little things
пэйринги: бан чан/ян чонин, ли минхо/ким сынмин, ли минхо/хан джисон
метки: au, романтика, сборник драбблов
твои чувства в каждом слове, дыхании, взгляде, в каждой мелочи.
//сборник зарисовок, написанных по заданной фразе
чанчоны — spread your legs wider
— я посмотрел твою задумку. техника, безусловно, хороша, — задумчиво тянет чан. — но эмоции… ты как будто не чувствуешь, что именно ты танцуешь.
чонин опускает голову, кусая губы. это не первый раз, когда он слышит подобное. чонин, в твоём танце нет души. чонин, больше чувственности. он старается изо всех сил, оттачивая свои навыки, но каждый раз этого бывает недостаточно.
— я тут подумал, — продолжает чан. — может тебе стоит сменить композицию?
— композицию? — эхом откликается чонин.
— да, знаешь, этот трек довольно агрессивный и яростный. прости, если я лезу не туда, но ты кажешься мне не тем человеком, кто можешь выразить такие эмоции. тебе будто подходит что-то более… нежное, лиричное.
чаново лицо — одно большое сомнение. это так трогает — то, как он тревожится за чужие чувства, слишком эмпатичный и чуткий, чтобы говорить такие резкие суждения в лицо. чонин неловко улыбается и хрустит пальцами, стеснительно заламывая их.
— всё в порядке, хён. возможно ты прав, — говорит смиренно.
— я тут подобрал одну композицию для тебя, послушаешь? — тихо спрашивает чан.
чужие чёрные глаза сверкают звёздами. чонин поражённо кивает и застывает, почти не дыша, когда слышит первые звуки мелодии. нежные высокие ноты четвёртой октавы тоскливо плачут из динамиков чанова телефона, но печаль эта кажется чонину светлой — как печаль по прошедшему детству, по завядшим цветам, как печаль по первой любви. он оглядывается на чана, который сосредоточенно всматривается в его лицо. в глазах его чонин видит надежду и улыбается, кивая — это оно.
чан шумно выдыхает, словно всё это время задерживал дыхание, и торопливо бормочет:
— ох, боялся, что тебе не понравится. но всё же составил небольшую связку, посмотри, пожалуйста.
чан перематывает трек на самое начало, стягивает балетки, оставаясь босым, и начинает танцевать. он движется не в такт музыке, но как будто вместе с ней, словно становится её частью — нотой, звуком, порывом, чувством. мышцы его сильного тела дрожат и вибрируют под кожей, когда он застывает в статике, опираясь на одну руку и самые кончики пальцев правой ноги. движется так плавно и легко, словно становится невесомым, а потом вдруг падает вниз, вновь обретая вес, перекатывается и становится резким как свист хлыста.
чонин околдован, приворожён. к его суставам будто привязывают ниточки и дёргают, вынуждая пристроиться рядом и тоже танцевать. тело движется само — мягко и обрывочно, быстро и почти недвижимо, глаза закрываются в каком-то экстазе, но чонин тут же распахивает их, впиваясь в отражение чана в зеркале. тот тоже ловит его взгляд и больше не отпускает. глядя друг на друга, они танцуют совершенно разное, но в тоже время одно — свои чувства.
— мне понравилась твоя связка, хён, — говорит чонин, стоит им отдышаться после этого порыва. — особенно то движение, знаешь…
он показывает чану мягкий переход из статичного выпада во вторую позицию, прогибается в спине, откидываясь назад всем корпусом, и плавно двигает руками, будто загребает морские волны.
— здесь раздвинь ноги шире… то есть, — неловко обрывает себя чан. — я хотел сказать «расставь», кхм… расставь ноги шире. ещё… ещё, чонин, ну.
тот никак не сообразит, куда стоит подвинуть ступню, зациклившись на этом «раздвинь ноги». тогда чан сам двигает его ногу, задирает выше штанину его широких штанов, оголяя щиколотку, и шепчет:
— немного выверни стопу, — и сам поворачивает её, склонившись к чониновым коленям. — вот так, а теперь-
чонин внезапно чувствует жар его разгоряченного после танца тела у себя за спиной, чувствует, как чан кладёт ладонь на грудь и давит, отклоняя на себя. он управляет им, заставляет повторять изгибы собственного тела, тихо шепча указания. ведомая чужой, чонинова рука запрокидывается назад, пальцы сами находят чужие растрёпанные волосы и вплетаются в них под шумный выдох над самым ухом.
