве экзархата (наместничества) РПЦ.
Величественности собора способствует и его расположение на небольшом холме, поэтому если смотреть с берега реки в тех местах, где возвышенность не закрывают иные здания, собор и другие строения господствуют над местностью. Эту территорию активно застраивали в XVI веке и дали ей название Верхний (Высокий) город, а также Верхний (Высокий) рынок. Теперь это одна из ключевых туристических точек Минска. А сам холм в древности назвали Козьмодемьяновской горой (мы и сейчас стоим на пешеходной тропинке, официально называемой на картах Козьмо-Демьяновским спуском), в связи с тем, что тут был монастырь Космы и Дамиана.
Так бы и жил православный монастырь дальше, если бы не религиозная политика в образованной в 1569 году Речи Посполитой, объединившей Польское королевство и Великое княжество Литовское, которое контролировало всю территорию современной Белоруссии. В Литве была политика языковой и религиозной терпимости, а вот поляки довольно быстро стали тянуть одеяло на себя. В 1596 году была заключена Брестская церковная уния, предполагавшая подчинение местной православной церкви римскому папе при сохранении обрядов. Монастырь был передан новой униатской церкви, но минчане отказались его посещать. И откуда брать деньги, если не от прихожан?.. Чтобы поправить материальное положение, монастырь передали ордену бернардинок, и так он стал католическим.
Давайте обойдём собор, чтобы посмотреть на него с другой стороны.
Собор был построен в период существования женского монастыря бернардинок, когда после очередного пожара в Минске застройка этого места утрачена. Это произошло вскоре после передачи монастыря католикам – интересно, находили ли в этом символизм? В 1633–1642 годах построили нашего красавчика, а за ним и другую монастырскую застройку.
Архитектурным стилем собора называют сарматское барокко – постараемся не спутать его с другим распространённым в XVII–XVIII веках направлением барокко в Литве, виленским барокко. Сарматское барокко – более старое, в основном XVII век, и более ориентированное на массивную и аскетичную средневековую архитектуру, а виленское, получившее распространение в XVIII столетии, – легче, устремлено вверх, менее строгое. Если честно, местами разница едва заметна, поэтому некоторые объединяют все барочные храмы в Белоруссии понятием «белорусского барокко».
Минск вошёл в состав России в 1793 году в результате дележа Речи Посполитой, но католиков в православных никто обратно не переписывал, мы же не поляки, в конце концов. Монастырь зачах сам: страдал от пожаров, не имел денег на восстановление, в середине XIX века бернардинки забрали своё имущество и переехали в Несвиж к своим сёстрам в другой монастырь. Территорию отдали православным. В 1918 году собор и монастырь были ликвидированы, в годы оккупации открылись заново и с тех пор не закрывались, несмотря на то, что причастный к открытию монастыря при нацистах архимандрит Серафим был арестован, а епископ Филофей вместе с оккупантами бежал на Запад.
На фото попала ещё одна достопримечательность – музыкальная скамейка, поставленная в 2015 году к 250-летию композитора Михаила Огинского. Если сесть, то включится всем известный «Полонез Огинского». Я проверять не стал, поскольку едва захотел подойти к скамье, колокольня собора начала весьма громкий многоминутный звон к вечернему богослужению. Зато узнал, какое отношение польский националист Огинский имел к Белоруссии. Его дядя владел замком в Слониме (ныне в Гродненской области), где частенько бывал и племянник. А после участия в неудачном восстании Костюшко и ещё менее удачных дипломатических попыток добиться поддержки Франции по восстановлению независимости Польши Огинский в 1800-е годы обосновался в Российской империи, а точнее в имении Залесье под Сморгонью, что тоже на территории Белоруссии. Сейчас в Залесье есть музей-усадьба Огинских, надо бы когда-нибудь заехать.
Тут же рядом со Свято-Духовым собором комплекс зданий бывшего монастыря бернардинцев. Стоит отметить, что сходство названий бернардинок и бернардинцев не делает их одним орденом. Бернардинками называли клариссинок – монахинь Ордена святой Клары, основанного в XIII веке Кларой Ассизской. Идейно они были близки францисканцам – ордену, основанному Франциском Ассизским, наставником Клары. В начале XVI века от францисканцев откололись несколько групп, ставших самостоятельными орденами. Среди них были обсерванты (от латинского «observantes» – «соблюдающие»), сторонники более строгого, более консервативного монашеского порядка, прозванные бернардинцами по имени основателя их движения, итальянского францисканца XV века Бернардина Сиенского.
