принцесса
метки: русреал au, повседневность, романтика, развитие отношений, от незнакомцев к возлюбленным, защищённый секс, минет, секс перед зеркалом, стимуляция руками, сексуальная неопытность, кроссдрессинг, нецензурная лексика, упоминания алкоголя и курения
«довыёбываешься, чонин» говорили ему. а он всё фыркал и презрительно сплёвывал. ну и где он сейчас? правильно, довыёбывался. лежит под чаном с широко расставленными ногами и не понимает, в какой вселенной сейчас находится.
и шипы
чан неспешно шагает к выходу из подворотни — туда, где маячит призрачный свет родного двора. ещё не совсем стемнело, но фонари уже зажжены, разгоняют серость и уныние поздней осени. изо рта вылетает облачко пара, на улице морозно, но снега на удивление нет, несмотря на почти середину ноября. настроение в такую погоду ни к чёрту. чан уже мысленно разогревает какой-нибудь полуфабрикат и заваливается разжижать мозги на ютуб, как от стены внезапно отделяется чёрный силуэт.
— эй, дядь, закурить не найдётся?
чан молча оглядывает его. типичный дворовый пацанчик, палёный адидас, растянутые в коленках спортивки и красные замёрзшие уши из-под короткой бини. лицо юное и симпатичное, но искажённое быдлянской гримасой нахальства и угрозы.
— тебя как зовут, пацан? — хмыкает чан, мысленно потирая руки — сейчас и поднимет себе настроение.
— чонин, а твои предки в курсе, что ты куришь?
— тебя ебёт? — бычится тот. — я вообще-то совершеннолетний.
— мне почти двадцать! — продолжает возмущаться.
— ну-ну, небось неделю назад девятнадцать исполнилось, а ты уже замечтался.
как же это забавляет. реакция этого пацана просто десять из десяти, чан живёт ради такого. тот весь краснеет, губы выпячивает, выставляет вперёд лоб, будто бодаться собрался, а в глазах вселенская обида. чан мысленно даёт сам себе пятюню.
— ну-ну, не плачь, — смеётся он и лезет в карман пальто. — совершеннолетний, говоришь? ну держи тогда.
вся обида сразу забывается, стоит пачке сигарет попасть в чужие тонкие пальцы. чонин щёлкает зажигалкой и умело затягивается под заинтересованным взглядом. пускает в морозный ноябрьский воздух кольца дыма, явно красуясь.
— что, родаки денег не дают? — снова ржёт чан. — бери уж всё, там осталось-то. бери-бери, мне не жалко.
— бля, дядь, ну ты реальный мужик, спасибо.
— хорош меня дядей звать, не такой я и старый.
— да ну, а нотации читаешь точно мой батя.
— ах ты ж, малявка, — чан шутливо замахивается, но сам улыбается — забавный всё же этот чонин.
— чан-хён? кто в двадцать третьем году ещё юзает это. тебе что, сто лет? может тогда лучше «дед чан»?
чан замахивается во второй раз. вот и познакомились.
в следующий раз они встречаются там же. чан после работы заёбаный настолько, что ничего не замечает, когда бредёт к родному подъезду. в голове только желание упасть в кровать и не вставать примерно вечность. он настолько в этих мыслях, что чуть не врезается в преградившего путь человека.
чан поднимает раздражённый взгляд, вылавливая смутно знакомое лицо. глаза напротив тоже загораются узнаванием.
— о! ты же этот, как его… — пацан щёлкает пальцами, силясь вспомнить. — дед чан, точняк! угостишь сигареткой?
— у тебя тут что, место силы какое-то? чего тут вечно ошиваешься как беспризорник?
— хочу и ошиваюсь, у тебя чё, проблемы какие-то? — сразу бычится тот.
— это у тебя явно проблемы, — чан оглядывает его внимательней. чонин прячет замёрзшие ладони в карманы спортивок, с плеча свисает рюкзак, на голове всё та же бини, а под ней всё те же красные отмороженные уши. нос тоже красный от холода, а под таким пристальным изучающим взглядом пунцовеют и щёки. — ты что, из дома сбежал?
— чё? нет конечно, я же не дебил. ты сигарету дашь?
тяжело вздохнув, чан выуживает пачку, протягивает младшему и, немного подумав, закуривает сам. промозглый ветер лезет под пальто, и он ёжится, передёргивая плечами. как чонин не отморозил ещё свои милые щёчки,мелькает в голове. чан зависает. и откуда только взялось это безотчётное «милые»? чонин щёлкает его по пальцам, выбивая дотлевающую сигарету, и оцепенение спадает.
— обжёгся бы сейчас, — поясняет он на хмурый взгляд.
старший хмыкает, вглядываясь в его чёрные — без единого проблеска света — глаза.
зачем он тащит незнакомого парня к себе домой, чан и сам не понимает. мысленно обзывает себя последним идиотом, которого точно пристукнут чем-нибудь тяжёлым по голове, грабанут и сбегут, оставляя умирать тихо-мирно в собственной квартире. но он настолько вымотан, что даже почти не против такого расклада.
чонин плетётся позади с невозмутимым видом, лишь заинтересовано оглядывается, переступая через порог чужой квартиры. он смотрится здесь так неправильно и чужеродно, будто криво вырезанная детской рукой картинка. его и не должно здесь быть, проносится в голове. чан гонит эти мысли и гостеприимно предлагает чаю. о причине своего поступка он старается не задумываться.
пока младший греет окоченевшие руки о чашку, он быстро переодевается, оставаясь в домашней футболке. чай тут же забывается, а чонин подскакивает со стула, восхищённо выпучив глаза.
— вау, это чё, татухи у тебя? дашь посмотреть?
чан устало хмыкает, но задирает рукава футболки, открывая уже другие рукава — выбитые на коже. чужой взгляд светится восторгом, пальцы невесомо скользят по узорам и изгибам чёрных линий, уходящих под ткань.
— и на спине, и на груди, — улыбается чан. ему смешно от такого нелепого детского любопытства. — только их я тебе не покажу, нос не дорос.
— да кому ты сдался вообще, — показательно воротит тот самый нос чонин, но тут же заинтересовано спрашивает: — больно было?
— ну смотря где. самое неприятное это грудь и внутренняя сторона рук, остальное фигня. но у меня и болевой порог высокий.
— тоже хочу татухи, — мечтательно вздыхает младший. — вот накоплю бабла и забьюсь.
— ну, пока что у тебя даже на сиги денег нет, — ржёт чан. надо же, как хорошо этот пацан поднимает ему настроение, сам того не желая.
— ой, иди нахуй, — фыркает чонин и садится за стол. вертит в руках кружку с остывающим чаем, а после с самым бесстыжим видом интересуется: — слышь, дядь, а нет чего покрепче?
так и выходит, что чан почти подбирает с улицы незнакомого парня. зачем продолжает пускать того к себе, он и сам не знает, оправдываясь тем, что над мелким можно поржать, поднимая себе настроение. он старается не делать этого как-то слишком обидно — того явно и так жизнь обидела, просто дразнит и подкалывает. чонин выдаёт умопомрачительные реакции, злится, краснеет, смешно пыхтит и дует щёки, разве что матерится, как чёрт. не рот, а помойка.
вначале чонин особо не наглеет, встречает его раза два в неделю всё в том же месте, стреляет сигаретку и послушно ждёт, пока чан сам не позовёт его в дом. но позже доходит до того, что тот беспардонно заваливается в квартиру, с порога начиная хозяйничать. скидывает кроссовки, неизменно наступая на задник, заваривает дошик, который сам же и принёс, и уплетает его, жадно запихивая в рот. позже они с чаном разваливаются на диване и просто молчат. иногда пьют лёгкое пиво, смотрят фильмы, ещё реже разговаривают о чём-то. а если и говорят, то это какая-то бессмыслица, на восемьдесят процентов состоящая из подколов.
несмотря на такое странное общение, чану удивительно уютно. чонин приносит с собой какое-то неясное ощущение завершённости. словно только вот этого хамоватого и дерзкого парня чану и не хватало. он становится ярким пятном, отдушиной в череде беспросветно серых унылых будней.
но он продолжает утешать себя совершенно другим.
чану просто любопытно. да, это только любопытство вынуждает его пускать к себе чонина, чтобы наблюдать за ним как за полудиким маленьким зверьком — зубастым, но в общем-то безобидным. хочется узнать получше, что скрывается за этими острыми зубками и дерзкими словами. но понять мотивацию чонина у него не получается совсем.
— у тебя что, друзей нет? — однажды спрашивает чан.
— чё это сразу нет, — бурчит чонин. — просто… как я могу отказаться от халявной сигареты и пиваса? — щёки его предательски краснеют.
