you make me
Метки: Высшие учебные заведения, Невзаимные чувства, ООС, Романтика, Повседневность, AU, Учебные заведения
Пэйринг и персонажи: Бан Чан/Ян Чонин, Ли Минхо/Ким Сынмин, Со Чанбин/Ли Феликс
Описание: трое друзей, собравшись в баре, делятся историями из жизни: Чан — о практике в школе, Минхо — о сложных отношениях, и Чанбин — о том, каково держать свой бар.
Часть 1.
— Итак, буду рад видеть тебя снова, — довольно прокряхтел мужчина в возрасте, подписав бумаги. Он поднял взгляд на Чана, а потом поднялся сам, чтобы пожать ему руку. — Очень приятно, когда ученики возвращаются к нам, чтобы пополнить педагогический состав. Особенно такие ученики, как ты, Чан-и. Уверен, у тебя все получится.
— Спасибо, директор Квон, — смущенный такой похвалой Чан улыбнулся, пожав руку директора двумя и наклонившись при этом.
Возвращаться снова в школу, в которой ты провел большую часть своей жизни, сейчас было странно, и вместе с тем очень захватывающе. Не то чтобы Чан был исполнен такой благодарностью или школа сделала его жизнь счастливее, и он не хотел ее покидать — нет, просто когда в университете сказали, что место для практики можно выбрать самим, идея практики в своей же бывшей школе показалась интересной. Чану всегда было интересно, что там, за дверью учительской; каково это — вести целый класс, а еще — было интересно, сможет ли он стать учителем, которого дети будут любить. Не за то, что он отпускает с урока пораньше, и не за то, что закрывает глаза на не сделанное домашнее задание — а за то, что его предмет действительно интересный. Литература — наверное, не лучший выбор для проведения революции в стенах школы, однако все начинали с малого, верно? Будучи студентом четвертого курса, Чан вовсе не чувствовал себя взрослым. Наоборот, он чувствовал какую-то странную радость, будто школьнику разрешили поиграть в учителя. Когда он выбрал литературу как специальность, родители сказали, что из него выйдет хороший преподаватель. И хотя сам Чан не был уверен, действительно ли он хотел связать свою жизнь со школой, этот этап определенно присутствовал в его планах. Наверное, проработав в школе много лет, перестаешь романтизировать бумажную волокиту, безалаберность детей и родительские возмущения, но пока что у Чана аж руки чесались, как хотелось полистать школьные журналы, поболтать с бывшими учителями на равных и послушать, что думают нынешние дети о тех или иных произведениях, которые считаются классикой.
Минхо сразу сказал, что Чан либо дурак, либо самоубийца. Сам он смиренно принял ту школу, в которую его устроил университет, потому что какая разница, в каком котле вариться. И хотя одногруппник говорил, что оторвется на бедных детях за все свои испорченные школьные годы, Чану думалось, что Минхо станет у школьников любимым преподавателем. Несмотря на свою показную холодность и ворчливость, Минхо, тем не менее, не мог закрыть глаза на несправедливость и всегда был готов помочь любому, кто его просил. И если изначально его бедные (м)ученики будут проклинать его, то потом, Чан почему-то был уверен, скорее педагогический состав будет плакать оттого, что у маленьких дьяволят теперь появился свой предводитель.
— Уже вижу как взбешенные мамашки каких-нибудь липовых отличников будут мне выговаривать за то, что я неправильно оцениваю знания их драгоценных деток, — довольно усмехнулся Минхо. — Устрою им всем веселье.
Ли Минхо на факультете литературы педагогического университета появился случайно. Он вовсе не горел любовью к книгам и не мечтал дарить знания в стенах школы, и вообще его из всей педагогической жизни привлекали только конфеты на день учителя. Он просто подал документы в ближайший к дому институт, тыкнув вслепую на любую специальность — и вот, с Чаном они знакомы уже четыре года. Чану Минхо понравился с первого дня знакомства. У Минхо было на все свое мнение, которое он никому никогда не навязывал. Он говорил, что думал, и всегда был открыт к чему-то новому. Ли Минхо относился к жизни очень просто, не проводил границ и не загонял себя в рамки, при этом оставаясь человеком наивысшего уровня вежливым с незнакомцами, даже если в его кошачьих проницательных глазах плескалось озорство. Своей свободой мысли и умением очень правильно использовать слова в разговоре, Минхо часто заводил людей в тупик, смущал их — не специально, конечно, — и неизменно притягивал к себе. Если бы Минхо захотел, он был мог вести за собой людей, но, как он сам говорил, он был слишком для этого ленив, предпочитая не растрачивать драгоценную энергию на всех подряд.
В школе предстояло проводить три дня на неделе из пяти, а оставшееся время должно быть уделено анализу собранной информации и подготовке отчета по пройденной практике. Это более чем устраивало и Чана, и Минхо, ведь прохождение практики предполагало кучу свободного времени — занятия в школе заменяли пары в институте, а отчет — по классике — будет делаться в последнюю неделю. В школе Чана встретили, как и предполагалось, с распростертыми объятиями. Он был хорошим учеником когда-то: не отличником, но славным малым, общался с большей половиной школы, был на хорошем счету у преподавателей и участвовал в разных спортивных соревнованиях за звание школы — такой вполне себе уверенный хорошист. Чан никогда не считал себя интровертом, а очень даже наоборот — и все же утро первого дня в школе в качестве учителя заставило его немного волноваться. В груди был странный трепет, и Чан чувствовал что-то вроде предвкушения и, можно признаться, небольшого страха. Около семидесяти детей будут смотреть на него, слушать его, и со всеми ними нужно подружиться. Чану дали три класса: пятый, восьмой и одиннадцатый — так того требовали листы по практике. Работа с разными возрастными группами и всякое такое. Разница в возрасте между этими детьми не такая уж и большая, однако восприятие мира — Чан помнил на собственном опыте — разится невероятно. Преподаватели — нынешние коллеги — с улыбкой пожелали ему удачного дня, похлопали по плечам и заодно попросили об услуге.
— Учителя Ён сегодня не будет, ввиду семейных обстоятельств, — объяснила учитель Ким. — А у нее мальчик новый в классе. Их первый урок как раз у тебя, Чан-и. Будь добр, встреть Ян Чонина и представь его классу.
Ну, что ж. По крайней мере, сегодня волнуется не только Чан. Ян Чонин ждал его в приемной директора. Вполне себе обычный мальчишка, копался в телефоне, пока Чан его не окликнул. Он поднял голову, позволяя, наконец, увидеть свое лицо, и расплылся в улыбке. Чан от такой доброжелательности даже на мгновение потерялся.
— Доброе утро, — заинтересованный взгляд и широкая улыбка. Мальчик встал и закинул на плечо рюкзак, отряхнул брюки.
— Привет, — кивнул Чан, улыбнувшись тоже.
У Чонина была странная внешность и немного вьющиеся темные волосы. Он широко улыбался, и в его движениях не было никакой скованности — так, что Чану сразу захотелось говорить с ним неформально, однако пришлось вовремя одернуть себя — теперь он учитель.
— Вы мой классный руководитель, верно? Почему-то я думал, это женщина.
— Так и есть, — кивнул Чан, пропуская ученика в библиотеку, куда привел, чтобы ему выдали учебники. — Твой классный руководитель сегодня отсутствует, а я просто веду у твоего класса литературу первым уроком, — Чан улыбнулся. — Поэтому вот, мы с тобой сегодня двое новеньких в твоем классе.
Чонин издал смешок, ямочки на его щеках стали глубже. Чан улыбнулся библиотекарю и поблагодарил ее за книги, после чего Чонин расписался в бланке и сделал то же самое.
— А насколько вы здесь новенький? — спросил Чонин, дернув плечом, потому что лямка рюкзака постоянно сползала, а руки были заняты учебниками.
— Настолько же, насколько и ты, — Чан изловчился перенести тяжесть книг в собственных руках в одну руку, чтобы помочь поправить лямку. — То есть, совсем.
— Тогда нам стоит держаться вместе, — хихикнул Чонин, поблагодарив учителя кивком головы.
Итак, они оба опоздали на первый в этом году урок, и в классе уже было достаточно шумно. Никто не обратил внимания на них, зашедших в класс, поэтому Чан поставил стопку книг на учительский стол и прошел за него. Чонин встал рядом, держа свою часть книг в руках и немного переминаясь с ноги на ногу. Видимо, такое количество незнакомых людей заставляло нервничать даже его. Чан ободряюще улыбнулся ему и, обратив взгляд на класс, громко хлопнул в ладоши. Шум и гомон прекратился почти сразу же, и на них уставилось порядка двадцати пар глаз.
Минхо выкинул окурок в ближайшую мусорку и поймал себя на том, что снова оказался здесь. Сегодня прохладно, несмотря на то, что обещали жару еще пару недель. Пришлось достать джинсовку, и это не может не навевать на мысли о скором похолодании — лето в этот раз прошло особенно быстро. Минхо копался в телефоне, лениво пролистывая ленту во всех соцсетях подряд и старался не отсчитывать минуты, как какой-то дурак. Вообще-то, в это время он все еще должен был быть в школе, приводить в порядок бумаги и заметки за сегодняшний день, будто ему не все равно. Однако — все равно. Минхо проторчал в школе ровно до момента, когда нужно было уходить, чтобы встретить Сынмина вовремя. Щенячьего восторга Чана по поводу первого рабочего дня он явно не разделял, хоть и сошелся в этом с учениками, очевидно не больно счастливыми по поводу начала учебного года. Экран мигнул сообщением от Чана: "сегодня вечером придешь?" Минхо хмыкнул — куда денется. А следом звонок, но не от Чана. Минхо скривился, но звонок принял.
Слушать нравоучения старика хотелось меньше всего, но Минхо не любил конфликты, а потому старался по возможности их избегать. Хотел отец, чтобы он получил образование? Окей, Минхо пошел учиться. Об идеальной успеваемости разговора не шло, так что, по сути, Хо чист перед своей совестью. Все условия должны обговариваться на берегу, а если нет, то никаких претензий после. Минхо, может, и не любил конфликты, но ограничивать свою свободу любил еще меньше. Заключать с ним сделки равно сделкам с дьяволом — уж он убедится, что сможет вывернуть все в свою пользу, не нарушая контракта. Люди не обращают внимания на мелочи, а зря.
— Хорошо, что у вас такая практика есть. Научишься работать, выбьет дурь из твоей башки.
У входа мелькнула знакомая фигура, поэтому Минхо, лениво бросив пару дежурных фраз в ответ, отключился. При виде Сынмина сводит скулы, как бы оно ни называлось. Невыносимо неприятно, — или приятно? Но точно невыносимо. Сынмин ни капли не удивлен, как будто так и знал, что Минхо прибежит сюда во что бы то ни стало. Отвратительно, что он все знает.
— Зачем пришел? — он поправил немного пушистую от ветра челку и похлопал по карманам, Минхо молча протянул зажигалку.
— Нет, — покачал головой, затягиваясь. — Хочешь накормить?
Минхо знал его наизусть, одновременно не зная о нем ничего. Он бы узнал его в темноте по силуэту, он бы понял по его выражению лица, которое почти неизменно, читает Сынмин что-то серьезное в своем телефоне или просто скроллит ленту. Вместе с этим Минхо бы никогда не ответил на вопрос, есть ли у него домашние животные и какой цвет его любимый; какую музыку он слушает и какие смотрит фильмы. Зато он знал, что Сынмин, внимательно изучив меню, сейчас обязательно выберет свой неизменный американо со льдом без сахара, средний размер, и классический рамен, попросив сделать его не сильно острым.
— Средний американо со льдом без сахара и рамен, пожалуйста. Только не острый, — официантка кивнула, попросив забрать меню. — Спасибо.
Он проводил ее взглядом, а потом посмотрел на Минхо, подперев рукой щеку. Шоколадный цвет волос очень идет мягким чертам лица Сынмина, несмотря на то, что в целом Ким — серая мышка. Абсолютно обычный студент теперь второго курса, самый неприметный кореец из всех — Минхо узнал бы его в толпе со спины. Ли хотел бы смотреть куда-то еще, кроме как на него, но никогда не получалось. Эта серая толстовка была на нем, когда они познакомились — считай, два года назад, хотя Минхо уверен, что ей лет намного больше. Серый Ким Сынмин в такой же серой толстовке, как забавно. Однажды он забыл ее у Минхо дома, пришлось тут же убрать ее в пакет, чтобы потом вернуть. Прежде чем сделать это, он стоял как дурак посреди гостиной с чужой кофтой в руках, не переставая перебирать пальцами рукава. Ужасно.
— После к тебе поедем? — буднично спросил он, листая ленту в телефоне. Минхо едва заметно усмехнулся.
— Чан-и, еще здесь? — женщина средних лет зашла в кабинет, глядя немного поверх съехавших на переносице очков. — Не задерживайся, ты еще слишком молод, чтобы тратить жизнь на работе.
— Скоро пойду, учитель Мин, — Чан улыбнулся и кивнул ей, возвращаясь к бумагам.
Первый день отдавался зудом в руках и каким-то детским восхищением происходящим. Все прошло так быстро, что кажется, будто этого дня и не было. Один класс сменял другой, и все дети были по-разному забавные. Чан добродушно улыбался, глядя на них, даже если те же старшеклассники смотрели в ответ без особого участия. Он правда старался познакомиться со всеми, отмечая их присутствие в журнале, но имен оказалось слишком много — Чан решил, что запомнит их позже. Еще было немного времени до вечерних планов, где-то полчаса, которые Чан мог уделить разбору всех бумажек. Половина из них должна в итоге оказаться в учебном отчете, а другая половина — подписанные копии, нужно будет вернуть школе, чтобы хранились у них. Плюсом ко всему шли как минимум три учебника литературы на разные классы и четыре пособия к ним же, не говоря уже о том, что придется потратить время на подготовку дополнительных заданий, чтобы разбавить чем-то эту мутотень. Кажется, он займется всем этим завтра, перед следующим рабочим днем. Как же все-таки забавно оказаться по эту сторону школьной жизни. Чан, подперев щеку рукой, посмотрел в окно, где из школы выходили ученики, разбивались на парочки, играли в догонялки, собирались кучкой, чтобы что-то посмотреть на телефоне. Есть в этом всем какая-то романтика, особенно когда понимаешь, что сам в это время уже не вернешься. Чан увидел знакомое лицо и даже весь немного приподнялся. Ян Чонин, этот новенький мальчишка. Его имя, как ни странно, Чан запомнил очень хорошо, хотя спроси его назвать хоть одно другое — он не вспомнит. Он даже встал, чтобы подойти к окну поближе. Чонин копался в телефоне и оглядывался по сторонам, наверное, ждал кого-то или пытался понять, в какую сторону идти. Забавный паренек, кажется очень добрый и дружелюбный. Наверняка найдет себе кучу друзей в будущем. Чонин, словно почувствовав взгляд, вдруг повернул голову и посмотрел наверх — прямо в окно Чана — а затем широко улыбнулся и помахал рукой. Бывает же такое, что проникаешься симпатией к человеку с первых минут знакомства. Чан бы хотел, чтобы у Чонина в этой школе все было хорошо. Опешив на секунду, он не смог не улыбнуться тоже и несмело помахал ему рукой в ответ.
Часть 2.
Чанбин никогда не скрывал своего социального статуса, хотя и никогда им не хвастался. Так уж получилось, что родители были богаты — и не пользоваться возможностями, которые они могли дать, казалось самой большой глупостью. Чанбин не был избалованным или гордым ребенком, он скорее с благодарностью принимал то, что ему давали. Он усердно учился в частной элитной школе, исправно делал всю домашнюю работу и честно готовился к экзаменам, которые тоже сдал достаточно хорошо. Учиться дальше, правда, не пошел, потому что не знал, куда. Родители помогли открыть свое дело, и так Чанбин в свои двадцать два, когда все учились в университетах, стал хозяином хорошего бара, после десяти вечера превращавшегося в ночной клуб. Выручка скоро начала покрывать все затраты, и через некоторое время Со перестал зависеть от родителей — в некотором роде. Не то чтобы он совсем не планировал учиться, скорее не хотел делать этого просто потому что надо, потому что так все делают. Хотелось потратить время и нервы на что-то стоящее, а не просто так, ради корочки. Став хозяином бара, Чанбин думал пойти учиться на менеджмент или ресторанное дело, но работа в клубе забирала все свободное время, и учиться всему пришлось на практике — а потом уже стало незачем. Бар-тире-клуб Чанбина стал местом встречи старых друзей, Минхо и Чана, и все вроде и так было на своих местах. Чанбин любил комфорт и не любил глупые правила.
— Твои радостные визги заставят меня блевать, — Минхо закатил глаза, откинувшись на спинку дивана. Чана, впрочем, это ничуть не задело, заставив только добродушно хохотнуть.
— Да ладно тебе, пара недель — и ты тоже втянешься.
С Чаном Чанбин был знаком еще со средней школы, а с Минхо — последние пару лет, когда Чан притащил его первый раз в бар. При том, что учились они с Чаном совершенно в разных районах города, ведь, стоит напомнить, Чанбин был в частной школе, в то время как Бан — в самой обычной. Они однажды просто оба попали под сильнейший ливень поздно вечером, и стояли под навесом около какого-то автомата с напитками. Стоять пришлось долго, промокнуть никто не хотел; ну, а Чан просто воспользовался возможностью завести еще одного друга — получилось более чем. Минхо Чанбину понравился сразу: тот был спокойно вальяжный, расслабленный и располагающий своей простотой. Всё это в сумме давало непринужденное общение, такое, словно Минхо всегда был третьим в их с Чаном компании — так и получилось.
— Ты сегодня с Сынмином виделся? — уточняюще спросил Чанбин, следя глазами за тем, как Минхо открывает уже третью бутылку пива. Ли только скривился, мол, отвали и не твое дело. Чанбин добродушно хмыкнул.
