Засуха

За прошедший почти год в стране произошло много чего: анти-ваксеры активизировались ещё сильнее, в стране стартовала вакцинация, США просят принять афганских беженцев и многое-многое…

Но сегодня мы с вами поговорим про скучное сельское хозяйство (опять, да). В правительстве тоже любят говорить о сельском хозяйстве. Его неустанно развивают вот уже 30 лет, силятся помогать фермерам, запускают неэффективные государственные программы.
А в этом году Нурсултан Назарбаев высказался о приближающемся дефиците продовольствия, призвав объединить усилия для решения проблемы.

И что случилось? Резкий скачок цен, засуха, прогнозируется падение урожайности и отрасль переживает тяжелейший кризис. Министр сельского хозяйства РК с легкой руки Токаева был отстранен, фермеры кормят скот картоном, по всей стране собирали гуманитарную помощь, отчаявшиеся фермеры забили скотину просто так.

Дефицит продовольствия вещь, которая напрямую касается продовольственной безопасности страны. А продовольственная безопасность — это стабильное обеспечение за счет собственного производства основными видами продовольствия всего населения страны, при условии физической и экономической доступности продуктов питания в таком количестве и качестве, которые необходимы для сохранения и поддержания жизни и дееспособности людей, а так же максимально возможной независимости государства от внешних источников продовольствия.

А теперь подумайте, какие цели из этого списка выполняются и какие результаты получены? Подумали?

Казахстан сам по себе обладает достаточным потенциалом для обеспечения национальной продовольственной безопасности.
Площадь сельскохозяйственных угодий составляет 223 млн. гектар, площадь пашни – 21,8 млн. га (или около 1 гектара на душу населения).

Территории пастбищ для занятия животноводством составляют 80-85% от общей площади земельных угодий.
Несмотря на резко-континентальный климат, климатические условия и деградацию земель, у нас благоприятные условия для выращивания зерновых и зернобобовых культур, картофеля, овощей и др.

Приплюсуйте к этому современные аграрные технологии, которые можно применить и получается, что даже если использовать половину земли, казахстанцы должны быть завалены всем, чем только можно.

В сельской местности проживает около 40% населения страны, из которых 1,3 млн. чел. непосредственно занято в сельском, лесном и рыбном хозяйстве, что составляет 15% от общей численности занятых в национальной экономике…и все же несмотря на всё это пациент скорее мертв, чем жив.

Казахстан рвется в высшую лигу, стремясь галопом пройти сквозь всё строчки рейтинга и все этапы развития — забывая, что без фундамента нельзя построить успешную страну.

Фундамент штука неоднородная — нельзя выделить только один фактор, обеспечивающий его устойчивость, но сегодня мы поговорим об одном из таких факторов.
Сильная экономика это хорошо, верно?
Но даже в ее основе есть множество элементов, которые её определяют.

Деми-мир для Демистана.

Сегодня Казахстан живет в деми-мире: наша экономика и общество разорвано между разными эпохами. Мы живем и функционируем в пост-индустриальном мире, при этом не до конца освоив индустриальный, а часть нашего общества существует в разных социо-культурных плоскостях.

Переломным моментом, предопределившим успешную индустриализацию в другой части Азии, является так называемая миссия принца Томоми, имевшая место вскоре после революции Мэйдзи в Японии. Миссия Томоми собрала внушительную команду (присутствовал 51 представитель разных сфер – индустрии, сельского хозяйства, финансов) и осуществила визит в 15 разных стран в течении двух лет.
По результатам этой двухлетней миссии был подготовлен 12-томный документ под названием «Индустриальное общество и его будущее» «Мнения об индустриальном развитии», который стал документом, сфокусировавшим развитие японской экономики на приоритетных секторах.

В свою очередь уже немецкая Историческая школа постулировала, что успешно развивающееся государство должно развить в первую очередь собственную промышленность, используя продуманную протекционистскую политику.
Фридрих Лист, наиболее яркий представитель Исторической школы, является, пожалуй, наиболее значительным политическим экономистом XIX века после Карла Маркса: именно он предложил альтернативу коммунистическому подходу к развитию индустриального общества. Лист аргументировал, что идеи Адама Смита об эфемерной «невидимой руке рынка» и Давида Рикардо о сравнительном (или же торговом) преимуществе в корне некорректны. Торговая теория Рикардо гласит, что страна должна специализироваться в таком виде экономической деятельности, в котором она относительно более эффективна. Соответственно, если бы сначала Япония, а затем Корея, Тайвань и Китай развивались исходя из теорий Адама Смита и Давида Рикардо, мировая экономика получила бы четырех крупных производителей риса, а не высокотехнологичных индустриальных игроков. Казахстан успешно пользуется своими сырьевыми богатствами, при этом загубив то, что по идее у него должно лучше всего получаться.