чонин медленно поворачивает голову. чан так близко, что он слышит звук, с которым тот сглатывает, и его тяжёлое дыхание. оно касается плеча и оседает там крупными мурашками. широкая чанова ладонь всё ещё на его груди, и чонин уверен, что тот прекрасно ощущает, как бешено бьётся его сердце.
— я думаю, ты почувствовал, — всё так же тихо говорит чан, не отрывая взгляда от мягких губ напротив.
чонин кивает и подаётся навстречу этому взгляду, нежно целует и вздрагивает, когда в ответ ему рвано выдыхают прямо в поцелуй, прижимая ещё ближе. что именно имел в виду чан под этим почувствовал — эмоции, вложенные в танец, или его собственную любовь — чонин не знает. это не так уж и важно, ведь он точно почувствовал всё.
чанчоны — sorry for waking you, baby
(pg-13, er, согласование с каноном)
кухня встречает полумраком сумрачного рассвета. в его синеватом свете шумит кофемашина, выплёскивая порцию жидкой бодрости. чан аккуратно отхлёбывает глоток и сразу же морщится — горько. во всём теле ещё эхом откликается ночное беспокойство за родных парней и собственное бессилие. чан мотает головой, нет нужды себя накручивать, сейчас все в безопасности и наверняка спят без задних ног, не упуская шанса наконец выспаться. в кухню вползает джисон, хмуро осматривая мир полуоткрытым глазом — тоже весь бледный и тревожный из-за пережитого стресса.
чан только бросает ему мягкую улыбку и треплет по плечу перед тем, как выйти. стоило бы поесть, но аппетит предсказуемо пропадает — в горло кусок не лезет. опять вес скину, морщится чан. собственная комната встречает прохладой из-за приоткрытого окна и одинокой фигурой, замершей посредине.
— ох, йена, — шепчет чан. — прости, что разбудил, детка.
чонин со сна мягкий и разморенный, слепо тычется в шею и наваливается всем телом, пробираясь руками под объёмное серое худи. чан обнимает его, прижимая к себе, и вдыхает сладкий аромат с его растрёпанных волос. чужое тело такое вялое и горячее, ещё сохранившее тепло их постели, отпускать из своих рук его совсем не хочется.
— пойдём в кровать, — шёпотом в висок. — выспись как следует, пока есть шанс.
младший сонно мычит в согласии, и чан осторожно подталкивает его спиной вперёд, направляя прямо в объятиях, пока чужие лодыжки мягко не упираются в край постели. одеяло и подушки принимают их в свою нагретую мягкость, когда чонина осторожно заваливают вниз, устраиваясь рядом. тот тут же закидывает ногу на чужое бедро и тычется носом и всем лицом куда-то в сгиб шеи, то ли прячась, то ли обнюхивая. чанова ладонь гладит его вдоль хребта, баюкает ещё сильнее.
— так не хочется, чтобы ты уезжал, — бормочет он.
— мне тоже. с тобой тут так хорошо, всю жизнь бы здесь провёл.
чонин вжимается в него с каким-то диким отчаянием, стискивает в руках изо всех сил. чановы брови трогательно ломаются, и он всё шепчет, я здесь, я здесь, пока напряжённое тело немного не расслабляется.
— мы уже скоро вернёмся обратно — целые и невредимые, я обещаю.
чонин поднимает голову с его плеча и долго вглядывается в тёмные глаза, ища там что-то. наконец, он серьёзно кивает и коротко целует сухие чановы губы.
— хорошо, хён, я доверяю тебе.
— умница, а теперь засыпай, детка, — шепчет чан.
машина, что повезёт их с джисоном и чанбином в аэропорт, вот-вот подъедет, и ему придётся оставить чонина и эту тёплую постель. но пока что, у него есть пару заветных минут, чтобы понежиться в его любви и мягких объятиях.
