Глава 27. Одно Древо Жизни / 一树人生: Прист
Глава 27. Пример для подражания
От города Бэньси до города Тунчжоу поездка на поезде занимает ровно двадцать четыре часа.
Ван Шуминю ничего не оставалось, как наблюдать за пейзажем за окном с полудня до самого вечера, пока не стемнело. К тому же, ночью он вдруг проснулся и больше не мог заснуть до самого рассвета, погружённый в свои мысли, иногда обращая внимание на то, как постепенно вновь прорисовывается природа за окном. Равнинная местность вскоре осталась далеко позади, а ландшафт становился всё более и более гористым, и чем дальше он ехал - тем более крутым и высокогорным.
Проехав через Хэнань и попав в провинции Хубэй и Хунань, у него возникло ощущение, что здесь даже небо какого-то особенного оттенка. Всё было пронизано яркими солнечными лучами. Иногда в окно можно было увидеть фермеров в их широких шляпах, идущих вдоль обочин дороги. Ещё кое-где виднелись маленькие заброшенные домики непонятного происхождения.
Ван Шуминь дочитал до конца журнал, который держал в руках, и вновь от "нечего делать" уставился в окно. Молодой парень с нижней койки в это время ел запаренную лапшу быстрого приготовления, запах которой смешался с другими запахами еды, наполнившими вагон. Он подумал, а что если бы в тот день он всё-таки взял бы да не отпустил Се И? Чтобы было бы тогда?
В конце концов, Цзя Гуйфан так и не захотела простить его. За исключением двух больших красных яблок, что случайно выпали из его сумки в поезде, пожилая леди не проявила какой-либо заботы, связанной с его длительным отъездом в другой город.
Женщины обладают очень тонким чутьём, а если эта женщина ещё к тому же прожила пол века и приблизилась к уровню великого мастерства, то её обострённое восприятие окружающего мира позволяет ей догадаться, что родной сын не просто уволился с работы и нашёл себе другую, а бежит от чего-то в своей жизни.
А вот Ван Дашуань наоборот так и не понял, что всё-таки произошло. Перед отъездом он похлопал Ван Шуминя по плечу и попросил его привезти местных продуктов, когда тот будет возвращаться домой. Неудивительно, что дуракам на этом свете можно позавидовать - этим людям не нужно заботиться о крове и пропитании.
Им даже и притворяться не нужно, они действительно ничего не подозревают и ни о чём не заботятся.
Что же касается Цэн Сянь... Он покачал головой и вздохнул. Девушка так сильно плакала, что слёзы лились в три ручья, когда они приехали на железнодорожную станцию и прощались. В конце концов, Ван Шуминь строгим голосом сказал ей: "Послушай, что тебе скажет твой гэ. Неужели ты не можешь найти себе другого человека? Твой гэ недостоин тебя, ты не должна ждать своего гэ..."
Цэн Сянь судорожно уцепилась за его рукав и отказалась отпустить. Она отчаянно закачала головой: "Сяо Минь-гэ, не переживай, даже если тебе потребуется на это несколько лет - я буду тебя ждать. Со мной всё будет хорошо. Я дождусь тебя, даже если у тебя нет ко мне чувств.
То, как она произнесла это со слезами на глазах, не могло оставить равнодушным ни одного мужчину. Ван Шуминь вдруг почувствовал, что ей удалось затронуть какую-то тонкую струнку в его душе. Впервые, он другими глазами посмотрел на эту девушку и впервые осознал, насколько она хорошая... настолько, что он и в самом деле недостоин её.
А затем он освободил свою руку от её захвата и второй раз в жизни решительно оставил человека, как и в тот раз, когда бежал из Шанхая.
Время пролетело в мгновение ока. Когда наступило 1 мая, то Ван Шуминь не поехал домой. И Се И домой тоже не вернулся.
Се И позвонил по телефону и объяснил, что находится в деловой поездке заграницей. Его голос был полон извинений, а пока он говорил, рядом с ним не замолкал чей-то голос, как птичья трель. Понять, что говорил этот голос было невозможно, это была непонятная иностранная речь. Одно было ясно - голос торопил его и в чём-то убеждал. Слыша это, Цзя Гуйфан не посмела задерживать его надолго и, дав пару наставлений, быстро повесила трубку.
Что касается неблагодарного сына Ван Шуминя... Цзя Гуйфан просто отказалась с ним разговаривать.
Зато Ван Дашуань не отказался. Он много смеялся и долгое время разговаривал с сыном о разных пустяках.
То ли Ван Дашуань действительно поглупел, а может быть просто притворялся, может быть это было сделано намеренно, а может и случайно, но размахивая руками в разные стороны, он каким-то образом умудрился включить громкую связь на телефоне. А еще, казалось, был так поглощен разговором, пританцовывая на месте, что совсем не замечал, как Цзя Гуйфан вытянула шею из-за угла и слушала их разговор.
Чёртова старуха, твоё упрямство и любопытство доведут тебя до смерти!