они выпивают по паре банок пива, и, спустя время, разморенный алкоголем и смешной комедией на экране телевизора чонин тихо бормочет:
— круто, когда не надо специально выёбываться.
чан замирает, боясь спугнуть чужое откровение.
— с тобой тут… хоть ты и тот ещё придурок… с тобой спокойно.
после того вечера чонин начинает понемногу открываться, подпускать чана ближе, позволяя заглянуть в прорехи в своей броне. они наконец начинают использовать рот по назначению, узнавая друг друга. чонин выясняет, что чану двадцать семь и единственное его хобби это заёбываться на работе. и немного бренчать на гитаре.
тот явно скромничает или недоговаривает, но младший благоразумно не лезет. чан никогда не считал себя закрытым человеком, но сейчас внезапно обнаруживается, что открываться ему почти так же сложно, как и чонину. встретились два моллюска, мрачно думает чан и продолжает со скрипом раздвигать створки их раковин.
дни идут за днями, приближая конец года. чонин продолжает светить отмороженными ушами и бесконечно много материться. старший однажды грозится промыть ему рот, если тот не снизит уровень ругательств, но отмороженные уши это, конечно же, пропускают мимо. курить на улице теперь становится слишком холодно, и всё чаще они устраиваются на маленьком балконе, держа в одной руке сигарету, а в другой чашку горячего чая.
в один из таких дней чан узнаёт, что младший учится на воспитателя детского сада. узнаёт и в шоке выпучивает глаза.
— ну а чё? я люблю детей, они смешные такие… милые, — добавляет шёпотом.
лицо его в этот момент смущённо розовеет, и чан еле подавляет умилённый вздох. позже чонин рассказывает о том, что у него есть двое племянников, и о том, как он обожает с ними возиться. говоря о них, он весь расцветает, улыбается счастливо, а чан всё-таки не сдерживается и тискает его за щёчки, за что тут же получает целую лекцию, состоящую исключительно из матов. чан ни о чём не жалеет.
в конце декабря он вдруг вспоминает про друзей. с внезапно ворвавшимся в его жизнь чонином он даже не замечает, как забивает на всех почти на два месяца, отмазываясь от их традиционных ламповых встреч на квартире чанбина. снедаемый совестью, он предлагает отпраздновать новый год вместе. друзья отвечают ему бесконечным ворчанием о том, что чан променял их на незнакомого пацана с улицы, но идею, разумеется, поддерживают.
при встрече они первым делом обсуждают свои проблемы и болячки, оправдывая звание старикашек, каким заранее наградил их чонин. джисон ноет о больной спине, на что чанбин отвешивает ему оздоровительный шлепок по хребту и советует меньше сидеть в позе креветки. джисон ноет и гундит ещё сильнее под всеобщий хохот, но тоже улыбается. постепенно, вместе с унынием уходит их седина, болячки заживают, а морщины разглаживаются. они вновь становятся молодыми и напоминают сами себе, что жизнь продолжается, даже когда тебе почти тридцать. чан достаёт гитару, и они горланят все песни, что в состоянии вспомнить их опьянённый мозг.
бабахают пробками от шампанского, а после и салютом, шумной за счёт чанбина и упившегося в хлам джисона компанией выпав из подъезда. чан орёт и бесится вместе с ними, выпуская всю злость, боль и разочарование, настигшее его в уходящем году. наверное, для того и нужно в новогоднюю ночь веселиться как в последний раз. чтобы обнулиться, сбросить с себя покоцаную жизнью чешую и обрасти свежей, с новыми надеждами и новыми силами.
ранним утром больше похожим на позднюю ночь, примерно в то время, когда чан уже лениво растёкся по чужому дивану, на его телефон приходит сообщение. «сновым годо!! ращ ты дед значит принеси мне подароу под елкву». и это становится первым сообщением после того, как они зачем-то обмениваются номерами. чан расплывается в неожиданно нежной улыбке, хихикая себе под нос. чонин наверняка ушёл отмечать к друзьям, напился там до чёртиков, и теперь пишет эти нелепые смс-ки. джисон, уложенный рядом, заинтересованно заглядывает через плечо и тут же пьяно ржёт с этого «дед». чан щёлкает его по лбу, продолжая улыбаться.
младший заваливается к нему утром третьего января. сияет как начищенный пятак и протягивает целый мешок мандаринов. те пахнут на всю квартиру, и чан не может не улыбнуться этому.
— раз уж дед не принёс мне подарок под ёлку, я сам ему принесу. надеюсь, у тебя нет аллергии и есть ёлка.
внезапные звёзды в его непривычно улыбчивых глазах слепят чана, и он жмурится, улыбаясь в ответ. это мгновение само по себе какое-то волшебное. раскрасневшийся от мороза чонин ранним утром на пороге его квартиры кажется таким незнакомым, и счастье, горячей патокой разлившееся внутри, тоже. наверное, новогодняя сказка всё же существует.
весь день они смотрят рождественские фильмы, отпуская глупые шутки на каждую реплику, и лопают те самые мандарины, а под вечер выбираются на улицу, чтобы до самой макушки изваляться в снегу. удивительный выходит день. чан снова чувствует себя ребёнком, гоняясь за чонином, чтобы с размаху кинуть его в сугроб. тот мстит горстью снега за шиворотом, и чан матерится похуже него.
этой ночью чонину приходится остаться. его вещи насквозь мокрые, и идти в них домой по морозу это как достать себе бесплатный билет на больничную койку. оставайся, говорит ему чан, успешно игнорируя громко стучащее сердце. так младший впервые ночует у него, облёживая уже ставший родным диван.
та ночь становится первой в череде последующих, когда чонин остаётся спать в соседней комнате. он будто реально уже живёт с ним. притаскивает кое-какое шмотьё и зубную щётку, матерится на будильник, дразнит помятого чана по утрам, хоть и сам выглядит не лучше, учится варить ему кофе и не разбрасывать сигаретные бычки по балкону. чан не может перестать удивляться такому стремительному развитию отношений, но, пока готовит завтрак на двоих, думает, что их глупая ленивая перебранка по утрам бодрит лучше любого кофе.
а иногда чонин приходит слегка побитым. ссадины на руках, свежие коросты на губе и под носом, уродливые синяки на рёбрах.
— это всё хуйня, — говорит он, утирая кровавые сопли. — я тем уёбкам так врезал, н-на нахуй!
и показывает, как именно он навалял каким-то незнакомым парням, посмевшим вякнуть что-то в его сторону. чан на это только закатывает глаза.
— это всё из-за твоего дрянного языка, — бормочет он, пока ищет, чем бы обработать эти боевые раны.
— ну бля, хён, как тут молчать? они на моих бро наезжают, такое нельзя спускать.
чан закатывает глаза так, что почти видит свой мозг. эти его «бро»… судя по всему от них и идут все проблемы, из-за них же младший и ругается как сапожник. и именно от них он порой прячется у чана, ища спокойствия там, где его не осудят за выбор профессии, за характер, за легко краснеющие щёки и порой проскальзывающую нежность. тоже мне, бро, презрительно думает чан.
— слышь, дядь, — показательно равнодушно бросает чонин в самом начале февраля. — у меня день рождения через два дня.
— правда, что ли? серьёзно двадцать исполнится? такой большой мальчик, — со смехом воркует чан, шутливо поглаживая его по голове.
— да иди ты! — уворачивается тот. — ты не хочешь… ну… отпраздновать со мной?
— я думал, ты будешь с друзьями.
— да у них дела, так что мне не с кем, — краснеют в ответ щеками.
— вот как, — хмыкает чан, глядя на его румянец. — тогда конечно, не оставлять же тебя одного.
он долго думает, что подарить младшему, хочется, чтобы подарок был полезным и не забылся спустя день. и не придумав ничего лучше, вручает какую-то толстенную книгу по педагогике. на самом деле, чан ждёт, что чонин его этим томиком и пристукнет, но тот удивляет его, почти вешаясь на шею от радости.
— вау, хён, ты как узнал, что я хотел эту книгу? — орёт он, сияя звёздами в глазах. — пиздец, я в шоке… спасибо огромное.
они не делают ничего особенного, просто идут в макдональдс после чановой работы. но сам факт того, что они впервые выбрались вместе за пределы родного двора, делает этот поход за фастфудом очень значимым. словно до этого их мир был сужен до размеров квартиры, и чану порой казалось, что за пределами той подворотни, где они впервые встретились, чонина не существует. но в этот день границы их общей вселенной наконец раздвигаются.
чан втыкает свечки прямо в бургер и поёт поздравительную песню, намеренно кривляясь, чтобы сгладить непонятно откуда взявшееся смущение. чонин ржёт с него и зовёт старым придурком, но щёки его пылают ярче пламени свечи.
