Те, кого мы потеряли. День памяти транс*людей
Смерть не бывает честной, справедливой и своевременной. Это просто внезапное и гадкое событие, отнимающее у нас людей.
Сегодня без преуменьшения и лукавства день траура. Сегодня мы вспоминаем еще один раз, чтобы почтить, погоревать, побыть мысленно с теми, кто ушел из жизни. И особенно — не мирно и спокойно. Вспоминаем трансгендерных, небинарных, гендерфлюидных людей — и всех тех квиров, чьи имена либо стали кричащими заголовками, либо мелькнули разок и растворились в отчетах органов следствия.
Сегодня мы перескажем некоторые истории, до которых можно дотянуться, о которых успели прокричать, чтобы заткнуть не смогли — потому что затыкать ох как хотят.
Подписывайтесь на наши соцсети, чтобы не пропустить новые материалы!
День памяти
Статистика по смертям, в частности, убийствам и суицидам транс*людей крайне неточная и фрагментарная. Не из-за непрофессионализма: Human Rights Watch, TGEU, GLAAD и множество других организаций не покладая рук собирают данные.
Проблема в данных. В учебнике криминологии я однажды наткнулся на отличный термин — высокая латентность преступлений. В тот момент это явление связывали с домашним насилием: то, о чем чаще молчат, что тяжело расследовать, за что тяжело приговаривать. Убийства, насилие в разных формах и доведение до суицида (я специально выделяю в отдельную категорию) квир*людей чаще пропадают в официальной статистике из-за халатности правоохранительных органов, проблем с указанием гендерной идентичности в документах и даже культурных особенностей (то есть в каких-то странах просто нормально убивать квиров). Что уж говорить про Россию, где статистики официально не было, а данные МВД с недавних пор закрыли по причине «нечего вам там смотреть».
И все-таки день памяти — не про статистику. Од_на погибш_ая или тысяча убитых — это чьи-то несправедливо прерванные жизни, о которых мы должны помнить и посочувствовать, сохранить в сердце немного теплых воспоминаний просто о том, что эти люди жили, любили и хотели быть счастливыми. И всецело этого заслуживали.
А на числа мы еще насмотримся. Они всегда ужасают. Хотя меня ужаснуло совершенно другое.
С каждой новой историей я осознавал, что балансирую между мизантропическим безумством и упертым, почти ослиным гуманизмом. Меня швыряло от «Все мы люди, даже самые чудовищные» до «Да гори они в аду за такое». После таких эмоциональных качелей внутри остается только отчаянная печаль, потому что ушедших не вернуть. Ответов на «зачем?» и «почему?» мы не получим. И я выбрал остаться с печалью, а не накручивать себя злостью.
Впрочем, чувствовать злость, ужас и отвращение — нормально. Но день памяти для меня стал способом как раз направить мои силы и мысли на стоящие того переживания: сочувствие, грусть, милосердие и надежду. Этот текст не о зле, а о том, чтобы помнить добро и людей.
Самый добрый Сэм
Добрые люди действительно существуют. Таким был Сэм Нордквист. Трансгендерный мужчина двадцати четырех лет из Ред-Уинга, города в штате Миннесота. Сэм работал в доме престарелых, ухаживал за пожилыми людьми с ограниченными возможностями. Работа не самая простая, неважно, принимаешь ли ты звонки в приемной или переворачиваешь и перетаскиваешь бабусь и дедусь — забота о людях, которые не могут о себе позаботиться, требует колоссального терпения и великодушия, стальных нервов и иногда достаточно крепкого телосложения.
На фотографиях — пышный, улыбчивый, счастливый человек. Нормальная семья, с которой у Сэма были добрые отношения — все еще не повсеместный стандарт для родителей квир*детей. У Сэма была девушка Прешес Арзуага, с которой он общался онлайн. И вот осенью 2024 года Сэм решил съездить к ней. Изначально он планировал побыть с ней пару недель и вернуться, но задержался.
С декабря 2024 года Сэм по документам числился пропавшим. Его останки нашли в поле недалеко от Рочестера, штат Нью-Йорк, 13 февраля. Установили дату смерти: Сэм погиб 2 февраля 2025 года. Вплоть до этого дня, с самого декабря, его самым жестоким образом пытали, насиловали, истязали в комнате мотеля, где он собирался жить с Прешес. К концу месяца всех, кого подозревали в смерти Сэма, переловили. Среди них оказалась та самая Прешес Арзуага.