Лист не противоречил и не стремился опровергать Смита, но его основной идеей является то, что вначале страна должна осуществить внутреннюю индустриализацию, а затем атаковать экспортные рынки.

Как отметил экономист по развитию Майкл Липтон, «для выполнения общих целей развития общества необходимо развивать сельское хозяйство».

Нам в Казахстане, конечно, можно фантазировать о бурном росте IT-технологий и нано-заводов как механизма вытягивания страны из бедности, бахвалятся фэйковым машиностроением, но без фундамента, которым является в том числе сельское хозяйство страна достигнет успехов точечно, а может и не достигнет вовсе.

Те же самые Британия, и США вели исключительно протекционистскую индустриальную политику, направленную на защиту собственных infant industries, активно продвигая при этом идеологию свободных рынков.

Идеи Листа были впервые применены на практике в Германии, а уже потом с успехом опробованы в Японии, а копирование траектории развития успешных экономик, в первую очередь Германии, «идеей фикс» правительств Мэйдзи.
Именно Хирата Тосуке, министр сельского хозяйства и коммерции Японии в 1890-х и архитектор экономических реформ, получил степень профессора в Германии и осуществил первый перевод трудов Листа на японский язык.
В основу японской стратегии реформации легла политика «рационализации», как ее называли японцы — это разумное использование ограниченных ресурсов для сфокусированного развития экономики при помощи дзайбацу –(財閥) мощных финансово-промышленных групп, таких как «Mitsubishi», «Mitsui», «Sumitomo». После Второй мировой войны практически все дзайбацу были реформированы в кэйрэцу (系列), и в виде кэйрэцу существуют до сих пор.

Общее между дзайбацу и кэйрэцу состоит в том, что в обоих случаях речь идет об объединении ряда корпораций, которые чаще всего связаны узами не производственных, а коммерческих интересов. Кэйрэцу — это относительно устойчивые группы формально независимых друг от друга предприятий, где ядро составляют крупные корпорации, а вокруг них группируются мелкие и средние фирмы.
Но, это уже специфическая система японской экономики.

Кроме Японии, наиболее элегантно взаимосвязь между целями развития промышленности и целями развития сельского хозяйства выразило правительство Тайваня, сформулировавшее свою задачу как «развитие индустрии через сельское хозяйство, и развитие сельского хозяйства через индустрию».

Основное отличие Казахстана и Японии состоит в том, что Казахстан унаследовал мощную материально-техническую базу от СССР.
Единственный вопрос состоял в рентабельности этих предприятий, ведь в бытность СССР они опирались на МБП, а переход на новые рельсы без поддержки государства в 90-е был практически убийством для большинства предприятий. К тому же, все мы знаем как была проведена приватизация...

А еще у нас много ископаемых ресурсов, которые можно продавать.
Резюмируя сегодняшнее состояние, можно убедиться, что за 30 лет мы так и не смогли поднять с колен сельское хозяйство.

Но вернемся к азиатским реформам.
Реформы сельского хозяйства должны одновременно служить трем ключевым целям:

Для обеспечения успешного развития экономики страны масштабироваться и специализироваться должна не только промышленность, но и сельское хозяйство.

Интересно, что важнейшую роль в успешных реформах аграрного сектора в Азии (в частности, в Японии и Тайване) после Второй мировой войны сыграл Вольф Исаакович Ладежинский — ключевой советник Дугласа МакАртура по вопросам сельского хозяйства.

Уроженец Украины, эмигрировавший от ужасов революции в США, он считал, что залогом обеспечения экономического роста в сельском хозяйстве является ликвидация грабительской помещичьей ренты и создание крупных, специализированных хозяйств. Согласно пакету реформ Ладежинского, использованному в Японии, государство выкупало у помещиков-рантье излишки земли, которые затем продавались на льготных условиях, с 30-летней рассрочкой, крестьянам-арендаторам. Тут важно отметить тот факт, что экстраординарность аграрных реформ в Азии обусловлена небольшим размером доступной для сельского хозяйства территории. Так, в Японии, состоящей из четырех крупных и 6848 мелких островов, можно использоваться лишь 13 % в сельском хозяйстве (это одна из причин, объясняющих высокую стоимость японской сельхозпродукции), на Тайване для культивации недоступно свыше 75 % земли, а в Южной Корее – 78 %.
Несмотря на то, что современные технологии стремятся компенсировать этот недостаток, исходные данные Казахстана не идут ни в какое сравнение.

В стратегии развитии сельского хозяйства есть два основных пункта: субсидии и доступ к землям.

