В ЗАЩИТУ МАРКСИСТСКОЙ НАУКИ. ДОЛОЙ ИДЕОЛОГИЮ И ФИЛОСОФИЮ!

ВВЕДЕНИЕ

Из опыта, приобретённого нашей организацией, «Рабочим Товариществом», за столь короткий срок нашего существования, мы осознали, что вопрос о понимании марксизма как науки и учения революционного пролетариата является одним из важнейших в коммунистической и левой среде. Он является основным потому что, ввиду многолетнего господства левачества и оппортунизма в рабочем движении, марксизм в умах многих людей и даже тех, кто считает себя марксистами, успел свестись к обыкновенной философской системе или, что еще хуже, к идеологии. К сожалению, это явление распространено в самых разных кругах, и эти представления являются настолько вредными, настолько губительными для пролетариата, что каждый коммунист должен с ними самым активным образом бороться, просвещая трудящиеся массы. Но почему это извращение настолько опасно для пролетариата, что на нём сделан особый акцент? И какова истинная сущность марксизма? На эти вопросы наша Редакция ответит в данной работе.

I. О ФИЛОСОФИИ

Нам, как марксистам, нельзя позволить себе недиалектический, неполный анализ того или иного явления без его рассмотрения в развитии, поэтому для понимания корней марксистской науки и её фундаментального отличия от философии, нам необходимо проследить сам характер человеческого познания и роль философии в нем.

Человечество, когда оно переживало первое общинное разделение труда, не могло еще полноценно тянуться к познанию и пониманию действительности. Его знания и потребности в условиях существования были еще на столь примитивном уровне, что у человека не было ни физической возможности, ни материальных предпосылок для осознания необходимости понимания окружающей действительности как полноценного явления, а потому на этой ступени развития у человека сформировалось вульгарно-материалистическое мировоззрение. Зарождение именно такого мировоззрения объясняется тем, что в человеческом сознании еще не было места ни богам, ни другим высшим существам, для человека существовала лишь материя, с которой он постоянно контактирует, и ничего кроме неё нет.

Все изменилось, когда производительные силы начали совершенствоваться, а люди, хоть и на примитивном уровне, начинают познавать природу, преобразовывать её для удовлетворения собственных нужд, что проявляется в первую очередь в совершенствовании орудий труда. Тогда появляются первые предпосылки в стремлении человечества полноценно познать объективную действительность, но вместе с тем общество сталкивалось с огромным препятствием: его уровень материального познания был на крайне низком уровне, из-за чего люди не могли никак понять и уж тем более объяснить те явления и процессы, происходившие в природе, которые в наше время являются настолько очевидными, что о них знает каждый школьник. Тот факт, что они не могли объяснить явления и состояния природы, отнюдь, не унимал желание человека дать объяснение всему, что происходило вокруг него, и такое объяснение нашлось: человек обратился к идеализму и ознаменовал его господство на долгие века. Явления природы теперь объяснялись волей высших сил, духов и т. д., на этой почве начала формироваться религия, ставшая впоследствии мощным оружием правящих классов различных общественно-экономических формаций. Претерпевая постоянное развитие и изменение как форм, так и содержания, религия служила для узаконения власти тех или иных социальных слоев общества на протяжении почти всего общественного развития — от рабовладения до капитализма.

Одной только религией человек обойтись не мог, с накоплением новых знаний, вызываемое потребностью все больше и больше совершенствовать средства производства и другими побочными факторами, он продвинулся в понимании мира, познал много нового в математике, механике, им были приобретены некоторые знания в естествознании и в других сферах. Их было уже гораздо больше, но до сих пор даже близко недостаточно, чтобы их, как выражался Энгельс, упорядочить, выявить общие тенденции развития и схематику. Тогда и возникла философия в качестве продукта человеческого мышления, которое уже собрало определенные познания в самых различных науках, что позволяло многие предметы и явления понимать материалистически, но их общую схематику, их связь, их развитие и отношения друг к другу, общество не могло понять и дать научное объяснение. Заместо науки это делала философия. Философия никогда не являлась наукой, она была лишь вынужденной ее заменой, суть которой состоит в упорядочивании некоторых имеющихся знаний на субъективной, идеалистической основе мышления каждого отдельного философа. Следовательно, все что представляет собой философия — это идеалистическая и субъективная схематика каждого отдельного человека по отношению к существующей действительности. Поэтому она становилась в представлении людей так называемой «наукой наук», а на деле она была лишь идеалистической попыткой упорядочить, сложить в общую схематику другие науки, которые еще находились в собирательном состоянии.