чанчоны — teach me
(pg-13, кибер au, элементы ангста)
— мам, с чаном что-то не так! — чонин взволнованно забегает на кухню, заламывая руки.
— что такое, милый? — его мать — статная женщина с гордо посаженой головой и властным голосом — продолжает спокойно намазывать синтезированное масло на поджаренную синтезированную булочку.
— он совсем ничего не помнит и ведёт себя как машина!
— но он и есть машина, — невозмутимо замечает его отец, не отрывая взгляда от экрана смартфона.
— но со временем я научил его быть более человечным, — возражает чонин. — и что с его памятью?
— милый, мы не хотели тебе говорить, чтобы не беспокоить по пустякам, — его родители быстро переглядываются. — но когда папа одолжил твоего чана в поездку, он сломался, и починить его было нельзя — понимаешь, он упал с большой высоты, разбился вдребезги. так что мы просто купили тебе нового андроида.
— ч-что?.. — неверяще шепчет чонин.
сердце в груди бухает так, что, кажется, его слышно всему дому. как это, чана больше нет? как это — вдребезги?кулаки сами по себе сжимаются, а злые слёзы туманят взор, когда отец равнодушно бросает:
— да и какая, в сущности, разница? андроид есть андроид, они все одинаковые.
губы чонина дрожат, когда он сквозь слёзы выговаривает:
— вы убили моего друга, вот в чём разница.
он спешно выбегает, давя рыдания, и яростно вытирает слёзы, непрерывным потоком заливающие его лицо. им ничего не объяснишь, бесполезно и пытаться. холодные, равнодушные — машины и то более эмпатичны, чем собственные родители. родная комната встречает идеальной, вылизанной чистотой, порядком, какой никогда не поселялся в ней прежде. взгляд натыкается на фигуру у встроенного шкафа, методично раскладывающую его разбросанную прежде одежду.
ещё и этот тут, с болью думается чонину.
этот выглядит совсем как чан — крепкий и невысокий, с мягким лицом, полными губами и крупным носом. но чонин знает, что это не он. это его копия, жалкая картонная подделка, которую ему подсунули в надежде, что он не заметит подмены. как будто он действительно такой же слепой и равнодушный как они.
— эй, — грубо окликает он андроида.
тот плавно разворачивается и терпеливо ждёт указаний — послушный настолько же, насколько и бездушный. чёртова машина, зло думает чонин, тупой кусок металла. он подлетает к нему в два широких шага и с силой толкает, вымещая свою злость и боль, но робот лишь слегка покачивается и остаётся стоять. тогда чонин пихает его снова, потом ещё раз и ещё, пока, запыхавшись, не восклицает измученное:
и андроид тут же послушно падает, согнув колени. чонин забирается ему на живот и замахивается кулаком, намереваясь размозжить голову этой подделке. знакомые чановы глаза в упор смотрят на него — словно с той же теплотой, что и прежде. рука мелко дрожит, и чонину приходится напомнить себе — это не чан! он сильнее отводит локоть, закусив губу, но внезапно скисает. обессилено падает прямо на робота и заливает слезами его футболку, подвывает тихонько и цепляется за широкие плечи, наконец не сдерживая своего горя.
— ч-чан… чан был мне другом… — сквозь всхлипы говорит он. — он не был обычным андроидом, а был совсем как человек. он дарил мне столько тепла и поддержки, а сейчас его нет…
кому он говорит всё это, чонин и сам не знает. он не уверен, что псевдочан его поймёт, и не уверен, что хочет, чтобы тот его понимал. ему просто-напросто хочется выплеснуть свои страдания, пусть даже и в пустоту.
внезапно на поясницу ложатся тяжёлые руки, аккуратно ведут вверх и снова вниз — гладят. чонин поражённо вскидывает голову, пытаясь уловить что-то на дне чужих чёрных глаз — что-то, помимо микросхем и встроенного интеллекта.
— а ты… кто ты? — серьёзно спрашивает чонин.
— ты не чан! — досадливо стонет чонин. — ты мне не друг. и не говори со мной на вы.
— хорошо, — кротко кивает тот. — тогда как меня зовут?
— хорошо, — вновь повторяет он. — спроси меня ещё раз, пожалуйста.