Минхо не любил это обсуждать, хотя всегда возвращался к этой теме, стоило ему только хорошенько опьянеть, поэтому — судя по пустеющим бутылкам — скоро разговор снова вернется к Киму. Чан весь вечер рассказывал о том, какие дети в школе очаровательные, и как вообще забавно наблюдать за школьной жизнью со стороны: когда твоя самая большая проблема — это заваленный зачет или то, что твоя валентинка осталась неотвеченной, а для счастья надо всего лишь, чтобы отпустили с урока пораньше.Чанбин добродушно кивал, хотя сам из воспоминаний школьной жизни не мог выделить особо счастливых моментов. Он помнит, что много учился, чтобы не разочаровывать родителей, и, пожалуй, на этом все. Школьная влюбленность обошла его стороной, а в частной школе никогда не отпускали с уроков раньше положенного — за соблюдением правил было строгое наблюдение. Впрочем, Чан всегда был такой — романтик до глубины души. Он любил находить приятные мелочи в любом действии и любом состоянии. Кажется, Бан вообще не умел по-настоящему расстраиваться или опускать руки, любая неудача принималась с пожиманием плеч и поджатыми в улыбке губами, мол, ну, бывает.
Чанбин частенько приходил в бар намного раньше, чем заведение открывалось. Если сам бар начинал работу с четырех, а все сотрудники приходили где-то к половине четвертого, то Чанбин мог находиться там уже с двенадцати, а то и раньше. Он вел сам всю документацию и финансы, курировал любые ремонтные работы или изменение интерьера и, в принципе, был своей работой доволен. Вечерне-ночной образ жизни отлично вписывался в его график, так как он успевал выспаться с утра и два-три раза в неделю даже сходить в зал. Чанбин любил жить неспеша. Суета в его понимании всегда приводит к недочетам и ошибкам из-за невнимательности, но если не брать в расчет работу, наслаждаться жизнью Чанбин тоже любил со вкусом. Перед работой он всегда заезжал в одну и ту же кофейню и брал там холодный кофе со льдом — летом помогало немного прийти в себя от жары, а зимой — взбодриться, чтобы не клевать носом из-за постоянной темноты на улице.
Мальчишка из магазина рядом с кофейней стоял на немного шатающейся стремянке и подвешивал наверху кашпо, чтобы озеленить вход в магазин — это Чанбин заметил сегодня утром. Признаться честно, он столько раз заходил в эту кофейню, но никогда не замечал этот маленький цветочный магазин буквально по соседству. Как так вышло? У парнишки были пшеничного цвета немного лохматые волосы, светлый свитер и голубые джинсы. Самый обычный свитер и самые обычные джинсы — но все равно этот мальчик выглядел так тепло, что Чанбин почему-то на пару секунд так и застыл у машины, только захлопнув дверь. Светлый мальчик повесил кашпо, слез со стремянки и обернулся, встретившись с Чанбином взглядом. Наверное, это было ужасно неловко и как-то странно — вот так просто пялиться на другого человека, но Чанбин почему-то действительно не мог по-другому. Паренек растерялся всего лишь на мгновение, а потом просто широко улыбнулся и помахал рукой, словно старому знакомому. Повернулся обратно к двери, поправил вывеску "открыто" и зашел внутрь.
Чанбин вырос в богатой семье, и его мама была ценительницей прекрасного, а потому к искусству его приучали с самого детства. Он побывал на куче не интересных в том возрасте для него выставок, слушал как мама с подругами обсуждают какие-то стили и цветовые палитры, а потому с возрастом научился неплохо разбираться в искусстве. В целом, Чанбин даже начал понимать свою маму, и иногда они могли обсудить с ней что-то вечером за бокалом вина. Да, Чанбин умел видеть искусство и этот мальчик из цветочного по соседству с кофейней был им. Искусством.
— Всем пока и хорошего дня, бегите есть, — Чан, улыбаясь, попрощался с классом, отпуская детей на пару минут пораньше в столовую.
Все недружным хором попрощались с учителем и кинулись из кабинета, обгоняя друг друга и заставляя Чана улыбаться все шире. На обед перемена всегда дольше, значит, у него будет пару минут свободного времени перед следующим уроком. Он взял в руки тряпку, чтобы стереть все записи с доски и подготовить ее для следующего класса. Последние на сегодня старшеклассники, с ними он собирается обсудить уже более глубокие темы, и это, на самом деле, ему ужасно нравится. Старшеклассники очень интересные, со своим взглядом на вещи, с бунтарским духом, воспринимающие все так живо и эмоционально — они могут устраивать целые дискуссии, не укладываясь в сорок пять минут урока, но зато это намного лучше, чем если бы они сидели и клевали носом в книгу. Чан слышал, как за спиной открылась дверь и, обернувшись, увидел знакомую мордашку.
— Учитель Бан, к вам можно? — Чонин склонил голову на бок и улыбнулся, а Чан кивнул, разрешая ученику зайти.
— Привет, Чонин, почему не обедаешь?
— Жарко, я не хочу, — отмахнулся тот, кидая сумку на парту и плюхаясь рядом. — Мне нравится к вам приходить, вы же не против?
— Нет, конечно, — хохотнул Чан, откладывая мел и разворачиваясь к своему гостю. — Как тебе в новой школе? Уже успел с кем-то подружиться?
Чонин пожал плечами и улыбнулся.
— Здесь как будто немного другие люди, — он спохватился, увидев, как лицо Чана становится немного встревоженным, — я не имею в виду, что плохие! Просто другие, немного непривычно. Но все хорошо! — он снова улыбнулся, будто заверяя свои слова ямочками на щеках. — Есть пара ребят, которые мне нравятся. А вам как в новой школе? — он улыбнулся еще шире, подпирая рукой щеку и склоняя голову на бок.
— Не то чтобы она новая для меня, — Чан засмеялся. — Я учился тут когда-то, а здесь только на практике. Стало интересно оказаться по другую сторону учебного процесса.
— У-у-у, значит, вы не насовсем здесь? — заканючил Чонин, а Чан покачал головой. — А я из Пусана приехал. У отца там был рыбный бизнес, и все было хорошо, а потом что-то произошло, и он разорился. Ну, мы разорились, получается. Вот.
— А потом? — участливо спросил Чан, доставая из-под стола бутылку с водой. Сегодня и правда достаточно жарко.
— А потом через каких-то знакомых ему предложили работу в Сеуле, и вот мы здесь, — Чонин пожал плечами и откусил яблоко, которое успел достать из рюкзака.
— Понятно, — кивнул Чан. — Ты живешь недалеко, получается? — Чонин засмеялся, чуть не поперхнувшись яблоком.
— Очень далеко! — он снова звонко засмеялся. — Все спрашивают меня, зачем я пошел в эту школу, если есть школы ближе. В своей школе в Пусане я занимался плаваньем, и переехав сюда, узнал, что здесь есть секция по плаванью и хороший бассейн.
— Ого как. Так ты спортсмен или для себя плаваешь? — этот Ян Чонин ужасно милый, Чан наблюдал за ним с добродушной улыбкой.
— Спортсмен, конечно! — он аж вскинул брови от возмущения. — Я участвовал в соревнованиях в Пусане, был первый в школе, потом в районе, потом прошел на город, но как раз тогда случился папин коллапс, — Чан сдержал смешок, но Чонин не заметил, — и мне пришлось пропустить соревнования, вот так.
Чан только сейчас пробежался глазами по фигуре школьника — действительно, тот выглядел достаточно спортивно. Забавно то, как детали, которые Чонин рассказывал о себе, почему-то так правильно складывались в его образ, словно Чан и до этого знал все это — ведь по-другому и быть не могло. Он посмотрел в свой телефон и ойкнул.
— Учитель, я пойду, меня там ждут мяч покидать, пока! — он протараторил это почти на одном дыхании, схватив рюкзак с парты и успев только помахать рукой, прежде, чем вылететь из кабинета.
Чан добродушно усмехнулся и покачал головой, а после развернулся к доске, продолжив оформлять ее для следующего урока.
Ли Минхо тяжело вздохнул и открыл классный журнал, параллельно с этим кусая булку, купленную утром в круглосуточном магазине. Больше всего он не любил бесполезную работу, а то, чем он сейчас занимался, было именно бесполезной работой. Тему и план урока нужно было сначала внести в классный журнал, потом то же самое сделать в электронной системе через древний ноутбук и не менее древний портал, через который весь этот кошмар нужно было делать. Ну что за тупость, ворчал про себя Ли, листая журнал до нужной страницы.
Какая-то маленькая девочка забежала в класс, вся зареванная. Минхо посмотрел на нее только мельком, продолжив копаться в журнале.
— Учитель Ли, там старшие обижают.
Минхо посмотрел на девочку, ей от силы лет одиннадцать, плюс-минус год. Мелкая, что кошмар, а глаза огромные и заплаканные, аж губешки дрожат. Ли только устало вздохнул.
— Не подходи к ним, и не будут обижать.
— Учитель Ли, они отобрали мой обед! В мамином контейнере, — и снова приступ слез. Минхо закатил глаза и молча достал из тумбочки в столе упаковку с еще одной булкой, купленной про запас, протянул ученице.
— На, вон сок еще есть, — протянул бутылку. Та замолчала, похлопала глазами и непонимающе посмотрела на него.
Девочка кивнула и молча села за первую парту, прямо напротив Минхо, зашуршала оберткой. Минхо немного раздраженно вздохнул и снова уставился в журнал. Черт, где он там что писал вообще?.. Опять с учебником сверяться, все из головы вылетело. Он дописал первую строчку и случайно поднял взгляд на девочку, только чтобы увидеть, как та грустно жует булку, молча вытирая накатывающие крупные слезы. Нет, ну это какое-то избиение котенка прямо перед моим салатом, раздраженно цыкнул он у себя в голове и встал, поставив ладони на стол и обращая внимание девочки на себя.
— Показывай давай, кто тебя обидел.
Малышка перестала жевать и, кажется, даже слезы у нее остановились. Она быстро проглотила еду и выскочила из-за парты, хватая Минхо за рукав и ведя за собой. По обыкновению, Минхо хотелось вырвать руку, но почему-то в последний момент он передумал это делать, позволяя ученице вести себя куда нужно. В школьном дворе стояла компания пацанов, навскидку из средних классов. Девочка встала неподалеку от них и ткнула пальцем.
— Вот они. Обед отобрал вон тот, с белым рюкзаком. Учитель Ли, вы только коробочку заберите, пожалуйста, — и посмотрела щенячьими глазами. Минхо чуть скривился.
— Ладно-ладно, не смотри так. И не показывай пальцем, это неприлично. Поняла?
Девочка кивнула с самым серьезным видом, а Минхо даже на секунду перестал быть таким раздраженным, сдерживая смешок. В следующий момент он снова стал серьезным и подошел к компании.
— Так, это че такое здесь, — командный голос заставил учеников шугануться и что-то попрятать по карманам, либо за спину. Минхо усмехнулся. — Маленьких обижаете? Потому что они сдачи дать не могут? А? — он чуть повысил голос в конце, и мальчишки вжали головы в плечи. Минхо пробежался по ним взглядом, высматривая того, что с белым рюкзаком. Подошел к нему и схватил за ухо. — Я тоже могу тебя обидеть, хочешь? — мальчишка зажмурился и помотал головой, насколько было возможно, ойкая из-за уха. Минхо отпустил его и отстранился. — Контейнер с обедом мне сюда живо. Какой класс?
— С-средняя школа, второй к-класс, — промямлил пацан, отдавая контейнер.
— Ну надо же, — хмыкнул Минхо. — Тогда увидимся после перемены, второй класс. Я ваш новый учитель литературы, Ли Минхо. Еще раз узнаю о подобном, вы мне корейскую классику все будете сдавать наизусть от корки до корки, и только попробуйте этого не сделать.
Девочка зачем-то шла за ним до самого кабинета, крепко прижимая к себе контейнер с обедом.
Ученица подняла на него взгляд, полный восхищения.
— Учитель Ли, вы самый лучший! — и убежала, оставив Минхо в состоянии крайнего смятения.
Часть 3.
Редкая похвала от отца, но Минхо знал, в чем тут подвох.
— Лучше, чем было до этого. Учеба пошла тебе на пользу.
Парень постарался закатить глаза не так сильно, как делал это обычно. Отец всегда делал вот так. Хвалил и тут же давал пинка под зад, чтоб не расслаблялся. Будто у Минхо была хоть одна возможность расслабиться в его присутствии. Белая рубашка и черные брюки — всего лишь рабочая одежда, если бы не надо было сегодня в школу, Минхо бы обязательно нарядился в самую потасканную футболку, старые джинсы и потрепанные кеды — чисто старику назло. Он бы просто подлетел на своей злости, увидев сына в таком виде в дорогом ресторане в центре города. Минхо почти незаметно улыбнулся своим мыслям. Иногда отец был в хорошем расположении духа и вспоминал, что он все-таки отец, а потому звал Хо провести время вместе за обедом. Минхо не соврал бы, если бы сказал, что ненавидел эти ланчи больше всего на свете. Каждый из них всегда проходил одинаково — отец пытался интересоваться делами сына, пытался его за что-то хвалить, но через считанные минуты характер брал верх, и любые ответы Минхо воспринимались в штыки и подвергались критике.
— Уже выглядишь как приличный человек, глядишь, скоро и башка на место встанет.
Минхо поджал губы. Отец никогда не поднимал эту тему открыто, но также никогда не упускал возможность высказать свое недовольство. Под «дурью в башке» понималось ничто иное как ориентация Ли младшего. Мужчина тщетно лелеял мысли о том, что «нормальные» учеба и работа изменят Минхо, словно он был поражен какой-то болезнью, лекарство от которой было в этой самой учебе или работе. Хо уже давно перестал спорить и что-то доказывать, потому что отец никогда не хотел слушать.
— Сейчас с юристами готовим документы для открытия дочерней компании в США, — буднично продолжал отец, разрезая на куски свой стейк. Минхо кисло посмотрел на свой кусок мяса в тарелке. — Как раз к твоему выпуску все будет готово, и я назначу тебя директором. Начнешь с малого.
— С чего ты взял, что я буду? — хмыкнул Минхо и сделал глоток воды, нахально смотря в глаза отцу. Старик смотрел не внимательно — подавляюще, но Минхо такие взгляды уже давно не пугали. — Вдруг за годы учебы я настолько проникся преподаванием и литературой, что теперь планирую всю жизнь провести у школьной доски?
Минхо видел, как отец сжал челюсти, и как начали ходить желваки по его лицу. Вообще-то, на литературу ему глубоко насрать, а преподавание — это последнее, в чем он себя видит, но поиграть на нервах властного старикана всегда вызывало соблазн.
— Мы оба знаем, что это не так, — ответил он, немного помолчав. Видимо, нужно было время, чтобы успокоиться. Минхо уверен, что эту практику посоветовала его психолог. Не сказать, что это не давало свои плоды — отец стал сдержаннее, пусть и самую малость.
— Очень смело с твоей стороны предполагать, что ты хоть что-то обо мне знаешь, — Минхо выгнул бровь, нагло улыбаясь. Отец опустил на стол тяжелую ладонь.
Минхо пожал плечами и допил воду из стакана.
— Я не голоден, и у меня есть дела. Беседы с тобой, папа, всегда дают мне невероятную мотивацию для работы.
Мужчина ничего не сказал, однако, выходя, Минхо до последнего чувствовал спиной его тяжелый взгляд. Ли, как и говорилось, ненавидел эти обеды всей душой. Чувство тоски, злости и отчаяния накрывали его с головой, и если раньше среди всех чувств преобладала именно злость, то с возрастом все ощутимее была тоска. Минхо чувствовал одиночество, хотя никогда бы в этом не признался. Ему нужна была поддержка — но не от кого-нибудь. Минхо ненавидел, что на всем свете был только один человек, который ему нужен. Он нуждался в нем так сильно, что хотелось вмазать самому себе, да так, чтобы в голове не осталось ни одной мысли о нем — а потом еще раз, чтобы не осталось ни одной мысли вообще. Мысли убивают. Они выстраивают стены в сознании, заставляя бродить тебя по бесконечному лабиринту, пока не заводят в тупик. Минхо бы хотел просто раздолбить эти стены чертовым перфоратором и идти по этим разрушенным бетонным кускам(а в его представлении стены эти были именно из холодного темно-серого бетона) напролом к выходу, где был свежий воздух, а не одна только эта пыль. Он успел только осознать, что делает, когда прислонял телефон к уху, где уже шли гудки.
— Можешь говорить? — выдавил Хо, прижимая телефон к уху и копаясь в карманах в поисках зажигалки.
— М-м, что-то срочное? — Сынмин не казался хоть сколько-то заинтересованным. Скорее всего, он и не был.
— Просто хотел… — Минхо судорожно выдохнул и задрал голову, — услышать тебя.
В трубке молчание. Сынмину не нравилось такое, а Минхо не успел передумать, чтобы сказать что-то другое.
— Понятно. Ну, услышал. У меня еще пары, мне пора, — и короткие гудки без шанса выслушать ответ.
Минхо криво усмехнулся и наконец поджег сигарету.
Чанбин выключил кондиционер и заглушил двигатель автомобиля. Он высунул локоть из окна и откинул голову на сиденье. Мальчишка из цветочного снова кружился вокруг цветов на улице, поливая и опрыскивая их, в своих светлых, расклешенных книзу джинсах и цветном кардигане. Чанбин наблюдал за ним каждое утро уже неделю, сам не понимая, что именно в этом флористе его привлекало. Просто это как-то… вошло в привычку? Видеть этого мальчишку здесь каждое утро. Чанбин усмехнулся сам себе и покачал головой, когда парень закончил с работой на улице и скрылся в магазине.
В баре еще никого не было, ну конечно, но Чанбину так нравилось больше. Бар в двенадцать дня с перевернутыми на стол стульями вовсе не казался одиноким, он скорее словно находился в предвкушении вечера, когда здесь снова станет сначала томно и сумрачно, а потом шумно и весело. Он любовно провел ладонью по барной стойке и поднялся в свой небольшой кабинет на втором этаже. Хотя — полноценным этажом это было сложно назвать, скорее помещение чердачного плана. Усевшись за стол, он включил ноутбук и достал ежедневник, забитый вложенными в него бумажками разных размеров — это счета, с которыми он еще не успел разобраться. Вздохнув и настроившись на рабочий лад, Чанбин негромко включил фоном музыку и принялся разбираться в цифрах и бумажках. Пару часов спустя пришел управляющий баром, правая рука Чанбина — Ким Джинук. Он улыбнулся, войдя в кабинет Со и поприветствовал его.
— Джинук, погоди, — задумчиво окликнул его Чанбин, когда тот уже закрывал дверь, чтобы приступить к подготовке зала внизу. Джинук остановился и обернулся в ожидании продолжения. — Тебе не кажется, что интерьеру не хватает… цветов?