Она и еще шестеро людей совершенно разного возраста, большая часть которых еще и была ранее судима за имущественные и насильственные преступления, а также преступления сексуализированного характера, в том числе продажу порнографии детям, замучили Сэма до смерти, а потом попытались спрятать тело на пустыре, далеко от мотеля. Арзуага еще и вовлекла в пытки одного ребенка и одного подростка.
Я вкратце описал вам подробности, не буду перечислять остальное. Не из брезгливости. Читать об этом — на ваше усмотрение. Не буду переписывать и детали обвинения и искать сроки этих людей — они выбрали свою судьбу.
Но они решили оборвать таким бесчеловечным образом судьбу другого. И ни я, ни международная пресса, ни вы не получите ответа на вопрос «зачем?».
Мотивы
Детали расследования широко не освещались, до сих пор мотивы в любых публичных источниках указываются как неопределенные. Да, были пресс-конференции и телевыступления, потому что преступление стало настоящим шоком, но позиции убийц нам неизвестны. И это очень разочаровывает, ведь мотив — составляющая субъективной стороны правонарушения. Он есть всегда.
В уголовном праве (да и вообще праве) США черт ногу сломит. Однако и там, и в большей части мировых правовых систем мотив является неотъемлемой частью состава преступления. В российском уголовном праве он вместе с целью включается в обязательный признак — субъективную сторону, а отдельно является необязательным при квалификации состава. Не потому что «ну а зачем он нужен», а потому что общественная опасность далеко не всех преступлений связана с мотивом их совершения.
Приведу пример, немного преувеличенный, чтобы понимать логику. Например, вы решили пострелять в птиц из совершенно случайно спрятанного под кроватью пулемета MG-42 — и совершенно случайно вместе с птицами сбиваете бабушку на кукурузнике. Это убийство с косвенным умыслом:
- вы осознавали общественную опасность действий (стреляете из оружия, то есть спецсредства);
- у вас не было ни цели, ни мотива убивать бабушку (они направлены на птиц);
- вы осознавали возможность наступления последствий, но вам было наплевать на них (у вас в руках не кухонный нож, а скорострельный пулемет времен второй мировой).
Мотив может служить и обстоятельством, отягчающим или смягчающим наказание. Мотив сострадания, например, может снизить срок за убийство.
А мотив ненависти — увеличить его. И иногда мотив ненависти — обязательный признак состава, тогда его включают в диспозицию статьи. Зачем? При наличии или отсутствии мотива может измениться квалификация преступления. Например, убийство по мотивам расовой, религиозной, политической, идеологической, национальной ненависти — квалифицированный состав с отдельным пределом санкции.
В американском праве это называется hate crime. И в случае Сэма власти отказались признавать пытки, издевательства, истязания, удержания в заложниках, последующее убийство и сокрытие трупа тем самым преступлением на почве ненависти.
Предположим, что такое может быть. Далеко не каждое убийство связано с мотивом ненависти. Если бы Сэма убили ради пары баксов в магазине выстрелом в упор — и вопросов бы не было, это убийство, сопряженное с разбоем. Его цель — открытое хищение имущества с причинением насилия, а человека убили в процессе.
Но Сэма не грабили. За него не требовали выкуп. Его долго вводили в заблуждение по переписке, ведь, по словам его матери, он был влюблен и хотел отношений. Сэм поехал в другой штат на две недели, где в итоге несколько месяцев его немыслимым образом, планомерно и жестоко уничтожали — и тело, и душу. Какой здесь тогда мотив, по мнению госорганов? «Просто так?»
С мотивом ненависти связан и недавний случай в России — совсем свежая новость о задержании группы людей, которая отслеживала геев через дейтинги, назначала свидания, ловила и избивала, снимая на камеру. Они делали это целенаправленно и организованно. Тоже знакомились по интернету, выбирали жертву.