— кто… — чонин внезапно запинается, ощущая странную важность происходящего. — кто ты?
— я крис. и я хочу быть твоим другом и совсем как человеком. научишь меня? пожалуйста.
он смотрит прямо, совсем не моргая, и чуть рваным движением стирает подтёки слёз с чониновой щеки. тот дёргается и перехватывает его ладонь, сжимая. она мягкая и тёплая, почти человеческая, и чонину совсем не хочется её отпускать. он кивает, слабо улыбаясь, и отвечает:
— хорошо. первое правило — моргай время от времени, а то жутко становится. а ещё… бери меня за руку почаще.
этот андроид — не чан. и никогда им не будет. пытаться сделать из него копию его друга — всё равно, что признать правоту родителей, предать память о чане и их дружбе. боль от его утраты ещё не скоро затихнет в сердце, и так же не скоро чонин сможет полностью открыться и принять криса. но, возможно, крис сможет стать кем-то большим для чонина, важнее и ближе, чем простой друг.
тумины — please just hold me
свет утренней звезды озаряет поросшие зеленью развалины древней крепости. мох и плющ почти полностью поглотили неприступные когда-то чертоги, раскрошили в песок неподъёмные камни, повернув время вспять.
— всё идёт от земли и возвращается к ней, — минхо плавно ведёт рукой над округлым валуном, бывшим когда-то колонной. его маленькая ладонь танцует в воздухе, огибая очертания камня, словно не желая касаться его мертвенного холода. — я тоже вернусь когда-нибудь к ней, прорасту буйной зеленью на лугах или вытянусь вверх лесными ветвями.
— а я срежу твои цветы для зелий и наломаю твоих сучьев для очага, истолку тебя в ступке в мелкую труху и отправлю кипеть над огнём, разведённым из твоих же ветвей, — раздаётся насмешливый голос.
минхо роняет короткий смешок, оглянувшись на нарушителя его уединения. сынмин смотрит как всегда задорно, улыбается так широко и хитро, что даже не понять, серьёзно он говорит или шутит. по нему никогда не скажешь, действительно ли он имеет в виду то, о чём говорит, подразумевает ли он что-то важное или лишь исторгает звук, чтобы заполнить тишину. наверное, именно этим он минхо и нравится — минхо любит загадки.
— тогда тебе придётся поручить это своим правнукам, ведь ты станешь лесом гораздо раньше, чем я.
на мгновение сынмин теряет улыбку, но тут же находит вновь. пробегает взглядом по чужим треугольным ушкам, торчащим из длинных волос. цвет у его волос такой — сынмин задумчиво щурится, прикрыв один глаз — как у красного дерева, напитавшегося соком спелых ягод. на солнце они блестят как переспелая брусника, а сейчас, в синеватом свете раннего утра, кажутся тёмными, почти чёрными.
— не стоит их утруждать. я найду способ угнаться за твоим эльфийским долголетием. скажем, с помощью одного из тех зелий, что настаиваются сейчас в моём погребе.
на это минхо ничего не отвечает, лишь молча улыбается и бредёт дальше вдоль едва различимых стен. полы его длинного плаща едва слышно шелестят, перекликаясь с шорохом листьев. сынмин плетётся следом, размышляя о чём-то своём.
сомнения никогда не настигали его храброе сердце, его вера в собственный разум и магию была столь сильна, что её хватало с лихвой на них двоих. но всё же, порой ему казалось, что одной этой веры будет недостаточно. тогда страхи чёрной тенью ложились на его худое лицо, и он начинал бояться, что никогда не сумеет преодолеть эту пропасть, разделяющую эльфа и человека.
— сейчас тебе нужно уйти, — внезапно говорит минхо.
— прогоняешь меня? но почему, минхо?
— приходи завтра на заре на это же место, и я встречу тебя другим человеком, — слабо улыбается тот.
— человеком… — эхом вторит сынмин, уставившись в пустоту. — человеком?! нет, ты не посмеешь.
— ещё как посмею. я проведу этот ритуал и стану обычным человеком, только лишь с заострёнными ушами. тогда время не сможет нас разлучить, мы вместе проживём эту жизнь и вместе же уйдём в землю, прорастём травой и могучими деревьями. уже кто-то другой будет толочь нас в ступке и жечь костёр из наших ветвей.