Самое чуткое ухо на свете - это ухо матери. Уже после пары слов Цзя Гуйфан поняла, что что-то не так. Она подошла к нему и сильно ударила своего старика-мужа, а потом с помощью жестов и беззвучного шевеления губ спросила: "Что случилось с этим ребёнком? Он заболел? Почему у него такой странный голос?"
Ван Дашуань уставился на нее через свои толстые очки, совершенно не понимая вопросов Цзя Гуйфан, а затем очень громко произнес: "А? Что ты говоришь? Эй, старая леди, ты можешь выражаться словами? Сяо Минь ты бы видел свою мать. Чем ты старше, тем более неадекватной ты становишься. Если тебе есть, что сказать, то не нужно жестикулировать. Я не глухонемой и не понимаю язык жестов!"
И тут же пострадал от действий королевы-матери Цзя, которая отвесила ему оплеуху.
Ван Шуминь улыбнулся, словно догадавшись, что была включена громкая связь, помолчал некоторое время и спросил человека на том конце телефонной линии: "Матушка, как твоё здоровье?"
Цзя Гуйфан надула щёки от вредности, но не издала ни звука.
Ван Шуминь вздохнул и произнёс: "Матушка, у меня всё хорошо. Я здесь со своими товарищами по оружию. Наш бизнес процветает. Не нужно волноваться за меня. Когда я вернусь на Новый год, то обязательно покаюсь перед тобой. Прости меня. Ты уже в таком возрасте, что вредно злиться".
Цзя Гуйфан продолжала сдерживаться, от этого её лицо стало красным. А Ван Дашуань, стоя в сторонке, жалобно посмотрел на неё: "Что происходит? Твой ребёнок хочет поговорить с тобой, своей матерью, а ты не можешь и слова сказать? Ты посмотри на своё лицо, разве оно не раздулось, как воздушный шар? Или может быть ты думаешь, что ты жаба? Жаба у которой глаза настолько большие словно она увидела сокровища..."
Цзя Гуйфан на этих словах схватила лежащую на диване чесалку для спины и замахнулась на него: "Вот я тебе задам, старикан! Я сейчас прибью тебя, если ты не закроешь свой рот и не перестанешь нести всякую чушь!"
Наконец-то её рот открылся для разговоров.
Чуть позже Цзя Гуйфан отогнала Ван Дашуаня в сторону и сама села у телефона, внимательно слушая как Ван Шуминь рассказывает о своей работе за последние пол года. Ван Шуминь старался говорить только о хорошем. Он рассказал сколько денег приносит магазин каждый месяц, и сколько постоянных клиентов они имеют, и что планируют запустить сеть магазинов.
Для Цзя Гуйфан была непонятна большая часть того, о чём он говорил, но одно она знала точно - жить на этом свете совсем не легко. Слушая хриплый голос Ван Шуминя, она представляла себе насколько тяжело и горько ему в этом незнакомом месте.
И слёзы с глухим звуком закапали из её глаз вниз. Ван Шуминь побоялся рассказывать что-либо дальше. Он просто слушал, как она принялась вразумлять его: "Говорю тебе, когда вы, засранцы, были маленькими, то мама всегда заботилась о вас и отдавала вам самое вкусное. А потом, когда вы выросли, ваши крылья окрепли настолько, что вы один за другим разлетелись в разные места! И это такие дальние расстояния, словно вы собрались измерить территорию всего Китая! Зачем вам это надо? Пытаетесь заработать много денег? Но вашим родителям абсолютно неважно сколько вы зарабатываете, главное, чтобы вы были целыми и невредимыми рядом с ними..."
После того, как её речь для Ван Шуминя подошла к концу, Цзя Гуйфан оставила за собой право показать ему всю глубину своих чувств. Начала она с выражения сожаления по поводу того, что в своё время не приняла таблетку для прерывания беременности и не смыла Ван Шуминя в унитаз, и закончила выражением зависти тем людям, у которых родились девочки, вместо мальчиков. Также она не забыла упомянуть о том, насколько важно постоянное место работы и наличие достаточного времени для отдыха. А в довершение ко всему, еще и затронула аспекты законодательства страны, отметив, что в вопросах ведения бизнеса он обязательно должен быть справедливым и законопослушным...
Ван Дашуань сначала продолжил слушать её, но в конце концов почувствовал, что его пустая, как тыква, голова не способна выдержать такого рода нагрузки. Поэтому он отмахнулся от неё, как от назойливого комара, и неспеша направился вниз, намереваясь поиграть в карты.
У кого из нас нет такой стареющей мамы?
Перед тем, как повесить трубку, Ваш Шуминь осторожно спросил: "Матушка, а Се И не возвращался?"
Цзя Гуйфан выразила своё недовольство: "Нет, не приезжал. Уж не знаю, то ли ему там мёдом намазано, то ли он страну спасает... слышала, как рядом с ним какая-то девушка что-то постоянно твердила на непонятном языке, что-то хотела от него..."