Что уж говорить про страшное убийство в 1998 году в штате Вайоминг, когда жертвой стал 21-летний Мэттью Шепард, которого пытали и оставили умирать привязанным к забору на холоде. Убийцы пытались выставить все как простое ограбление. Только вот они втерлись в доверие к Мэттью, представившись геями, оглушили, вывезли за город, избили и ограбили, а потом привязали к забору истекать кровью и мерзнуть. Даже шериф отказался от идеи отмести гомофобный мотив. По его словам, преступление очень быстро перестало напоминать ограбление.
Правда все равно всплыла. Сначала девушки обвиняемых отозвали их алиби, затем развалилась их защита, построенная вокруг аргумента о «гей-панике». А потом, когда перед ними замаячила смертная казнь, они наконец заговорили. В итоге преступники получили по два пожизненных срока каждый.
Убийство Мэттью Шепарда подтолкнуло власти к изменению законодательства об убийствах на почве ненависти — и все равно не все штаты внесли эти поправки. А гибель Сэма обтекаемо завернули в обычный набор тяжких и особо тяжких и преступлением на почве ненависти не признали. Власти даже заявили, что признавать это hate crime — неуважение к Сэму.
Ладно, предположим, что там были другие мотивы. Но мы не знаем, какие! Данных от допрошенных нет. А самое абсурдное — трансфобные инициативы правительства США. Преступление обнаружили в момент, когда администрация Трампа собиралась удалить более тысячи имен транс*людей с вебсайта Стоунволлского национального памятника. В стоунволлском квартале организовали протесты, а газета New York Times умудрилась дважды сменить заголовок статьи о расследовании смерти Сэма: сначала его называли транс*мужчиной, потом просто мужчиной, а потом вообще… лицом.
Я не буду строить теорию заговора — объяснение простое. Есть слово «головотяпство». Я специально отделяю его от мягкого синонима «некомпетентность». Некомпетентность — это когда стажер юрфирмы вместо получаса тратит на задачу по поиску судебной практики шесть часов. Проходит с опытом.
Головотяпство — это когда родные Сэма Нордквиста больше месяца пытаются убедить полицию просто проведать человека, а те решают выполнить их просьбу только после официального заявления о пропаже. Сэм к этому моменту уже с неделю как мертв. Головотяпство не лечится, и из-за него гибнут люди.
Память о Сэме
История Сэма не просто так стоит первой — это одно из самых жутких преступлений, которое еще и так позорно «сдвинули» в публичном дискурсе. Но гибель этого беззлобного и великодушного человека — лишь один из эпизодов в непрекращающейся череде смертей.
Только за год, с 1 октября 2024 до 30 сентября 2025 гг., совершено двести восемьдесят одно убийство трансгендерных и гендерно-неконформных людей. Прибавим к этому еще пять тысяч случаев насильственной смерти с 2008 по 2024 гг. А теперь вспомним, что они нам известны благодаря открытым и проверенным данным международных организаций. И список не включает другие виды насилия, дискриминацию, самоубийства и пропавших без вести. И тогда слова умников из твиттера про «да какие у них там проблемы» превращаются из бессовестной чуши в оскорбление памяти.
Соганд Пакдель
Когда читаешь про то, как люди протестуют, пишут гневные письма, комментарии и записывают обвинительные видео и сторис из-за очередного варварского убийства, становится немного теплее на душе. Есть те, кто не согласны, те, кто заметят несправедливость. Это дает ощущение опоры и надежды, что не все потеряно.
А что делать тем, у кого нет такой опоры? США — правовое государство, какую бы чушь там ни творили, люди до конца дней смогут пойти в суд и отстаивать свои права, этого у них ни один президент и его ошалевшая рать не отберут.
Однако до сих пор есть много мест, где тебя могут убить даже твои родные, потому что ты хочешь быть собой. «Убийства чести» — дьявольский оксюморон — до сих пор распространенная практика на Северном Кавказе, в Юго-Западной Азии и Северной Африке, включая Турцию, Иорданию, Пакистан, Сомали, Палестину, Ирак.
В этом году в поле зрения мировой прессы попало «убийство чести», совершенное в Иране. Родной дядя 27-летней Соганд Пакдель застрелил ее прямо на свадебной церемонии ее сестры.
Соганд приехала на праздник, несмотря на протесты родственников, с которыми у нее сложились не просто «напряженные отношения». Мужчины ее семьи регулярно вывозили Соганд в пустыню и избивали. Из-за этого кошмара она вынуждена была поселиться в убежище, хостеле для трансгендерных людей.