— ты никогда и не верил в меня, — печально отступает сынмин. — не верил, что я смогу найти средство, чтобы дотянуться до тебя.
нежное лицо минхо вдруг оказывается очень близко. он строго, но ласково смотрит прямо в глаза, кладёт ладонь на щёку и шепчет:
— я всегда в тебя верил и продолжу верить всю свою жизнь. но порой, одной веры бывает мало, — сынмин вздрагивает, слыша собственные мысли, сказанные чужими устами. — ты уже сделал столько шагов мне навстречу, а теперь настала моя очередь тянуться к тебе.
— ты готов расстаться со своей долгой жизнью ради меня? — неверяще бормочет сынмин.
— лучше короткий миг с тобой, чем столетия порознь, — твёрдо отвечает минхо. — сейчас тебе и правда стоит идти. мне нужно начать ритуал в ту минуту, когда свет утренней звезды станет меркнуть.
невольно сынмин бросает взгляд в небо — тонкая полоса предрассветного пламени уже пробивается из-за горизонта. совсем скоро она поднимется ещё выше, и тогда призрачное сияние волшебной звезды начнёт угасать, волосы минхо окрасятся переспелой брусникой, а сам он перестанет быть эльфом, принеся этот дар во имя их любви.
— не думай об этом как о жертве, а думай как о том, что сделает счастливыми нас обоих, — мягко просит минхо.
сынмин кивает, не в силах ответить на эту просьбу. тогда минхо отворачивается и продолжает свой поход к полуразрушенному каменному алтарю. горло пережимает чья-то невидимая когтистая лапа, и звуки выходят свистящим шёпотом, когда сынмин говорит:
— когда я приду сюда завтра на рассвете, пожалуйста, просто обними меня и не отпускай. никогда.
никогда, слышится ему ответом в шелесте вьюна, в вое ветра меж разбросанных камней, во взмахе крыльев, промелькнувшей ранней птицы. никогда, отвечает ему минхо. сынмин ещё раз кивает и, развернувшись, наконец уходит, чтобы встретиться завтра с новым человеком.
минсоны — try to stay quiet, understand?
(pg-13, повседневность, от друзей к возлюбленным)
джисон просто привалился к его плечу, как и тысячу раз до этого, но именно сейчас минхо вдруг вздрогнул. тело будто кипятком окатили — так стремительно бросило в жар. волосы джисона мягко щекотали шею, он был такой тёплый, разморенный, навалился всем телом, расслабившись у минхо под боком. он уже почти задремал в полутьме автомобиля, и его рот, влажный от слюны и увлажняющего бальзама, чуть приоткрылся.
минхо медленно выдохнул, стараясь сделать это как можно тише и незаметней, но всё тело сковало непонятно откуда возникшее напряжение. пальцы судорожно вцепились в ткань широких штанов. минхо прикрыл глаза, гулко сглотнув. лишь бы джисон не заметил.
— что такое, лино? — но он заметил. так хорошо он чувствовал минхо, и такой сильной была их эмоциональная связь. — ты чего? окаменел весь…
— м, да ничего, хани, всё нормально, — соврал тот.
тогда джисон обхватил его руку, как всегда это делал, желая получить ещё больше тепла. но сейчас это не было его целью. он скользнул ладонью ниже и прижал пальцы к запястью, прямо к бьющейся венке — пульс оказался бешеный. стоило ему наклониться ближе к чужому лицу в попытке заглянуть в глаза, как машина резко затормозила, подъехав к общежитию, и старший выскользнул из его хватки.
как они остались одни в зале для практик, минхо и не понял. это произошло так естественно — он остался, чтобы прогнать пару раз придуманную связку, а джисон просто решил его подождать, громко комментируя каждое движение. это было забавно и привычно — вот так быть где-то только вдвоём, вместе смеяться с глупых шуток, а потом отправиться к одному из них, чтобы всю ночь смотреть аниме и переговариваться вполголоса.
однако сейчас всё было иначе. между ними повисла какая-то странная, несвойственная им натянутость, и голос минхо, отпирающего дверь, показался джисону голосом чужого человека.