зачем соглашаться на просмотр ужасов, если терпеть их не можешь? таким вопросом задаётся чан, сидя на ночном сеансе какой-то кровавой криповой резни. рядом с невозмутимым видом хрустит попкорном чонин, а старшего блевать тянет, когда из очередного бедолаги выпускают кишки. ему даже не то чтобы страшно, просто мерзко и неприятно. он зависает, задумавшись над смыслом бытия, и коротко матерится, дёрнувшись от внезапного скримера.
чонин скашивает на него взгляд и несмело кладёт ладонь поверх чужой, чуть сжимая. чана дёргает вновь. он думает, я боюсь, мысленно пищит старший, закусив губу. его распирает от смеха и умиления от наивности чонина и его милой поддержки. его прохладная ладонь холодит кожу, ощущать её поверх своей так приятно и правильно. чан глушит в себе рвущуюся улыбку и никаких кишков больше не замечает.
— твоим родителям вообще нормально, что ты постоянно пропадаешь невесть где? — спрашивает чан, когда они медленным шагом бредут к нему домой.
— нормально, — сразу мрачнеет чонин. — не думаю, что их хоть сколько-то ебёт, где я ночую и что делаю. и вообще! мне сегодня двадцать лет исполнилось, хён! прими уже это! я взрослый, хоть пока и живу с ними.
— да-да, взрослый мальчик, — ехидно бормочет старший, но сам замирает внутри.
картина понемногу начинает складываться, а сердце пропускает удар. равнодушные родители для нежного ребёнка оказываются хуже компании малознакомого мужчины и сомнительных друзей. нежному ребёнку больно, и он защищает себя, постепенно обрастая всем этим нахальством, дерзостью и показным равнодушием.
чонин опять это делает. его рот, не закрываясь, исторгает тонны ругательств. будто канализацию прорвало, скрипя зубами, думает чан. настроение сегодня и без того паршивое — спасибо завалам на работе, а тут ещё и этот грязевой фонтан.
— …а эта сука такое спизданула! пиздец, хён, ты бы слышал. а я ей говорю, да ебал я…
чан чувствует, как закипает собственный мозг, вот-вот пар из ушей повалит. чонин всё продолжает свой трёп, стоя прямо посреди комнаты, чтобы было удобней размахивать руками для большей экспрессии. чан медленно выдыхает концентрированную злость сквозь зубы и встаёт. терпеть это дальше не в его силах.
чонин пятится от наступающего старшего и его тяжёлого взгляда. спина предсказуемо упирается в стену, и он сжимает кулаки от бессилия, отворачивая голову — явно бесится, но и боится. чан подходит совсем вплотную, его нос уже касается скулы, проводит снизу вверх, словно обнюхивая. чонин ощутимо сглатывает — слишком громко в наступившей тишине.
— а ты чё, а? — вполголоса шипит чан. — я тебе сказал следить за своим грязным ртом, м? сказал же, что промою его, если снова будешь всякое дерьмо нести. вот сейчас этим и займёмся.
он резко хватает чужой подбородок, разворачивая, а чонин в шоке глаза выпучивает, мычит, но не понятно — от отвращения или от удовольствия. кто же знал, что рот чан собрался промывать собственным языком.
он жадно лижет обкусанные губы, толкается языком глубже и давит, давит на челюсть, заставляя подчиниться, раскрыться, растечься в своих руках. перехватывает поплывшего чонина крепче, прижимая к себе, а тот наконец отвечает на поцелуй — удивительно робко и неумело. кладёт руки на плечи, повисая целиком на старшем, и жалобно мычит в чужой рот. вся злость гасится этой внезапной податливостью.
отстранившись, чан замечает затуманенный взгляд, припухшие влажные губы и щёки — красные-красные. чонин всё ещё висит на нём, разомлев от поцелуя, но, как приходит в себя, сразу же взбрыкивает, дёргается и норовит заехать лбом в челюсть.
— отпусти, блять, урод! сука! мразь! — орёт и лягается.
но чан держит крепко, заламывает руки и, обхватив поперёк торса, тащит на кровать. чонин, как видит место назначения, брыкается ещё сильнее, визжит не своим голосом.
— да тише ты, блять! не собираюсь я ничего тебе делать!
чан кидает верещащее тело на постель и заматывает в одеяло, пеленает в тугой кокон, чтобы ни рукой, ни ногой не пошевелить. ещё бы рот чем-то заткнуть и вообще красота, удовлетворённо думает чан. младший всё не угомонится, вертится, как червяк на крючке и бормочет проклятья.
— сам заткнёшься или мне приспособить твой рот для чего-то более дельного, а?
— пошёл нахуй! — выплёвывает чонин.
— э, нет. это ты сейчас туда пойдёшь, если не захлопнешь пасть, — цедит старший, сжимая ладонью пряжку собственного ремня.
тот наконец затихает, по-настоящему испугавшись. ещё ни разу на его памяти чан не был таким взбешённым, и сердце от этого колотится загнанно и неровно.
— наконец-то. какой послушный, если припугнуть. вот бы всегда таким был.
но тут же сам качает головой, тихо хмыкнув. нет, будь он сразу послушным, разве заинтересовал бы? в этом была его изюминка, а чан любит изюм, особенно такой сладкий. ругался бы ещё этот изюм поменьше…
— ну чего ты ёрничаешь? ты же ответил на поцелуй, — чонин молчит, зубы сильней стискивает и взгляд показательно отводит. — эй, чонин? прости меня, ладно? что поцеловал вот так резко. был не прав, признаю.
— заебись мне от твоих извинений, — бурчит тот. — это мой первый поцелуй был, урод.
— а ты что его, как принцесса хранил для того самого принца? — ржёт старший.
чонин снова дуется, губы поджимает, чан со смехом заглядывает ему в лицо и замирает — в чужих чёрных глазах злые слёзы стыда и обиды. ну ты реально уёбок, чан, проносится в мыслях. он ложится рядом, обхватывая руками эту шаурму из одеял, и осторожно бодает лбом.
— чонин… ты прав, я такой урод. тебя ругаю, а сам за словами не слежу. прости меня. эй, принцесса, — мягко шепчет он, ведя носом по розовой щеке. — прости старого деда.
принцесса оттаивает. усмехается уголком рта и шёпотом вторит ему — вот уж точно, что старый дед. мир восстановлен.
если честно, чан думает, что после того случая младший к нему больше не сунется. эта мысль свербит непонятной тоской в груди и давит на сердце. но чонин снова его удивляет, заявляясь на следующий день с привычно дерзкой миной.
правда с того момента он держится особняком, всегда чуть в стороне и дёргается от каждого резкого выпада в свою сторону. чана это веселит неимоверно, и он намеренно его припугивает, подходит слишком близко, тянется приобнять. признаваться самому себе, что делает это не столько из вредности, сколько из собственного желания, он не спешит.
но постепенно чонин и сам начинает отвечать. он не делает шаг вперёд, но словно поворачивается навстречу. всё ещё плюётся и безбожно матерится, стоит чану подойти сзади и уткнуться носом в шею, но как-то неуверенно, словно по привычке. вроде и самому хочется, а вроде и гордость не позволяет.
чан решает ему помочь. в один из вечеров, когда чонин снова тусуется у него с баночкой пива, он заваливает его на диван, втискивая ногу между колен. от алкоголя младший становится размякшим, сонным и более тихим, так что сейчас он лишь кладёт руку на чанову грудь, неубедительно отталкивая.
— да бля, хён, отъебись, — бормочет.
на чана это не производит ровно никакого впечатления. как и в первый раз, он ведёт носом по скуле, целует сначала в щёку, подбородок, другую щёку и, замерев на пару секунд, прижимается к губам. чонин повержен. он сдаётся без боя, широко раскрыв рот, и обхватывает шею, больно сдавливая пальцами волосы.
просто поразительно, как кардинально меняется он в моменты близости. словно другой чонин проступает сквозь маску этого — дерзкого, колкого, шипастого, вынужденного эти шипы искусственно в себе взрастить, вживить под кожу. тот внутренний чонин мягкий, податливый, тихо выдыхает прямо в поцелуй и жмурит глаза, стоит чану скользнуть ладонями под футболку.
все шипы теряются, когда чан нежно скользит языком по нижней губе, зубами — по ней же, прихватывает, оттягивает. а чонин отвечает, сам подаётся навстречу, робко гладит чужие предплечья. а когда старший с улыбкой отстраняется, тот ещё долго не отпускает его, уткнувшись в сгиб шеи.
— только попробуй что-нибудь спиздануть, хён, я тебе ёбну.
чан только тихо смеётся, но послушно молчит — страшно всё-таки, такие угрозы.
засыпают они прямо так, на узком диване, в неловком клубке тел. на утро болят все мышцы, чан кряхтит и чувствует себя реально дедом. чонин, как выясняется, зрит в самый корень.