Синяки и кровь, унижения и оскорбления не сломили дух Соганд Пакдель. После одного из эпизодов, когда ее снова вывезли избить и надругаться, она записала видео с призывом жить. Она была активисткой, сторонницей движения «Женщина, жизнь, свобода», регулярно записывала видео в поддержку квиров в Иране, говорила о правах и проблемах трансгендерных людей в своей стране, хотя жила в очень плохих условиях, без опоры и защиты. Я не могу дать определения такому уровню оптимизма и человеколюбия, но я точно ему искренне завидую.
Чтобы вы понимали, как в семье реагировали на Соганд: ее отец умер от инсульта из-за того, что Соганд, оказывается, дочь. Можно было бы подшутить над такой причиной смерти, да вот только реакция семьи Соганд не позволит — после смерти отца они еще больше возненавидели родственницу.
И вот Соганд пришла на свадьбу сестры. Красивая, нарядная, уверенная в себе. В момент, когда на церемонию подъехала машина с молодоженами, дядя выхватил пистолет и сделал сначала предупредительный в воздух. Второй выстрел — точно в голову Соганд.
Правовая (и не только) защита
В Иране ее для транс*людей нет. Пусть про эту страну говорят что угодно: что там, дескать, разрешен и культурно не осуждается транс-переход — это формалистика. Если разрешен, почему за него так часто убивают? Если это в их культуре, то почему по всей стране идет настоящий тихий геноцид? Почему нет средств правовой защиты, отдельных категорий преступлений или хотя бы квалифицированных составов?
Слову «честь» даются самые невероятные определения в словарях: «совокупность высших морально-этических принципов личности», «почет, уважение», «доброе имя», «качество, сочетающее уважение, гордость и честность» . Какая высокопарная, маскулинизированная, обмазанная пафосом чушь. Теперь мое толкование: честь — это букет павлиньих перьев в причинном месте, за который мужики половины мира готовы убивать даже своих родных.
Есть другое слово, которое, в отличие от «чести», человечно и при этом всем понятно. Это «достоинство».
Соганд Пакдель — воплощенное достоинство. Она была честна с собой, счастлива быть собой, она не стеснялась себя. И сколько бы ее ни били и ни унижали, она все равно предпочитала жить дальше и не опускаться до уровня тех, кто ее ненавидел. Достоинство не означает, что ты неуязвим или сильнее всех. Достоинство — это про уважение в себе человека и про умение видеть людей в других.
Те, кто применяют насилие к другим, лишают себя всякого достоинства, а может, и вовсе не обладают оным. «Убийства чести» — это просто ненависть.
Кулаки сжимаются, волосы становятся дыбом, думаешь: «Да вы там ошалели?» Однако у «убийств чести» и других абсурдных вещей есть генезис, причина, почему с такой укоренившейся проблемой тяжело бороться: это кровавый и жестокий обычай, сформировавшийся давно.
А есть убийства, которые происходят, потому что рядом с человеком оказались не те люди. И снова кулаки сжимаются, и снова спрашиваешь: «Да вы там ошалели?»
Брианна Гэй
Мы возвращаемся в регион, где права человека еще являются правовой доктриной, а не посмешищем. Великобритания, 2023 год. Двое подрост_ок, Скарлетт Дженкинсон и Эдди Рэтклифф, об_е пятнадцати лет от роду. Скарлетт — белая ворона, ее перевели в новую школу после инцидента: она принесла в класс бутерброд с канабидиолом, наркотическим веществом, угостила одноклассницу, и та отравилась, к счастью, не фатально. Эдди — тихоня с хорошей успеваемостью, из обычной семьи, начинающий кикбоксер, очень социально неловкий и молчаливый.
Они учились вместе с Брианной Гэй, трансгендерной девочкой. Скарлетт познакомилась с ней первой. Они обе посещали дополнительные уроки. У Брианны была особая причина — с детства она боролась с достаточно сильным СДВГ, а сверху природа накинула еще и расстройство аутического спектра.
Брианна снимала тиктоки, даже набирала больше 50 тысяч подписчи_ц. Ничего необычного, обычные известные нам брейнротные танцы и приколы. Нормальное детство, насколько возможно для ребенка с полным набором неисправимой непоседы.