— у нас уже все наверняка спят, так что постарайся вести себя тихо, понял?
джисон едва слышно угукнул, нахмурившись. раньше минхо бы так не сказал, он сказал бы что-то вроде — хэй, чаги-я, сейчас тебе придётся держать свой прекрасный ротик закрытым, иначе нас могут спалить. и джисон подыграл бы ему, как и всегда. эта их постоянная игра во влюблённую парочку уже давно вошла в привычку. их взаимный флирт стал такой обыденной вещью, что джисон и сам не заметил, как перестал играть.
— эй, хён, что происходит? — уже в комнате спросил младший.
минхо невольно замер — джисон уже давно не называл его хёном, когда они оставались наедине, и сейчас это обращение резало слух. нельзя всё усугублять, нельзя, повторил он про себя несколько раз, прежде чем обернуться и нацепить на лицо одну из своих мягких успокаивающих улыбок.
— всё в порядке, хани. просто внезапно сильно захотелось спать.
— тогда сегодня без аниме? — пусть минхо говорит, что хочет, джисона не обманешь этим дешёвым блефом. но он не будет напирать, просто мудро подождёт, дав старшему время успокоиться.
уже лёжа на узкой общажной кровати, джисон собрался вновь заговорить. они решили всё-таки глянуть пару серий, тесно прижавшись друг к другу плечами. всё вроде бы шло хорошо, но стоило младшему лечь чуть ближе, как минхо дёргался, будто ударенный током, и пытался отползти подальше. а когда джисон повернул к нему лицо и привычным движением закинул ногу на бедро, минхо так крупно вздрогнул, что уронил лежащий на его коленях планшет с включенной серией онгоинга.
— линорин, — тихо начал джисон. — что случилось? расскажи мне.
они не часто были настолько серьёзными в разговорах о чувствах, предпочитая сводить всё к шутке, ведь так было проще. но в этот момент джисон был не в силах глупо улыбнуться. лицо минхо, подсвеченное только экраном лежащего на кровати планшета, было так близко, что джисон чувствовал его неровное дыхание. тот часто-часто моргал, сверкая чёрными глазами из-под длинных ресниц, и говорить, кажется, не собирался. такой он был красивый, нежный, родной, в голове не укладывалось, как может быть настолько комфортно с другим человеком. в эту секунду, когда минхо чуть разомкнул мягкие губы, джисон понял, что не хотел бы видеть рядом с собой никого другого.
— я не знаю, — всё-таки ответил старший. — я правда не знаю. я просто… чувствую, будто что-то изменилось во мне, и я уже не могу относиться к тебе, как прежде, — он помолчал пару мгновений и отчаянным шёпотом продолжил: — это ужасно. я не хочу всё сломать.
джисон вглядывался в мягкие черты его лица и думал, как же странно всё обернулось. до этого момента их отношения складывались до того естественно и гармонично, всё шло будто бы само собой, и ему казалось, что так будет всегда. они настолько хорошо подходили друг другу, что он успел забыть, что они всё-таки разные люди и переживать одно и то же событие могут тоже по-разному.
— эй, бэйби, — прошептал джисон. — это не ужасно. не говори так. я тоже… чувствую это.
говорить о чувствах всё ещё было тяжело и неловко. это было даже иронично, ведь в сочинении проникновенных текстов ему не было равных. пожалуй, стоит написать песню, слова которой смогут передать всю мою любовь, мимоходом подумал джисон, прежде чем прижаться губами к счастливой улыбке прямо напротив.
маленькая ладонь минхо легла на его щёку и нежно погладила, пройдясь до уха. это было так непривычно — целовать минхо, и в то же время очень правильно, словно они целовали друг друга всю жизнь. джисон хихикнул в поцелуй от этой мысли, и минхо, губами почувствовав его улыбку, засмеялся тоже. наконец сбросив всё напряжение, они дружно затряслись от хохота, ухватив друг друга за плечи.
— эй-эй, чаги, — сквозь смех выдавил старший. — я же говорил, что нужно быть потише. побереги свой милый голосок для кое-чего другого, хани.
глядя на его заигрывающую ухмылку, джисон подумал, да, это мой минхо — самый правильный и родной. и сейчас всё на своих местах.