Эти схематики и объяснения действительности, повторимся, априори не могли претендовать на научность (как цельное явление), т. к. их природа заключалась в том, чтобы схематику объяснить не через научное изучение объективной действительности и при помощи головы, при помощи сознания, которое лишь упорядочивает имеющиеся положительные знания, а через голову, через свое субъективное сознание и лишь с помощью определенных положительных знаний, которые дала наука. Используя положительные науки не как основу, не как основной метод в понимании мира, а лишь как инструмент подтверждения своих субъективных схематик, философия была обречена быть идеалистическим мировоззрением. Следовательно, ни о какой научности философии мы говорить не можем. Даже один из главных философских материалистов – Фейербах был обречен погрязнуть в идеалистических путах, как только он выходил за рамки поверхностного миропонимания и пытался изложить свое учение как цельное явление, распространяющееся на понимание схематики общественной жизни. Причиной этого служило то обстоятельство, что его метод и система оставались философскими, строились не на упорядоченных и на более-менее полноценных знаниях из положительных наук, а на философии, что очень хорошо раскрывали Маркс и Энгельс. Так философия господствовало и сохраняла свою прогрессивную роль в развитии общества вплоть до XIX века. Что же изменилось? Тот факт, что положительные науки начали перерастать ту стадию, когда люди могли лишь собирать знания о нашем мире.

«И в самом деле, если до конца прошлого столетия естествознание было преимущественно собирающей наукой, наукой о законченных предметах, то в нашем веке оно стало в сущности упорядочивающей наукой, наукой о процессах, о происхождении и развитии этих предметов и о связи, соединяющей эти процессы природы в одно великое целое» [1].

Когда наука уже могла упорядочить знания о нашем мире в единой схематике, когда она смогла сама объяснять общие тенденции развития, отношения изменчивости и связь различных явлений между собой, то это ознаменовало отмирание философии, что отразилось в первую очередь на естествознании.

«Когда естествознание научится усваивать результаты, достигнутые развитием философии в течении двух с половиной тысячелетий, оно именно благодаря этому избавится, с одной стороны, от всякой особой, вне его и над ним стоящей натурфилософии, с другой — от своего собственного унаследованного от английского эмпиризма, ограниченного метода мышления» [2].

Но естествознанием все не ограничилось. Наука об обществе, несмотря на то, что она подвержена мистификации и извращению в угоду правящих классов, тогда же окрепла и стала самостоятельной. Философия стала ненужной, даже не то, что ненужной, а наоборот, регрессивной, тянущей общество назад, т. к. до сих пор она старается сохранить прежние, идеалистические основы миропонимания, пренебрегая научным методом. Тем самым философия исчерпала себя и никогда более не потребуется ни человечеству, ни марксистам, в частности. А всякий, кто будет пытаться воскресить ее, тот будет лишь делать попытки остановить несущийся на всех парах поезд человеческой истории и общественного развития, повернуть колесо истории назад.

«Благодаря этим трем великим открытиям и прочим громадным успехам естествознания, мы можем теперь в общем и целом обнаружить не только ту связь, которая существует между процессами природы в отдельных ее областях, но также и ту, которая имеется между этими отдельными областями. Таким образом, с помощью фактов, доставленных самим эмпирическим естествознанием, можно в довольно систематической форме дать общую картину природы как связного целого. Дать такого рода общую картину природы было прежде задачей так называемой натурфилософии, которая могла это делать только таким образом, что заменяла неизвестные еще ей действительные связи явлений идеальными, фантастическими связями и замещала недостающие факты вымыслами, пополняя действительные пробелы лишь в воображении. При этом ею были высказаны многие гениальные мысли и предугаданы многие позднейшие открытия, но не мало также было наговорено и вздора. Иначе тогда и быть не могло. Теперь же, когда нам достаточно взглянуть на результаты изучения природы диалектически, то есть с точки зрения их собственной связи, чтобы составить удовлетворительную для нашего времени «систему природы», и когда сознание диалектического характера этой связи проникает даже в метафизически вышколенные головы естествоиспытателей вопреки их воле, — теперь натурфилософии пришел конец. Всякая попытка воскресить ее не только была бы излишней, а была бы шагом назад.