Скарлетт общалась с Брианной долго, считала ее близкой подругой. А потом попыталась отравить Брианну таблетками ибупрофена. По словам матери Брианны, та, держась за живот, билась в агонии. Это случилось в январе 2023 года. Брианна несколько дней отходила от передозировки. А в это время Скарлетт писала Эдди отчеты о состоянии дел: Брианна, мол, медленно умирает!
Через месяц, когда Брианна давно оправилась, об_е подростк_и пригласили ее в парк Калчет. 11 февраля 2023 года они нанесли Брианне 28 ударов ножом в грудь, спину, шею и голову.
Сломанные жизни
В тех же Соединенных Штатах за 2024 год десятки трансгендерных людей погибли, и больше половины из них, 63%, были убиты по мотивам ненависти. Данные организации GLAAD при этом чуть скромнее в области насильственной смерти, зато освещают проблему сотен инцидентов, связанных с насилием и дискриминацией транс*людей. Цели, мотивы, средства и последствия разные, но жертвы — трансгендерные люди. И в случае Брианны убийц подтолкнули к преступлению очень разные желания и стимулы, но это не помешало им осуществить задуманное вместе.
Мотив трансфобии вменили только Рэтклиффу. Дженкинсон же — совсем другой случай. Из материалов, которые про нее написаны, может сложиться психологический портрет серийной убийцы. Есть и указания, что она была одержима Брианной Гэй, а по результатам беседы с психиатром Ричардом Черчем выяснилось, что она планировала вместе с Рэтклиффом убийство Брианны, потому что боялась потерять подругу и хотела таким чудовищным образом оставить ее при себе. При этом, по словам криминологистки Аманды Хольт, планирование убийства без предварительной истории проявленной жестокости или нападений весьма нетипично для детей.В итоге дв_е подростк_и получили по пожизненному сроку уже к своему шестнадцатилетию. У Рэтклиффа условно-досрочное возможно после 20 лет отсидки, у Дженкинсон — через 22 года.
Если они выйдут на свободу, им уже будет под сорок. Но не исключено, что они проживут почти всю сознательную жизнь в тюрьме: взросление, созревание, зрелость, старость. Может, британская тюрьма и не такая жестокая, как наши колонии строгого и особого режима, но уверен — там не общежитие для проштрафившихся, а вполне настоящий местный ад.
Мрачный карнавал
Самое подлое, что могло сделать общество в этой ситуации, оно сделало: устроило возмутительный цирк прямо на могиле Брианны.
Петиция с посмертным признанием гендерного маркера была отклонена правительством Британии: мол, у нас тут порядок. В конечном итоге гендерный маркер и идентичность Брианны признали и корректно указали, но госорганы, как обычно, успели до этого все испортить.
Полиция отвергала версию о том, что это преступление на почве ненависти, уже на ранней стадии расследования. А СМИ и вовсе выдали набор противоречивых версий, умудрились устроить терминологическую чехарду. Крупные издания, вроде тех же The Times, либо не указывали гендерную идентичность Брианны, либо не писали ее имя, либо деднеймили и выдавали прочую махровую трансфобию. И даже дезинформировали, потому что не могли нормально прочитать отчеты полиции и дождаться какого-то логичного итога следствия. Желтая пресса во всей красе.
Отличился даже премьер-министр Риши Сунак, пошутив про «определение женщины» прямо во время сессии парламента. Мать Брианны Гэй, Эстер, пришла на эту сессию, правда, с опозданием, и есть шанс, что она не услышала эту мерзкую «шутку». Однако Сунак даже не задумался над своими словами и не извинился. А после вообще заявил, что «грустно и неправильно» связывать его слова с «убийством тинейджера». У самого влиятельного человека во всей Великобритании не хватило духу сказать: «Я поступил глупо, простите меня, я больше не буду».
Память о Брианне
Брианна прожила не самую счастливую жизнь. Улыбка на фотографиях и энергия — одна сторона картины. Ее буллили, подвергали травле и трансфобии, она к 15 годам стала очень замкнутой и депрессивной. У нее почти не было друзей. Квир-опыт очень изолирующий.