— Сонё вовсе не должна была выходить за него!
— Она должна была, она не имела права голоса при дворе!
— Вот именно, в этом и проблема общества того времени! Кстати, и современного тоже, отчасти.
— По-моему, твой голос я слышу даже слишком часто.
— Ну все, все, — Чан, с трудом сдерживая добродушный смех, поднял ладони в примирительном жесте. — Кажется, этот роман вас очень заинтересовал, молодые люди, и я этому непременно рад, но все же давайте не разжигать войну. Итак, ученица Ли, вы считаете, что Сонё не должна была выходить замуж за придворного, верно? — девушка за партой решительно кивнула и вздернула подбородок. — Кто согласен с мисс Ли? — сколько-то учеников подняли руки, но Чан не считал. Выждав театральную паузу, он продолжил. — В это же время ученик Пак считает, что Сонё поступила так, как и должна была поступить, правильно? — парень ответил короткое «да», на что его оппонентка только громко фыркнула. — Кто поддерживает точку зрения Пак Джихуна?
В ответ еще некоторое количество учеников подняли руки. Чан кивнул и хлопнув в ладоши, чтобы подвести итог.
— К сожалению, мне дано только сорок пять минут на обсуждение этого, безусловно, великого романа в истории корейской классики, но поверьте, я бы очень хотел знать мнение каждого из вас. К следующему занятию я прошу всех вас письменно объяснить свою точку зрения по этому вопросу. Уверен, это будет увлекательное чтиво, — он улыбнулся и подмигнул подросткам. — На сегодня все, буду рад видеть вас в следующий понедельник.
По классу раздалось нестройное «спасибо, учитель Бан», когда все начали шуршать сумками и убирать учебники и тетради, чтобы скорее уйти на перемену. Чан все еще тихонько посмеивался себе под нос с перепалки одноклассников, когда заполнял журнал. Сегодня пришлось остаться допоздна — последнее занятие стояло после четырех окон и закончилось в пять вечера. Чан прикинул, что на заполнение журналов всех классов и конспектирование методики уйдет не меньше двух часов, а потому потер ладонями лицо и решил, что сходить за кофе пока будет лучшим решением.
Часы показывали без пятнадцати восемь, когда Чан наконец закрыл кабинет и сдал ключи. Он вышел из школы, вдыхая вечерний воздух и, поправив сумку на плече, неспеша двинулся к стадиону, через который обычно уходил дальше до дома. Чан медленно поднялся по ступенькам и опустился на лавку, оглядывая вечерний стадион. Было странно ощущать себя в этом месте уже не будучи учеником старшей школы. Всего несколько лет назад он тут нарезал круги по стадиону на уроках физкультуры и играл с одноклассниками в футбол, а сейчас здесь уже другое поколение. Где-то на другом конце стадиона видно чью-то фигурку. Чан глубоко вздохнул и, оперевшись на ладони, откинул голову. Действительно, очень странно ощущать собственное взросление. Ты думаешь, что тебе семнадцать, но почему-то старшеклассники обращаются к тебе на «вы», и вместо привычной школьной формы на тебе уже рабочая рубашка. Школьные годы, казавшиеся тогда бесконечными, вдруг безвозвратно ушли, и вот ты уже не можешь прогулять уроки, потому что уроков-то и нет, а прогуливать работу чревато чем-то более серьезным, чем запись в учебном деле. Чан лениво опустил взгляд обратно на беговую дорожку, а фигурка, пару минут назад казавшаяся далеко, теперь была совсем близко. Старшеклассник замедлил бег и вскоре остановился почти напротив Чана, задрав вверх голову. Приглядевшись, Бан узнал в нем Чонина. Мальчишка, видимо, тоже узнав учителя литературы, вынул из ушей наушники, широко улыбнулся и помахал ладонью. Он поднялся по ступенькам, перешагивая через несколько сразу и, запыхавшийся, плюхнулся рядом.
— А что вы тут делаете, учитель? — вся его мордашка выдавала его любопытство.
— Просто сижу, — улыбнулся Чан.
— А мне нравится здесь бегать по вечерам, — он вытянул ноги и перевел взгляд на стадион. — Здесь классно.
— Да, неплохо, — кивнул Чан, снова переводя взгляд на стадион, освещаемый высокими фонарями.
— Я вот, что хотел спросить, учитель Бан, — начал Чонин серьезно, заставив обратить на себя внимание. — А манга считается за литературу? Если да, то я читаю больше всех в классе!
Чан засмеялся, опираясь на руки сзади и задирая голову, а потом перевел взгляд на Чонина и ответил так же совершенно серьезно:
— Конечно, считается. Ты молодец, Чонин.
Часть 4.
Чанбин затянулся последний раз и выкинул окурок в рядом стоящую урну, выпуская белый дым. Он сузил глаза, разглядывая вывеску цветочного напротив. В больших окнах было видно, как уже знакомый флорист суетится среди цветов в помещении, и Чанбин потратил несколько минут на то, чтобы разглядеть его снова. Смотреть издалека не казалось чем-то смущающим — вряд ли мальчишка его видел, а вот вблизи уже так не посмотришь. Смотреть почему-то очень хотелось. Чанбин не мог себе объяснить, почему просто хотелось тупо смотреть на продавца цветочного магазина, но прекрасно осознавал, что мог бы потратить так несколько часов. Перед глазами все стоял тот момент, когда он улыбнулся и помахал ему рукой — и почему эта сцена так упорно сидела в его голове, Чанбин тоже не знал. Вообще-то, бар смотрелся хорошо и без цветов, а кому-то могло бы показаться, что цветы там в принципе не к месту, но Чанбину нужен был повод — хотя сам он этого еще не осознавал.
Дверь в цветочный открылась, задев какие-то звенящие металлические палочки сверху, нужные здесь, очевидно, для того, чтобы слышать, когда в магазин кто-то зайдет. Чанбин прошел внутрь, позволив двери за собой закрыться — и встал на месте. Внутри этот магазинчик выглядел так, словно Чанбину довелось попасть в другую вселенную. Помещение все было залито теплым солнечным цветом, а по зеленым листьям были разбросаны радужные отсветы. Чанбин обернулся, чтобы заметить на окнах соответствующие наклейки, преломляющие солнечный свет. В самом магазине было немного влажно, но это ощущалось не тяжело, а скорее очень свежо. Это место, полное зелени и солнца, было абсолютной противоположностью его темного бара, хотя, несомненно, оба места были достаточно уютными. Чанбин вдруг почувствовал, как сильно не вписывается в это место в своих темно-синих джинсах и черной футболке, — и как замечательно сюда вписывается этот мальчишка-флорист, весь светлый и цветной.
— Добрый день, — раздался низкий дружелюбный голос где-то сбоку, это флорист вышел откуда-то из стеллажей с цветами. Чанбин немного опешил, не ожидая, что у такого милого на вид мальчика может быть такой низкий голос. — Чем могу помочь?
И он улыбнулся. Так же, как улыбнулся тогда, когда помахал ему рукой. Чанбин вдруг почувствовал, что собственные щеки порозовели, и не смог не улыбнуться ему в ответ. Кажется, в помещении стало как-то душно, хотя еще несколько минут назад Со чувствовал по рукам прохладу кондиционера.
Мальчишка добродушно засмеялся и снял с рук садовые перчатки, а затем поправил свои пшеничные волосы. Чанбин чувствовал себя по-дурацки глупо, хотя это и не вызывало у него каких-то негативных эмоций.
— Первый раз вижу, чтобы кто-то так тщательно выбирал цветочный магазин, прежде чем решиться на покупку, — он склонил голову набок, оставляя на лице улыбку.
Чанбин заметил на лице флориста россыпь веснушек. Они покрывали загорелое лицо почти полностью, особенно облюбовав щеки и аккуратный нос. Этот теплый пшеничный цвет волос так хорошо подходил всему его образу, что Чанбин невольно поймал себя на мысли о том, что никогда не видел, чтобы кто-то выглядел так… совершенно. Каждая деталь в образе парня была на своем месте, и хозяин бара только еще раз убедился — этот мальчик был настоящим искусством. Им хотелось любоваться часами, как картиной в Лувре, а теперь, когда Чанбин увидел его так близко, он понял, что не сможет довольствоваться видом издалека, как это было неделей ранее.
— Я вижу вас здесь каждое утро, — спокойно объяснил парень с легкой улыбкой на лице. Он говорил и одновременно с этим перебирал розы на столе, откладывая те, что на высокой ножке, в одну сторону, и те, что обломались, в другую. — Вы подолгу стоите у машины, а потом уезжаете.
— Я… — Чанбин прочистил горло, так как голос внезапно охрип, и силой заставил себя отвести взгляд от парня хотя бы на цветы в его руках, — я покупаю кофе в соседней кофейне каждое утро.
— Ах, вот оно что, — парень улыбнулся шире. — А я уж было подумал, что вы смотрите на мой магазин.
Чанбин отвел взгляд, чтобы не совсем выдать смутившееся лицо. Хотя озорной взгляд флориста будто так и говорил о том, что на самом деле он давно в курсе, что Чанбин не сводит с него глаз.
— Меня зовут Феликс, — непринужденно продолжил он, заканчивая перебирать розы, и поднял на Чанбина взгляд, — и я буду рад помочь вам с выбором.
Феликс. У него даже имя сказочное, и сам он похож на какого-то лесного эльфа. Чанбин сам себе усмехнулся, подумав, что Минхо и Чан ухохотались бы с таких его мыслей. Феликс — это имя очень ему подходит, а у Чанбина в голове внезапно сложилась целая каша из мыслей. Какая глупость, ведь он всегда умел правильно формулировать мысли, что случилось?
— Мне нужны цветы, — выдавил Чанбин, — в бар. Я… мой бар здесь, неподалеку, я хотел его, кхм, украсить, — Феликс бросал на него смешливые взгляды, отрываясь ненадолго от цветов, и это на доли секунды отвлекало Чанбина. Флорист будто знал это, и улыбка на его лице становилась все шире.
— Понятно, — Феликс кивнул и махнул рукой в зал. — Пойдемте, я помогу с выбором.
— А почему вы выбрали литературу?
Чонин лежал на парте, подкидывая пальцами волейбольный мяч, пока Чан проверял тетради. Тот поднял взгляд и проследил, как длинные пальцы мягко приняли и оттолкнули мяч несколько раз.
Чонин задумался и, лежа, пожал плечами.
— Чонин, — негромко позвал Чан, продолжая следить взглядом за мячом, — у тебя же есть друзья в школе? Прошел уже месяц.
— Конечно, — тут же отозвался мальчик, поймал мяч и перевел взгляд на Чана, встретившись с ним взглядом, а потом расплылся в улыбке. — Мне нравится тусить с Джисоном, он смешной, хотя и очень громкий. А что?
— Ничего, — Чан улыбнулся в ответ, — просто ты часто приходишь ко мне, я беспокоился.
— Ну, я вас тоже считаю другом, поэтому и прихожу, — легко ответил Чонин, снова пожав плечами, и поднялся, теперь устраиваясь на парте сидя. — Разве нет, учитель Бан?
Чан улыбнулся, опуская взгляд в тетради, и едва заметно покачал головой.
Чонин ушел со звонком, оставив учителя наедине с тетрадями. Так странно, думал Чан, почему Чонин назвал только имя Джисона? Сказать правду, Чонин просто очаровательный, и Бан был уверен, что мальчишка станет популярным в школе в считанные дни. Будет ходить с шумной компанией, а от девчонок не будет отбоя. Ведь он — новенький, что уже достаточно для привлечения к себе внимания, к тому же у него очень милый пусанский акцент, абсолютно очаровательные немного вьющиеся волосы и ямочки на щеках, когда тот улыбается. Нет, Чонин никак не мог остаться незамеченным. Чан вдруг замер, уставившись в тетрадь с немного корявым подростковым почерком. Это он сейчас мысленно на внешность ученика залипал? Бан помотал головой, чтобы отогнать мысли.
— Совсем уже поехал, — посмеялся он себе под нос. — Надо же, на полном серьезе... честное слово...
В некотором роде, Чан тоже начал считать младшего кем-то вроде друга. Ян часто забегал к нему на переменах, и они пересекались вечером на стадионе, если Чан задерживался, а у Чонина в этот день была пробежка. Иногда обходились кивком головы, а иногда останавливались посидеть на лавочке стадиона и поболтать о чем-нибудь. И хотя Чонин, будучи учеником, обращался к нему на "вы" и называл "учитель Бан", Чан не чувствовал никакой с ним дистанции и был уверен, что Чонину тоже было достаточно комфортно. Чонин вообще казался достаточно простым парнем и на любые сложные вопросы он только пожимал плечами и давал простые ответы, вроде "а почему бы и нет?". Такое непосредственное мышление вгоняло в ступор уже достаточно взрослого Чана, но разве что на несколько мгновение, только чтобы потом он засмеялся и — согласился с парнем. Ведь действительно — почему бы и нет? Взрослый мир очень умело и незаметно вгоняет в свои рамки, и если в восемнадцать лет, глядя на какой-то вопрос, думалось "почему бы и нет?", то спустя энное количество времени так уже не думается. В голове только забито шаблонное "так нельзя", "так не принято", "это будет казаться нелепым", и вот — ты уже идешь на поводу возраста и строгого общества. Чану нравилось проводить с Чонином время, потому что он словно напоминал Чану о том, что мир не ограничивается какими-то условными правилами, придуманными взрослым миром. Но все же Чонину нужно больше друзей. Определенно нужно.
Минхо холодно проводил взглядом высокого симпатичного парня, которому Сынмин очень искренне улыбался несколько минут назад, когда шел с ним рядом. Ким смотрел на него, как на какое-то божество, обнимая руками учебники, и даже остался немного постоять, прежде чем они разошлись. Минхо никогда не видел его таким. Таким заинтересованным и тепло улыбающимся. Рядом с ним, Минхо, никогда. От этого свербело где-то внутри и хотелось скрипеть зубами. Увидев Минхо недалеко от университета, Сынмин снова стал таким, каким Минхо привык его видеть большую часть времени — спокойным, на грани с безразличием.
— Минхо? — он подошел и зачем-то быстро огляделся по сторонам. — Ты не предупредил, что приедешь.
— Он в курсе, что ты трахаешься со мной? — без приветствий, в лоб спросил Минхо. — Тот высокий и патлатый.
Сынмин тихо засмеялся и склонил голову набок.
— Нет, и ему необязательно, — Ким улыбнулся и приблизился. — У нас с тобой ничего, кроме секса. А в случае чего-то большего ты не стал бы ему конкурентом.
Минхо усмехнулся, закусив губу. Все внутренности будто в одну кучу сжимала большая холодная ладонь, а вторая пробиралась к сердцу, чтобы тоже сжать его так сильно, чтобы раздавить к чертям. Минхо хотел бы.
— Мышонок, ну зачем ты всегда такой жестокий, — улыбнулся Ли.
— Чтобы ты не забывал про нашу договоренность, — пожал плечами Сынмин, тоже улыбнувшись.
Забудешь тут. Минхо стоял как дурак со своим признанием, чувствуя себя дворовой псиной, которую Ким не приютил, но соизволил кинуть кость в виде предложения: взаимных чувств не будет, но секс мог стать компромиссом. Мне не нужны отношения, сказал тогда Сынмин, но будем честны, физиология есть физиология. Если тебе подходит такой вариант, давай попробуем. Со стороны Минхо было абсолютной глупостью соглашаться только ради того, чтобы лелеять надежду о том, что через тело он сможет завладеть и душой этого парня. Сынмин оставался непреклонен, а Минхо все продолжал пытаться. Да, он не знал любимый вкус мороженого Сынмина, и ест ли он его вообще, зато он знал сто и один способ довести его до высшей точки наслаждения, он знал, куда нужно было нажать, где поцеловать, что прошептать на ухо, чтобы холодный Сынмин стал мягким, податливым и просил еще. Преданная дворняга, Минхо терпеливо ждал, что наступит день, когда Сынмин не захочет уходить — а теперь его сжигала изнутри мысль о том, что этот высокий красивый парень наверняка будет знать. Он будет знать все, чем Сынмин не делился с Минхо. Он будет знать его любимый цвет, есть ли у него домашние животные, какие фильмы он смотрит, любит ли он дождь или солнце, ест ли он сладкое, в какие игры играет, — он будет знать все, и Минхо от этого хотелось лезть в петлю.
— К тебе поедем? — Сынмин улыбнулся и притянул Минхо за ворот рубашки, чтобы поцеловать.
Ким Сынмин — самый серый, самый обычный парень из всех, кого Минхо знал. Ким Сынмин — синоним к слову повседневность. Ким Сынмин — самое больное, что было у Минхо. Ким Сынмин — самое лучшее, что с Минхо случалось.
Часть 5.
— Цветы? Твоя была идея? — Минхо усмехнулся, оглядев небольшие вазочки на каждом столе. Чанбин только коротко кивнул, улыбнувшись своим мыслям. — Ты с этим цветочным на год контракт заключил? Их же менять надо. Или это разовая акция?
— Не контракт, — кивнул Чанбин, — а договоренность.
— И давно ты стал таким любителем цветов? — хохотнул Чан, отпивая из своей бутылки.
В баре, как обычно, был приглушенный свет, парафиновые свечи на столах и приятная расслабляющая музыка. Со Чанбин знал толк в хорошей атмосфере, этого не отнять. Чан раскинул руки по сторонам на спинку дивана и вытянул ноги. Вечер пятницы — отличное время.
— Лучше расскажите про ваши рабочие учительские будни, — беззлобно хмыкнул Со и подал официанту знак, чтобы ему повторили его напиток. — Минхо уже стал учителем года?
— Да иди ты, — улыбнулся Минхо и чокнулся с Чаном.
— Не скромничай, Хо, — Чан смотрел на него так, словно хотел в следующую секунду по-отечески потрепать по волосам, а потом перевел взгляд на Чанбина. — Минхо у нас любимчик малышей, — на это Ли только закатил глаза.