Бернардинцы неплохо обжились в Речи Посполитой, став одним из самых мощных и многочисленных орденов в стране. А клариссинки, придя в эти земли, в тех местах, где у них было мало материальных возможностей, первоначально селились общинами при монастырях бернардинцев, поэтому за ними и пошло прозвище бернардинок.
Монастырь бернардинцев в Минске был основан в 1624 году и постепенно занял весь квартал. На фото попал костёл святого Иосифа. В отличие от соседей из женского монастыря, мужской монастырь был закрыт по политическим мотивам: часть братии и прихожан поддержала Польское восстание 1863–1864 годов, и вердикт был суровым – монастырь закрыть, здание конфисковать и разместить здесь тюрьму для участников восстания. С тех пор чего здесь только не было, и до революции, и после: архивы, военная комендатура, прокуратура, суд. Здание костёла по-прежнему занимает Белорусский государственный архив научно-технической документации, а остальной комплекс монастыря в 2010-е годы был превращён в туристический комплекс с отелями, музеями и кафешками.
В Белоруссии в исторических городах огромное число табличек с обозначением исторических памятников. Ряд из них стандартны, в виде геральдического щита с подписью «Гісторыка-культурная каштоўнасць» (последнее слово буквально – «ценность», но я бы перевёл как «памятник»). Однако в каждом городе часто попадаются и свои, особые таблички с собственным дизайном. В Минске они такие.
Любопытный элемент оформления таблички сверху и снизу – название города с разными вариантами исторического написания. Тут и белорусский вариант «Мінск», и древнерусский «Мѣньскъ», и устаревший белорусский «Менск». Вариант «Менск» любят использовать сторонники так называемой тарашкевицы, устаревшего варианта белорусской орфографии, разработанной автором первой официальной грамматики белорусского языка Брониславом Тарашкевичем в 1918 году. «Менск» по-белорусски писали до 1939 года, но – вероятно, под влиянием русского языка, где был и остаётся «Минск» – норму изменили. Как мне кажется, нарочитое использование «Менска» чем-то напоминает козыряние дореволюционной орфографией в русском языке.
В ленте названий есть и экзотическое написание на иврите и идише (оно одинаковое, поэтому не знаю, какой из еврейских языков подразумевался). Это логично – доля еврейского населения в городе в конце XIX века превышала половину. А вот написание арабскими буквами может озадачить, не так ли? Нет, сделано это не ради туристов из Ближнего Востока. Это память о другой важной национальной группе, проживавшей в Минске и в Белоруссии в целом – польско-литовских или белорусских татарах, выходцах из Золотой Орды, переселившихся в Великое княжество Литовское. Татары сохранили своё самосознание, но практически утратили язык, перейдя в основном на белорусский, который, что забавно, записывали арабской графикой.
Тут с одного пятачка далеко не уйдёшь, так на тебе новый храм и новый монастырь. На этот раз это не в чистом виде православный и не католический, а униатский монастырь ордена святого Василия Великого или ордена базилиан. В истории церкви было несколько несвязанных друг с другом базилианских орденов, этот имеет непосредственное отношение к Русской униатской церкви, как прозвали церковное образование, получившееся после Брестской унии. Большую роль в организации ордена в первой трети XVII века сыграл Иосиф Рутский, сын московского боярина, бежавшего в Литву от репрессий Ивана Грозного. Иосиф был крещён по православному обряду, потом перешёл в кальвинизм, потом в католицизм, а потом в униатство. Сразу видно последовательного в своих убеждениях человека!
В общем, минский монастырь появился благодаря устройству униатских новициатов (монашеских школ для молодёжи) по восточным территориям Речи Посполитой, один из которых появился здесь, в Минске, и постепенно разросся до полноценного монастыря. Мы видим его главный храм – церковь Святого Духа. Мне кажется, что именование храмов именем Святого Духа в русской традиции встречается очень редко, а вот в европейской – чаще. Ещё бы, на одной площади Минска аж два Свято-Духовых храма.
Монастырь закрыли в 1795 году власти Российской империи после присоединения Минска, собор передали православной церкви. Интересный факт: именно в этом храме в 1923 году состоялся съезд белорусского духовенства, решивший провозгласить автокефалию Белорусской православной церкви, свободной от гнёта этой вашей Москвы. Но не сложилось, против были и патриарх Тихон, и местные обновленцы, и светские партийные власти.
Сейчас в храме концертный зал «Верхний город». Судя по пристроенной сцене, концерты здесь проводятся не только внутри.