Пока Ван Шуминь не положил трубку, у него в ушах эхом продолжили отзываться, сказанные слова. Во истину, боевая мощь пожилой леди была невероятно поразительной меткости.
Он выглянул на улицу, где уже давно стемнело, и вдруг ощутил себя, непонятно почему, невероятно одиноким.
Оказывается, Сяо Се находится заграницей. Поэтому, неудивительно, что он так и не смог до него дозвониться. А может он уже сменил свой номер телефона?
Он закурил сигарету и включил DVD, который дал ему Хуан Хуа. Прослушав его практически наполовину, но так и не поняв сути услышанного, ему надоело, и он выключил его.
Внезапно ему захотелось вернуться в магазин, чтобы хоть чем-то скоротать своё время. На часах было заполночь, и магазин уже давно должен был быть закрыт. Люди были в отпусках на первомайских праздниках, поэтому и магазин пустовал. Он решил сходить и проверить бухгалтерские отчеты, а заодно ознакомиться с небольшими рекомендациями по привлечению покупателей в период праздников.
Только вот оказалось, что он не единственный, кто был таким трудоспособным.
Когда Ван Шуминь открыл дверь магазина, вошел внутрь и включил свет, то три человека в этот момент остолбенели от неожиданности.
Хуан Хуа и Ли Айцзюнь стояли обнявшись. Футболка Хуан Хуа была задрана вверх, а рука Ли Айцзюня лежала на его обнаженной талии. Они поспешно прервали свой страстный поцелуй.
Ван Шуминь захлопнул за собой дверь, а его рука так и застыла на выключателе света. Он стоял, словно молнией поражённый, не в силах пошевелиться, уставившись на них. Лицо Хуан Хуа мгновенно покраснело, и он быстро выпрыгнул из объятий Ли Айцзюня, поправив на себе одежду. Взгляд его глаз в этот момент был полностью ошеломлённый, он не смел даже посмотреть в лицо Ван Шуминю.
Ван Шуминь не двигался, по собственной инициативе попав в такое очень затруднительное положение. Он просто стоял на одном месте какое-то время, ощущая себя рыбой, которую выкинуло на берег. А потом всё-таки выдавил из себя: "Я... я... я... прошу прощения за то, что... открыл не ту дверь..."
Стоило ему произнести слова "открыл не ту дверь", как тут же поймал себя на мысли: "Ван Шуминь, ты сам себя слышишь? Ты головой тронулся? Что за чушь ты несёшь?!"
Хуан Хуа с мрачным лицом присел на вращающееся кресло, стоящее рядом, достал сигарету из ящика стола и закурил. Ван Шуминь был удивлен, что лицо этого легкомысленного и беззаботного мажора, освещённое огоньком от сигареты, впервые приняло такое серьезное выражение.
Хуан Хуа глубоко затянулся, выпустил белый дым, и на его лице показалась горькая улыбка: "Ну, в любом случае, рано или поздно, ты бы узнал об этом, если бы мы дальше вели совместный бизнес".
Он посмотрел на застывшее выражение лица Ван Шуминя. "Что? Наверно, чувствуешь омерзение? - спросил он. - Думаешь о том, что сегодня весь день провёл в компании двух извращенцев?"
Ли Айцзюнь внезапно резко подошел и закрыл спиной Хуан Хуа, посмотрев прямо на Ван Шуминя.
Этот человек несколько лет был военным, потом еще несколько лет прожил в городе. Когда-то он был несмышленым мальчишкой, который за один приём пищи съедал 15 маньтоу и никогда не видел окружающего мира. Уже давно он стал другим человеком, превратившись в уверенного, сильного и обладающего невероятной харизмой зрелого мужчину. Спокойным, ровным голосом слово за слово он сказал Ван Шуминю: "Я знаю, что для таких двух людей, как мы, очень странно вести себя подобным образом, но что в этом плохого? Мы не воруем, никого не убиваем. Мы готовы противостоять небу и земле, обществу и собственной совести. И я не считаю это чем-то извращённым. Лао Ван, ты человек широкой души, и я не хочу недосказанности между нами. У нас с Хуа-цзы именно такие отношения. Если для тебя это не приемлемо, и ты чувствуешь отвращение, то так и скажи. Разойтись никогда не поздно, но твой сюнди до сих пор надеется на твою благосклонность..."
Оставаясь спокойным и уверенным, Ван Шуминь, обессилев, прислонился к двери и вздохнул, перебив Ли Айцзюня: "Вы действительно пара, раз реакция у вас обоих одинаковая. Разве Лао-цзы вас в чём-то упрекнул? Почему вы оба неожиданно так сильно разволновались?"
От этих слов красноречивый Ли Айцзюнь поперхнулся следующим словом, которое застряло у него в горле, а курящий Хуан Хуа, чуть закашлялся от дыма, который попал "не в то горло". Оба они с одинаковым выражением на лице, в полном изумлении, открыв рты, посмотрели на Ван Шуминя. Почему-то, Ван Шуминь в этот момент почувствовал себя невероятно счастливым, и от этого вдруг неожиданно громко рассмеялся.