То была правда. После того, как Минхо помог той маленькой девочке, она постоянно крутилась рядом, а всем в классе рассказала, что этот новый учитель Ли — самый-пресамый хороший. Девочка, чье имя было Хеджин, после доверительно рассказывала Хо о том, что контейнер, который тот отобрал у старшеклассников, очень ей дорог. Это мамин, все повторяла она, но Минхо в тот день не обратил на это внимание. Оказалось, мама девочки умерла всего год назад, а при жизни всегда складывала ей обеды в этот контейнер, и теперь это своего рода память, оставшаяся о ней. Хеджин рассказывала об этом совсем тихо, почти себе под нос, снова сидя на первой парте прямо напротив Минхо, а тот со всей силы делал вид, что был занят своими бумагами, но услышав про смерть родительницы, не смог продолжать и остановился, подняв на девочку взгляд. Она не плакала, но ее голос был очень грустный, и она теребила рукав своей блузочки. Минхо на это только тяжело вздохнул, глядя на нее из-под спущенных на нос очков, и достал твикс из ящика под столом, который припас для себя, чтобы перекусить с чашкой кофе. Девочка восторженно вздохнула, словно Минхо сделал для нее рождественский фокус.
— Но теперь в школе появились вы, учитель, — улыбнулась она, подперев щечку ладонью. — Я очень рада, потому что вы очень хороший. Мне очень нравятся ваши уроки, и то, что вы не задаете домашку!
— Я не задаю домашку только тем, кто меня слушается, — ответил он, все еще пытаясь казаться строгим. — Так что не советую хулиганить.
Девочка на это только хихикнула.
А вот старший класс, доставшийся Минхо, оказался достаточно трудным. Абсолютно безалаберные дети, шумные и невоспитанные. Это был именно тот класс, откуда были те ребята, отобравшие у Хеджин контейнер. И если изначально Минхо думал, что в каждом классе есть пара-тройка таких задир, то, встретившись с полным классом, убедился — здесь скорее была пара-тройка нормальных ребят. Впрочем, таким Минхо было не напугать, поэтому класс, изначально собиравшийся извести молодого учителя, в итоге сам оказался в своей же ловушке. Минхо был не из тех, кого можно было обдурить или провести. Харизматичный и очаровательно наглый, Ли Минхо умел быть справедливо-строгим и насмешливо-язвительным, так что наглые старшеклассники уже через пару недель начали исправляться, и к середине второго месяца стали почти совсем послушными.
— Рты закрыли и сели, — обаятельно улыбался он в начале занятия, и этого было достаточно, чтобы подростки, не горевшие желанием злить Минхо, послушно замолчали на ближайшие сорок пять минут.
Надо ли говорить, что в то время, как младшие Минхо обожали, старшие явно не горели желанием посещать его занятия. Впрочем, Ли Минхо это мало волновало. Он шел по программе и оценивал непредвзято: выучил — молодец, не выучил — никаких поблажек. Хотя ладно, стоит признать, младших он несколько баловал.
— Ну надо же, — хмыкнул Чанбин, — а я думал, ты только двойки кому ни попадя лепить будешь.
— Ну, а ты, — Минхо взял на себя инициативу. — Давно в флористы заделался? Что это за внезапные порывы превратить бар в эльфийский лес?
— Да, кстати, — оживился Чан. — Ты так и не рассказал.
— Да мы не торопимся, — хмыкнул Минхо, переглянувшись с Чаном, и тот довольно кивнул.
Чанбин вздохнул и усмехнулся, отпил свой виски. Он рассказал про цветочный магазин рядом с кофейней и про красивого флориста, и про то, как он целую неделю просто наблюдал за ним по утрам (этот пункт, конечно, вызвал бурную реакцию друзей и смущение Чанбина). Пока Чанбин пел дифирамбы веснушкам, пшеничным волосам и разноцветным кардиганам, на телефон Чана пришло сообщение в какао-токе. Он был удивлен, увидев имя Чонина, но только совсем немного — последнее время ученик писал ему достаточно часто. В сообщении было вечернее приветствие и следом фотография, Чонин прислал фотку страницы из манги, которую читал сейчас. Это показалось мне таким смешным, что я очень захотел с вами поделиться, написал он. Чан невольно улыбнулся, просмотрев черно-белую картинку.
— Кому это ты там улыбаешься? — вкрадчиво промурлыкал Минхо совсем рядом, так что Чан дернулся от неожиданности и пролил пиво себе на джинсы, вызвав этим хохот друзей.
— Да-да, очень смешно, — благо, джинсы были темными, но приятного все равно мало.
— Значит, Бан Чан следующий, кто будет рассказывать о своих похождениях, — Минхо хитро улыбнулся.
— Ну заладили, — добродушно улыбнулся Чан, убирая телефон в карман и откидываясь на спинку дивана. — Это один из учеников прислал мне отрывок из прочитанного.
Минхо и Чанбин тут же скривились.
— Ты такой неинтересный, — фыркнул Минхо. — Чанбин, продолжай, итак, ты стоял и пялил на бедного мальчишку месяц, и что было потом?
— Ну, я и говорю, два месяца, — Минхо пожал плечами, поднося к губам бутылку под хохот Чана и недовольное фырканье Чанбина, и сам тихонько посмеялся.
Феликс был само обаяние, его низкий приятный голос располагал к себе, а теплая улыбка не оставляла шанса не улыбнуться в ответ. Чанбин провел в его компании около полутора часов, пока флорист расспрашивал его о баре, интерьере и атмосфере заведения, чтобы подобрать нужные цветы. В итоге веснушчатый цветочник предложил собрать композицию из бордовых роз вперемешку с сухоцветами и расставить их в небольших вазах на столах. Чанбин был в восторге, но впрочем, Феликс мог предложить хоть кактусы в горшках поставить, Со только бы с готовностью достал карточку, чтобы все оплатить.
— На самом деле, мальчишка молодец, — задумчиво прокомментировал Чан, глядя на простую стеклянную вазочку на их столе. — В каждой вазе есть розы, но все композиции при этом не повторяются. Очень круто.
Чанбин довольно хмыкнул. Еще бы, он был готов воспевать Феликса и желал, чтобы его работой восторгались и другие. Но только работой, потому что самим Феликсом будет восторгаться Чанбин. На все композиции ушло несколько дней, в которые Чанбин обязательно наведывался в цветочный под предлогом проверки работы и приносил с собой напитки. Феликс хитро улыбался, но Чанбину в этой проверке подыгрывал, а когда все было закончено, предложил помочь перенести все композиции в бар, и заодно посмотреть его своими глазами. Чанбин, безусловно, справился бы сам, но разве мог он отказать Феликсу в том, чтобы посмотреть его бар? К тому же, лишнее время, проведенное с Феликсом, вовсе не было лишним для него.
— Вот... это мой бар, добро пожаловать, — неловко улыбнулся Чанбин, открывая дверь и впуская туда Феликса. До открытия еще оставался час, и в помещении были только два-три человека: управляющий, повар и бармен.
— Вы очень детально описали интерьер, — улыбнулся Феликс, оглядывая зал, а потом цветы в руках.
— Давай на ты, пожалуйста, — Чанбин неловко почесал затылок и улыбнулся. — Мне как-то странно, что мы примерно одного возраста и выкаем друг другу.
— Как скажешь, — кивнул Феликс.
На то, чтобы перенести все вазочки из машины и расставить их по столам ушло около получаса, а после Феликс вежливо улыбнулся и сказал, что ему пора, ведь он не может держать магазин закрытым слишком долго. Чанбин не нашелся, что на это ответить, и только поблагодарил флориста за работу и помощь, а потом позвал посещать его бар почаще.
— Как-нибудь после работы, — улыбнулся Феликс, оборачиваясь, и помахал рукой. Так же, как в самый первый раз.
Чанбин постоял несколько секунд, наблюдая за тем, как за мальчишкой закрывается тяжелая дверь, а потом выбежал и окликнул его.
— Ты любишь кофе? — ох, из всех предложений, Чанбин, ты выбрал самое банальное, ну что за дурак. — Здесь неподалеку есть хороший кофе... Если ты захочешь, после работы...
— Я люблю чай, — обернувшись, улыбнулся Феликс. Чанбин неловко издал понимающее "а-а" и опустил голову. Феликс хохотнул и подошел ближе. — Но это неважно, кофе тоже подойдет.
Чанбин посветлел, улыбнувшись, и от волнения даже закивал несколько раз, повеселив этим Феликса. Флорист еще раз помахал рукой на прощание и ушел, оставив Чанбина стоять на улице с очень плохо скрываемой улыбкой на все лицо.
— Ну какая прелесть, посмотрите на эту милашку, — заулюлюкал Чан, успев даже потискать Чанбина за щеку, прежде чем тот скинул его руку. Минхо открыто хохотал, допив свою бутылку, и попросил официанта принести еще.
— Кажется, этот Феликс просто нимфа лесная, — улыбнулся Минхо и игриво поднял брови.
— Вам расскажешь, потом сто раз пожалеешь, — ворчал Чанбин, хотя и улыбался, когда в это время Чан по-дружески трепал его по плечу. — Кстати, что делаете в среду на следующей неделе? У меня тут очень интересные ребята собираются выступать, должно быть классно.
— М, я приду, — тут же отозвался Минхо. — С этой работой в школе я будто снова вернулся в это учебное болото. Хочется как-то развеяться.
— Я пас, — Чан покачал головой и объяснил, — у меня планы.
Чан видел в окно стадион, по которому Чонин бегал, а потому, закончив работу, спустился вниз, где в холле стоял автомат с напитками и снеками, и купил две бутылки лимонада и одну бутылку воды. Воду он запихнул к себе в рюкзак, а лимонады оставил в руке и, попрощавшись с охранником, пошел на стадион. Чонин в спортивном плане был настоящий молодец, Чан видел его на стадионе несколько раз в неделю, а в другие дни мальчик ходил на тренировки по плаванию — это он так рассказывал. При этом, в школе Чонин тоже держался хорошо, отличником не был, но все предметы держал на твердые четверки. Кроме физкультуры, конечно, там была бесспорная пять. Чан помахал ему рукой, привлекая внимание и опустился на одну из лавочек. Чонин, улыбаясь, подбежал к нему и поднялся до нужной лавки.
— Привет, — улыбнулся Чан, протягивая лимонад.
— Привет, — улыбнулся Чонин в ответ и взял бутылку. — Сладкое, — его мордашка сделалась грустной. — Нельзя же ведь на ночь.
Чан понимающе кивнул и достал из рюкзака бутылку с водой, которую Чонин радостно схватил и начал жадно пить.
— Просто подумал, вдруг тебе захочется какой-нибудь гадости вредной.
— Очень хочется, — кивнул Чонин, вытирая рот запястьем. — Вы меня соблазняете.
— Я никому не скажу, — заговорщицки подмигнул Чан, заставив Чонина рассмеяться.
Они долго болтали ни о чем и обо всем, сидя на лавке стадиона и иногда подшучивая друг над другом. Внезапно между ними повисло молчание, но не тяжелое, а очень даже уютное. Чонин отставил позади себя руки и оперся на них, откидываясь немного назад и задирая голову. Чан последовал его примеру. Они закрыли глаза и наслаждались вечерним воздухом и тишиной улицы, с шумом ветра и звуками сверчков. В какой-то момент Чану очень захотелось посмотреть на Чонина, и он поддался, открыв глаза и немного повернув голову. У Чонина были острые скулы, но мягкий профиль. Его немного взлохмаченные волосы ворошил вечерний ветер, а на губах застыла легкая улыбка. Чан даже видел почти незаметную от этой улыбки ямочку на щеке. Бан не мог не признать — Чонин красивый, но на этом все. Он разрешил себе признаться в этом просто потому, что не слепой. Чонин вдруг улыбнулся, позволяя ямочке на щеке стать глубже, и приоткрыл глаза, скосив взгляд в сторону Чана. Это почему-то заставило Чана немного вздрогнуть и отвести взгляд.
— Мне пора, — мягко сказал учитель. — Я и так сильно отвлек тебя от тренировки, — он неспеша встал и накинул на плечо рюкзак.
— Подождите, учитель, — Чонин склонил голову набок и улыбнулся шире, глядя на него снизу вверх. — У меня соревнования будут в следующую среду, — Ян встал и отряхнул штаны. — Было бы здорово, если бы вы пришли меня поддержать.
Чан улыбнулся и кивнул, следующая среда — день, когда у него не будет занятий.
— Отлично, и, — он посмотрел на бутылку лимонада в руках, — спасибо за лимонад, — Чонин расплылся в широкой улыбке.
Чан на это только кивнул и, помахав рукой, ушел.
— Погоди, это тот самый ученик, который тебе картинки шлет? — уточнил Чанбин.
— Ты давай аккуратнее, ладно? — усмехнулся Минхо.
— Ну вы и придурки, — засмеявшись, Чан покачал головой и поднял бутылку, призывая всех чокнуться. — Самые настоящие.
Часть 6.
— Учитель Бан! — знакомая мордашка заглянула в класс, когда Чан уже закрывал замок рюкзака.
— Привет, Чонин, — тепло улыбнулся Чан. — Закончились уроки?
— Сегодня да, — Чонин улыбнулся в ответ и нырнул в класс. — Вы уже уходите?
— Да, сегодня короткий день получился.
Чонин кивнул и подождал, пока Чан проверит все в крайний раз, чтобы потом выйти с ним из кабинета. Чан закрыл класс, и они вышли вместе из школы, обсуждая прошедший день.
— Учитель, вам нравятся фильмы Вонга Карвая? — вдруг спросил Чонин. Чан немного задумался, но потом кивнул.
— Неплохие, к тому же его фильмы вроде как считаются современной классикой. Почему ты вдруг спросил?
— В субботу в кино будет сеанс. Я, честно, не смотрел его фильмы, ни одного, — признался Чонин, — но очень хотел бы. Пойдемте вместе?
Вопрос повис в воздухе всего на пару секунд, но для Чана эти пара секунд дробились на милисекунды, каждая из которых застыла или тянулась очень медленно. Он чуть было не согласился сходу, но вовремя понял, что пока Чан преподает в этой школе, они в первую очередь учитель и ученик, и только потом уже друзья. Чутье подсказывало, что появляться в публичном месте со своим же учеником могло быть чревато всякого рода нехорошими вещами, и Чан скрепя сердце отказал.
— Мне правда нравятся фильмы Вонга Карвая, — начал он, улыбаясь, — но я не очень люблю походы в кино. Ну, знаешь, все эти люди, которые постоянно заходят и выходят, шуршат попкорном, разговаривают, не выключают звук на телефоне... Я предпочитаю смотреть фильмы дома, — закончил он, мысленно гадая, насколько его отказ мог показаться грубым Чонину.
Ученика очень не хотелось обижать. К тому же, честно говоря, Чан с удовольствием сходил бы с ним в кино. Чонин задумался на мгновение, а потом посветлел.
— Отлично, тогда давайте устроим киносеанс у вас дома! — он широко улыбнулся, а Чан застыл. Что он только что предложил? — Я принесу попкорн и колу, а вы какой больше любите: сладкий или соленый?
Он все продолжал весело болтать, пока они шли до стадиона, в то время как Чан поймал себя на весьма странных чувствах, пропуская болтовню Чонина мимо ушей. Приглашать Чонина к себе домой — это еще хуже, чем идти с ним в публичное место. Это может вызвать еще большие вопросы, чем просто поход в кино. С другой стороны — лез в голову навязчивый голос — шанс того, что кто-то об этом узнает, почти приравнивается к нулю. Если, конечно, Чонин сам об этом никому не расскажет. Чан понимал, что Чонин не дурак и не будет разбалтывать такие вещи, а потому идея с фильмом у него дома Чану скорее нравилась, чем не нравилась. Провести немного времени с Чонином в выходные было неплохо, если не сказать, что хорошо.
— Учитель Бан, вы меня слушаете?
— Да.. да, извини, — Чан улыбнулся. — Ты прав, можно посидеть у меня дома. Я.. скину тебе адрес в какао.
— Класс! — Чонин улыбнулся еще шире, чем до этого. Чан смотрел на него, чувствуя каждый удар собственного сердца. Ян Чонин был очарователен в своей простоте, прямоте и непосредственности. Ян Чонин — в принципе — был очарователен. — Тогда увидимся в субботу! — и помахал рукой, прежде чем убежать в сторону дома.
Это была пятница, так что от субботы отделяло всего несколько часов. Мысли роем завертелись в голове Чана, противоречащие одна другой. Что-то говорило Чану, что это было пересечение некоей границы, которую, по-хорошему, пересекать не следовало было. С другой стороны, что было в этом плохого? Они просто общались, а Чан просто студент-практикант в их школе — учитель, которого не будет уже через пару месяцев. Интересно, Чонин правда не понимает должной дистанции между ними или просто умело ее игнорирует? Он, должно быть, не видел никаких преград на пути к желаемому в силу своего возраста, и это по-своему было прекрасно.
Чонин пришел в обед. Счастливо улыбаясь, он протопал в прихожую и поспешил расстегнуть рюкзак, а затем достать оттуда несколько упаковок разного вида попкорна, бутылку лимонада и всякие снеки — и сунуть это все Чану в руки. Старший добродушно смеялся, глядя на это изобилие вредной еды в руках, и жалел только о том, что обе были заняты, и нельзя потрепать Чонина по волосам. Ян Чонин выглядел ужасно довольным собой, быстро разулся и скинул ветровку, а затем прошел за Чаном на кухню.
— Ну и что это за мечта пятиклассника? — улыбаясь, поинтересовался Чан, выкладывая все на стол. — Во-первых, зачем так много, а во-вторых — разве тебе можно?
— Нельзя, — все еще улыбаясь, кивнул Чонин. — Но вы ведь пообещали никому не говорить.
Чонин пришел в полный восторг, увидев у Чана дома плойку, и сказал, что теперь, как настоящий друг, Чан должен делиться, а потом Чонин будет торчать у него каждые выходные. В старшекласснике было столько энтузиазма и энергии, что Чану и фильмы никакие не нужны были — просто наблюдать за восторгом ученика было уже достаточно. Этим он и занимался, откинувшись на спинку дивана. Он положил руку туда же, на спинку, и согнул, чтобы подпереть кулаком щеку и с любовью смотреть на Чонина. Удивительно, какой он был непосредственный в свои восемнадцать. Чан, вспоминая себя, не мог бы сказать, что поедания всякой вредности и игры в плойку приносили ему такую радость, — но именно это и было одной из самых очаровательных черт Чонина. Сказать честно, Бан уже не помнит, когда доставал плойку, чтобы поиграть самому, учеба и теперь работа занимали все время, а когда это самое время оставалось, желания уже никакого не было. Чонин, развернувшись, активно помахал рукой, приглашая сесть рядом и поиграть во что-то вдвоем. Чан определенно точно не смог бы ему отказать.