Поговорим о первом

Сельское хозяйство всегда придётся субсидировать – просто потому, что на международных сельскохозяйственных рынках ведется «война субсидий».
Субсидии в Казахстане же недоступны мелким игрокам.
Эти две важные вещи прямо озвучивает советник по АПК главы Нацпалаты предпринимателей «Атамекен» Ербол Есенеев:

Во-первых, тормозит развитие отрасли ограниченный доступ фермеров к земле и ресурсам, а также к деньгам. Во-вторых, большой проблемой до сих пор является не налаженная система сбыта продукции. Открывать новые точки сбыта — задача государства.

Тут мамкины анкапы могут воскликнуть «А как жи рыночек?».
Рыночек, конечно, порешает, но порешает он так, что в стране почти не останется фермеров. Но в рамках стратегического планирования субсидии должны быть инвестициями и помощью фермерам, а не просто способом затыкать убытки.
Субсидии в Казахстане не работают — фермеры либо не могут их толком получить, либо они просто не помогут.
Текущая ситуация складывается так: фермеру трудно сбыть продукцию, ему ее негде хранить, ее дорого перевозить (а с платными дорогами только логистика будет занимать порядка 10-15% стоимости товара), и порой он не может установить свою цену. Помогут ли ему при таком сценарии субсидии? Едва ли, ведь все характерные болячки останутся на месте.

Инициативы контролировать цены на продукты являются следствием развала АПК: так государство затыкает свои провалы чужими руками.
Если по крупным аграрникам это бьет нет так сильно, то очень влияет на обычных фермеров.
Например, в 1950-х гг. правительство Ли Сын Мана в Южной Корее принудительно закупало рис по ценам ниже себестоимости его производства; при таких обстоятельствах фермерские семейные хозяйства несколько увеличили свои урожаи, но предпочитали съедать излишки сами, нежели продавать их себе в убыток. В конце 1950-х гг., чтобы избежать голода, Корея попала в зависимость от продовольственной помощи США.

Затем, после военного путча 1961 г., осуществленного генералом Пак Чон Хи, правительство повысило закупочные цены и увеличило инвестиции в сельскую инфраструктуру и отечественные заводы по производству удобрений. Именно благодаря поддержке, оказанной государством в 1960 –70-х гг. семейным фермам по примеру Японии и Тайваня, ощутимо возросли урожаи. Производство риса увеличилось в среднем от 3 т (в середине 1950-х гг.) до 5,3 т с га (в середине 1970-х гг.) – меньше, чем в Японии или на Тайване, но все же в полтора-два раза больше, чем в государствах Юго-Восточной Азии или Китае 1970-х гг. с его кооперативным хозяйством.

В самом начале своего пути все страны совершенствовали способы сочетания субсидирования и протекционизма национальных производителей, чтобы содействовать их развитию, с поддержанием конкуренции и «экспортной дисциплиной», понуждавшей промышленников выходить на международный рынок и, как следствие, становиться конкурентоспособными в мировом масштабе.
Были самые разные примеры — как провальные, так и успешные.
Но именно такой подход позволил преодолеть проблему, обычно возникающую при предоставлении субсидий и протекционистских мер, когда предприниматели прибирают к рукам финансовые поощрения, но не справляются с тяжелой работой по созданию конкурентоспособных продуктов (смекаете?).

На таком этапе фирмы уже не могли прятаться за ввозными пошлинами и другими барьерами, продавая свою продукцию исключительно на защищенном домашнем рынке, поскольку предоставление протекционистских мер, субсидий и кредитов ставилось в прямую зависимость от роста экспорта. Производители, которые не могли соответствовать контрольным показателям экспорта, оказывались отрезанными от государственных денег и вынуждены были сливаться с более успешными фирмами, а порой и банкротиться. Благодаря такой политике, правительства в конечном счете получили у себя дома производителей мирового класса и тем самым окупили значительные вложения государственных средств.
Казахстан же долгое время пытается работать на экспорт с наскоку — определяются целевые показатели в какой-то сфере с/х (вспомните грандиозный план по увеличению экспорта мяса) и…всё. Потом всё министерство дружно наступает на граблю, которую подложило само (справедливости ради иногда эти грабли кладут предшественники).

Экспортные рынки, благодаря таможенной статистике, позволяют отслеживать успешность продаж на внешних рынках и «рационализировать» спектр производимой продукции. Международные продажи являются механизмом обратной связи, с помощью которого правительства могут оценить, успешно ли проходит реформирование сельского хозяйства. Опять-таки, экспортоориентированность, а не импортозамещение.

Мы же ориентируемся и на импортозамещение и на экспорт, но для нас роль играют сугубо количественные показатели.
Именно поэтому, кстати, азиатские игроки специализируются на высокорентабельных нишевых сельскохозяйственных продуктах и соревнуются друг с другом в эффективном использовании с/х земель. Казахстан в этом проигрывает даже Узбекистану.

Очевидно, что конкурентным преимуществом является максимальное повышение эффективности сельского хозяйства.