чанчоны — mine
(nc-17, гибрид au, ксенофилия, фроттаж)
обычно гибриды были довольно маленькими и милыми — ласковые кошечки, скромные кролики или игривые собачки. исключение составляли лишь какие-нибудь более экзотичные гибриды львов или, к примеру, медведей. и ещё чан. слишком крупный для гибрида и уж совсем не милый. чонин искренне недоумевал, кому пришло в голову скрестить человека с диким и опасным волком. вообще, вся эта возня с гибридами приводила его в замешательство — ему казалось странным и неэтичным держать существо с почти человеческим разумом за домашнего питомца.
чан появился у него случайно. купившая его семья вскоре отказалась от него, и полуволк оказался на улице. мягкосердечный феликс тут же его подобрал, но оставить у себя не смог — в его маленькой квартирке уже жили трое гибридов, так что он обратился к своему другу. и лишь высшая степень доброты и сострадания позволила чонину согласиться на то, чтобы пустить чана на передержку. «ничего, скоро подыщем ему хорошую семью» — говорил феликс. но семья никак не подыскивалась, и, в конце концов, чан остался жить с чонином.
вначале он держался особняком, настороженно поджимал уши, мёл хвостом и волком смотрел на нового хозяина — как бы иронично это не звучало. его фосфорирующие в ночи глаза до чёртиков пугали чонина, который даже спать не мог в первое время, опасаясь, как бы волк его просто-напросто не сожрал во сне.
но шли дни, и чан постепенно оттаивал, привыкая к новой обстановке и новому человеку. он, наконец, начал разговаривать, осторожно задавать вопросы, интересоваться чужой жизнью и происходящим в мире, и чонин с удивлением обнаружил, что тот имеет гибкий подвижный ум и своё собственное мнение на каждую тему. голос у него был такой низкий и хриплый, что чонин всякий раз невольно дёргался и покрывался мурашками. такая реакция собственного тела вызывала недоумение и, если уж честно, до красноты смущала.
чонин не был очень высоким человеком, но и коротышкой его назвать было нельзя. однако, чан всё же возвышался над ним на добрую голову, а уж в мускулатуре мог дать фору любому спортсмену. чонин порой задумывался, неужели все эти твёрдые мышцы — врождённое качество, характерное для всех полуволков, пока однажды не увидел, как чан отжимается на одной руке. он был без футболки, так что литые мышцы, плавно перекатывающиеся под кожей, ничего не скрывало. чонин тогда так залип, что даже не заметил, как тот поднял голову и с какой-то странной усмешкой смотрел на него в ответ, помахивая хвостом. смутно знакомое вяжущее ощущение внизу живота, с каким он спешно ретировался в ванную, ещё долго не давало ему покоя.
а потом чан внезапно отказался носить одежду — просто в один момент вышел из душа абсолютно голым и на шокированный взгляд пояснил, что штаны его стесняют, и они уже достаточно близки, чтобы чувствовать себя комфортно и в таком виде. с тех пор спокойствие окончательно покинуло чонинов разум. напряжение, электрическими разрядами сквозившее в квартире, сделало его дёрганым и пугливым, имейся у него хвост как у чана, он бы нервно крутил им во все стороны.
пока чонин страдал от ненужных мыслей и попеременно возникающего возбуждения, чану жилось, на зависть, хорошо. он будто расцвёл, открываясь с каждым днём всё больше и больше. с ёкающим сердцем чонин вслушивался в его хриплый смех и всматривался в ямочки на щеках, возникающие при улыбке. он, честно, старался не опускать глаза ниже накаченной груди, когда эта громада ложилась перед ним на спину и, умильно прижав уши к голове, хлестала хвостом по ногам. не все попытки увенчались успехом, так что сглатывать вязкую слюну и поджимать колени к груди приходилось с удручающим постоянством.