его самого рядом не оказывается. чан подрывается его искать, но тут же плюхается обратно. тот находится сам. с его влажных волос капает на футболку — явно чанову и явно стащенную без спроса. он сразу хмурится, замечая улыбку на чужом лице, но садится рядом, хоть и в некотором отдалении. шипы на своём месте, но чуть притупляются.
язык чешется, как хочется пошутить, съязвить, подколоть, но чан чувствует, что первые слова должны быть искренними, и поэтому:
— слышь, дед, — тут же скалится тот. — ты бы песок хоть стряхнул, я заебался сейчас его вымывать из волос.
— мокрая злая лисичка, — довольно тянет чан. — ты погляди, сейчас ведь цапнет.
— вот-вот, осторожней, а то хуй тебе откушу.
— а я — тебя выебать, — ухмыляется чан.
— да я сам тебя выебу! — взрывается младший.
— даже так, — мгновенно оказавшись рядом, выдыхает чан ему на ухо, целует и прихватывает мочку губами под рваный вздох. — ну покажи, что ли.
и первым падает в поцелуй. в отличие от вчерашнего он выходит яростным и жарким. они не целуются, а борются, кусают, давятся слюной, стискивают друг друга руками. чонин не выдерживает первым, чуть слышно хнычет и неосознанно вскидывает бёдра вверх. чан реагирует мгновенно — опускает ладонь на пах, щупает и мнёт сквозь штаны, второй рукой пробираясь под футболку. пальцы находят сосок, щипают и выкручивают, а чонин окончательно теряет голову.
— сука, я щас кончу, — шепчет.
он позволяет стянуть с себя одежду, почти не осознавая этого, но острый изучающий взгляд замечает мгновенно. сразу же хочется прикрыться, но он лишь выше вскидывает подбородок, защищаясь привычным оружием.
— заебал пялиться, сделай что-нибудь.
— у-у, — присвистывает чан. — кто больше всех выёбывается, у того и член маленький.
— иди нахуй, — привычно плюётся чонин, но видно, что ему и правда обидно.
— ладно-ладно, я просто шучу. не бери в голову, ладно, чонин? — мягко просит чан, заглядывая в чужие глаза. — зато сосать удобно будет, — хмыкает.
— а чё, правда отсосёшь? — как быстро у него сменяются эмоции, глаза горят почти детским восторгом.
— правда отсосу, — лыбится старший и тут же обламывает. — только если хорошо попросишь.
вопреки своим словам, никаких просьб не ждёт. спускается влажными поцелуями по шее, ключицам, слегка втягивает затвердевший сосок, мажет по животу. чужой лобок весь в мелких коростах от неаккуратного бритья, чана это так умиляет отчего-то. он присаживается у чониновых ног и мягко целует прямо в этот колючий лобок, гладит стройные бёдра.
— эй, — задирает голову, смотрит снизу вверх в напряжённое лицо. — можешь не бриться, если тебе больно. это вовсе необязательно.
— мне не больно, — бормочет младший, явно смущённый.
чан удовлетворённо хмыкает, возвращаясь к животу. ведёт ладонями по талии и сжимает у тазовых косточек, наглаживая их большими пальцами. про член чан, конечно, соврал. нормальный он, аккуратный такой — в самый раз, чтобы взять в рот. он широко лижет его, лишь примериваясь, а сверху уже скулят.
— я ещё даже не просил, а ты уже за щеку берёшь, — нервно усмехается чонин.
— это я авансом, — смеётся чан перед тем, как насадиться ртом на член.
чонинов рот изгибается в удивлённую «о». он сжимает кулаки и кусает губы всё то время, что чан лижет и сосёт его член, влажно причмокивая. его бёдра мелко трясутся, и старший кладёт на них ладони, сжимая и поглаживая.
он вскидывает глаза, смотрит так хитро, что живот невольно поджимается от ожидания какой-то подставы. и ведь не подводит. чан насаживается до упора, чтобы головка упёрлась в горло, и медленно сглатывает. чонин еле успевает соскочить, прежде чем обильно кончить на чаново плечо. сдавленный стон выходит из него вместе со всеми силами.
он растекается по дивану, пока старший успокаивающе целует его бёдра и колени, а после рывком стягивает футболку. чонин тут же приходит в себя и жадно глотает взглядом каждый кусочек его сильного покрытого татуировками тела, которое внезапно снова оказывается рядом и горячит бок.
— поможешь мне с этим? — лыбится чан, приспустив штаны с ноющего члена.
чонин с сомнением смотрит на чужой стояк, будто член вообще впервые в жизни видит. его неуверенность так сильно веселит и по-своему манит.
— хэй, не тушуйся, принцесса, — улыбается чан.
— бля, завали, дядь, — огрызается тот, пунцовея всем лицом.
— просто подрочи как будто себе, — подсказывает старший.
чонин осторожно обхватывает член, ведёт вверх-вниз, оттягивая нежную кожу, и тут же вскидывает взгляд, пытаясь по выражению чужого лица понять, всё ли делает правильно. чан ободряюще улыбается ему, кивая, и тянет за шею к себе. вовлечь в поцелуй такого сосредоточенного чонина оказывается сложно. тот хмурит брови, деревенеет и почти не отвечает, боясь накосячить.
— да расслабься ты, — шепчет чан ему в губы.
ощущение от его холодной узкой ладони совсем не те, что от своей. что-то внутри чана трепещет в этот момент, в груди всё рвётся и клокочет. он кладёт свою руку поверх чужой и сильнее сжимает, направляя. дело наконец двигается с мёртвой точки. они вместе надрачивают ему, сгибая кисти, и чану становится очень хорошо. чонина отпускает настолько, что он даже гладит свободной рукой шею и плечи, а губами прижимается к подбородку. и такой он осторожный, чуткий в эту секунду, чана ломает только от одного его короткого взгляда, брошенного проверить, приятно ли ему.
он улыбается, когда чонин прикусывает его кадык, и кончает так же — улыбаясь. лишь выдыхает тихо и сдавленно шипит, когда младшего дёргает от ощущения чужой спермы на пальцах.
— не так уж и страшно, да, принцесса? — давит из себя чан.
его голос немного сипит после оргазма, но перестать улыбаться он не может, даже когда чонин бурчит в ответ что-то матерное, даже когда целует его в этот грязный от ругательств рот. младший отвечает ему незамедлительно, с готовностью подставляя губы, и чан думает, что его лицо сейчас просто-напросто треснет от счастья.
следующим же вечером, когда привычным путём младший заруливает к дивану, чан решается разбить повисшую неловкость, стеклянной перегородкой разделившую их после той спонтанной близости.
— эй, чонин, — окликает он. — не хочешь лечь со мной?
тот тупит слишком долго, пытаясь решиться, и чан, тяжело вздохнув, берёт всё в свои руки. а заодно берёт в них и чонина. закидывает его на плечо и прямо так направляется в спальню, игнорируя невнятные маты и слабые трепыхания.
лежать с кем-то в одной кровати и собираться просто спать — странно. чан и не помнит, когда в последний раз такое было, пьяное тело джисона на дружеских посиделках не в счёт. чонин непривычно робкий, и старшему приходится самому его обнять, пробравшись рукой к талии.
— чонин, всё же в порядке? эй?
— да, всё норм, — наконец отвечает тот.
— вот и славно, расслабься уже.
чан мягко целует куда-то за ухо, задержавшись губами, и устраивается рядом, намереваясь быстренько уснуть. но всё же ещё долго лежит без сна, вслушиваясь в чужое дыхание, ощущая, как чонин осторожно ёрзает, укладываясь поудобней, и наконец обмякает. внутри продолжает свербить, и странная трепетность этого момента ещё долго не даёт сомкнуть глаз.
первое, что видит чан после пробуждения, это настороженные чёрные глаза напротив. всё тело сковывает секундная тревожность, но он с усилием прорывается сквозь неё, прижимаясь к чужим губам в мягком поцелуе. и чан готов поклясться, что чонин подаётся навстречу на мгновение раньше, чем это делает он сам. это всё решает.
наверное, они ведут себя как настоящая парочка. много целуются и дрочат друг другу, смеются без повода и молчаливо поддерживают. младший учится меньше материться, доставлять другому человеку удовольствие, а ещё просить. и чан поощряет его, вылизывая и заглатывая его возбуждение под тихие рваные вздохи. чонин, что называется, дорвался.
твёрдая броня трещит с каждым днём всё сильней. пускать постороннего человека за неё страшно и почти физически больно. голую нежную плоть так легко поранить. они оба понимают это, к счастью, и потому становятся друг к другу мягче и снисходительней.
чан просыпается от ощущения распаренного влажного тела рядом. чонин возится, закидывая на него ногу и обдавая холодными брызгами с волос. и не лень ему так рано в душ вставать, вскользь думает чан, пока переворачивается на бок и обнимает горячее тело в ответ. в щёку тотчас же тычутся губами, мажут по подбородку и всё же утягивают в поцелуй.