В Восточной Азии это приобрело форму семейных фермерских хозяйств с высокой трудоемкостью – слегка укрупненную форму личного подсобного хозяйства. Такой подход позволил использовать всю наличествующую в неразвитой экономике рабочую силу и поднять урожайность и продукцию сельского хозяйства до максимально возможного уровня, хотя и при незначительном росте дохода на душу наемного работника. Главный результат правительственного вмешательства на этом этапе – создание начального избытка продукции, который, в свою очередь, поднимает спрос на товары и услуги.

Следующий механизм вмешательства (во многих отношениях второй «этап») – это направление инвестиций в обрабатывающую промышленность и привлечение к ней предпринимателей. Дело в том, что обрабатывающая промышленность позволяет наиболее полно использовать скромные производственные навыки, которые в развивающихся экономиках присущи рабочей силе, появляющейся за счет ее оттока из сельского хозяйства. Сравнительно низкоквалифицированные рабочие создают стоимость на предприятиях, управляя машинами, которые без труда можно купить на мировом рынке. Кроме того, в процветающих странах Восточной Азии правительства проложили новые пути к ускорению технологического прогресса в обрабатывающей промышленности за счет субсидий, предоставляемых в зависимости от показателей экспортной деятельности. Такое сочетание субсидий и «экспортной дисциплины» подняло темпы индустриализации в успешных азиатских странах до небывалого уровня.

Наконец, интервенции в финансовый сектор с целью привлечь капитал к развитию интенсивного мелкомасштабного сельского хозяйства и обрабатывающей промышленности представляют собой третий ключ к ускоренным экономическим преобразованиям. Роль государства здесь состоит в том, чтобы удерживать средства нацеленными на стратегию развития, которая максимально ускоряет обучение технологическим навыкам и тем самым создает возможность получения в будущем высоких прибылей, а не краткосрочной выгоды и индивидуального потребления. Подобные меры порой создают противостояние между правительством и многими бизнесменами, а также потребителями, чей стратегический горизонт, естественно, ограничен.

Кризис в Восточной Азии выявил тот факт, что непротиворечащая система вмешательства государства в экономику действительно создает различие между долговременными экономическими достижениями и кратковременным прогрессом, заканчивающимся неудачей.

Правительства Японии, Южной Кореи, Тайваня и Китая после Второй мировой войны радикально видоизменили сельское хозяйство, сосредоточились на модернизации обрабатывающей промышленности и заставили национальные финансовые системы служить этим двум целям. Таким образом они изменили структуры своих экономик настолько, что откат к прежнему состоянию оказался невозможен.

В государствах же Юго-Восточной Азии, несмотря на долгие периоды их впечатляющего экономического развития, правительства не реорганизовали сельское хозяйство коренным образом и не создали конкурентоспособных на мировом рынке производственных предприятий, зато последовали скверным советам со стороны развитых стран и открыли свои финансовые сектора уже на ранних стадиях экономического развития.

Японский экономист Иосихара Кунио еще в 1980-х гг. предупреждал, что государства Юго-Восточной Азии рискуют так и остаться развивающимися странами «без технологий». Так впоследствии и случилось – эти страны начали пятиться, когда их инвестиционные фонды иссякли. Словом, выбор определенной политики создал изрядный разрыв в развитии стран Азиатского региона, и, вполне возможно, этот разрыв будет и дальше расти.

Теперь о втором.
Помните те поправки в земельный кодекс? Самым главным образом они должны были решить проблему с доступом к земле. Но бравые истерички из числа дышащей ртом оппозиции отодвинули проект до 2021.
Сложно понять это сегодня, но на протяжении всего 20 века земельный вопрос был важным для всех экономик мира — проблематика этого вопроса заставляла нервничать США, была важна и в Японии и других азиатских странах.
Для правительства США (и лично для МакАртура) Ладежинский был главным советником по сельскохозяйственным вопросам в Азии. Бежавший от красной революции, он вспоминал:

Я пришел на эту работу главным образом вследствие урока, полученного мной на собственном опыте до того, как в начале 1921 г. я покинул Россию, а именно, что коммунисты никогда бы не захватили политической власти, если бы не решили земельный вопрос, передав землю крестьянам

При этом Ладежинский отмечал, что коммунисты, завоевав народную поддержку благодаря переходу к семейному фермерству, потом переключились на принудительную коллективизацию. Он правильно предсказал, что такой же процесс произойдет и в Китае, куда он был направлен в 1949 г. Министерством сельского хозяйства США в рамках запоздалой попытки JCRR провести земельную реформу в последние месяцы гражданской войны.