помимо того, чтобы быть незаконно горячим, чан, оказывается, умел быть и милым. он осторожно брал чужую узкую ладонь в свою при совместном просмотре фильмов и на вечерних прогулках, куда он, к счастью, одевался. самостоятельно готовил еду и приносил прямо в постель, мягко поглаживая по голове, будто это чонин был кем-то вроде питомца, а не он. строил забавные рожицы и в шутку ловил свой хвост, краем глаза поглядывая на чонина — сумел ли рассмешить. тот, конечно же, сдавался, громко хохоча над чужими выходками, и тогда чан довольно улыбался, отпуская свой хвост, чтобы тот мог радостно колошматить несчастный пол.
бедные их соседи, думал иногда чонин. может, стоит как-нибудь перед ними извиниться, размышлял он, слушая тревожный скулёж и подвывание внезапно слетевшего с катушек чана. тот нервно мельтешил из угла в угол, порыкивая на кого-то невидимого. казалось, сейчас он встанет на четвереньки, превратится в настоящего волка и сбежит в лес.
— чани, — ласково позвал чонин. — ну что случилось?
тот бросил на него какой-то дикий, совсем звериный взгляд. чонин судорожно сглотнул. коленки против воли задрожали, а сердце разогналось до третьей космической, отчаянно бухая где-то в висках.
— иди сюда, — всё же сказал он и мельком порадовался почти недрогнувшему голосу.
тот плюхнулся рядом, укладывая тяжёлую голову на колени. пальцы сами вплелись в кудрявые волосы, почёсывая мягкие ушки. умеют ли волки урчать? а гибриды волков? в любом случае, что-то похожее на кошачье мурчание сейчас вибрировало на чониновом бедре. двумя пальцами он потёр самые кончики мохнатых ушей, пройдясь вдоль кромки, и урчание внезапно перешло в грудной низкий рык — словно рокот отдалённого грома.
на целое мгновение мир замер для чонина, а после и вовсе перевернулся, когда его рывком опрокинули на спину, нависая сверху громадой литых мышц. чановы глаза искрились и пылали, когда он наклонился, чтобы вылизать и укусить чужие губы. едва отойдя от шока, чонин тут же податливо раскрыл рот, намереваясь показать настоящий поцелуй. но чан был не намерен учиться людским ласкам, сейчас его больше интересовало это желанное тело и то, как быстрее освободить его от плена ткани. «чёртова одежда» — рычал он, раздевая чонина и тут же прижимаясь лицом к обнажённому мягкому животу.
он тёрся щекой, вылизывал и покусывал каждый участок податливого тела, вызывая дрожь и отчаянные стоны. чонин пытался приластить его в ответ, но потянувшиеся руки тут же одёрнули и прижали к бокам, блокируя любые движения. так что ему ничего другого не осталось, кроме как сдаться во власть горячих ладоней, оглаживающих его бёдра, и влажных губ, терзающих грудь и шею.
внизу живота так сильно жгло возбуждением, что чонин всё-таки вскинул зад, прижимаясь к твёрдой горячности чужого члена. чан навалился сверху, притёрся на пробу к его паху и сразу же мощно задвигал бёдрами. стоны, рычание и гулкие шлепки тел сводили с ума не хуже быстрых толчков, имитирующих секс. наполнивший комнату жар не давал нормально дышать — а может, это была сильная ладонь, сдавившая шею — и чонинова голова кружилась от недостатка воздуха и переизбытка ощущений.
— мой, мой, мой, — всё рычал чан на ухо.
а чонин ответил бы ему «твой», но не мог и слова выдавить, лишь сдавленно мычал и принимал всё, что давал ему чан. тело тряхнуло в конвульсиях, и он чуть сам не завыл подобно чану. тот ещё какое-то время с хлюпаньем тёрся о подтёки спермы на мягком животе, хлёстко лупя по ногам взбесившимся хвостом. но вскоре вцепился зубами в чониново плечо и затих, шумно дыша и подрагивая ушками.
когда немногим позже чонин вкратце рассказал о случившемся феликсу, тот сначала долго молчал, а после вполголоса пробормотал:
— я слышал, тут на днях было суперлуние. может, оно как-то на него повлияло, он ведь наполовину волк.
— он же не оборотень, чтобы его от лунных циклов крыло.
— тоже верно… а ты вообще, ну… как там?
— я? — чонин перевёл взгляд на по-собачьи виляющего хвостом чана, блаженно урчащего у него под боком от мягких поглаживаний. — я — лучше всех.