Слева от церкви – небольшой памятник «Городские весы», напоминающий всё о той же эпохе Раннего Нового времени, когда Минск, вовлечённый в европейскую жизнь через Литву и Речь Посполитую, получил не только католичество с униатством, но и магдебургское право. Правовая система, сложившаяся в XIII веке в немецком городе Магдебурге, была передовой для своего времени: она давала множество привилегий городским жителям и тщательно регулировала судопроизводство, торговлю, работу органов городского самоуправления и другие сферы жизни. Данную систему законов стали заимствовать города Центральной и Восточной Европы, в том числе литовские, к которым относился Минск.
Памятник, поставленный в 2014 году, иллюстрирует буйное развитие торговли и денежного обращения в Минске после принятия права. Табличка на постаменте гласит: «Город Минск, получив в 1499 году самоуправления по магдебургскому праву, стал быстро развиваться как центр ремесла и торговли, ввёл эталоны европейской метрической системы, получил право на установку городских весов, а также взимание налогов». Так, минуточку... Какая метрическая система в XVI веке? В Минске применяли метр раньше, чем во Франции? Какой же стыд, ну ёлки-палки! За девять лет существования памятника никто не додумался исправить?
Достаточно пройти несколько метров, и мы увидим городскую ратушу – типичное здание для европейских городов с системой местного самоуправления. В ратуше не только заседал магистрат – орган городского самоуправления, но и были иные учреждения – архив, суд и подобное. Кроме этого, в ратуше могли хранить эталоны мер и весов, но не метр с килограммом, как кто-нибудь подумает из-за ошибки на памятнике рядом. Минская ратуша, как предполагают, первоначально была на Троицкой горе (в Троицком предместье), что, как мы знаем, на другом берегу реки. И была деревянной, что чревато пожаром. Так что первые варианты ратуши не сохранились.
Когда же в конце XVI – первой половине XVII века застраивали Верхний город, ратушу поставили здесь. В конце XVIII века после присоединения белорусских земель к Российской империи самоуправление городов стали переводить с магдебургского права на систему, прописанную в Жалованной грамоте городам 1785 года, а при Николае I магдебургское право и вовсе было отменено. В здании ратуши разместилась музыкальная школа, потом театр, а в 1857 году власти решили, что здание занимает слишком много места и не очень-то и нужно, и ратушу снесли. Злые языки говорили, что это потому, что ратуша напоминала о вольных временах, которые были противны русскому самодержавию.
Ещё в 1980-е годы стали предлагать восстановить ратушу. В начале 2000-х её отстроили заново, ориентируясь на старый проект. Так как в другой день мы зайдём внутрь, подробности расскажу потом.
Перед входом в ратушу над планом Минска стоит войт с королевской грамотой о даровании магдебургского права и ключом от города. Как и «Городские весы», бронзового войта поставили в 2014 году. Войт, по-польски «wójt», родственный немецкому фогту («Vogt»), что от латинского «advocatus» – это название должности главного городского чиновника, который возглавлял магистрат. Понятие «войт», как и магдебургское право, пришло в Литву и Польшу из Германии, хотя по-славянски, по-родному мы бы сказали просто «староста».
С этого же места открывается вид на архикафедральный собор имени Пресвятой Девы Марии. Архикафедральный – немного непривычно звучит в русском языке, ибо в католической церкви существуют такие территориальные единицы, как архиепархии или архидиоцезы, и главным храмом Минско-Могилёвского архидиоцеза считается данный собор.
Иногда собор называют «костёлом иезуитов». Раньше вдоль улицы Ленина (она перед нами) располагался иезуитский монастырь – ещё один несохранившийся монастырь Верхнего города. Иезуиты появились в Минске в середине XVII века и спустя столетие заняли целый квартал, построив тут монастырь и коллегиум – иезуитскую школу. Здание слева от собора, например, раньше относилось к коллегиуму, но поскольку в XX веке оно было перестроено (в частности, добавлен верхний этаж с большими окнами), признать в нём архитектурную ценность сложно. Справа – послевоенный жилой дом; историческое здание коллегиума не сохранилось во время войны, какое-то время думали его восстановить, но в конце концов руины разобрали и построили новый дом.
Собор начала XVIII века тоже пострадал в войну. В 1950-е годы у него снесли башни колоколен, перестроили и превратили в Дом физкультурника. Выглядело это так:
В 1990-е храм отдали церкви и восстановили. Он довольно гармонично смотрится в линии сталинских домов по улице Ленина, как будто так и задумывалось с самого начала.