За четыре года до этого, в 1945-м, Ладежинский был прикомандирован к штабу SCAP генерала Макартура, управлявшего оккупированной Японией. В этой должности он подготовил техническую часть для написанного в октябре 1945 г. меморандума Государственного департамента США для Макартура, в котором убедительно доказывалась необходимость экспроприации всех сельскохозяйственных земель, сдаваемых в аренду. Многие люди в окружении Макартура выступали за более мягкую политику сокращения ренты, но Ладежинский настаивал на том, что именно радикальная политика способна подорвать поддержку коммунистов на местах. Он также доказывал, что принудительное снижение арендной ренты заставит многих землевладельцев собственноручно обрабатывать свои земли, что приведет к увеличению числа безземельных крестьян. Ладежинский и его союзники убедили Макартура, занимавшего консервативную позицию и не проявлявшего до того никакого интереса к данной теме, настаивать на законодательном оформлении земельной реформы в Японии.

Инструкция Макартура, направленная японскому правительству, аккуратно воспроизводила преамбулу к проекту аграрного закона Коммунистической партии Китая от 1947 г.:

Для того чтобы Императорское правительство Японии устранило экономические барьеры на пути к возрождению и укреплению демократических тенденций, соблюдало уважение человеческого достоинства и уничтожило экономическую кабалу, которая обрекла японских крестьян на столетия феодального гнета, Императорскому правительству Японии предписано принять меры с целью обеспечения тех, кто обрабатывает земли Японии, более равными возможностями для того, чтобы пользоваться плодами своего труда. ‹…› Таким образом, Императорскому правительству Японии приказывается представить в штаб программу земельной реформы в сельских районах не позднее 15 марта 1946 г.

Подобный подход был обусловлен борьбой с коммунистами и решал две проблемы: не давал им выступать на этой почве и устранял проблему с доступом земли.

В современном Казахстане это проблема тоже есть и она отягащается другими факторами.
Во-первых, большинство имеющихся угодий деградировали — сегодня стали непригодны 21 млн гектаров пастбищ. Во-вторых, у нас большие проблемы с орошением.
В-третьих, не все доступные земли на балансе государства.

Решение о кооперации сельских хозяйств было принято Аскаром Мырзахметовым, когда он был министром сельского хозяйства. В Алматинской области было создано 132 кооператива. Им дали льготные кредиты, они начали развиваться. Но тут пришел новый министр Умирзак Шукеев, и развитие остановилось.

Среди государств Северо-Восточной Азии Тайвань выделяется тем уровнем, на котором сельхозпродукция стимулировала экспорт и доминировала в нем в начальный период экономического развития. Этот опыт доказал, каким мощным катализатором способно оказаться трудоемкое частное семейное фермерство. И действительно, вклад сельского хозяйства в экономику страны оказался настолько большим, что правительство смогло извлечь из него значительные финансовые ресурсы, при этом, судя по всему, не подорвав стимулирование фермеров к увеличению производства. Государство установило свою монополию на удобрения и продавало их фермерам с надбавкой в 10–30 % к ценам мирового рынка, а также принудительно закупало около четверти урожая риса по ценам, существенно ниже рыночных. Несмотря на это, аграрный сектор продолжал функционировать эффективно.

Серьезные споры ведутся насчет того, сколько денег было выкачано из сельского хозяйства в общей сложности, притом что правительство одновременно вкладывало средства в аграрный сектор, однако нет сомнений, что именно тайваньские фермеры помогли профинансировать индустриализацию страны на начальном этапе. И сбережения домохозяйств не только позволили оплатить строительство фабрик, но и обеспечили рынок, ставший ключевым для первых промышленных товаров, поскольку доходы фермеров выросли в реальном выражении вдвое в течение 1950-х гг.

Казахстану в этом плане гораздо проще — у нас уже есть деньги для организации тех или иных инфраструктурных проектов, вопрос целиком и полностью касается продовольственной безопасности страны и поднятия отрасли.

В Японии, Южной Корее, на Тайване, а после 1978 г. и в Китае земельная реформа обеспечила беспрецедентный рост сельского хозяйства, создала рынки сбыта и открыла путь очень высокой социальной мобильности.

Вот мы в общих чертах и рассмотрели успешные этапы этих реформ, но давайте рассмотрим обратную сторону медалей.

В сельском хозяйстве главная первоначальная задача состоит в предельном увеличении урожайности и производимой продукции путем привлечения всех трудовых и технических ресурсов. Но есть такая штука, как урбанизация и она приводит к оттоку сельских рабочих в города. С естественным перемещением сельских жителей в большие города, на другие рабочие места в промышленности и сфере услуг, фермерству предстоит изменить принципы своей деятельности, уделив особое внимание продуктивности и прибыльности.
Со временем это потребует перехода к более крупным и механизированным хозяйствам, что позволит доходам оставшихся фермеров подняться выше уровня, обусловленного возделыванием небольших, уравненных между собой участков.