Вся эта ситуация показала, как общество враждебно и недоверчиво относится к трансгендерным людям в одной из самых прогрессивных и богатых стран мира. Об этом, например, пишет авторка статьи The Transgender Issue Шон Фэй, добавляя, что местные власти убирают из школ инструкции и гайды по транс-инклюзивности.
И ведь речь даже не о взрослом человеке, а о пятнадцатилетней девочке, которая только за несколько месяцев до смерти смогла помириться с родным отцом, наконец принявшим ее.
Есть слово «милосердие», нежное, теплое и при этом крайне сильное. Его часто противопоставляют справедливости, и зря. Милосердие — это не про снисходительную жалость. Милосердие — это принятие человеческой боли и признание, что человек — хрупкое и нежное существо, достойное защиты и понимания. Всегда.
Убийцам Брианны все равно конец. Они ведь сломали и свою жизнь, и жизни своих семей. А справедливо ли отнеслись к Брианне? СМИ же информировали, полиция и суды работали, парламент занимался своим парламентаризмом. А в итоге вместо нормального правосудия, увековечения памяти и простого сочувствия к бедным родителям Брианны устроили парад взаимных обвинений с фирменным британским юморком.
Милосердие — это когда можно сделать маленькое усилие и просто назвать трансгендерную девочку Брианной, признать ее гендерный маркер хотя бы в тексте, не выдергивать обрывки полицейских отчетов, и главное — удержать рот на замке разок, пока в зале ее мама.
Убийцы Брианны Гэй были лишены милосердия, но почему те, кто называет себя цивилизованными людьми, точно так же на него не способны?
Ава
Люди уходят из жизни по тысячам причин. Одна из самых страшных связана даже не с убийствами. Иногда общество так холодно и изолирующе безразлично к человеку, что тот остается один на один с отчаянием. И делает очень страшный, последний выбор.
Аве Михал Хадсон было двадцать семь. Она водила автобус в Чикаго. В Chicago Transit Authority была стабильная зарплата, соцпакет, декларировалась строгая антидискриминационная политика. Ава как раз искала возможность заработать и встать на ноги. Гормональная терапия — дорогостоящая процедура, да и безработные годы дались Аве тяжело.
Работа мечты оказалась клеткой: коллеги постоянно мисгендерили Аву, в том числе в официальных документах. Из-за униформы и фигуры пассажир_ки обращались к Аве как к мужчине — «сэр».
Ава постоянно ощущала одиночество, изоляцию и отсутствие поддержки. Других транс*людей на работе не было, обратиться не к кому, а коллегам было в лучшем случае все равно. Правда, она побывала на свадьбе брата, записывалась на процедуры по гормональной терапии. Казалось, что все хорошо. Но 7 августа этого года она ступила под поезд.
Ава ни разу не писала жалобы и, судя по всему, не обращалась за профессиональной поддержкой. Ведомство провело внутреннюю проверку, но ограничилось инспекцией условий работы на местах, а вот проверить атмосферу в коллективе даже не удосужилось. Снова головотяпство.
Уверен, что некоторые люди сейчас подумают: «Так а чего жалобы не писала? А чего к психолог_ине не пошла?» Для превенции: я могу не понимать опыт Авы, но понимаю зато, что из-за мелочей люди счеты с жизнью не сводят.
Я увидел в этой истории транс*девушку, которая только-только начала обретать опору в жизни, но была при этом в полном одиночестве. Твоя единственная работа за долгое время — и тут нужно писать жалобы. Написать «наверх» не означает сразу решить проблему. Это лишь начало борьбы, в которой еще нужно победить. Начальство должно рассмотреть заявление, занять твою сторону, не накосячить в процессе. А вдруг провинившиеся коллеги решат вместо принятия ответственности подло отомстить?
А поддержка? Услуги психолог_инь недешевы, на них еще нужно найти деньги. Горячие линии? Трамп очень мудро решил перерубить национальную горячую линию по суицидам ЛГБТК+ людей, ему же виднее.
В США тем временем в одном только штате Мэн 60% от 116 опрошенных молодых квиров заявили о дискриминации, а 75% 13–17-летних — о буллинге. Среди 18–24-летних процент меньше, но все равно чудовищный — 35%. И почти кажд_ая трет_ья, если не больше, думал_а о суициде.