Но то, что применимо к природе, которую мы понимаем теперь как исторический процесс развития, применимо также ко всем отраслям истории общества и ко всей совокупности наук, занимающихся вещами человеческими (и божественными). Подобно натурфилософии, философия истории, права, религии и т. д. состояла в том, что место действительной связи, которую следует обнаруживать в событиях, занимала связь, измышленная философами; что на историю, — и в ее целом и в отдельных частях, — смотрели как на постепенное осуществление идей, и притом, разумеется, всегда только любимых идей каждого данного философа. Таким образом выходило, что история бессознательно, но необходимо работала на осуществление известной, заранее поставленной идеальной цели; у Гегеля, например, такой целью являлось осуществление его абсолютной идеи, и неуклонное стремление к этой абсолютной идее составляло, по его мнению, внутреннюю связь в исторических событиях. На место действительной, еще не известной связи ставилось, таким образом, какое-то новое, бессознательное или постепенно достигающее сознания таинственное провидение. Здесь надо было, значит, совершенно так же, как и в области природы, устранить эти вымышленные, искусственные связи, открыв связи действительные. А эта задача в конечном счете сводилась к открытию тех общих законов движения, которые в качестве господствующих прокладывают себе путь в истории человеческого общества» [1].

Но возникает важнейший вопрос: что же остается после философии? Неужели мы ее просто свели на «нет», отвергли, не оставив ничего за ее многовековое существование? Конечно нет, последним прогрессивным для своего времени была, конечно, диалектика, развитая Гегелем. Метод философии был столь революционен и прогрессивен, что никто из честных людей не смог бы выбросить и забыть ее, как какой-нибудь пустой момент жизни общества. Не в стороне осталась и формальная логика, которая стала неотъемлемой частью в становлении правильного мышления у каждого человека. Возникнув, философия прошла длинный путь и сыграла безусловно большую и во многих случаях прогрессивную роль в развитии общества, но теперь, когда она положена в гроб и его крышка прибита гвоздями положительных наук, то от нее остались материалистическая диалектика и формальная логика, являющиеся орудием для познания мира.

«Мы оставляем в покое недостижимую на этом пути и для каждого человека в отдельности «абсолютную истину» и зато устремляемся в погоню за достижимыми для нас относительными истинами по пути положительных наук и обобщения их результатов при помощи диалектического мышления. Гегелем вообще завершается философия, с одной стороны, потому, что его система представляет собой величественный итог всего предыдущего развития философии, а с другой — потому, что он сам, хотя и бессознательно, указывает нам путь, ведущий из этого лабиринта систем к действительному положительному познанию мира» [1].

И:

«В обоих случаях современный материализм является по существу диалектическим и не нуждается больше ни в какой философии, стоящей над прочими науками. Как только перед каждой отдельной наукой ставится требование выяснить свое место во всеобщей связи вещей и знаний о вещах, какая-либо особая наука об этой всеобщей связи становится излишней. И тогда из всей прежней философии самостоятельное существование сохраняет еще учение о мышлении и его законах — формальная логика и диалектика. Все остальное входит в положительную науку о природе и истории» [3].

Но на этом пункте нам необходимо остановиться более основательно. Ведь эти формулировки часто становятся объектом манипуляции среди различных левых. Часто они мыслят так: «Есть философская диалектика Гегеля, философский материализм Фейербаха, Маркс их совместил и получилась философская материалистическая диалектика Маркса». Мыслить так – значит извращать действительность, скатываться до жалких манипуляций. Почему же? Потому что Маркс не занимался голой кражей философских систем и совмещением их друг с другом. Как гласит знаменитое выражение, Маркс взял лишь цельное зерно из этих учений, которое эти философы вывели из наблюдения материального мира и не опошлили это самое зерно философскими категориями. Та же диалектика Маркса в корне отлична от диалектики Гегеля по своему содержанию. Вспоминаем слова Энгельса:

«Если схематику мира выводить не из головы, а только при помощи головы из действительного мира, если принципы бытия выводить из того, что есть, – то для этого нам нужна не философия, а положительные знания о мире и о том, что в нем происходит; то, что получается в результате такой работы, также не есть философия, а положительная наука. Но в таком случае весь том г-на Дюринга оказался бы не более, как даром потраченным трудом.

Далее, если не нужно больше философии как таковой, то не нужно и никакой системы, даже и естественной системы философии» [4].