— какие мы нежные с утра, — с улыбкой бормочет чан.
в груди всё свербит и чешется, так сильно хочется сграбастать чонина, вжать в себя до несдержанного визга. и чан не смеет противиться этому желанию, утягивая того целиком на себя. младший в его руках елозит, пристраивается поудобней и таки визжит, когда его сжимают слишком крепко.
— ёб твою мать, хён, чуть рёбра не сломал, — ворчит.
— прости-прости, принцесса, я и забыл, что ты у меня такой хрустальный, — хрипло смеётся чан.
«ты у меня», вырвавшееся так естественно, камнем оседает в груди. они не обсуждают то, что между ними происходит, и не заключают это словами в какие-то рамки. но чану… чану внезапно так сильно хочется, чтобы чонин и правда был у него.
он с раздражением отбрасывает эти сентиментальные мысли и с новым рвением целует чужие губы — все в корочках свежих корост. на младшем из одежды только боксеры, но и от них чану хочется избавиться с небывалой силой. ладони проскальзывают под резинку и накрывают худые ягодицы, чуть сжимая. чонин трогает и гладит его плечи в ответ, проводит пальцем по контурам татуировок, а бёдрами трётся о его пах.
— я пиздец как хочу тебя, — бормочет он несдержанным выдохом прямо в рот.
— м-м, хочешь, чтобы я тебе отсосал?
— нет… ну то есть да, но… я имею в виду… блять, хочу, чтобы ты…
— что такое? — смеётся чан с его смущения.
— да бля-ять, — стонет младший, роняя голову на чужое плечо. — я сейчас ходил в душ и… зад тоже вымыл…
— о, — происходит сбой в системе. чан зависает с приоткрытым ртом и пытается осмыслить произнесённое. чонин правда хочет? — ты правда хочешь заняться сексом?
— а ты нет? — бурчит тот. — сам же говорил, что мечтаешь меня выебать.
— ещё как мечтаю, — шёпотом на ухо. — но ты сам должен быть уверен в своих желаниях.
— хён, я потратил самые позорные двадцать минут своей жизни, чтобы подготовиться, конечно я уверен.
и хоть его щёки горят огнём, чонин действительно настроен решительно. это видно по сиянию его глаз, по серьёзно сдвинутым бровям и по тому, с какой силой он сжимает чужие плечи. в отличие от него чан вязнет в страхах и сомнениях. он неотступен в своих желаниях, но для младшего это будет первый раз, и разве он не должен быть… особенным? тот так сокрушался от украденного первого поцелуя, но сейчас безоговорочно вверяет себя в его руки, протягивает всего на раскрытой ладони. и эта ответственность за распахнутую настежь душу бетонной плитой придавливает к кровати, заставляя медлить и мяться в нерешительности.
младший решает всё за него. скатывается на бок и неловко возится, стягивая трусы. он снова выбритый — на этот раз более аккуратно, и это не может не восхищать. чан плавно ведёт вниз по его животу, впитывая ощущения от гладкой горячей кожи под ладонью, и накрывает ещё мягкий член.
они в такой нелепой позе — чан лежит на спине с протянутой к чужому паху рукой, а чонин сидит рядом, чуть откинувшись назад. и эта их отстранённость, расстояние, раскинувшееся между ними, совершенно не подходит к понятию «особенное». хочется ближе, ласковей, губы жжёт от желания поцеловать чонина вообще везде. эта внезапная всеобъемлющая нежность вынуждает чана подгрести его под себя и покрыть сотнями коротких быстрых поцелуев.
чонин хмурится, силясь скрыть прорывающуюся улыбку, жмётся к его мягким губам, а руками обводит твёрдые мышцы чужого тела. чан самодовольно хмыкает, когда ладони задерживаются на груди, а после на ягодицах.
— я тебя не отвлекаю? — шепчет чан, размашисто целуя в откинутую шею.
— отвали, дядь, я стресс снимаю, — скалится младший, продолжая мять его зад.
в поцелуях тонут жаркие выдохи. руки шарят по телу, ласкают все чувствительные места до бессвязного мычания.
— подожди, я сейчас, — чан оставляет короткий поцелуй на раскрасневшихся губах, прежде чем отойти к шкафу.
он долго рыщет по полкам, недовольно бормоча под нос, и наконец возвращается с пачкой презервативов и тюбиком смазки. их многообещающий вид заставляет младшего тревожно сглотнуть.
— так долго искал, не часто ты ебёшься, — нервно бормочет.
— жизни, чтобы меня выебать, не нужна смазка, — хмыкает чан, подгребает под себя чонина, вклиниваясь между его ног, и гладит по острым коленям. — а вот мне, чтобы выебать тебя, очень нужна. так что постарайся расслабиться, принцесса.
— да блять, не называй меня так! — он весь как натянутая струна, дёргается от звука, с каким открывается крышка тюбика, и судорожно облизывает губы.
— прости, принцесса, — чан сцеловывает этот мокрый след от языка и оставляет между его ног новый — от смазанной влажной ладони.
первый палец медленно погружается внутрь, раздвигая тугие гладкие стенки. старший замирает вслед за чонином, вглядываясь в его лицо.
— как будто сейчас обделаюсь, — напряженно отвечает тот.
— это нормально, — коротко смеётся чан, осторожно двигая пальцем. — скоро пройдёт.
под постоянными ласками чонин постепенно расслабляется, позволяя втиснуть ещё два пальца в сжатый анус. чан щедро льёт вязкую смазку, и ритмично чвакающие звуки теперь целиком наполняют спальню, заглушая напряжённое дыхание младшего.
чан в последний раз втягивает в рот его сосок, прежде чем отстраниться. губы горят и пульсируют от того, как много поцелуев он сейчас отдал, чтобы отвлечь чонина от незнакомых ощущений. уверенным движением он натягивает презерватив и давит на чужие бёдра, разводя шире. чонинова грудь идёт нервными красными пятнами, высоко вздымаясь от тяжёлого дыхания. его взгляд такой загнанный и испуганный, что чану хочется всё бросить и просто сгрести его в утешающие объятия, не смотря на собственное сильное желание, пульсирующее внизу живота.
— нет, встань лучше раком, — просит он.
— ещё тебе чё сделать? — тот почему-то весь зажимается и волком смотрит исподлобья.
— давай, чонин, не нужно меня стесняться, — говорит чан и впервые шепчет трогательное: — ты такой красивый.
чонина дёргает как от пулевого ранения. непривычно нежные слова словно делают ему больно, однако он весь обмякает и послушно разворачивается на четвереньки, пряча красные щёки в сгибе локтя. чан прижимается близко-близко, обхватывает под животом и целует вздыбленные острые лопатки.
— постарайся расслабиться, — бормочет он в спину, прежде чем приставить член к сжатому входу.
чан не спеша проталкивается внутрь. в глазах темнеет от этой потрясающей узости чониновой задницы, и он позволяет себе коротко простонать, опустив голову. чонин под ним каменеет, напрягается и дыбит спину колесом, стараясь уйти от раздирающей боли. но чан не позволяет, кладёт ладони на тазовые косточки и медленно тянет на себя, входя так глубоко, что его собственные бёдра касаются чониновых худых ягодиц.
— ай, блять, хён, больно-о, — ноет тот сквозь сцепленные зубы. рукой придерживает чужую ляжку, не давая двигаться.
на глазах выступают слёзы, и он прячет лицо в простыни, стесняясь собственной слабости. его член почти полностью опадает, и чан накрывает его ладонью, пытаясь отвлечь от боли. надрачивает и одновременно с этим медленно и осторожно начинает двигать бёдрами.
— потерпи немного, — шепчет, мягко целуя выступающие зубья его позвонков.
он знает, чонину сейчас нелегко. того разрывает давящей болью и незнакомыми ощущениями от скольжения твёрдого члена внутри. хочется всё прекратить и свернуться в несчастный жалобно скулящий клубочек. но постепенно к боли начинает примешиваться что-то ещё. какое-то странное наслаждение от трения члена о стенки растянутого ануса.
чан продолжает неспешно ласкать его член, чуть тянет на себя за сгиб бедра, меняя положение, а чонина внезапно перетряхивает острым удовольствием. он рвано стонет, рефлекторно выгнувшись в спине, и стискивает простынь в пальцах. это где-то на грани. ему всё ещё больно, но теперь и по-странному приятно, и это вынуждает его податься навстречу чужим бёдрам.
— б-блять, — роняет чонин надрывное.