Наигравшись и насмеявшись от этого вдоволь, они все же перешли к фильмам. Чан предоставил выбор Чонину — было интересно, что мальчишка выберет, да и не хотелось грузить его чем-то своим, последнее время Чан увлекался всякими документалками. По желанию Чонина, они начали смотреть "Чунгкингский экспресс", но старшеклассник почти уснул на середине. Чан, заметив, как выровнялось дыхание мальчика рядом, только тихо посмеялся и предложил посмотреть что-то поинтереснее. Чонин, хоть и покраснел щеками за то, что вот так невежливо уснул на фильме, на котором сам же и настоял, все же быстро переключился и предложил пересмотреть "Властелина колец". Что ж, тоже классика своего рода.
— Вот бы побывать в Шире, — вздохнул Чонин, жуя попкорн, которого и так уже слопал достаточно много. Чан налил стакан воды и поставил рядом.
— Ты же знаешь, что есть тематический парк? Там все сделано именно так.
— Знаю уж! — Чонин еще раз вздохнул, да так горестно, что Чан не смог удержаться от смешка.
— Это ты из-за Шира грустишь или из-за того, что у тебя от такого количества вредностей живот разболелся? — хитро улыбнулся Бан. Чонин вскинул на него отчаянный взгляд.
— Все ты, хен, знаешь... Ой! — его глаза округлились и он шлепнул себе ладонь на губы. — Извините, учитель Бан, я-я случайно!
Чан внимательно посмотрел, улыбнулся как-то сдержанно, но ничего не сказал. Только встал с дивана, чтобы дойти до ящика с аптечкой и протянуть Чонину пакетик с порошком.
— Разведи в стакане воды, и пока, наверное, хватит тебе сладкого.
— Согласен, — покорно кивнул Чонин. После такой осечки, он сразу сделался каким-то тихим и осторожным, и между ними на время будто повисла неловкость — но уже через несколько минут Чонин снова расслабился и заулыбался, возвращая прежнюю атмосферу. Хеном Чана он больше не называл.
Сынмин с горячим вздохом выгнулся в спине, прижимаясь ближе к Минхо, который не упустил шанса оставить поцелуй на плече, после поднимаясь до шеи и прикусывая у основания. Минхо любил секс с Сынмином не только потому что это секс, и он был с Сынмином, но еще и потому, что это было время, когда Ким Сынмин принадлежал ему. Он выгибался в его руках, обнимал за шею и охотно отвечал на глубокие поцелуи. Минхо обожал это время, потому что Сынмина можно было крепко обнять, целовать его везде, даже там, где обычно нельзя, можно было говорить (почти) все что угодно. Минхо ненавидел, когда в обычной жизни не мог сдержать своих чувств к Сынмину — так уж повелось, что их отношения изначально сквозили холодом, и Минхо, изначально проигравший, все равно не хотел уступать. Во время секса он почти не мог сдерживаться, когда чувства накрывали его с головой, но Сынмин всегда делал вид, что пропускает все мимо ушей. Минхо с наслаждением развел его ноги и прижался губами к бедру. Сынмин просто плавился, когда Минхо переходил поцелуями на внутреннюю сторону, спускаясь все ниже. Старший обожал это делать — интимность момента зашкаливала, он знал, что никто не мог сделать Сынмину так хорошо. Сынмин выгибался дугой, пытаясь приглушить ладонью собственные стоны, когда Минхо так хорошо и умело касался пальцами нужной точки, одновременно с этим оставляя почти незаметные красноватые следы по бедрам. Минхо знал, что был отличным любовником. Жаль, этого было недостаточно, чтобы Сынмин сдался.
— Останься хотя бы раз, — попросил Хо, когда Сынмин, как это обычно бывало после секса, начал собираться.
— Нет, — тут же последовал ответ. Сынмин застегивал свободную фланелевую рубашку.
Сынмин остановился и внимательно посмотрел на растрепанного любовника.
— Потому что это даст тебе надежду.
Минхо был самым счастливым человеком, имея Сынмина в своих руках, и ровно настолько же несчастным он становился, когда Сынмин уходил. Словно каждый раз ему дают попробовать, каково это — получить взаимную любовь, а потом отбирают обратно. Минхо ненавидел это, но жил только ради встреч с Сынмином.
Он притянул младшего к себе за полу рубашки и, обняв за затылок, втянул в поцелуй. Минхо, наверное, скоро лопнет от количества нереализованной любви в нем, потому что отдавать ее было некому. Да и, честно говоря, было бы кому — Минхо бы все равно не отдал. Любить хотелось только Сынмина, а в голове невольно вспомнился образ того высокого красивого парня, которому Сынмин так искренне и нежно улыбался. Минхо нахмурил брови от того, какое чувство боли где-то внутри это вызывало, и только прижал Сынмина ближе, продолжая целовать.
— Хочешь еще раз? — улыбнулся Сынмин, проскользнув рукой под резинку домашних штанов Хо и заставляя его сдавленно простонать.
— Зачем ты так со мной?.. — отчаянно прошептал он, а Сынмин приблизился к его уху.
— Можем все закончить, — прошептал он.
Минхо словно ледяной водой окатили и отобрали воздух. Он поцеловал его в шею, поднимаясь выше, и прикусил за ухо.
Да, Минхо совершенно точно ненавидел себя за то, что не мог его отпустить. Он попросил его остаться хотя бы на чай, не подразумевая под этим ничего, кроме самого чая, и через некоторое время они переместились на кухню. Каждый раз после секса Сынмин словно становился другим — более теплым, мягким, разговорчивым, Минхо такое очень нравилось. Он все еще держал дистанцию между ними, но разговорить его было проще, чем обычно. Сынмин подул на горячий чай в кружке, прежде чем сделать маленький глоток, Минхо ловил эту мелочь глазами. Еще немного погодя Сынмин сам завел разговор об их отношениях и, не без сожаления, отметил, что если бы Минхо мог его не любить, они бы могли стать хорошими друзьями с привилегиями. Минхо на это только грустно усмехнулся. С легкой подачи Кима он сам себя завел в тупик, и последняя дверь за ним захлопнулась. Всё. Бетонная коробка, ни шагу вперед, ни шагу назад. Минхо очень хочется спросить, что это был за парень, как его зовут — почему-то это очень важно знать. Нет, он не пошел бы на разборки или прочую чушь, просто было интересно. Он даже уже было открыл рот, чтобы спросить, но Сынмин чихнул, ойкнул и потер нос рукой, выглядя при этом абсолютно очаровательно — и Минхо не захотел портить момент. Вместо этого он спросил:
Сынмин задумался, сделал еще глоток.
— Интерстеллар. Люблю космос и всякие теории о параллельных Вселенных, — а потом, немного помолчав, добавил. — Я знаю, о чем ты думаешь. Его зовут Хван Хенджин.
Часть 7.
Чанбин пустым взглядом оглядывал зал, как всегда полный в пятницу вечером. Отчего-то в последние дни время, проведенное на работе, уже не казалось таким мимолетящим. Чанбин все чаще ловил себя на том, что поглядывал на часы, отмечая во сколько сможет уйти. Не то чтобы конкретно у него был какой-то график, хозяин бара, все-таки, — но уйти раньше "положенного" не позволяла совесть. Феликс закрывает магазин в десять вечера, а у Чанбина в это время только начинается весь движ в его баре, который постепенно меняет атмосферу на клубную. Не то чтобы раньше это было проблемой — провести половину ночи на работе, но вот теперь... Чанбин честно сознавался себе в том, что ищет поводы. Поводы уйти с работы и поводы заглянуть к Феликсу. Их общение продвинулось совсем чуть-чуть, но все же. Теперь Со мог позволить себе не молча пялиться на флориста, а зайти утром и поздороваться, а то и занести стаканчик с кофе, раз уж все равно брал себе тоже. Феликс, хоть и согласился как-нибудь посетить бар, пока еще так и не пришел, но Чанбин не мог позволить себе сдаться. Оставив вместо себя Кима, он пару раз уходил как раз под закрытие цветочного — чтобы встретить Феликса и предложить подвезти его до дома, а заодно провести хотя бы немного времени рядом с ним. К этому веснушчатому мальчишке так сильно тянуло что-то необъяснимое, что всегда ответственный и серьезный по отношению к своему делу Чанбин просто не мог не уйти из бара, чтобы встретить его. Коллегами, конечно, незамеченным не осталось — особенно Джинук, которому Чанбин оставлял весь клуб достаточно редко. Не из-за недоверия, конечно же, а просто потому что Чанбин предпочитал контролировать все сам.
Феликс заставил Чанбина зайти в тупик, когда, тепло улыбаясь, несколько раз отказал Со в том, чтобы тот его подвез. Когда это произошло в третий раз, Чанбин невольно задумался о том, что, возможно, вел себя слишком навязчиво, и даже испугался, что такими темпами прекрасный Феликс просто перестанет с ним общаться — но каждое утро Феликс неизменно улыбался ему, благодарил за кофе и дружелюбно расспрашивал о том, как идут дела. Это ломало голову. Вел ли так себя Феликс, чтобы просто не показаться грубым? Что, если на самом деле, его напрягает то, что Чанбин приходит каждое утро? Но разве можно так улыбаться, когда ты притворяешься? Впрочем, каждый раз одергивал себя Со, не стоит забывать о том, что он совсем Феликса не знает, и все может быть.
И нет, все-таки в конце концов Чанбин каждый раз возвращался к тому, что Феликс определенно не стал бы улыбаться ему из вежливости. Со Чанбин неплохо разбирался в людях и уж точно бы определил, если бы доставлял дискомфорт своим нахождением рядом. О том, чтобы сдаться, не было и мысли. Нужно было всего лишь понять, что он делал не так и как это исправить.
— Все хорошо? — Джинук подошел со стаканом воды в руках и расслабленно оперся о барную стойку, оглядывая зал. Чанбин в ответ только согласно промычал что-то, продолжая думать. — А по тебе не скажешь. Какой-то ты загруженный последнее время, — он прислонился ближе, чтобы проходящие мимо работники случайно не услышали, — или с баром какие-то проблемы?
Это словно выдернуло Чанбина из мыслей, и он перевел взгляд на Джинука, фокусируясь на нем так, будто только что заметил, что он подошел — а потом покачал головой, прогоняя наваждение и махнул рукой.
— Нет-нет, все в порядке с баром, не переживай, — он хмыкнул и подал бармену знак, чтобы тот тоже налил ему воды. — У меня всегда все под контролем.
— А-а, — понимающе протянул заместитель, хитро улыбаясь. — С девушкой проблемы, да?
Чанбин неопределенно повел плечами.
— Понимаю, — кивнул Джинук. — Моя мне тоже вчера скандал закатила. Все просила у меня, чтобы я произвел на нее впечатление. Ну, знаешь, несколько лет в браке все-таки накладывают отпечаток на романтику в отношениях. А я что, не тупой же, как время появилось, повел ее в ресторан. Цветы, свечи, дорогой ужин, сам понимаешь, — он немного жестикулировал, передавая свои эмоции. Джинук всегда был немного... экспрессивным. Впрочем, неплохая черта для управляющего баром. — А она взяла и заплакала в конце. Я думал, растрогалась так, говорю, ну что уж ты, ладно тебе. А она знаешь, что? Говорит, я просто хотела, чтобы ты сводил меня к речке, и мы бы посидели на траве, как в универские времена. Ностальгировала она просто!
Чанбин усмехнулся, н-да уж. Как это говорится? Чужая голова — потемки, даже если это твоя жена. Хотя, может быть, быт действительно наложил свой отпечаток, и если раньше ты мог понимать мысли человека, то сейчас не поймешь и жирнющих намеков. А впрочем, черт его знает, как это было у Джинука с его женой, кто там прав был, кто виноват — да и не его это, Чанбина, дело. Меньше всего он любил копаться в чужом белье, а потому все рассказы Джинука слушал вполуха. Ох.
Внезапно показалось, что у бетонной стены, в которую Чанбин уперся, оказалась дорожка сбоку. Он посмотрел на Джинука так, словно тот решил загадку человечества, похлопал его по плечу и попросил присмотреть за клубом, а сам поспешил к цветочному. Феликс был не такой, как все — это очевидно, но Чанбин смотрел на поверхность, даже не пытаясь сообразить заглянуть глубже. Феликс выглядел — и был — полной противоположностью Чанбина, и в этом была подсказка, которую Со, привыкший жить по своим привычкам, не разглядел. На часах было уже десять минут одиннадцатого, и, заворачивая за угол, где находился цветочный, Чанбин только думал о том, чтобы Феликс еще не успел уйти. Но, подойдя ближе, убедился, что он еще там, приводит магазин в порядок после смены, чтобы закрыть.
Может быть, Чанбин открыл дверь в цветочный несколько резко, задевая висящее сверху украшение, отчего то издало резкие звуки. Феликс вздрогнул и обернулся, но его растерянное выражение лица сразу же изменилось, стоило увидеть Чанбина. Глаза тут же превратились в полумесяцы, а веснушчатые щеки приподнялись от широкой улыбки. И Чанбин снова оторопел, улыбаясь в ответ и наверняка выглядя при этом как полный идиот. Хотя с последним, надо признать, он уже почти смирился — контролировать себя рядом с Феликсом внезапно было очень тяжело.
— Извини, напугал, — Чанбин смущенно потер шею, улыбаясь. — Привет. Заканчиваешь?
— Ты буквально успел в последние минуты, я уже все выключил и собирался идти.
— Отлично, — выдохнул Со. — Можно проводить тебя?
Улыбка Феликса вдруг стала извиняющейся, такой, какая всегда была, когда он отказывал, но прежде, чем он снова сказал нет, Чанбин опередил его:
— Нет, я... я имею в виду, пешком. Я хочу прогуляться с тобой. Можно?
Ким Джинуку определенно нужно будет выписать какую-то премию или что-то типа того, потому что глаза Феликса загораются, а широкая улыбка снова возвращается на лицо. Он кивает и поправляет рюкзак на плече, предлагая выйти, чтобы он закрыл магазин. Чанбину очень плохо удавалось скрывать свою радость от внезапно найденного ответа. Ведь Феликс никогда не отказывал ему, потому что не хотел провести с ним время — он только всегда говорил, что лучше пройдется до дома. А Чанбин, вместо того, чтобы прислушаться к нужному слову во всей фразе, только делал вывод, что Феликс не хотел быть с ним. Вот же дурак — хочется смеяться.
В дверь раздалось торопливое постукивание, и Чан улыбнулся, уже прекрасно зная, кто там. Мгновением позже зашел Чонин, улыбаясь, и, закрыв за собой дверь, уселся на парту напротив.
— Не то чтобы, — улыбнулся Чан. — Привет.
Чонин выглядел довольным и, опираясь на ладони сзади, сидел, чуть покачивая ногами.
— Наверное, нет, — Чан выразительно посмотрел на гору тетрадей рядом. — Хотел допроверить все сочинения здесь, чтобы не тащить эту кипу домой. А что?
Чонин помотал головой и снова улыбнулся.
— Ничего. Хотел поблагодарить вас за то, что поддержали меня на соревнованиях. Обычно ко мне никто не приходил.
Чан поднял от тетради выразительный взгляд. Чонин улыбался, но как-то грустно, и от этого самому на душе становилось тоскливо. Признаться честно, Чан и не мог подумать, что Чонин настолько хорош. Он немного переживал, что было естественно, конечно, перед соревнованиями, но стоило прозвучать сигнальному свистку, Чан понял — победителем будет Ян Чонин. Мальчишка двигался так, словно был с водой одним целым, а все его движения были спокойные, уверенные и размеренные. Так уж ли он сильно переживал? Чан, который занимался в школе плаваньем просто ради хобби, прекрасно видел его потенциал. Чонин прошел на город так легко, будто все эти соревнования были устроены просто ради галочки. Да, Чан был восхищен.
— Родителям всегда некогда было. А Хан тоже в этот день был занят. Хотя я бы, конечно, хотел, чтобы вы были вдвоем, — его лицо посветлело, а на щеках снова появились ямочки. — Но мне было достаточно и вашей поддержки, честное слово!
— Хорошо, — кивнул Чан, вежливо улыбаясь в ответ.
Любопытная мордочка Чонина вытянулась, подглядывая в тетради.
— Что? — не понял Чан, а потом проследил за взглядом старшеклассника. — Ах, это... Хочешь помочь мне проверить сочинения?
— Ну... да? — Чонин легко пожал плечами. Снова эта его абсолютно прекрасная непосредственность, в которую Чан был чистейшим образом влюблен. Он только пожал плечами в ответ и протянул карандаш.
— Почему бы и нет. Помечай карандашом ошибки, если найдешь, а остальное я проверю сам.
Мальчишка с готовностью взял карандаш и следующую тетрадку из стопки.
Чонин был очарователен со своей серьезной мордашкой и старательными пометками. Чан не мог отказать себе в том, чтобы время от времени отвлекаться от тетрадок и украдкой следить за учеником. Ему было немного странно, почему после долгожданного окончания уроков Чонин не побежал домой или играть с друзьями, но отчего-то не хотелось спрашивать. Во-первых, возможно, это личное, а во-вторых, — Чан, нехотя, но все же признался себе, — рядом с Чонином было хорошо, и он бы правда не хотел, чтобы тот уходил. Даже вот такое молчание было уместным, а желтый свет лампы красиво падал на его немного взлохмаченные волосы и лицо, отчего и так загорелая кожа становилась еще теплее. Чонин был не просто привлекательным — красивым, Чан позволил себе признаться в этом уже во второй или третий раз, а потому отвлекался от сочинений все чаще, чтобы бросить на мальчишку внимательный взгляд. Ничего такого, просто на него было приятно смотреть, вот и все. Чонин хмурился, иногда тихонько посмеивался или высовывал кончик языка, подписывая что-то карандашом в тетради. Чану не хотелось знать, сколько сейчас время, чтобы случайно не обнаружить, что уже довольно поздно, и Чонина придется отправить домой.