Философские системы обречены на составление своих схематик «из головы» при помощи субъективного восприятия мира (как бы схематики не были приближены к реальности — факт есть факт). Когда на смену этим идеалистическим принципам приходит научная основа, когда понимание мира черпается из научных исследований и из выявления связи различных процессов друг с другом, философия умирает, становится излишней. В этом-то и самое главное отличие диалектики Маркса от диалектики Гегеля. Маркс понимал диалектичность бытия, исходил из детального научного исследования, используя уже не философский диалектический метод, а научный диалектический метод. Вот что писал о его использовании Энгельс:

«Итак, если Маркс называет этот процесс отрицанием отрицания, он вовсе не думает о том, чтобы доказать этим историческую необходимость процесса. Напротив того, после того как он исторически доказал, что этот процесс частью уже совершился и частью еще должен совершиться, — только после этого он характеризует его еще как процесс, совершающийся согласно известному диалектическому закону» [5].

И:

«О полном непонимании природы диалектики свидетельствует уже один тот факт, что г. Дюринг признает ее орудием простого доказательства, подобно тому, как при ограниченном понимании можно считать таковым формальную логику или элементарную математику. Даже формальная логика представляет, прежде всего, метод для отыскивания новых результатов, для перехода от известного к неизвестному, и то же самое, только в гораздо более высоком смысле, представляет диалектика, которая к тому же содержит в себе зародыш более широкого мировоззрения, так как она прорывает тесный горизонт формальной логики» [5].

Точно такая же история и с материализмом:

«Или же еще пример. Античная философия представляла первобытный, естественный материализм. Как таковой, она не была способна выяснить отношение мысли к материи. Но необходимость выяснения этого вопроса привела к учению об отделимой от тела душе, далее — к утверждению бессмертия этой души, наконец — к монотеизму. Старый материализм был, таким образом, отрицаем идеализмом. Но, при дальнейшем развитии философии, идеализм также оказался несостоятельным и отрицается современным материализмом. Последний — отрицание отрицания — не представляет собой простого воскрешения старого материализма, но к прочным основам последнего присоединяет еще все идейное содержание двухтысячелетнего развития философии и естествознания, равно как и самой этой двухтысячелетней истории. Вообще он уже не является философией, но просто мировоззрением, которое ищет доказательств и проявляется не в особой науке наук, но в самих реальных науках» [5].

Поэтому спекулировать на теме марксизма как философии – значит вредить рабочему движения, вводя его в заблуждение, а значит – предавать пролетариат.

II. К ВОПРОСУ ОБ ИДЕОЛОГИИ

Не меньшим вредительством является отождествление марксизма с идеологией. К сожалению, даже наша организация сталкивалась с этим убеждением. Нам твердили: «Марксизм — это идеология! Почему? Да потому что идеология была у всех классовых сил, была при каждом классовом обществе, а значит и пролетариату она необходима, а думая по-другому, мы мыслим метафизически и пренебрегаем диалектикой!» Что не так с этим утверждением? Абсолютно все! Ведь это полное непонимание такого явления как идеология.

Идеология вот именно, что была во всех классовых обществах и ее использовали все представители различных классов. Но, если мы уповаем на диалектичность, не правильно ли будет задать вопрос: почему? Какие материальные процессы сформировали необходимость классов иметь свою идеологию? На это ответа не дается! Ну, раз наши противники не могут дать внятного ответа, то его дадим мы. Идеология была необходима для оправдания своих политических идей и учений или для утверждения своего господства. Эта необходимость возникла не из воздуха. Как мы выяснили ранее, при феодализме, а уж тем более при рабовладении, было невозможно научно объяснить не то, что общественное развитие во всей его многогранности и взаимосвязи, но даже элементарные (относительно наших дней) связи и развития многих аспектов естествознания, поэтому разговора о научном объяснении необходимости воплощения в жизнь идей тех или иных классов не могло быть.

«Но, став самостоятельной силой по отношению к обществу, государство немедленно порождает новую идеологию. У политиков по профессии, у теоретиков государственного права и у юристов, занимающихся гражданским правом, связь с экономическими фактами теряется окончательно. Поскольку в каждом отдельном случае экономические факты, чтобы получить санкцию в форме закона, должны принимать форму юридического мотива и поскольку при этом следует, разумеется, считаться со всей системой уже существующего права, постольку теперь кажется, что юридическая форма — это все, а экономическое содержание — ничто. Государственное и гражданское право рассматриваются как самостоятельные области, которые имеют свое независимое историческое развитие, которые сами по себе поддаются систематическому изложению и требуют такой систематизации путем последовательного искоренения всех внутренних противоречий.