и чан впервые рад этому мату. он довольно улыбается и толкается вновь, придерживая выгнувшегося в хриплом стоне чонина. того крошит и ломает, дёргает и размазывает по постели с каждым следующим толчком. он жмётся грудью ниже, выставляя задницу, и чан ведёт по ней ладонью, гладит, переходя на поясницу и дальше, пока не путается пальцами в растрёпанных чуть влажных волосах.
— чонин, посмотри на меня, — сдавленно просит он, мягко поглаживая чужую голову.
тот ложится щекой на простынь и скашивает взгляд. он тёмный, без единого проблеска звёзд, а ещё какой-то мутный, поплывший. чонин и сам плывёт где-то в глубинах своего сознания. его рот приоткрыт, и из него на кровать тонкой нитью льётся слюна.
видеть его таким до сладкой дрожи приятно. осознавать, что тот в таком состоянии из-за него — приятней во сто крат. чан тянется его поцеловать, но это неудобно в такой позе, и он выскальзывает из тугого нутра, чтобы перевернуть младшего на спину. тот издаёт жалобное мычание, когда член перестаёт давить изнутри, и невольно тянется вслед.
— всё хорошо, я здесь, принцесса, — шепчет чан ему на ухо, целует туда же, а после наконец прижимается к губам.
чонин гладит его плечи дрожащими руками, торопливо чмокает в губы, подбородок, щёки, и послушно разводит ноги шире, когда старший вклинивается между ними. чан горячо целует в ответ с не меньшей поспешностью. все его дерзкие слова про «выебать» теряют свой вес. такого чонина хочется только отлюбить. и пусть чан ещё не хочет задумываться над своими чувствами, сейчас он готов вложить всё, что бьётся и горит в его груди, в каждое движение и слово.
— чонин… чонин, — бормочет он, когда тот широко разевает рот от нового глубокого толчка. — тебе хорошо?
— д-да, — выдыхает тот невнятно.
его острые колени впиваются в бока, когда он рефлекторно пытается их сжать от подступающего оргазма. чан доводит его до мелкой дрожи точными глубокими толчками и всё не может перестать целовать его лицо и шею. он тоже близко, внутри всё скручивает и давит, готовясь выплеснуться, и лицо чонина, искажённое словно мучительным удовольствием, только приближает его конец.
— бля-ять, хё-ён, — вдруг громко зовёт чонин.
он сильно дёргается, стуча пяткой по чановой пояснице, ломается в спине и с короткими отрывистыми выдохами кончает. чан продолжает рваные движения бёдер, пока младшего ещё крутит в конвульсиях. он и сам начинает дрожать и приглушённо низко стонет, заполняя спермой презерватив. замирает внутри ещё на несколько долгих секунд, переживая собственное удовольствие, пока член не становится слишком чувствительным под сдавливающими горячими стенками.
чонин поворачивает к нему лицо, стоит чану улечься рядом, но взгляд его едва ли можно назвать осмысленным. он пялится куда-то мимо, беззвучно шевеля губами. чан обтирает ладонью его взмокший лоб и подсыхающие следы от слёз, зачёсывает взлохмаченную чёлку и всё не может согнать с собственного лица широкую, абсолютно глупую улыбку.
— давай, принцесса, возвращайся ко мне.
это случается, когда чану взбредает в голову встретить младшего с учёбы. у того пары до позднего вечера, а он как раз заканчивает с работой к этому времени. настроение странно приподнятое, наверное, потому что сегодня четверг, и конец рабочей недели уже виднеется в обозримом будущем. чан забегает по дороге за кофе, и сейчас стоит у ворот универа с двумя горячими стаканчиками, ощущая себя одновременно очень глупо и очень взбудоражено. как будто он поджидает своего возлюбленного после невыносимо долгой разлуки длиной в целый день.
он почти роняет кофе, оглушённый этой мыслью. но в глубине души чан понимает, что уже давно знал об этом. он действительно влюблён в чонина, и с этим уже ничего не сделаешь. сейчас он просто вытаскивает это знание на свет, стряхивая с него пыль и паутину, и пытается примерить на себя, пристроить в реалии своей жизни.
чонин выпадывает из дверей и сразу же хлопает по карманам расстёгнутой куртки и привычных растянутых треников в поисках зажигалки. в свете нового знания его хмурое лицо кажется чану особенно прекрасным, и он расплывается в отвратительно слащавой нежной улыбке, когда машет ему рукой.
— да просто с работы шёл, было по пути.
чан протягивает ему ещё горячий стаканчик, и чонин принимает его, мягко и чуть неловко улыбаясь, но внезапно мрачнеет, глядя куда-то за спину. старший оборачивается, тут же оказываясь под прицелом нескольких пар глаз. те самые бро, сразу понимает чан.
— ты чё, чонин, папика себе нашёл? — гогочут друзья.
— вы ахуели?! — орёт тот. — я вообще-то не из этих! я не педик, ясно?!
зубы стиснуты, кулаки сжаты — того и гляди кинется мутузить своих же приятелей. но щёки горят предательским красным, и чан тихо хмыкает себе под нос, ага, не педик, как же.
он всё не может решить, надрать уже этим придуркам зад или плюнуть на них. в конце концов в чём-то они правы — чан явно старше, а в своём пальто и выглядывающих из-под него офисных брюках и правда похож на чьего-то папочку. но чонин уже уходит, и он спешит за ним, мгновенно расставив приоритеты.
младший явно рассержен, а чан чувствует внезапную робость перед ним из-за своих чувств и потому не решается даже как-то подколоть. слова застревают в горле, и сглотнуть их совсем не выходит. они оба какие-то пришибленные, бредут домой, раздавленные собственными мыслями — для каждого своими.
чонин притормаживает у знакомой подворотни, и плетущийся позади чан почти врезается в него, погружённый в невесёлые думы. они молча прикуривают, выдыхая клубы дыма в стылое мартовское небо. пока бездушные окна многоквартирных домов пялятся на их ссутуленные фигуры, чан пялится на младшего, на его нахмуренное, вмиг повзрослевшее лицо, на его торчащие из-под шапки уши и покрасневшие от холода пальцы со сбитыми костяшками.
он смотрит на него будто новыми глазами, выцепляя каждую деталь. обкусанные губы смыкаются вокруг фильтра, а хочется, чтобы вокруг его губ. замерзшие ладони прячутся в карманах спортивок, а надо, чтобы в его собственных руках. чонин инстинктивно жмётся к каменной стене, но чан желает, чтобы тот льнул только к нему. и когда эта мысль становится такой правильной? с их первой встречи проходит не больше пяти месяцев, и вот где они теперь.
— дядь, — подаёт голос младший. — наверное, мне стоит уйти. чего тебе на мою кислую рожу смотреть?
— не дури, чонин. будто я твоей кислой рожи не видел, — отвечает чан и уже мысленно добавляет — мне она нравится и такой. — пойдём домой.
младший непривычно робкий, аккуратно ставит обувь на полку вместо того, чтобы обычным неряшливым движением кинуть на пороге. он словно не уверен, что имеет право сейчас находиться здесь. те брошенные его друзьями слова что-то ломают в нём, и чану очень хочется знать, как починить эту сломанную деталь.
он наливает им горячего чая, ждёт, пока чонин не согреет об него свои заледеневшие ладони, почти бездумно прихлёбывая кипяток. а после заваливает того на диван, сгребая в охапку. тот успевает только испуганно вздохнуть, как чан уже гладит его спину широкими ладонями и прижимается к виску долгим поцелуем.
— что случилось? — бормочет, задевая кожу губами.
— принцесса, — чан отстраняется, заглядывая в чужие глаза. — это из-за твоих дружков?
— они… нет, я пока не могу сказать. потом, ладно?
— конечно. я всегда готов тебя выслушать. даже если это будет целый вагон грязных ругательств, так уж и быть, — чан показательно мученически вздыхает, вызывая тихий смех.
какой же чонин красивый без этой напускной дерзости, такой мягкий, нежный, улыбка такая ясная и милая, сразу хочется её сцеловать. что он и делает, наклоняясь так близко, что почти ложится на замершего младшего. тот всё ещё цепенеет при таких проявлениях ласки, как будто ему привычнее говорить на языке грубости, чем нежности.
чан видит, как чужой рот открывается, стремясь выдать очередную порцию мата, но он не даёт этого сделать. накрывает его губы в осторожном мягком поцелуе, сминает бережно то нижнюю, то верхнюю, едва уловимо ласкает языком. чонин отвечает ему с той же нежностью, гладит по волосам и щекотно касается кончиками пальцев шеи. и всё это так запредельно. чану хочется видеть в этом какой-то скрытый смысл, уловить какой-то немой разговор.
уже когда они переодетые ко сну лежат в постели, старший вспоминает о вытащенном на свет знании. чонин лежит совсем рядом, ковыряя пальцем рисунок на его теле, и чана опять перетряхивает от раздувающегося в груди горячего шара, давящего прямо на сердце.