Темой сочинений было классическое произведение о первой несчастной любви между бедной девушкой и богатым дворянином, ничего в этом нового. Чану просто нравилось читать мысли старшеклассников, как они возмущаются действиями антагонистов и сопереживают главным героям — была во всем этом какая-то романтика, а Чан все-таки был довольно сентиментальным. Переживания бедной девушки откликались в сердцах подростков, которые как никто другой могли понять светлые чувства, особенно девушки. Скорее всего, у многих, если не у всех из них, были свои влюбленности, а может даже уже отношения и расставания — взрослый так не будет рассуждать, как рассуждают они.
Чонин шумно вздохнул и лег на парту, положив тетрадку себе на грудь. Чан поднял взгляд, отрываясь от прочтения искренних возмущений о несправедливости жизни одной из учениц.
— Чувства — это так сложно, — снова вздохнул мальчишка. — Неужели влюбленность — это правда вот так?
Чан по-доброму усмехнулся и отодвинул тетрадь, обращая все внимание на Чонина.
— Ну, — старшеклассник неопределенно махнул рукой в воздухе, — вот так, с замиранием сердца там, какими-то припадками и полной неразберихой в голове, — Чан на это только улыбнулся. — Учитель Бан, — он повернул к нему голову, посмотрел в глаза. — Вы влюблялись когда-то вот так?
Чан подпер щеку кулаком и, довольно улыбаясь, кивнул. Чонин вздохнул и снова перевел взгляд в потолок.
Чан удивленно поднял брови, но Чонин этого не увидел.
— Не знаю. А это правда вот так происходит? Как в книжках пишут?
— Ну, — Чан смущенно кашлянул, — у всех по-разному.
С учеником, конечно, странно такие вещи обсуждать, но в конце концов — Чан ведь взрослый человек, тогда почему вдруг накатило такое смущение? Он чувствовал физически, как от такого простого вопроса сердце вдруг стало биться немного быстрее.
— Это немного неловко, — он почесал затылок. — Но если в общих чертах... Просто очень хочется всегда быть с этим человеком. Любое его действие кажется таким особенным, ты подмечаешь какие-то повседневные мелочи, которые кажутся тебе абсолютно очаровательными в этом человеке, знаешь. Времени всегда мало, и ты просто... просто понимаешь, что этот человек — совсем не то, что остальные.
— А сердце? — Чонин слушал так внимательно, что это смущало еще больше.
— Кхм, ну... да, есть такое... — черт, почему же внезапно так неловко? Чан очень хотел поскорее ответить на вопрос и закрыть тему. Потому что атмосфера стала какой-то... не такой, а Ян Чонин смотрел своими красивыми темными лисьими глазами прямо насквозь. — Бывает, что сердце и правда заходится, когда этот человек просто рядом, например, или... если вы ближе, чем обычно... — Чан потрепал себя по волосам и неловко посмеялся. — Мне кажется, мы не должны обсуждать с тобой такое, — но Чонин последнюю фразу пропустил мимо ушей, задумавшись о чем-то своем.
Он молчал достаточно долго, так что Чан уже думал вернуться обратно к тетрадям.
— Вот как... — только задумчиво сказал он потом — и больше не задавал никаких вопросов.
Они сидели еще некоторое время за тетрадями, но атмосфера безвозвратно изменилась. Чан почти ломался от того, что не мог понять, в какую сторону, только поглядывать украдкой на Чонина из-под тетрадей теперь стало как-то совсем смущающе и как будто нельзя. Чонин же, спустя еще около получаса, отдал проверенные тетради Чану и сказал, что ему, к сожалению, пора. Чан только мысленно отметил, что, и правда, к сожалению, но улыбнулся Чонину и помахал рукой, желая удачно добраться домой. Это забавно, как только после ухода младшего, Чан поймал себя на том, как у самого учащенно билось сердце все это время.
Часть 8.
"Учитель Бан, в следующий четверг будет город, я был бы рад, если бы вы пришли меня поддержать"
Чан лениво просматривал собственные заметки и мини-отчеты, чтобы внести их в отчет по практике, когда пришло сообщение от Чонина. Быстро кинул взгляд на календарь на столе — черт, именно этот день забит донельзя. Отказывать не хотелось, поэтому прежде, чем ответить, Чан честно напряг мозги, чтобы подумать, как можно было бы раскидать дела так, чтобы успеть к Чонину. Получалось, что никак. Отстой.
"Извини, Чонин, именно в этот день никак. Но знай, что я буду поддерживать тебя мысленно. Надеюсь, у Хан Джисона получится быть рядом"
Чонин на это ничего не ответил. Возможно, расстроился — Чан тоже. Несмотря на эпизод с проверкой сочинений, их отношения никак не изменились, и это не могло не радовать. Чонин был приятный, и Чану правда нравилось проводить с ним время, хотя и, сказать честно, получалось не так часто, как хотелось бы. Но у Чонина была своя жизнь, друзья, тренировки, а Чан лишь школьный приятель — если, конечно, можно так выразиться по отношению к учителю, с которым ладишь. Да и, может, оно к лучшему.
Сейчас, спустя чуть больше, чем неделю с того разговора, Чан уже понимал — попасть на соревнования к Чонину все равно бы не получилось. Минхо сидел рядом с ним на полу и разливал соджу. Чанбин бы не одобрил — пить на полу в квартире, когда есть целый бар, где их всегда ждут. Но Минхо был не в том настроении, чтобы идти туда, где шумно и есть посторонние. В одиночестве тоже невыносимо, а лучший друг с университета не отказал в помощи. Чан не медлил и доли секунды, когда Минхо позвонил (что уже само по себе было редкостью) и абсолютно убитым голосом спросил, можно ли приехать.
— Сначала выпьем, — перебил Минхо и протянул стопку. Чан послушно ударился стаканчиками и опрокинул рюмку. Минхо протер ладонями лицо и откинулся на стоящий сзади диван, задрав голову, а после рассмеялся. — Хен, это полный пиздец.
Минхо очень редко звал Чана хеном. Настолько редко, что каждый раз это немного резало слух и точно давало понять, что что-то не то. Чан сочувственно поджал губы, ожидая, когда Минхо заговорит. Очевидно, что другу надо было выговориться, и он сделает это, когда соберется с мыслями.
— Я просто идиот, — ввел Хо и начал рассказ.
То, что Хван Хенджин был не просто второстепенной фигурой, на самом деле, стало понятно достаточно скоро. Не то, чтобы их отношения с Сынмином быстро развивались (Минхо был готов поспорить на то, что они не развивались вообще), но Минхо, хоть и был в большей части случаев ослеплен чувствами к Сынмину, все же умел соображать. Неопределенность — хотя для Кима все было достаточно определенно — их отношений достигла своего пика, и Минхо снова оказался на перепутье, где нужно было принять решение о том, что будет дальше. Такое было уже пару раз за все время их отношений, и каждый раз Минхо, очевидно, выбирал оставаться рядом. Этот раз не стал исключением.
Минхо отчаянно цеплялся за любые поводы быть рядом с Сынмином, искал подтексты в его словах, намеки, — боже, как отчаянно он пытался доказать себе, что на самом деле Киму не похуй. Он занимался этим постоянно, но в этот раз как-то особенно усердно. Говорят, чаще всего пары, которые встречаются много лет, в итоге не женятся, а вот те, кто встречался не так долго и в итоге поженились — оказываются намного счастливее в браке. Наверное, здесь была такая же аналогия: если Ким Сынмин не ответил взаимностью в самом начале их странных отношений, было бы бесполезно искать какие-то намеки на чувства спустя столько времени. Минхо понимал это как никто другой, понимал просто прекрасно, но запихивал эти мысли от себя подальше, потому что надежда умирает последней.
Решение далось ему нелегко, если не сказать, что это был тяжелейший выбор в его жизни. Да, были и другие отношения, с разными людьми, но Минхо ненавидел то, что никто из них не был так дорог, как Сынмин. Никого из них не хотелось держать так близко, так долго, чтобы насовсем. Ким Сынмин пресекал все попытки разговоров о взаимных чувствах на корню — но что Минхо обожал разговаривать с ним обо всем другом. Любить в одну сторону было тяжело, почти невыносимо, но Минхо привык. А чем дольше привычка, тем сложнее от нее избавиться. Сынмин — его самая дурная привычка, и Минхо ее слишком любил, чтобы избавиться. Он две недели ходил, как заторможенный, потому что постоянно думал, думал, думал — взвешивал все за и против, пытался найти для себя оправдания, а потом заставлял себя думать холодно, но все ответы, к которым он приходил, указывали только на одно.
Когда Сынмин выгибался в его руках в последний раз, Минхо уже чувствовал когтистую лапу невыносимой тоски у себя на сердце. Он целовал Сынмина особенно нежно, особенно чувственно и горячо, надеясь вложить в эти ласки всю свою больную любовь и отдать ее Сынмину насовсем. Их последний раз был неторопливым, полным переплетаний пальцами, глубоких движений и теплых поцелуев. И Минхо был готов поклясться, что в этот раз Сынмин сам обнимал его и прижимал к себе, безропотно отвечал на все его ласки, словно чувствовал — от этого хоть волком вой. Он как обычно надел свою толстовку и застегнул джинсы. Провел рукой по волосам перед зеркалом, поправил одежду. Это было обыденно, он делал так всегда, но Минхо жадно ловил каждое его движение глазами, прислонившись к дверному косяку. Хо не мог заставить себя положить этому конец, это было выше его сил, это оказалось сложнее, чем он рисовал у себя в голове все это время. Он бы принял легче, если бы Сынмин ушел сам, ведь в конце концов это было бы очевидно, но рушить все самому...
— Все нормально? — спросил Сынмин, уже собираясь выходить из квартиры. Он внимательно смотрел немного наклонив голову, словно пытаясь заглянуть в глаза Минхо, и ждал ответа.
— Да, я немного... — уводишь не в ту степь, Минхо. Сынмин кивнул и открыл дверь, шагнул через порог. Минхо подошел к двери и окликнул его по имени. Сынмин остановился и обернулся. — Не приходи больше. Не надо.
Выражение лица Сынмина ничуть не изменилось, он только внимательно посмотрел еще раз, несколько долгих секунд, а потом кивнул, развернулся, и ушел. Вот же блять.
— Ух ты, так эта история подошла к концу? — Чан выглядел искренне удивленным и говорил без тени сарказма. — Честно сказать, я даже не думал о возможных исходах.
— Исход всегда был один, с самого начала. Сынмин мне об этом сказал сразу же и не ленился напоминать все это время. А я просто... блять, какой же дебил.
— Ну, ну, — Чан поддерживающе похлопал друга по спине, а потом провел ладонью пару раз и оставил ее там. Минхо держался за голову и молчал.
— Мне даже сказать больше нечего, знаешь, — бурчал он, опустив голову. — Я будто сейчас своими же руками себе... я не знаю даже, сердце выдрал.
Чан поджал губы. Являясь человеком достаточно эмпатичным, он тяжело переживал страдания близких ему людей, и случай с Минхо не был исключением. Казалось, что на душе кошки заскребли еще пуще прежнего. К тому же, уж кого-кого, а Минхо видеть в таком состоянии было особенно больно. Друг всегда был очень расслабленным и не принимал обиды судьбы всерьез, не делился серьезными проблемами не потому что не хотел, а потому что правда не считал их серьезными. Он часто любил повторять, что это всего лишь жизненные ситуации, сколько уже пережили, переживем и эту. Минхо всегда легко отпускал людей, которые не хотели быть с ним, да и сам привязывался редко. Ему вообще больше кошки нравились, чем люди.
— Ну, а что если... вдруг он сейчас поймет, что на самом деле что-то чувствовал к тебе все это время? Что будешь делать, если он вернется?
Минхо рассмеялся, налил себе еще и выпил, вытер рот запястьем.
— Поверь, я был бы самым счастливым человеком, но я знаю, что этого не произойдет. Не хочу снова давать себе надежду, я жил с этим несколько лет. Я выйду?
Он кивнул в сторону балкона, намекая на то, что хотел бы покурить, и Чан кивнул, намереваясь пойти с ним просто за компанию. После захода солнца на улице достаточно прохладно, но все еще терпимо, чтобы постоять несколько минут без куртки. Тяжело вздохнув, Минхо вытащил сигарету из пачки и поджег.
— Как будто меня дементор поцеловал, — усмехнулся он, и Чан тоже улыбнулся. — Не то чтобы я собираюсь биться в истерике, знаешь. Просто такое чувство, словно вообще эмоций не осталось. Очень пусто и... да похуй, — он снова пожал плечами и затянулся. — Я сам виноват, что позволил Сынмину все это. И что себе позволил все это. Он не несет ответственности за мои чувства, просто потому что я однажды рассказал ему. Лучше расскажи о своем школьнике. Не просто ученик, да? — он хитро прищурился и улыбнулся.
Чан на это только вздохнул, посмеявшись, и вытащил из пачки Минхо сигарету для себя.
— Ну, там тоже — полный пиздец.
Чонин все так же забегал на переменах, иногда заходил после уроков, и они все еще встречались вечером на стадионе, когда Чан приносил напитки после работы. Чонин рассказывал, что немного волнуется перед соревнованиями, и что все-таки очень жаль, что Чана не будет, ведь в этот раз соревнования особенно важные — если их выиграть, дальше будет отбор в национальную команду. Чонин говорил, что пока не решил, хочет ли он посвятить свою жизнь спорту или стоит оставить это на любительском уровне, но поучаствовать в отборе все-таки хотел попробовать.
— А вдруг это мое призвание, — пожал он плечами, отпив молоко, которое принес Чан. — К тому же, мне нравится плавать. Было бы прикольно. Ну, а если нет, то и ладно. Сдам экзамены и поступлю в университет, как и планировал.
Чану нравилось его виденье мира. Чонин не любил усложнять вещи, и говорил все так как есть. В некоторой степени это было не по годам мудро с его стороны, и Чан мог только тихо восхищаться им. Чонин снова приходил к нему на выходных, и пока Бан сидел за тетрадями и ноутбуком, печатая отчет, — игрался в приставку и лопал всякие снеки. Он забирался к нему на диван и заглядывал в монитор, потому что было интересно знать, как выглядит отчет по тому, чем Чан занимается у них в школе. Ему было очень забавно, что его класс, и он в том числе, также являлись частью отчета по практике Чана и шутил, что таким образом он оставит о себе память. Между ними больше не было неловких разговоров, вроде того, что состоялся за проверкой сочинений, и Чан в глубине души был этому рад. Как и сказал Минхо, Чонин определенно был "не просто учеником", он был особенным во всех смыслах. Чан ловил взглядом какие-то его ничего не значащие движения; мысленно отмечал, как ему идет надетая сегодня футболка или школьная рубашка; ловил себя на том, что смотрит на глубокие ямочки, возможно, дольше, чем нужно. Но все это было под контролем, все это не выходило за рамки, и, Чан был уверен, останется при нем. В среду вечером Чонин пришел к нему в кабинет довольно поздно, Чан думал, что тот уже давно ушел. Но, впрочем, может мальчишка оставался на дополнительные занятия.
— Ты сегодня поздно, — тепло сказал Чан, увидев ученика.
— Вы тоже, — улыбнулся Чонин, закрывая за собой дверь. — Много работы?
— Не особо, просто коллеги попросили кое с чем помочь. Почему ты еще здесь?
Чонин вздохнул и уселся на парту, начал немного покачивать ногами.
— В девять тренировка, и я не хочу идти домой, чтобы потом обратно приезжать сюда. Я не хотел вас отвлекать, просто хотел посидеть у вас, если вы не против, чтобы скоротать время.
— Ты никогда не отвлекаешь, — возразил Чан и кивнул в сторону небольшого электрического чайника. — Можешь пока заварить себе чай.
Чонин кивнул и слез с парты, чтобы пойти копошиться в углу с чайником. Чан проводил его взглядом, а потом вернулся к работе. Чонин и правда вел себя тихо, и в основном просто лазил в телефоне, попивая чай. Чан был слишком увлечен работой, чтобы заметить, что на самом деле Чонин смотрел не в телефон, а поверх — на Чана. Он не замечал, как медленно Чонин проводил взглядом по его вьющимся волосам, на которые падал желтый свет лампы, по чертам лица, широким плечам, обтянутым тканью белой рубашки. Даже не догадываясь, Чан бы позволил Чонину так смотреть на себя еще долго, но.
— Учитель Бан, — позвал Чонин негромко, почти задумчиво, словно хотел поделиться какой-то мыслью. Чан поднял взгляд. — Вы мне нравитесь.
В кабинете было слышно только тиканье часов, которые почему-то показались очень громкими в тот момент. Чонин не выглядел хоть каплю встревоженным или волнующимся; он сказал это так легко, словно говорил об этом каждый день. Чан смотрел долго и внимательно, не зная, что сказать. Чонин был особенным для него, но Чан никогда бы не предположил, что старшеклассник тоже относится к нему по-особенному. И прежде, чем учитель успел бы перевести тему, Чонин добавляет и добивает:
Чонин никогда не выглядел глупым, но он определенно был намного умнее, чем Чан мог о нем подумать. Настолько, что своей честностью он не просто загнал его в угол, а еще и пригвоздил к этому углу своим темным спокойным взглядом. Чан чувствовал, как часто забилось собственное сердце, а в голове закрутились шестеренки в судорожном поиске решения. Он даже завидовал такому спокойному виду Чонина, который говорил такие вещи так просто. Часы все тикали и тикали, отмеривая время, в течение которого Чан молчал, и заставляя его думать быстрее, чтобы не показаться грубым. Чонин застал его врасплох, но как правильно подобрать слова, чтобы донести нужный смысл?
— Чонин, — осторожно начал Чан, — я не думаю, что должен объяснять тебе нюансы ситуации, в которой мы оказались...
Чан знал для себя точно, и понял это уже давно, что если бы они с Чонином пересеклись на нейтральной территории, если бы он не был учителем в его школе, Чан совершенно точно бы забрал его себе. Потому что Чонин чувствовался как что-то правильное, когда был рядом. И, если признаваться себе во всем, Чонина хотелось трогать. Потрепать по волосам, взять за руку, обнять. В данном положении Чан мог только позволить себе потрепать его по волосам, и то — делал это крайне редко.
— Нет, я не это хотел сказать, — Чан покачал головой. — Но все же, — он поджал губы, — извини, не могу ответить тебе. Сейчас мы с тобой — учитель и ученик, и такое недопустимо. И мне... правда жаль, — Чонин все это время смотрел, не отводя взгляд, а Чан искал слова. — Не хочу, чтобы ты делал неверные выводы. Поверь, мне правда жаль, что этот диалог случился именно при таких обстоятельствах.