Идеальный расклад — это если избыток рабочей силы в селе найдет себе применение в промышленности и сфере услуг, а кредиты и маркетинговые организации для семейного фермерства сохранятся.
В США, где изобилие земли, средний размер ферм возрастал параллельно с ростом валового внутреннего продукта примерно с 50 гектар в конце XIX в. почти до 200 гектар в настоящее время. Три четверти сельскохозяйственных рабочих продолжают приходить из семейств.
Как мы знаем, с расширением обрабатываемых площадей американские фермеры постоянно использовали все больше машин, допуская потенциально более низкую урожайность с гектара, но получая взамен более высокую прибыль в расчете на фермера (но не стоит сравнивать размеры Казахстана и США). В Азии же всё ровным счетом наоборот — хозяйства полагаются на высокую производительность за счет каждого участка возделываемой земли.

С развитием страны и диверсификацией экономики, семейные сообщества, такие как фермерство, не могут оставаться крупной частью экономики.
Однако государства с разумной политикой найдут в глобальном масштабе конкурентные ниши, которые позволят доходам фермеров продолжать свой рост, несмотря на отток рабочей силы из села.
На таком этапе это уже потребует прекращения защиты сельского хозяйства от внешней конкуренции и отказа от гарантированного минимума закупочных цен на фермерскую продукцию.

Описанные выше страны не смогли в полной мере осуществить переход к более крупному фермерству, углубленной специализации и сокращению протекционизма. В сущности они как и Казахстан — застряли.
Страны Азии постепенно ослабляли законодательные ограничения на аренду и продажу сельскохозяйственных земель, чтобы облегчить консолидацию фермерских хозяйств. Но затем сами же подорвали стимулы к консолидации и специализации тем, что стали предоставлять фермерам все более крупные, рекордные по мировым меркам субсидии.
Но, у этого есть причина: семейные фермы в Северо-Восточной Азии заменяли собой систему социального обеспечения. К тому же, подобно «традиционному» субсидирования с/х в США из-за за Великой Депрессии, правительства Японии, Южной Кореи и Тайваня выражали свою финансовую признательность тем секторам сельского хозяйства, которые подготавливали экономический взлет. Вот такая вот странная экономическая традиция.
Но как писалось выше — субсидии бывают разные.

Южная Корея перешла на интенсивное субсидирование и защиту национального сельского хозяйства в 1970–80-х гг, когда уже начало становится тем самым азиатским драконом.
Правительство покупало всё большие объемы риса по ценам, превосходящим рыночные, и затем продавало его потребителям со скидками, доходившими до 50%.
Таким образом происходило субсидирование производственных расходов сельчан. Как итог, выращивание почти любой культуры выигрывало благодаря импортному протекционизму.
Фермы варьируются по размеру от небольших семейных ферм до крупных корпораций, но большинство из них являются небольшими и в значительной степени зависят от государственной поддержки и услуг, чтобы выжить.
Впрочем, Южная Корея понимает плачевное положение современного сельского хозяйства и с 1994 инициировало в разработку целый пакет мер, направленных на изменение отрасли. В основном они касались земельных мер, но с недавних пор, правительство Южной Кореи продвигает идею умных ферм среди фермеров. Предлагая финансовую поддержку и обучение, правительство надеется «повысить конкурентоспособность отечественного сельского хозяйства». Хотя правительство продвигало умные фермы, только небольшой процент фермерских хозяйств начал использовать ИКТ (причин этому несколько бедность, стареющая отрасль, ведь средний возраст по разным данным от 55 до 72 лет). В 2019 году министерство сельского хозяйства объявило, что на продвижение технологий умных ферм будет выделено 248 миллиардов вон.
А всё потому что в Южной Кореи, как и в Японии, отрасль пережила трансформацию частично — АПК стран начал концентрироваться в обрабатывающей промышленности (то есть уж больше заниматься не производством продуктов, но производством продукции).
Не стоит тыкать пальцем и говорить «Ага!». На данном этапе в развитых странах Азии, где были успешные сельскохозяйственные реформы, такие проблемы обусловлены рядом присущих только этим регионам факторов, которые скорее всего не повторятся в Казахстане. К тому же в их случае проблема состоит в обновлении вымирающей отрасли.