Идеологии еще более высокого порядка, то есть еще более удаляющиеся от материальной экономической основы, принимают форму философии и религии. Здесь связь представлений с их материальными условиями существования все более запутывается, все более затемняется промежуточными звеньями. Но все-таки она существует. Как вся эпоха Возрождения, начиная с середины XV века, так и вновь пробудившаяся с тех пор философия была в сущности плодом развития городов, то есть бюргерства. Философия лишь по-своему выражала те мысли, которые соответствовали развитию мелкого и среднего бюргерства в крупную буржуазию. Это ясно выступает у англичан и французов прошлого века, которые часто были столько же экономистами, сколько и философами. Относительно гегелевской школы мы показали это выше.

Бросим, однако, беглый взгляд и на религию, которая всего дальше отстоит от материальной жизни и кажется наиболее чуждой ей. Религия возникла в самые первобытные времена из самых невежественных, темных, первобытных представлений людей о своей собственной и об окружающей их внешней природе. Но, раз возникнув, всякая идеология развивается в связи со всей совокупностью существующих представлений, подвергая их дальнейшей переработке. Иначе она не была бы идеологией, то есть не имела бы дела с мыслями как с самостоятельными сущностями, которые обладают независимым развитием и подчиняются только своим собственным законам. Тот факт, что материальные условия жизни людей, в головах которых совершается этот мыслительный процесс, в конечном счете определяют собой его ход, остается неизбежно у этих людей неосознанным, ибо иначе пришел бы конец всей идеологии)» [1].

Зная теперь ту простую истину, что идеология была нужна обществу для оправдания своих материальных, политических, экономических и прочих общественных действий, когда людям по тем или иным причинам закрыт путь в сознательное понимание бытия, когда они вынуждены обращаться, как выражался Энгельс, к идеологии, к ложному сознанию индивидуумов, основанному на материальных процессах, но при это все еще пропитанном идеализмом, то тогда — и только тогда — они обращаются к идеологии. Марксизм же на этом ставит точку. Да, буржуазия вынуждена формировать свои идеологии для оправдания своего господства, иначе она будет вынуждена признать свое банкротство. Но зачем пролетариату нужна идеология? Зачем пролетариату нужно идеализированное, ложное сознание, если он может понять и осознать свое положение, свои цели сугубо на объективной, научной почве? Все левые философизаторы так уповают на диалектичность, а сами то! Хотя, лишь в одном они правы: эти категории, рождающиеся в их голове и есть диалектическое описание происходящего. Но только философское, которое подгоняет действительность под свои категории, а не марксистское и научное.

На деле, а не на словах, сущность этих философских уклонистов состоит в обычном оппортунизме. Прикрытые марксистскими фразами умозаключения у них зиждятся на затушёвывании классовой борьбы. Другими словами, они говорят нам: «Ну вы посмотрите, какая из марксизма наука? Да, конечно, там есть парочка толковых научных теорий, но наукой-то у нас является обезличенная буржуазная социология! А марксизм это всего лишь философская и/или идеологическая система (но никто из них не признается, что тем самым они марксизм они ставят на один уровень с религией), которую, конечно, нужно изучать!»

Этим оппортунистические уклонисты наносят вред рабочему движению, они скрытно, стараясь (сознательно или без) не изобличить свое истинное нутро, пытаются выбить из сознания людей всю основу, научность, революционность рабочего учения, превращая марксизм в обычную бумажную писанину, которую, конечно, нужно изучать, но важность этого процесса исчерпывается. Тем самым философский уклон есть непримиримый оппортунистический уклон в рабочем движении, с которым каждый сознательный коммунист обязан бороться. А закончить хотелось бы очень показательным высказыванием Ф. Энгельса:

«Этими двумя великими открытиями — материалистическим пониманием истории и разоблачением тайны капиталистического производства посредством прибавочной стоимости — мы обязаны Марксу. Благодаря этим открытиям социализм стал наукой, и теперь дело прежде всего в том, чтобы разработать во всех ее частностях и взаимосвязях» [6].

ИСТОЧНИКИ:

[1] Ф. Энгельс. Людвиг Фейербах и конец немецкой классической идеологии.

[2] Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. Предисловие ко второму изданию

[3] Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. Введение. I Общие замечания.

[4] Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. III Подразделение. Априоризм.

[5] Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. XIII. Диалектика. Отрицание отрицания.

[6] Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. Введение. I Критика диалектики Гегеля.