Чонин ничего не отвечал. Он молчал, закусив губу, и смотря куда-то в темноту окна. Это не было неловко, но было достаточно тяжело — и сейчас точно было понятно, что как раньше уже не будет. Заниматься работой уже было не в настроение и не в тему, а что делать еще, Чан даже не мог придумать. Сидеть и молчать — тупо, перевести тему — еще тупее. Чонин не выдавал никаких особо говорящих эмоций, он только смотрел в окно, развалившись на стуле, и много думал. Но все же, спустя еще несколько мучительно долгих минут, он поднялся и подошел к столу Чана. На его губах была вежливая улыбка.
— Забавно вышло, — сказал он. — Я сказал это, потому что был уверен во взаимности. Вы не могли прийти завтра на соревнования, поэтому я думал, что сегодня ваш ответ даст мне сил на соревнованиях завтра. Я ошибся. Извините, учитель. Я доставил вам беспокойство.
Чан не успел ничего сказать, прежде чем Чонин улыбнулся еще раз и вышел из кабинета, оставляя его одного наедине с белым шумом в голове.
Часть 9.
Чонина не было в школе в четверг. И в пятницу. В выходные Чан гипнотизировал чат в какао-толке, раздумывая, стоит ли написать, но в итоге не решился. Как бы это выглядело? И что он мог написать? "Как прошли соревнования?" Выглядит максимально неискренне, пусть на самом деле это не так. Я отшил тебя накануне, но мне интересно, что с тобой — вот как это выглядело бы, и это, к сожалению, так. А вдруг на соревнованиях что-то случилось? С другой стороны, об этом бы рассказали учителя в школе, ведь ученик не может просто пропасть — а тем более тот, кто Чонин. За теми, кто где-то представлял школу, всегда следили особенно усердно. В теории, конечно, можно было подойти к его классному руководителю — но опять же, как это должно выглядеть? Почему он интересуется одним конкретным учеником? Нет, так тоже не пойдет.
Голова была готова треснуть напополам от того, как много Чан думал в эти дни, но всегда приходил к одному и тому же выводу — что все сделал правильно. Школа — слишком большое место с кучей людей, но при этом слишком маленькое, так как все всё про всех знают, и слухи разлетаются со скоростью света. Чонину совсем не нужны были проблемы перед самым поступлением. О себе Чан переживал меньше, хотя совращение малолетнего — тоже такая себе история в деле, особенно буквально во время своей практики. Единственное, о чем он действительно жалел, это о подборе слов, которые он сказал тогда Чонину. Хотелось бы, чтобы он знал, что на самом деле тоже нравится Чану, и — честное слово! — не встреться они при таких обстоятельствах, все было бы хорошо. А получилось так, будто он просто хотел от него отмазаться. Чонин поступил очень смело, когда признался, и очень достойно ответил на отказ — совсем не похоже на восемнадцатилетнего подростка. А вот себя Чан ощущал как раз как школьник, не умеющий обращаться с чувствами и словами. И все же, он не мог поступить иначе, никак не получалось.
Чонин появился в школе только в следующую среду. Фактически, спустя неделю с тех пор, как Чан видел его последний крайний раз. И Чан так растерялся, вдруг увидев его на своем занятии, что так и не смог сконцентрироваться на теме урока, попросив детей письменно ответить на вопросы по произведению. Чонин выглядел совершенно обычно — и совершенно необычно одновременно. Оказывается, неделя — это очень-очень долго, и было на самом деле тяжело не смотреть на ученика все сорок пять минут. Чонин же, кажется, чувствовал себя достаточно комфортно, и от этого "кажется" Чан чувствовал себя еще бОльшим дураком. Очень сильно хотелось, чтобы Чонин забежал после занятий, и хотя у Чана его урок был последним, он бы подождал. Да и зачем бы Чонину было заходить к нему теперь? Да и что Чан бы мог ему сказать? Снова подбирать слова, чтобы не обидеть — и в итоге обидеть еще больше? Нет, спасибо, хватило и первого раза. Очень жаль, что после такого, наверное, даже друзьями остаться будет сложно.
Звонок прозвенел так неожиданно, что Чан даже дернулся, словно схваченный с поличным, когда в очередной раз поднял глаза на Чонина. Все тут же начали собирать сумки, чтобы успеть поиграть на улице, списать домашку или заглянуть в столовую за очередной самой вкусной на свете булкой — и в этот момент, Чан вдруг понял, что похолодел. Чонин как в замедленной съемке собирал вещи со стола, накидывал рюкзак на плечо — а мысли в голове Чана летали, перебивая друг друга. Вот он, шанс, поймать его хотя бы на две минуты — но разве он может? Разве у него есть право докучать ему теперь? Чан метался между "да" и "нет" снова и снова, пока Чонин подходил ближе, чтобы, обойдя стол учителя, выйти из класса. Бан почти физически чувствовал, что Чонина нужно оставить, но вместе с этим судорожно не мог придумать предлог.
Чонин, однако, остановился сам. Подождал, пока последние ребята выйдут из класса, провожая их взглядом, и посмотрел на Чана. Он смотрел смело, но не с вызовом, а просто — открыто и спокойно. Чан, признаться честно, даже позавидовал ему в этот момент. Он-то, в отличие от старшеклассника, не знал, куда себя деть. Чонин мягко улыбнулся, позволяя Чану снова увидеть неглубокие ямочки на щеках (и тем самым разбивая ему сердце).
— У меня еще три урока, но, если честно, я собирался с них уйти.
Чан медленно кивнул, не зная, что ответить. Вряд ли он мог быть тем, кто отругал бы Чонина за такую безответственность. Безответственным здесь был только Чан. Чонин потянул к себе рюкзак, свисающий с плеча и, открыв его, показал две упаковки рамена.
— Я купил перед уроком. Не хотите посидеть на стадионе?
На стадионе было спокойно, потому что в это время сегодня уже не было занятий. Пара ребят на другом конце играли в мяч, забрасывая его в сетку — вот и все. На улице уже было ощутимо прохладнее, но Чан вряд ли чувствовал мороз — разве что под кожей россыпью мурашек, потому что сказать сидящему рядом Чонину хотелось многое, а вот позволено было — едва ли.
— Я думал, ты больше не подойдешь ко мне, — криво усмехнулся Чан, уныло размешивая пока еще не очень мягкую лапшу в кипятке.
— Надеялись? — прозвучал насмешливый голос. Чан перевел на ученика взгляд и улыбнулся.
— Боялся. Как прошли соревнования?
— Взяли в национальную, — довольно ответил Чонин и, подцепив лапшу палочками, подул. — Так что впереди будет месяц в лагере с тренировками.
Чан улыбнулся. Конечно, Чонин прошел. Почему-то и не думалось иначе.
Чонин опустил картонное ведерко на колени, обхватывая ладонями, чтобы погреть их. Он усмехнулся чему-то в своей голове и перевел озорной взгляд на преподавателя.
Чан моментально вспомнил, как Чонин говорил, что взаимное признание дало бы ему сил перед соревнованиями. Получается, Чан его подвел — какая же тут заслуга? Вопрос на лице старшего был слишком очевиден, оттого Чонин улыбнулся шире и перевел взгляд на пустой вечерний стадион.
— Я так разозлился на вас, что это дало мне сил.
Ух. Чонин слишком хорошо обращается со словами. Хочется извиниться, но это будет звучать слишком не к месту. Они сидели молча какое-то время, пока Чан подбирал слова, чтобы не получилось как в прошлый раз, но Чонин снова улыбнулся.
— Все в порядке, если вы об этом. Как бы то ни было, мы ведь все еще друзья, верно? — он заглянул в глаза, и Чан кивнул, чувствуя ком в горле. — Я скучал.
— Я тоже... — наконец-то нашлись слова. — Мне жаль, что так вышло. Я бы хотел, чтобы ты понял меня правильно.
— Я понял вас правильно, — улыбнулся Чонин.
Такие простые слова были сказаны с подачи Чонина, но ощущение такое, словно с плеч сбросили скалу. Все будто снова вернулось в день до этого признания, и они снова обсуждали все подряд. Чонин рассказывал о том, как прошли соревнования, как он пришел первым в последнюю минуту, и как, наверное, весело будет в лагере — а после Чан проводил его до дома, теперь уже мало заботясь о том, кто мог их увидеть. Главное было, что Чонин снова улыбается ему и позволяет трепать себя по волосам на прощание.
— Отлично, отлично, — ворчал Чанбин, скрестив на груди руки. — Один разошелся с занозой всей своей жизни, а другой начал отношения с малолеткой — и все это вы обсуждали без меня.
Чан и Минхо одновременно осеклись и переглянулись. Ну, конечно, что еще ожидалось от Чанбина. Вообще-то, никому не было бы приятно узнать, что лучшие друзья обсуждают такие вещи без тебя. Они, конечно, и так знали, что Чанбин будет ворчать, но от укола совести это не спасло. Впрочем, злиться Чанбин не умел и обижаться тоже, а потому, поворчав для приличия еще немного, все же успокоился — в конце концов, его посвятили во все подробности. Пятница всегда позволяла выпить чуть больше, говорить веселее и чувствовать себя более расслабленно. Ну, а алкоголь в пятницу, пожалуй, еще и способствовал тому, чтобы выражать чуть больше эмоций, чем обычно было позволено самому себе. Именно поэтому, изрядно набравшись, Минхо сидел, схватившись за голову руками. После расставания с Сынмином — если это, конечно, можно было так назвать, ведь отношений, по сути, и не было — ему было невыносимо. И так не особо разговорчивый, он совсем закрылся, потеряв интерес к чему-либо. Он и практику-то закрывал только из-за мифической ответственности перед детьми, которая вдруг откуда-то взялась. Впрочем, это больше относилось к младшим, а вот старшеклассникам пришлось еще хуже, чем было до этого. Хотя, надо признать, изменения в ауре преподавателя почувствовали все и почти сразу, а потому старались его особо не бесить. Но все же Минхо мог собой гордиться — за все время он ни разу не набрал его номер, не отправил сообщения и не приехал, чтобы увидеть. Это действительно было тяжело, потому что Сынмина катастрофически не хватало, и одновременно с этим Минхо больше всего на свете не хотел приехать к университету и вдруг увидеть его с Хенджином рядом. Нет, это точно было бы лишним. Сынмин, надо отдать должное, тоже больше ни разу не объявился. Ну, конечно, ведь он Ким Сынмин — прилежный ученик и воспитанный сын. Он понимает все с первого раза, и повторять ему не нужно. Вряд ли он испытывал хоть что-то к Минхо, кроме какой-то физической привязанности — но это последнее, о чем он бы стал переживать. Одно Минхо знал точно — любить больше не хотелось. Переживать что-то подобное еще раз? Нет, увольте. И одной показательной казни было больше, чем достаточно. Упасть в кого-то так сильно снова уже не казалось чем-то возможным, потому что Сынмин, вроде как, забрал с собой все, что у Минхо было. С отцом, позвонившим невовремя и попавшим под горячую руку, — и вовсе разругались, но вряд ли Минхо это беспокоило больше, чем прокисшее молоко, которое он купил только вчера.
Чан сочувственно похлопал друга по спине и, поджав губы, посмотрел на Чанбина. Тот тоже сидел с самым жалостливым взглядом, направленным на Минхо. Было бы здорово, если бы алкоголь действительно мог вымыть и выжечь спиртом все, что так болело. Они с Чаном сразу сказали, что Сынмин — это плохая идея, но Минхо, конечно же, не стал слушать. А сейчас уже и язык не поворачивался упрекать его в этом, какая уж теперь разница, ему и без нравоучений тошно.
Минхо не дал Чану закончить, тут же помотав головой, и достал из кармана пачку. Вытащил сигарету, поджег и затянулся, прищурив глаза.
— Нет, спасибо. Не надо мне никаких первых, последних, единственных и неповторимых. Все, хватит. Для меня сейчас не спиться — уже достижение. Я знаю, что вы меня предупреждали, так что сам виноват, — он усмехнулся. — Извиняйте за сопли, не хотел портить вечер.
— Да иди ты, — беззлобно поворчал Чанбин, наливая еще.
— А.. я помешал? — раздался вдруг голос откуда-то сбоку.
Минхо и Чан подняли головы, а Чанбин обернулся — и тут же вскочил с диванчика, весь расцветая. Это был невысокий стройный парнишка с пшеничного цвета волосами и широкой улыбкой. Не иначе как Феликс, судя по реакции друга. Это прошлось смешком по губам Чана и усмешкой от Минхо.
— Я не знал, что ты будешь с друзьями, — улыбнулся Феликс несколько виновато. — Не хотел...
— Все в порядке! — тут же выпалил Чанбин и усадил его на диванчик напротив. — Я рад, что вы познакомитесь!
Чан улыбнулся, сдерживая рвущийся наружу смех, и краем глаза видел, что Минхо находился в том же состоянии. Видеть Чанбина таким было крайне непривычно. Обычно спокойный и даже несколько вальяжный, сейчас Чанбин больше напоминал цветную игрушку на пружинке, и чем больше он "пружинил", тем шире становилась улыбка мальчишки рядом. Это было не по-злому смешно, и даже несколько очаровательно, потому что, посидев в компании Феликса еще всего несколько минут, Чан безусловно понял, чем он так привлек их друга. Феликс был очаровательным, по-другому и не скажешь, — и работа флориста подходила ему даже более, чем просто хорошо. Его низкий голос, поначалу совсем не вяжущийся с нежной внешностью, спустя некоторое время уже совсем не отвлекал внимание, а очень даже хорошо вливался в его образ. Да, Феликс определенно был тем, в кого хотелось влюбиться, и Чанбин, пожалуй, просто не смог бы перед ним устоять, даже если бы они случайно пересеклись в супермаркете на другом конце города.
— Так вот из-за кого наш бизнесмен вдруг стал садоводом, — промурчал Минхо, отпивая из стакана и играя бровями. Чанбин послал ему убийственный взгляд, а Феликс смущенно улыбнулся. — Ну, надо сказать, несмотря на полное отсутствие опыта, он выбрал самый милый цветок.
— Кринж, — захохотал Чан, не сумев сдержаться, и следом за ним засмеялся сам Минхо, а после и Феликс.
— Закрой рот, — с улыбкой убийцы процедил Чанбин, а потом пояснил:
Пока. Это слово так и напрашивалось в ситуации, и, скорее всего, пролетело в головах у всех здесь сидящих, но все тактично промолчали, потому что известно, что всему свое время. Появление Феликса все равно оказалось как нельзя кстати и заставило несколько удрученную атмосферу измениться. Его низкий приятный смех расслаблял, да и сам мальчишка располагал к себе с первой минуты.
Опыта в садоводстве у Чанбина, может, и не было, зато вкус определенно был.
Часть 10.
Чонин и правда уехал в лагерь на целый месяц. Месяц — это ровно столько, сколько оставалось доработать Чану в школе, поэтому, отвечая младшему на сообщения в какао-токе, он не мог не ловить себя на грустных мыслях о том, что с Чонином увидеться, скорее всего, не успеет. Они так и не поднимали больше тему признаний, и оттого, с одной стороны, было легко, а с другой — как-то не очень. Ведь Чан так и не сказал Чонину, что его чувства взаимны, а значит, Чонин легко мог переключиться на кого-то другого. Да, Чану пришлось поймать себя на легком чувстве ревности — Чонина отдавать не хотелось. Тем более сейчас, когда Чан знает, что его чувства взаимны.
В дверь постучали, а потом открыли без разрешения. Чан хотел было удивиться, но увидел на пороге Минхо — и все равно удивился. Минхо ни разу не заходил к нему в школу, а тут вдруг — пожалуйста.
— Если я пойду домой, я повешусь, — заявил он с порога и, пройдя в класс, уселся за первую парту и развалился на стуле. — Поэтому предлагаю тебе свою компанию до окончания всех твоих дел в этом кошмарном месте, а потом пойдем куда-нибудь. Например, к тебе.
— Звучит как подкат, — хмыкнул Чан, закрывая журнал. Минхо показательно скривился.
— Ах, ну да, ты же у нас теперь холодный городской парень, который не верит в любовь.
Дверь открылась, показывая лохматую макушку.
Чан кивнул, позволяя ученику зайти. Мальчишка поставил рюкзак на парту, за которой сидел Минхо, не обращая на него никакого внимания, и начал шариться в сумке в поисках чего-то. Он достал тетрадь с немного помятой обложкой и довольно протянул ее Чану.
— Вот, сдаю долги, — он смущенно улыбнулся, потирая затылок другой рукой. Чан хмыкнул, забирая тетрадь.
Минхо окинул незаинтересованным взглядом мальчишку. Школьная рубашка была не заправлена в брюки, и постричься ему бы тоже не мешало. Он развернулся полубоком, и Минхо немного поднял уголки губ, заметив, какие смешные щеки были у того.
— В последний день, Хан Джисон, — пожурил Чан, забирая тетрадь.
— Ну, учитель Бан! — заканючил тот, заставив преподавателя хохотнуть.
— Ладно-ладно, — кивнул он. — Свободен, иди.
Джисон весь расцвел и закивал.
— Спасибоспасибоспасибо! — протараторил он, спешно застегивая рюкзак и закидывая на плечо. — Вы и правда самый лучший учитель!
Минхо хмыкнул, когда за учеником закрылась дверь.
— Ну и чудик. Не успел твой спортсмен уехать...
— Закрой рот, — Чан поднял взгляд от журнала и осуждающе посмотрел. — Это друг Чонина из параллельного класса.
Чанбину было совершенно все равно на то, что происходило на большом экране в кинотеатре, куда они пришли с Феликсом. Все потому что в руке была его ладонь, и Чанбин очень старался не улыбаться как дурак, когда опускал взгляд на их переплетенные пальцы и поглаживал его ладонь большим. Феликс хихикал со сцены в фильме, а потом завороженно смотрел другую, а Чанбин — смотрел на него. Разглядывал веснушки, мягкий профиль и волосы. С ума сойти, этот невероятный парень действительно сидел рядом и позволял держать себя за руку. Он на самом деле улыбался Чанбину, когда хотел поделиться эмоциями от происходящего, шептал что-то на ухо, когда хотел прокомментировать и иногда сжимал пальцы покрепче, на что Чанбин тут же отвечал тем же. Он был влюблен в Феликса окончательно и бесповоротно, провожал его до дома, заходил к нему в цветочный, и его встречали широкой улыбкой. Он приводил его в кафе, где Феликс брал какой-то кофе с большой шапкой из взбитых сливок, и — господи — мог бы подарить ему весь мир. Таких как Феликс больше не было, — ну, Чанбин точно не встречал. И был уверен, что никогда бы не встретил. Чанбин снова посмотрел на его ладонь в своей руке и улыбнулся. Вот бы никогда не отпускать.