говорить открыто о своих чувствах очень страшно и сложно, но слова жгут язык и будто сами просятся наружу. створки раковины со стуком распахиваются, а чан делает глубокий вдох как перед прыжком в воду.
— ты мне нравишься, чонин, — шепчет он, глядя прямо в чужие глаза. — я влюблён в тебя.
те в шоке округляются, а сам чонин ничего не отвечает, поспешно отворачиваясь к стенке.
это больно оказывается. чан старается задвинуть все мысли и чувства за бетонную непроницаемую стену и ведёт себя так, будто ничего не случилось, будто чонина никогда и не было в его жизни. он делает всё слегка заторможено, но очень чётко, сосредотачиваясь на деталях. аккуратно заправляет постель, тщательно чистит зубы, намеренно игнорируя вторую щётку в стаканчике, готовит завтрак и привычным движением достаёт две кружки для кофе.
на этом моменте его перемыкает. рука дёргается, и кружка летит на пол, разбиваясь прямо как и его сердце. звон, с каким осколки разлетаются по полу, будто будит его. чан встряхивает головой.
соберись, велит он себе, ещё ничего не закончено. но что ещё может значить этот молчаливый уход? видимо его чувства в тягость чонину, и он сам ничего такого не испытывает. чану вспоминаются яркие звёзды в чужих глазах, то, как чонин постепенно открывался и едва уловимо тянулся навстречу, и он не верит сам себе.
пустота в том месте, где всегда был чонин, вдруг разрастается до небывалых размеров, и чан, как никогда раньше, ощущает своё одиночество. конечно, у него есть замечательные друзья, пусть не очень дружная, но семья, коллеги на работе… но это одиночество другого плана. оно никогда особо его не тяготило, однако, с появлением одного дерзкого хамоватого парня, всё слишком сильно изменилось.
весь день чан гоняет и крутит разные мысли. ему думается, что лучше бы он не признавался, лучше бы вообще не звал к себе чонина тем далёким ноябрьским вечером. но мысли эти сметаются одним только воспоминанием о чужих сияющих глазах. никогда не знать чонина? не знать, каким нежным и открытым он может быть? чан понимает, что ни за что бы не пошёл на это. и даже если всё так закончится, он не будет ни о чём жалеть. чан вновь раздражённо мотает головой. я не позволю этому так глупо оборваться. он решает дать чонину время, прежде чем поговорить с ним, а пока что можно молча пострадать.
долго страдать не получается. уже на следующий день на телефон приходит звонок от контакта «принцесса». внутри всё замирает на мгновение и тут же взрывается смесью эмоций. облегчение, страх, неуверенность, затаённая надежда. чан нервно вытирает ладони о штаны и всё же берёт трубку.
— хён, можно я к тебе приду? — как-то забито спрашивает чонин.
— приходи. а что так внезапно?
рассказывать особо и не приходится. синяк на чониновом лице хороший такой, с кровоподтёком — очень даже говорящий.
— хён, мне нельзя в таком виде домой, там мамка… похлеще этого наподдаст, — бормочет чонин.
тупое и абсолютно неубедительное оправдание, думает чан, но пропускает его без слов, ведёт в ванную и сажает на крышку унитаза. пара минут уходит на поиск перекиси, ещё две — ваты. так и не найдя её, чан плюёт и льёт перекись прямо так. чонин шипит, ссадина шипит, чан, разнообразия ради, хмурится.
— за дело получил или опять за хуйню какую-то? — спрашивает старший, когда рана обработана, а они уже сидят на диване, двумя ладонями придерживая лёд у разбитой скулы.
— чего сразу за хуйню, — бормочет чонин. — они меня педиком называют, чё я терпеть должен?
— а ты, значит, не педик? — устало хмыкает чан.
— а со мной спишь почему? мы вроде оба парни, выходит, педики.
— не педики мы! — на секунду взрывается чонин и уже еле слышно добавляет: — а сплю, потому что… потому что ты нравишься мне. по любви выходит.
сердце замирает в груди на один долгий сладкий миг, а после бьётся так быстро, почти до боли. чан делает короткий, едва заметный выдох, чтобы после невозмутимо спросить:
— испугался, ясно? не надеялся, что это взаимно. мне казалось, для тебя это ничего не значит, что тебе просто удобно… хотелось подумать…
— да, — отвечает чонин, насупившись. — хён, давай встречаться. по-настоящему.
чан смотрит в его побитое, но такое красивое юное лицо и пытается поймать чужой взгляд. младший не даётся, опуская голову, но чан упрямо цепляет его подбородок и тычется носом в здоровую щёку.
— эй, принцесса, — шепчет. — конечно, давай встречаться. я буду твоим, а ты моим. по-настоящему.
чужой рот дёргается в едва заметной улыбке, и чонин всё-таки поднимает глаза. в них чан видит нежное сияние зарождающихся звёзд. эти звёзды всё приближаются к его лицу, пока чонин не целует его своими обкусанными сухими губами так, как он умеет — нежно и мягко, несмотря на все свои шипы. чан счастливо выдыхает.
и правда, выходит, что по любви.
и юбка
«бля, дядь, ты чё, издеваешься?» — говорит чонин. фыркает «в жопу себе засунь эту юбку», а ещё «ни за что и никогда».
— сука, я сейчас кончу, — говорит чонин, пока чан отсасывает ему, нырнув головой под подол той самой юбки.
это странно — видеть на нём юбку. чонин тощий и угловатый, со сбитыми костяшками и небритыми ногами. женственности в нём ровно столько, сколько стыда у чана, когда он предлагает надеть это недоразумение.
не то что бы у чана пунктик на мальчиков в женской одежде, ему просто любопытно, как будет выглядеть чонин. тот не выглядит мило или возбуждающе, скорее нелепо. чан чувствует в этом что-то извращённое, неправильное, и это по-своему будоражит.
он тщательно её выбирает, пролистывая сотни вариантов в интернет-магазине, прикидывает, что бы подошло младшему, в чём бы он смотрелся горячо или мило. но в любом случае попадает мимо. это простая клетчатая юбка в складку до середины бедра, аккуратно сшитая и приятная на ощупь, так что испортить её будет ещё обидней. но именно это сейчас собирается сделать чан, когда доводит чонина своим ртом до дрожащих ног и запрокинутой в жарком выдохе головы.
когда в самый первый раз он говорил, что отсасывать чонину будет удобно, то и подумать не мог, что ему так понравится ощущение чужого возбуждённого члена во рту. это, а ещё то, как младший поджимает пальцы ног, тянется к его плечам в поисках опоры, дышит загнанно и неровно, заставляет чана раз за разом опускаться на колени и ласкать того до умопомрачения.
он рывком насаживается на член до самого основания, а после медленно с оттяжкой поднимается вверх, сжимая губы и втягивая щёки. в голове возникает неуместное и тупое «повторяйте это упражнение три раза в день, и спина не будет болеть». чан ржёт от этой мысли прямо с членом во рту и предсказуемо давится, громко хлюпая слюной. чонин дёргается, зажимая его голову между ляжек, и коротко матерится, когда к собственным губам тот добавляет руку.
влажные от слюны пальцы скользят по длине, пока губы с нажимом обсасывают головку. чан ускоряет движение головы и ладони, чувствуя дрожь чужих ног. тяжёлое дыхание и едва слышные редкие стоны сверху кружат голову сильнее отсутствия кислорода. он и сам готов застонать от ощущения чониновых пальцев, вплетающихся в волосы. тот тянет их вверх, без слов прося отстраниться, но старший лишь насаживается глубже и удовлетворённо мычит, чувствуя, как рот наполняется спермой.
чонин скулит и дёргает его за плечо, отодвигая от себя. его ноги обессилено раскинуты в стороны, но мелкая судорога время от времени заставляет их напрячься, несмотря на успокаивающие поглаживания широких ладоней.
чан раскрывает рот, и из него вытекает вязкая смесь из слюны и спермы, капает прямо на подол, пачкая ткань. между пухлых губ влажно блестит, и чан ухмыляется, замечая, как жадно следят за этим чужие глаза.
— жаль, юбка испачкалась, — с притворно печальным вздохом хрипит он.
падает рядом с размякшим чонином и с кряхтением поправляет тяжёлый член в трусах. возбуждение давит изнутри, скручивает низ живота в тугой узел. и сейчас, когда младший доведён до пика, чану больше всего хочется развязать этот узел, излившись собственным удовольствием, и он немного ослабляет его, спуская штаны до колен.
чонин рядом варёный — весь красный и размякший, как замоченный в молоке хлеб. полулежит, раскинувшись на диване и вывалив напоказ обмякший член, и двигаться явно не собирается. «как там говорится? трахаю всё, что движется, а что не движется — двигаю сам и тоже трахаю?» — с ухмылкой думает чан, наваливаясь сверху.