Тайваньские фермеры были одновременно наиболее успешными и наименее защищенными во всем регионе. Во время первого сельскохозяйственного бума на острове, в середине 1960-х доля фермеров составляла почти 60 % всей экспортной продукции. К 1975 г. эта доля быстро упала ниже 20 %, началась индустриализация как в сельской местности, так и в городах. Соответственно этим переменам доходы фермеров, некогда почти равнявшиеся доходам городских жителей, теперь оказались вчетверо ниже последних.
Как и в Южной Корее, правительство начиная с 1970-х гг. пересмотрело отпускные цены государственной монополии на удобрения, чтобы вместо выжимания денег у фермеров перейти к их субсидированию. Государство аналогично Южной Корее стало закупать часть урожая риса по высоким ценам. Аналогичные меры были приняты и для поддержки производителей тростникового сахара. Тем не менее протекционизм был развит на Тайване сравнительно слабее, чем в Японии и Южной Корее. Это вынуждало фермеров диверсифицировать свое производство и развивать продукты, более конкурентоспособные в международной торговле. Например, они стали важными экспортерами свинины в регионе.

Повсеместно в Северо-Восточной Азии сельскохозяйственные субсидии возмещались потребителям, которым приходилось платить больше налогов и покупать продукты по завышенным ценам. Даже после сокращения в последние годы доля доходов, получаемых за счет субсидий, составляет в Японии и Южной Корее половину фермерских доходов. Для сравнения, на Тайване эта доля равна одной четвертой, в Европе – одной пятой и в Соединенных Штатах – одной десятой. Ежегодные расходы японского и корейского правительства на прямые вложения в сельское хозяйство заметно превышают 1 % от ВВП, хотя в Японии эта отрасль создает менее 1 % ВВП.

Несмотря на современные проблемы аграрной политики в Северо-Восточной Азии, это ничуть не умаляет воздействия, оказанного первоначальной земельной реформой домашних хозяйств на сельскую и затем на промышленную экономику.

Первый эффект связан с максимально полным использованием рабочей силы в сельском хозяйстве с целью получения как можно более высоких урожаев. По словам Майкла Липтона, «в ранний период экономического развития, когда рабочей силы в избытке, а возможности для денежных накоплений ничтожны, мелкое фермерство особенно перспективно, поскольку является частью экономики, в которой потенциально скудные инвестиционные ресурсы будут поддержаны щедрыми затратами человеческого труда». Возросшая сельскохозяйственная продуктивность затем трансформируется в покупательную способность сельского населения. Сельчане смогли приобретать товары, производимые развивающимся промышленным сектором.
Земельная реформа создала нечто вроде «потребительского шока», когда денежные средства, потраченные на товары повседневного спроса местного производства, волнами прокатываются по экономике. Возросший объем сельхозпроизводства также помогал странам расплачиваться за импортные технологии, необходимые для индустриализации.

Второй эффект земельной реформы не был связан с производством и потребительским шоком, но в сочетании с ними создал еще одно экономическое преимущество. Речь идет о высокой социальной мобильности населения как следствии исходного равного распределения основного общественного актива, не связанного с человеком, – земли.

У молодых и бедных стран в области сельского хозяйства есть больше возможностей выбрать самостоятельный курс, чем в любом другом секторе экономики, потому что земельная политика целиком внутреннее дело. Именно поэтому аграрная политика играет решающую роль для правительства бедной страны. Она является мерилом того, насколько лидеры государства в курсе проблем основной массы населения, и того, до какой степени верхушка готова встряхнуть общество, чтобы прийти к успехам в экономическом развитии. Короче говоря, аграрная политика отражает знание правительства о своем народе и желание заботиться о нем. С обеих точек зрения лидеры Северо-Восточной Азии набрали гораздо больше очков, чем их коллеги из Юго-Восточной Азии, и это во многом объясняет, почему одни страны богаче других.

Действующий порядок предоставления сельхозземель позволяет местным исполнительным органам принимать решения на основании субъективных доводов и мнений (да-да, коррупция).
Нестабильность земельного законодательства в целом не обеспечивает гарантий сохранения права на землю.

У фермеров нет доступа к информации о свободных земельных участках, их местоположении, площадях, составе угодий, качественных характеристиках. Махинации и несправедливость в обороте земли — обычная системная характеристика.

В 2016 году, кстати, власти действительно попытались облегчить жизнь фермерам и доступ к земле обновленным земельным кодексом, но бравые идиоты с помешали этому до 2021 года. То есть фактически затормозили развитие отрасли на 5 лет.
Тут уже начинаешь надевать шапочку из фольги и прикидывать, кому это выгодно?

Любой из читателей, обладающий хоть каким-то аналитическим складом ума наверное уже заметил — стартовые условия стран, которые мы рассматривали в корне, а может радикально отличаются от наших.