Если перейти дорогу и нырнуть вглубь кварталов вдоль по Революционной (бывшей Койдановской) улице, то можно полюбоваться на старую застройку XVIII–XIX веков. Сейчас мы на пересечении Революционной и Комсомольской (бывшей Фелицианской, затем Богадельной) улицы. Один из тех редких случаев, когда стоит пожалеть о советских переименованиях, ведь старые названия были действительно оригинальны. Когда однообразные Успенские и Воскресенские меняют на столь же однообразные Ленинские и Советские, не так обидно, а тут – Койдановская (в честь города Койданово в Минской области, ныне Дзержинск), Фелицианская (по имени святого Фелициана из Фолиньо, мученика эпохи Римской империи, чьи мощи хранились в иезуитском костёле).
Небольшой кусочек Революционной улицы и довольно большой кусок Комсомольской – пешеходные. А в тех местах, где улицы не пешеходные, мостовые всё равно сделаны с такой любовью, что Собянин кусает локти от невозможности распилить деньги на перекладывании бессмысленной однообразной плитки.
Вроде ничего особенного в такой мостовой, но симпатично.
Несмотря на то, что Революционная (Койдановская) улица была улицей аристократической, одновременно с этим за ней водилась слава еврейской. Раньше на этом месте с начала XVIII века располагался монастырь бенедиктинцев (сколько же монастырей было в Минске!), потом его закрыли, превратили в склад, потом застроили место жилыми домами, а они в 1881 году в результате крупного городского пожара сгорели. Тогда простой минский мещанин по имени Берка Футер построил здесь гостиницу «Ливадия» (двухэтажное здание перед нами), вот вам и еврейский след раз. В 1920 году в гостинице остановился Сергей Эйзенштейн, вот вам еврейский след два. Эйзенштейн тогда написал своей матери:
Из Смоленска я не писал, ибо и писать нечего было, и жизнь в течение месяца в теплушке к особо жизнерадостным письмам не располагала. Здесь же – прямо Европа. Совершенно свободно продаются, например, лимоны (и только 350 р. штука!), картофельная мука (200 р.!), рис (1400 р.), миндаль, чернослив, грецкие орехи, цикорий, шоколады (от 600 р. («домашний» – немецко-польский-военный-какао-мёд) до 4000 р. – настоящий Cailler!), эмалированная посуда, подтяжки, бельё (идеальное), булки (200 р. штука) etс. <...> Сам Минск, помимо всех описанных «аттракционов», сам по себе, – очарователен: чистенький европейский городок, даже с «архитектурой», тоже новой – empire in Europe.
Следующее трёхэтажное здание тоже было еврейским. Его в конце XIX века выкупил купец Шепсель Залкинд, сделав доходным домом, так что вот вам еврейский след три. Недолгое время, в 1910–1913 годах, некоторую часть здания занимала частная женская гимназия Елизаветы Рейман, но не стоит думать по звучанию фамилии, что здесь тоже скрыт еврейский след. Рейман была дворянкой по происхождению, урождённой Далматовой, а фамилия ей досталась от мужа, генерал-майора Ивана Ивановича Реймана, чьи предки, должно быть, из немцев.
Думаете, еврейские истории закончились? А вот и нет.
В здании ближе к нам до революции была гостиница «Купеческая», при ней работал Еврейский купеческий клуб. С 1921 по 1937 год здесь была еврейская школа № 30. Потом её, как и все еврейские учебные заведения в Минске и в Белоруссии в целом, закрыли. Связано это было не с узколобым антисемитизмом, как считают некоторые публицисты, а с тем, что в эпоху Большого террора во многих национальных, классовых и иных социальных группах высшее руководство СССР видело потенциальную «пятую колонну». Евреи в Белоруссии пострадали не меньше, чем, скажем, абхазы в Грузии, поскольку ни там, ни там не являлись официально одобренной «титульной» нацией уровня союзной республики. А ведь до этого больше десяти лет на гербе Белорусской ССР красовалась надпись «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» на четырёх языках, чем как бы подчёркивалось их равноправие: белорусском, русском, польском и идише.
Чуть дальше другой двухэтажный дом, пристроенный вплотную к этому, – тоже «еврейский». Нет, не потому, что в нём кафе «Одесса-мама». Историки называют это строение домом Фридмана, поскольку после городского пожара 1881 года современный вид ему придал хозяин Яков Фридман. А после того, как в 1890 году владельцем дома стал мещанин Юдель Либерман, на первом этаже было обустроено еврейское начальное училище.
Не удивительно, что и сегодня в нескольких шагах отсюда располагается Израильский культурный центр.
Вот такой первый взгляд на Минск.
Тут же, на Революционной улице, у входа в чайный магазин мне попалась скульптура «Ухо желаний», которую, как говорят, просто по фану поставил хозяин чайной лавки. Кто-то, наверное, желания загадывает. Загадаем и мы, чтобы поездка по Белоруссии получилась удачной и насыщенной!