— бля, хён, отстань, — вяло бормочут ему.
— ну-у, принцесса, а как же ублажить своего принца?
— иди нахуй, — снова говорит чонин, оказавшись лицом к лицу с собственным отражением.
— блять, ты ебучий извращенец, — сквозь зубы бубнит он, намеренно отводя взгляд.
чан самодовольно ухмыляется. растормошить младшего, вновь возбудить его, заласкав руками, губами и нежными словами, оказывается не так уж и сложно. притащить его к зеркалу и заставить слегка раздвинуть для него ноги — уже сложнее.
«заставить», конечно, слишком громкое слово. чонин ворчит и матерится на него скорей для вида, уж это чан хорошо выучил за время, что они встречаются. тот всё ещё пытается держать маску, цепляется за рассыпающийся в пальцах образ грубого и хамоватого пацана. что ж, чан ему мешать не собирается. только осыпет нежными поцелуями и комплиментами и будет с удовольствием наблюдать, как грубый и хамоватый пацан краснеет и растекается, а ещё непременно дарит нежность в ответ.
губы находят пылающую мочку уха, слегка прихватывают и тянут вниз. сквозь отражение старший видит, как чонина ломает. тот закусывает губу и закатывает глаза, когда чан повторяет то же с другой стороны, поглаживая при этом его соски большими пальцами. от ощущения тугих гладких стенок вокруг собственного члена он и сам готов томно закатить глаза, прежде чем начать вбиваться в горячее тело перед собой.
но он терпеливо ждёт, пока чонин не привыкнет к первому болезненному давлению, гладит и целует его плечи. тот тяжело дышит, попеременно сглатывая, и наконец слегка скользит на члене, подаваясь вперёд, чтобы после с лёгким шлепком вновь соединить их тела.
чуть широкая в талии юбка собирается складкой над чониновыми ягодицами и глушит звуки следующих набирающих темп толчков. чану это катастрофически не нравится. младший и так достаточно тихий в постели, всегда стискивает зубы, сдерживая все сладкие звуки, рвущиеся изнутри. услышать от него можно лишь мычание и едва слышные всхлипы. редкий стон сорвётся с его губ, лишь когда чан доведёт его до состояния разжиженной массы, способной лишь выше подставлять задницу и капать слюной из приоткрытого рта.
поэтому пальцы цепляют кромку юбки, задирая до живота. теперь шлепки двух тел и влажное хлюпанье смазки слышатся отчётливо, ублажая слух. кроме того, в зеркале видно, как от каждого толчка мотается в разные стороны аккуратный чонинов член, шлёпается о лобок и сгиб бедра, прыгает вверх-вниз. чан жадно следит за ним, совсем не замечая, что чонин тоже это видит. тот воет и отчаянно рвёт из чужой руки подол, чтобы прикрыться. старший прячет смех в его плече.
— всё-таки ты такой милашка, принцесса, — воркует чан, жарко выдыхая прямо в ухо.
это должно звучать грозно, но член внутри него раз за разом проезжается по самому чувствительному месту, и слова больше походят на дрожащий скулёж. такой же дрожащий как и ноги, готовые в любой момент подкоситься.
сверкающие чановы глаза не отрывают алчного взгляда от отражения его вспотевшего румяного лица. ладони давят на тазобедренные косточки, тянут навстречу своим бёдрам, сминая клетчатую ткань.
— хён! — внезапно вскрикивает чонин. его тело прошивает крупной судорогой, и он поспешно обхватывает себя у основания. — п-подожди.
— всё нормально, ты можешь кончить, — выдыхает чан. целует в спутанный затылок и внезапно шёпотом добавляет: — маленький.
такие проявления нежности всё чаще проскальзывают в самые обыденные моменты жизни. одно дело, когда они нежатся с утра в кровати, целуясь и мягко бодая друг друга лбами, или поздней ночью курят на балконе, делясь самыми сокровенными мыслями. атмосфера в те мгновения особая, воздух будто сгущается вокруг, и в этом густом интимном уединении сказать младшему, какой он красивый, умный и просто самый лучший, кажется правильным и уместным.
другое дело, когда они дурят и бесятся в компании друзей, чонин визжит и рыдает от смеха, нелепо разевая рот, а чана переламывает от внезапно обрушившихся на голову чувств. или когда младший кроет матами окатившую его грязью машину, а чану до скрипа зубов хочется сжать его в руках и поцеловать прямо в испачканную щёку. или как сейчас, когда всего пару секунд назад он грязно трахал его перед зеркалом, а потом вдруг замер, сражённый собственными чувствами.
слова любви застывают на самом кончике языка, едва не слетевшие с губ. чан успевает поймать их и крепким объятием обхватывает чонина, замирая прямо внутри него. буравит взглядом его отражение, но уже не жадно облизывая обнажённое тело, а всматриваясь в глаза, стараясь разглядеть обнажённую душу.
— ну же, — тихо просит чонин, слегка качнув бёдрами. — не тормози.
— съешь сникерсни, — одним уголком губ смеётся чан. вплетает свои пальцы в его, укладывая сцепленные руки поверх чужого живота, и вновь начинает двигаться.
он видит, как заламываются чониновы брови, и открывается в немом стоне рот. чувствует мелкую дрожь его тела и то, как сжимается он вокруг его твёрдого члена — сильно, почти до боли. ощущает и горячий узел внутри собственного живота, как он затягивается всё туже с каждым рваным поспешным толчком, но взгляда упрямо не отводит.
чонин смотрит на него в ответ влажными тёмными глазами. тонкие дорожки слёз скатываются по раскрасневшемуся лицу, но блеск его глаз — чан уверен — вовсе не из-за них. чан неотрывно пялится в его звёзды, пока в последний раз вжимается пахом в мягкие ягодицы, пока крепко стискивает длинные пальцы и пока наполняет спермой его тугой анус.
они так и замирают, тяжело дыша и глядя друг на друга сквозь отражение в зеркале, и время вокруг них тоже замирает. постепенно, сквозь глухой стук сердца, начинают пробиваться звуки внешнего мира. кричат соседские дети, сигналит за окном машина и тихо жужжит в углу вентилятор. чан слушает всё это и наконец отмирает.
чонин чуть слышно недовольно стонет, когда старший покидает его тело и отступает на шаг. чановы колени встречаются с полом, а язык — с припухшим влажным анусом.
— блять, не-ет, — воет чонин, пытаясь за волосы оттянуть чужую голову от своей задницы.
— блять, да, — передразнивает чан, вновь вжимаясь носом в ложбинку между ягодицами.
грязные мокрые звуки, с какими он вылизывает его, заставляют чонина стыдливо зажмуриться и ниже оттянуть перепачканную спермой юбку, чтобы прикрыть это безобразие — что называется, с глаз долой, из сердца вон.
— ёбаный извращенец, — бурчит он.
— но тебе нравится, принцесса, — ухмыляется чан, на секунду оторвавшись от его задницы.
немногим позже, когда они умытые и одетые разваливаются на диване, чонин вновь бурчит, но уже на персонажей сериала, который их почти силой заставляют смотреть чанбин с джисоном. персонажи лажают, творя откровенную дичь, и младший не упускает возможности передразнить их тупые реплики.
— не, дядь, ты слышал? ну я ору с этих долбаёбов.
он продолжает говорить, хрипло посмеиваясь, но чан почти не слышит слов. только видит, как движутся его губы, как появляются едва заметные морщинки в уголках глаз от широкой улыбки, как подпрыгивает кадык от смеха. и как весь чонин светится, такой тёплый и очаровательный, даже со всей своей грубостью. спазмом сводит горло, и даже челюсть начинает ныть. изнутри рвётся что-то, а младший всё болтает, будто не замечая изменений на чужом лице.
— ну конечно, сейчас они пойдут в этот ебучий туннель и там-
— я люблю тебя, — перебивает его чан.
чонин краснеет всем лицом разом, будто его обмакнули в кипяток. тупит взгляд на секунду, а потом упрямо и даже гневно смотрит прямо в глаза.
— я тоже тебя люблю, и чё щас? перебивать меня будешь? вроде такой старый дед, а манер так и не нажил.
младший фыркает и показушно кривится, но чан видит, как сквозь гримасу презрения рвётся счастливая довольная улыбка. уголки его губ так и прыгают, разрушая весь образ, и, не выдержав, чан смеётся во весь голос. сгребает вслед за ним захохотавшего чонина и прижимает к себе, раскачивается вместе с ним из стороны в сторону и нежно-нежно целует в висок.
— какой же ты… — начинает чан, но подходящих слов не находит. все они слишком блеклые и скучные, чтобы хоть сколько-то описать чонина. тот слишком уникальный, многогранный, сверкающий самыми неожиданными цветами и звёздами.