Феликс посмотрел на него улыбнулся так, что глаза превратились в полумесяцы. Боже, каким же влюбленным Чанбин себя ощущал!
— Ты правда не поцелуешь меня до окончания фильма? — прошептал он. Чанбин сглотнул, не веря своим ушам, а Феликс тихо засмеялся. — Это было бы такое упуще-
Чанбин коснулся его губ своими, и Феликс, улыбаясь в поцелуй, положил ладони ему на шею.
Когда шла последняя неделя практики, Чан был занят до последней минуты в своем расписании. Хоть он и заставлял себя делать делать отчет в течение всей практики хотя бы понемногу, потраченного на это времени оказалось слишком мало, и доделывать все приходилось на ходу. Чан часто оставался допоздна в школе, чтобы привести в порядок дела — и передать их другому преподавателю в надлежащем виде — и дописать отчет, потому что дома наваливалась лень и хотелось заниматься чем угодно, кроме этого. В школе ему написали хорошую рекомендацию, благо отношения с коллективом были отличные, да и директор все еще души не чаял в одном из любимых бывших учеников.
Чонин не отвечал на сообщения уже несколько дней, и Чану оставалось только полагаться на календарь и даты, когда Ян должен был вернуться обратно. Чонин тоже был ужасно занят в последние дни лагеря, поэтому Чан мог понять его молчание. Единственное, на что он надеялся, так это то, что удастся пересечься с Чонином в школе в последний день, когда Чан придет забирать документы. Возможно, он даже специально делал все медленнее обычного и выглядывал в коридоре знакомую макушку, но Чонина так и не было. Он должен был вернуться накануне, но, возможно, слишком устал с дороги и решил не приходить сегодня в школу. Конечно, ничего не мешало им встретиться вне стен учебного заведения, но Чан уже ловил себя на мысли, что не может ждать дольше. Чонина не было целый месяц, и это правда очень, очень долго.
Но — ученика не было ни в коридорах, ни в столовой. Его не было в кабинетах, мимо которых проходил Чан, и даже Хан Джисон гулял по школе один, что только подтверждало отсутствие его друга. Делать нечего, и тянуть уже больше было нельзя. Чан зашел в кабинет к директору, перед этим вежливо постучавшись. Мужчина в кресле улыбнулся, увидев студента.
— Вот и все, — кивнул, улыбнувшись, Чан.
— Не хочешь вернуться к нам после выпуска? Детям ты очень понравился, да и с обязанностями своими справлялся хорошо.
— Я думал об этом, — согласился Чан. — Давайте дождемся следующего учебного года, когда я уже получу диплом и буду не просто студентом-практикантом.
— Как и всегда, эталон ответственности, Чан.
Бан Чан вежливо улыбнулся и поклонился, а потом подошел забрать папку с документами с края стола. Что ж, это был хороший опыт в его жизни, и он, пожалуй, ни разу не пожалел, что пошел учиться на преподавателя, даже когда ночами дописывал свой отчет по практике или годами ранее сидел с курсовыми. Да и как он мог пожалеть хоть на долю секунды об этом теперь, когда благодаря всему, что было в его жизни, он сейчас оказался здесь и познакомился с Чонином? Абсолютно точно никак.
Ян Чонина так нигде и не было. Это было несколько печально, но — ничего не поделаешь. Улыбнувшись директору и попрощавшись еще раз, он вышел из кабинета, прошел по коридорам крайний раз и покинул школу. Это была середина учебного года для всех школьников — абсолютно ничем не примечательное время для них и очень особенное время для Чана.
— Эй, хен! — раздался звонкий знакомый голос, когда Чан уже подходил к выходу из школы с боковой стороны.
Удивившись, он обернулся и увидел, как к нему в одной рубашке летит Чонин. Он широко улыбался и зачем-то остановился на половине пути, а потом снова рванул к нему.
— Хен? — хитро улыбнулся Чан, когда мальчишка оказался рядом.
— Ты ведь больше не мой учитель, верно? — с такой же интонацией ответил Чонин и кивнул на папку в руках. — Я так рад, что успел поймать тебя. Я оббегал всю школу!
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
— Я тоже рад, что мы встретились. Я искал тебя сегодня.
Чонин широко улыбался и смотрел прямо в глаза.
— Я скоро снова уезжаю, но потом обязательно вернусь, сдам экзамены и больше не буду школьником, — пообещал он, его голос звучал так уверенно, что Чан не мог не посмеяться в ответ. А потом лицо Чонина стало воодушевленно-серьезным, — А ты, пожалуйста, до тех пор не забывай, как сильно нравишься мне.
И, быстро оглядевшись по сторонам, он подошел ближе, обнял Чана за шею и накрыл его губы своими. Бывший учитель почувствовал, как сердце ухнуло вниз, а потом словно взлетело высоко-высоко, и обнял Чонина, отвечая на поцелуй.
— Обещай, что не забудешь, хен, — попросил он, заглядывая в глаза, а Чану оставалось только, счастливо улыбаясь, покивать, чтобы заверить младшего.
Чонин снова улыбнулся, показывая свои очаровательные ямочки на щеках и, клюнув Чана в губы еще раз, убежал обратно, оборачиваясь по пути, чтобы помахать рукой. Чан провожал его взглядом до тех пор, как тот не скрылся за углом, и даже после этого стоял еще пару минут, улыбаясь как дурак.
Бонус!
Чан открыл дверь, широко улыбаясь, что даже несколько удивило Минхо.
— Что, так рад меня видеть? — усмехнулся он, впихивая в руки друга четыре банки пива и проходя в квартиру.
— Конечно, — отзеркалил Чан, а потом пояснил. — Пацаны рассмешили. Проходи.
Пацаны?.. Когда они договаривались о встрече, Минхо не думал, что это будет тусовка. Он вообще планировал спокойно посидеть за выпивкой и отвлечься разговором о какой-нибудь ерунде.
Диплом был успешно получен и теперь не менее успешно пылился на полке вот уже скоро как полгода. Чем заняться после выпуска Минхо не знал, а потому просто решил плыть по течению. Течение оказалось вполне себе определенное в виде настоятельного отца и его компании, так что Минхо просто устроился к нему в компанию и помогал там по мелочи. Платили нормально, работа не пыльная — уж всяко лучше, чем торчать с утра до ночи в школе с обнаглевшими детьми и их не менее обнаглевшими родителями. Да и чего таить, Минхо бы в жизни никогда не пошел работать в школу или любое другое учебное заведение. Возможно, отец был прав, и надо было его послушаться и поступить на экономиста — в семейном бизнесе было бы отнюдь не лишним, но Минхо хотелось из принципа насолить родителю, так что теперь если и жаловаться, то только на себя. Вечерами он сидел дома за просмотром рандомного предложенного Нетфликсом фильма, либо заваливался к Чану в гости, если тот не был занят подготовкой уроков для своих отпрысков в количестве нескольких десятков человек.
— Привет, хен, — улыбнулся Чонин, оборачиваясь и отвлекаясь от игры.
Он сидел на полу с кем-то еще, и двое студентов были увлечены действиями на экране, а Чан махнул кивнул в сторону кухни, где на столе стоял открытый ноутбук. Все-таки был занят, значит. Может быть, Минхо было несколько совестно постоянно отвлекать друга из-за своего одиночества — а может, и не было. В конце концов, разве не в этом заключается долг дружбы — поддерживать друг друга? Минхо поддержка была нужна как никогда, хоть вида он и не подавал. Сынмин отзывался где-то внутри только тупой тоской, но Минхо все еще чувствовал себя одиноко вечерами дома. О новых отношениях речи не шло — он все еще придерживался своей идеи, что ему это не нужно. Абы с кем не хотелось — Минхо было слишком лень тратить свое время и энергию на кого-то, в ком он не был бы заинтересован. А заинтересовать его теперь уже вряд ли кто мог. После разрыва с Сынмином прошел без малого год, но Минхо в это лезть больше не хотелось. Сексуальные потребности можно было удовлетворить с кем-нибудь из тиндера на одну ночь, а большего и не надо. Минхо не сохранил ни одного номера тех, с кем разделял постель, да и в целом свою позицию всегда объяснял четко, чтобы не было никаких драм и недопонятостей. К счастью, с партнерами ему везло.
— У тебя тут детский сад на выгуле?
— Чонин хотел поиграть с другом в приставку. Не обращай внимания, они так заняты игрой, что их ничто больше не сможет отвлечь.
Чан всегда говорил о Чонине с теплотой в голосе, словно о чем-то драгоценном. Возможно, где-то очень глубоко внутри Минхо признавался себе, что завидует. Не по-черному, конечно, но хотелось так же. Казалось, что у всех вокруг все хорошо, кроме него, словно Сынмин в его жизни был каким-то проклятьем. Минхо больше никогда не интересовался, что с ним происходит, и от греха подальше заблокировал его аккаунты во всех соцсетях, чтобы не попадались через общих знакомых.
— А че это вы тут делаете? — высунулась мордашка из-за угла.
Даже если бы Минхо не знал голос Чонина, он был понял, что это он по тому, как на лице Чана расплылась улыбка.
— Для тебя нет, — лениво ответил Минхо, откидываясь на спинку стула.
— Запасы алкоголя рассчитаны на двух персон и никому из этих персон не хочется бежать за добавкой.
Чан хохотнул, глядя на диалог этих двоих. В принипе, Чонин Минхо нравился, и беззлобные стычки были, скорее, фишкой их общения, чем какой-то настоящей конфронтацией. Мальчишка быстро вписался в их компанию с Чанбином, но Чан все равно брал его с собой в бар не часто.
— Хен, там какая-то хрень с игрой, — Чонин взял чипсину из упаковки, ловко уворачиваясь от Минхо и показывая ему язык. — Посмотри, а.
Чан кивнул и ушел в комнату, оставляя Минхо и Чонина наедине. Но вскоре на кухню зашел его друг. Обернувшись, Минхо увидел мальчишку, показавшемуся ему знакомым.
— О? — он вскинул брови. — Чудик с долгами?
— Какой еще чудик? — а потом смущенно пробормотал:
— И откуда ты, хен, знаешь про долги в универе...
Минхо удивился еще раз, а потом вдруг захохотал. Искренне, от души, запрокинув голову — и смутив этим Джисона еще сильнее. Чонин на это пожал плечами и, закинув в рот еще пару чипсин, ушел в комнату к Чану. Минхо подпер щеку рукой и посмотрел на Хана.
— Так у тебя и в универе долги?
В его голосе не было издевки, а сам мальчишка показался ему в самом добром плане смешным. Ну надо же, нахватать долгов сразу на первом курсе. Минхо уверен, что, будь на нем рубашка, она была бы точно так же не заправлена, как и когда-то в школе.
— Хватит смеяться надо мной! — возмутился Джисон, и его и так круглые щеки словно стали еще круглее. Минхо на это открытое негодование не обратил никакого внимания.
— Так вы с Чонином друзья со школы?
— Да, и что? — в его голосе звучал вызов, и это веселило Минхо еще больше.
— Ничего, — улыбнулся он и прикрыл глаза, — ничего.
Минхо и Джисон быстро подружились на почве отсутствия отношений у обоих. Очень тяжко быть лучшим другом того, у кого любовь — в этом Минхо и Джисон понимали друг друга как нельзя лучше. Минхо бы сказал, что даже понимал это в квадрате — Чанбин тоже был занят своей невероятной любовью к Феликсу. Они стали все чаще пересекаться у Чана дома, когда Чонин притаскивал друга поиграть, а потом играли все вместе. Время от времени к ним присоединялись Чанбин с Феликсом, и Минхо отметил, что Джисон, вообще-то, мог подружиться с кем угодно. С другой стороны — не то чтобы с Феликсом было сложно заобщаться. Улыбчивый и добрый, он располагал к себе с первой же минуты знакомства. И говоря честно, Минхо понятия не имел, как такие разные люди как Феликс и Чанбин вообще сошлись. Впрочем, в конце концов, это было даже неплохо, потому что Минхо нашлось, с кем коротать одинокие вечера. Джисон был милым, смешным и совершенно не напряжным. Настолько, что Минхо было даже комфортно звать его к себе, а когда они вдруг засиживались допоздна — оставлять до утра. Они проводили все больше времени вместе, но при этом не зависели друг от друга абсолютно. Минхо было все равно, если Джисон вдруг не мог прийти, а Джисон и так находил чем заняться, когда Минхо был занят работой.
Джисон был совсем не похож на Сынмина. Он был небрежный, громкий, неловкий — полная противоположность Киму, всегда холодно спокойному и не любящему долгих объятий. Но Минхо нравилось. С Джисоном почему-то не хотелось быть какой-то другой версией себя. Он мог шутить самые мерзкие шутки, но не получал в ответ никакого осуждения. Более того, Джисон часто подхватывал их, и в итоге они вдвоем получали шуточные пинки от друзей, когда совсем переходили черту. С Джисоном было просто и весело, словно он был лучшим другом, с которым они были знакомы с детства. Если бы Минхо верил в соулмейтов, он бы обязательно сказал, что Джисон — это именно оно. Они были абсолютно разные, но это не было преградой для общения, а скорее наоборот — Джисон делился всеми своими интересами и идеями с Минхо, и тому обязательно все нравилось.
Возможно, Минхо нравился Джисон.
Джисон был тактильный. Не то чтобы это было плохо, и не то чтобы Минхо совсем не нравилось, но похлопывания по плечу и объятия — это приятно, а к хорошему привыкаешь быстро. Минхо привыкать не хотел. Измученный одиночеством, он словно брошенный кот ластился под руки и одновременно с этим боялся, что его оттолкнут. Джисон не отталкивал. Он в шутку тянулся за поцелуями, от которых Чонин кривился сильнее обычного и убегал подальше, а Минхо позволял, но тут уже в последний момент сдавался сам Хан, смущаясь и убегая в другой угол. Тиндер уже давно не открывался, но Минхо и не нужно было. Джисон появился в его жизни так внезапно и случайно, а в итоге стал занимать такую огромную его часть — Минхо очень боялся пожалеть. Держать Хана на расстоянии не получалось. Во-первых, потому что он быстро замечал любые попытки Минхо и реагировал на них очень остро — сразу извинялся, думая, что нарушает личное пространство хена, и как-то весь грустнел. Во-вторых, потому что чем больше времени они проводили вместе, тем больше Минхо в нем нуждался. И вот это уже контролировать было сложно.
— Хен, можно я уже взял твою футболку? — Джисон плюхнулся рядом на диван, тут же залезая пальцами в упаковку чипсов.
Минхо беззлобно хмыкнул. В этом был весь Джисон.
— Может, насовсем заберешь? — Минхо усмехнулся. — Ты носишь ее даже чаще, чем я.
— А можно? — круглые глаза стали еще круглее, и Джисон весь даже замер в ожидании.
Не то чтобы Минхо предложил это на серьезных щах, и не то чтобы ему так сильно хотелось расстаться с одной из своих футболок, но отказать Хану почему-то не смог. Джисон очень незаметно и, скорее всего, не специально забирал себе всего Минхо. Его время, внимание, заботу, — понемногу он перетягивал на себя фокус его внимания и даже не осознавал. Зато Минхо в какой-то момент осознал это очень ясно.
Хан был отличным другом, и, может быть, несколько раз Минхо думал о том, что Джисон мог бы быть кем-то большим для него — но повторения истории с Сынмином не хотелось. Еще больше не хотелось терять Хана как друга: Минхо признался сам себе в эгоизме, но быть одному совсем не хотелось. Если Хан не разделял его симпатии (что вполне возможно, ведь младший никак не давал понять о своих чувствах), это означало крах и фиаско. Нет, от такого даже мороз по коже. Ему бы хотелось отстраниться от Джисона незаметно, чтобы тот не дул губы и не надумывал себе чего лишнего, но, кажется, Хо был слишком очевиден — или Джисон слишком проницателен. Сначала он пытался не обращать внимание на странное поведение хена, потом начал хмуриться, потом дуть губы — и в конце концов не выдержал.
— Ты избегаешь меня? — взгляд исподлобья, по-детски обиженный. Минхо чуть не выронил кружку с кофе, только что поднятую со стола. Он растерянно вскинул брови и посмотрел на Хана.
— Почему, хен? Я сделал что-то не так? — его обида вдруг превратилась в какую-то жалость, он смотрел Минхо в глаза, и его брови сломались домиком. — Я был слишком навязчив?
Минхо выдохнул и поставил кружку. Потер переносицу и брови, вздохнул. Джисон терпеливо ждал.
— Нет, Хан. Я думаю, дело во мне.
Джисон закусил губу и опустил взгляд.
— Тебе неприятно? Я больше не буду лезть к тебе, правда.
Минхо застонал и закрыл лицо ладонью. Ну, все как обычно, Минхо полный идиот.
— Я знаю, что я слишком тактильный. Я даже не контролирую это, правда! Просто мне хочется почему-то постоянно тебя трогать, и я даже...
Минхо даже не хотел дослушивать этот бред. В конце концов, за свое бездействие он уже однажды получил, теперь, видимо, пришло время получить за действие. Джисон продолжал оправдываться, когда Минхо мягко потянул его за рукав к себе и обнял.
— С тобой все в порядке, Джисон, — вздохнул он, поглаживая его по волосам. — Я просто внезапно понял, что ты мне нравишься, поэтому решил держаться подальше. Извини, если тебя это обидело, просто я думал, что так будет лучше, — Минхо, пожалуй, даже сам от себя не ожидал, что будет говорить все это так просто и спокойно. Кажется, на драмы у него больше не было сил. — Однажды бы ты потянулся за поцелуем в шутку, а я бы тебя поцеловал по-настоящему. Понимаешь?
Джисон закивал и отстранился. А потом потянулся за поцелуем.