Травля и равнодушие — вещи тесно связанные, и люди легко их оправдывают. Забудь, замети под ковер, обвини жертву — и спи спокойно.
Ава могла бы жить счастливо. Водитель автобуса — это достойная профессия. Даже Джим Джармуш это признал, сняв «Патерсон» — целый фильм о том, что твоя жизнь — это поэзия, и ты можешь быть счастлив, потому что дышишь, пишешь стихи, а потом их ест твой бульдог, но ты просто пишешь новые.
И каждая новость о суициде молодого, совершенно безвинного человека, для меня повод проорать: «Боги, только не это!»
Алиса
Мисгендеринг — не мелочь, ведь часто трансгендерные люди испытывают дисфорию. Лия Сэмпсон-Гримбли в 2024 году совершила самоубийство, потому что не получала должной терапии от гендерной дисфории, связанной с изменениями тела, из-за того же наплевательского отношения со стороны британской системы здравоохранения.
Родители совершившего суицид подростка Джейсона Пулмана пытаются спустя два года добиться хотя бы извинений от полиции, потому что те — вы не угадаете — наплевательски отнеслись к заявлению о пропаже, а потом от комментариев отказались, посочувствовав формально. Как в «Аватаре» Кэмерона: «Эти, в пиджаках, выразили соболезнования».
А иногда и не выражают. Иногда, словно гэбисты какие, просто оставляют людей умирать без помощи и внимания. Не из злости — по инструкции не положено.
Понимаете, есть такое слово «совесть». Кажется, понятное каждому ребенку. Чувство нравственной ответственности за свои поступки. Проще некуда, но почему-то многие про него забыли.
Без совести оказались люди, допустившие смерть Алисы Серовой в лагере Тер-Апель в Нидерландах. Прогрессивная страна, где в лагере бежен_ок в первый же месяц изнасиловали шестнадцатилетнюю трансгендерную девушку. Алиса не получила помощи, поддержки и сочувствия. Она не знала языка, страдала от наркотической зависимости. Это очень тяжело — бороться с собой и при этом быть всеми оставленной.
Алиса покончила с собой между 27 и 29 марта этого года. Ей было 17 лет, а она жила в лагере открытого типа, где несовершеннолетним находиться нельзя. Пока она умирала от передозировки, бежен_ки звали на помощь сотрудни_ц не раз и не два — а администрация их проигнорировала. Они пришли, когда Алиса умерла.
Предыдущий случай суицида (а их уже насчитывается до шести) был в 2024 году, когда на себя наложила руки Антонина Бабкина, которой не продлили рецепт на антидепрессанты. Стоимость препаратов перевесила ценность человеческой жизни.
До этого беженка из Молдовы, Катя Михайлова, которая страдала от трансфобии на родине, не получила убежища. И она решила не возвращаться. Хина Захарова не получала гормонозаместительную терапию, дескать, нужно два года ждать. Она спрашивала в чате поддержки, как может совершить эвтаназию. А другие бежен_ки ответили: «Веревкой». Хину нашли повешенной на пластиковой вешалке.
И ведь ничего не екнуло. Не захотелось спросить себя, зачем такое писать. Не екнуло и у «Московского Комсомольца»: они выкатили огромную статью, полную язвительных насмешек над погибшими, мол, «вас там никто не ждет!»
И это страшно не только по отношению к тем, кто ушли. Сколько еще людей находится в предсуицидальном состоянии из-за того, в каком мире мы сейчас живем? Совесть этих шутни_ц будет молчать и дальше.
Свести счеты с жизнью — тяжелое решение, настоящий слом. Люди обычно не могут этого сделать даже не из-за инстинктов, а от банального страха. И если им больше не страшно умирать, значит, окружающая реальность страшнее.
Я предпочитаю помнить о тех, кто не выдержали и перешагнули черту. Я буду помнить и о том, что кажд_ая из тех, кто испытывал и испытывает такое — Ава, Алиса, Хина, Катя, Антонина, Джейсон, Лия и тысячи, тысячи других, — заслуживает поддержки, счастья и любви. Что их жизнь, хрупкая и уязвимая, потому и бесценна. Вы не неправильные, не сломанные, не ненужные. Без вас этот мир правда становится хуже. И в этом мире вам всегда есть место, и вы обязательно будете любимы.