Когда я была маленькой… Девы-птицы и морозные узоры

Когда я была маленькой, мы жили в Иркутске. Зима там умела рисовать, окна зацветали морозными узорами так густо, что стекло становилось сказкой. Мороз выводил веточки, папоротники, перья, как будто кто-то осторожно дунул на спящую равнину и поднял из неё волшебный лес. В нашей с сестрой комнате висели бело-зелёные шторы, и на них летали девы-птицы, стройные, с распахнутыми крыльями, словно только что выскользнули с окна и ушли в глубину узора.

Однажды мы посмотрели старый «Садко», и у меня впервые сложилось слово к картинке. «Сказочные девы-птицы», — сказала мама. И всё. Мне хватило: вечер за вечером я лежала, смотрела на узоры и видела, как девы-птицы кружат над «морозным лесом», как от фонаря на улице идёт тёплый свет, как снег неслышно вращается за стеклом и внутри сказочного леса начинаются их путешествия.

В читальном зале библиотеки библиотекарь бережно подбирала мне мифы и энциклопедии, и я читала их прямо там. Быстро выяснилось, что птиц больше, чем две на наших шторах. Но именно Сирин и Алконост сразу стали «моими». Сирин, та, что поёт ослепительно радостно, так радостно, что человеку и вправду можно потерять голову; почти как у древних сирен. Алконост наоборот: её песни светлы и печальны, они не губят, а утешают. Где-то рядом с райским садом, так в преданиях XVII–XVIII веков и писали, они обитают как тени друг друга: радость и печаль, неразлучные, как вдох и выдох. Я решила, что это они и живут у нас на шторах: радость, которая может ослепить, и печаль, которая умеет лечить.

Но, чем больше читала, тем шире становилось небо над моими шторами. Девы-птицы не только из греческих историй. На Руси их рисовали задолго до «Садко»: на наличниках и прялках, на сундуках и санях, вышивали в рушниках. Птица с широко распахнутыми крыльями как пожелание счастья и охрана дома; иногда ей даже давали человеческое лицо и грудь, как оберег. Самые древние изображения это именно райская птица с обнажённой грудью, кормилица и берегиня рода: не коварство, а сила света и заботы.

Потом случилась Гамаюн. Мне нравилось само имя, оно как набегающая волна. В книгах о ней писали, что она вещая, знает прошлое, настоящее и будущее, поёт о воле богов, а понять её могут не все: нужно уметь слушать «между строк». Где-то в детской голове это щёлкнуло: именно так я и вслушивалась в морозные узоры, не только «что нарисовано», но и «что хотел сказать художник мороз».

А ещё была Стратим-птица - праматерь всех птиц, живущая у Океан-моря. В моей ночной версии она расправляла крылья прямо на подоконнике, и от её взмаха «поднималась буря»: ветер начинал гудеть в форточке, сугробы за окном дрожали, а мне казалось, что земля становится чуть надёжнее, потому что кто-то большой и добрый охраняет её от бед. Стратим не только про штормы и корабли; она про силу, которая умеет и разгуляться, и защитить.

Со временем я узнала, что эти сюжеты путешествуют между народами: где-то рядом звучит иранская Хумаюн - птица радости; учёные спорят, откуда пришли мотивы, а где они родились сами. Но для девочки из Иркутска это было всё равно. Каждая зима приносила на окно новый «текст», и девы-птицы неизменно появлялись в нём, не как заимствование, а как домашняя грамматика света: радость и утешение, знание и защита.

И немного науки, так, чтобы не спугнуть волшебство. Вечерние ритуалы с узорами и чтением это тихая тренировка внимания и воображения: мозг учится удерживать образ, достраивать недосказанное, связывать символы с чувствами. Для детской нервной системы такие «крылатые сцены» работают как мягкая регуляция: замедляется дыхание, выравнивается ритм сердца, формируется привычка успокаиваться через картинку и смысл. А ещё мифы и энциклопедии дают якоря памяти: у ребёнка крепнет ассоциативная сеть от узора на стекле к имени, от имени к сюжету, от сюжета к своему личному опыту. Так рождается собственный внутренний музей, место, где потом, во взрослой жизни, всегда можно отдохнуть.

Я вырастала каждую весну, а шторы оставались. И если становилось тревожно, я смотрела на них и вспоминала: радость, которая может ослепить, нужно держать за руку; печаль, которая умеет лечить, это не враг; знание приходит тем, кто умеет слушать тишину; сила нужна, чтобы оберегать; а над всем есть материнское крыло, которое даёт дышать.

Сирин и Алконост на наших шторах до сих пор для меня как два пульса: один зовёт, другой удерживает. А между ними пауза, в которой и живёт человек.

А у вас были свои девы-птицы на шторах, в узорах, в сказках, на окнах? Кого вы видели в морозном лесу детства и чему эти крылатые героини научили именно вас?

#когдаябылмаленький #девыптицы #сирин #алконост #гамаюн #стратимптица #матерьсва #славянскийфольклор #мифология #морозныеузоры #иркутск #детскиеистории #чтение #нейропсихологиядетства #нейрокоучинг #нейропсихология