Казахстан, к счастью или к сожалению не настолько сильно зависим от сельскохозяйственной политики (нефть, да) и мы не такая уже бедная страна.
В наших реалиях сельское хозяйство важно не с точки зрения того, что нам нужны деньги для проведения индустриализации. Всё гораздо прозаичнее: это не нефть и не полезные ископаемые. Развитие такой громадной отрасли с большим потенциалом может дать море возможностей: расширит рынки труда, подготовить различных специалистов и стать менее зависимыми от нефтяной ренты.
Перед нами актуальна проблема вымирающих сел и слишком быстрой урбанизации, при том что процент проживающих в сёлах у нас все ещё большой — 41% страны.
Это громадное количество, которое наши города просто не в силах принять.
Всё это сказывается на рынке труда, жилья, преступности и имеет такое огромное влияние, что обыватель не в силах отследить. Упадок сельского хозяйства сказывается и на сёлах: падение демографии, обесценивание сельскохозяйственного труда, сокращении числа рабочих мест и уровня занятос­ти, сужение аграрного рынка труда, сокращение объектов социальной инфраструктуры и т.д.

Богатое село — богатый Казахстан. Был такой лозунг, очередной из многих, который запустили.

Ключевыми проблемами развития агропромышленного сектора Дарига Назарбаева назвала низкие темпы роста, дефицит кадров, низкое качество отечественной продукции и сильную импортозависимость. Глава Сената отметила, что импорт сельхозпродукции превышает экспорт, то есть страна на данный период времени не способна обеспечить себя сельскохозяйственной продукцией, что является угрозой продовольственной безопасности республики.

Также Дарига Назарбаева назвала ряд шагов, которые, по её мнению, необходимо делать уже сейчас. К ним сенатор отнесла, в числе прочих, переоценку сложившейся ситуации в сельском хозяйстве с научной точки зрения, разработку стабильной государственной программы устойчивого развития отрасли, привести в порядок земельное законодательство и обеспечить цифровизацию в сфере земельного учёта, а также обеспечить комплектацию необходимыми кадрами.

Завершая обсуждение АПК, Дарига Назарбаева о развитии аграрного сектора сделала однозначный вывод: программу развития АПК необходимо переработать, а в качестве главного показателя эффективности председатель Сената порекомендовала чиновникам опираться на качество жизни сельских жителей, а не на сухие данные статистики. Дарига Назарбаева отметила, что с целью обеспечения широкого профессионального диалога будет создан Совет по АПК, а сама отрасль будет находиться в зоне особого внимания у депутатов Сената.

Депрессивность сельских регионов и их безнадежность понимают даже наверху. В ближайшие 3 года планируется потратить около 60 миллиардов на безнадежные села. На самом деле даже больше, ведь разворачивается большое количество дорожных карт и программ, которые, однако, не имеют никакого эффекта.
А от чего зависит сельское хозяйство напрямую больше всего? От, собственно, сельского населения. Само сельское население может выиграть только за счет рабочих мест, появляющихся в результате открытия промышленных центров и сельского хозяйства.
Да, сельское хозяйство это не модные зеленые технологии — хотя польза от субсидирования первого хотя бы имеет реальный положительный эффект. Мало кому приходит в голову, что АПК в целом это довольно наукоемкая отрасль, которая может как и прокормить множество людей, так и взрастить хороших специалистов, которые в будущем будут двигать не только отрасль, но науки и страну.

Как у страны догоняющего развития у нас есть огромный пласт мер, которые мы можем перенять у других стран.

В нынешнем 2021 Казахстан столкнулся с жесткими последствиями отсутствия подготовки к засухе, несмотря на то, что области, где произошел падеж скота считаются зонами рискованного земледелия.

Есть золотое правило – держать 1,5-2-летний запас кормов в животноводстве, его никто не отменял. Почему у нас в Казахстане оно действует? Потому что мы находимся в зоне рискованного земледелия. Но это правило благополучно все позабыли, как-то на авось всё", – признаёт генеральный директор Мясного союза Казахстана Максут Бактибаев.

А секрет прост — не у всех фермеров есть деньги на запас кормов и место под них, а еще не все фермеры — умные фермеры. В ситуации с засухой, разумеется, можно винить и государство — оно не создало должной финансовой инфраструктуры для поддержки фермеров, но бизнес есть и бизнес.

Максут Бахтыбаев, президент мясного Союза Казахстана считает, что больших проблем с кормами в Казахстане нет.

– Засуха наблюдается только в двух регионах – Мангистау и Кызылорде, – говорит он. – Но то, что происходит, например, в Мангистау – это не ЧП, так как в этом регионе засуха – не редкое явление. Здесь налицо халатность владельцев скота, которые довели его до истощения. Они должны были закупить корма впрок, либо забить скот на мясо, если кормов нет или они им не по карману. Местные исполнительные органы тоже должны были заранее предугадать ситуацию и организовать завоз кормов для последующей продажи фермерам.

Наше правительство любит притворяться, что смотрит куда-то вглубь и вдаль, но при этом совершенно не может оценить перспективы и картину в целом. С десятых годов Казахстан форсирует зеленые технологии — в 2017 мы провели ЭКСПО, тема которой была «Энергия будущего». Опустим то, что это бесполезный имиджевый проект — правительство, которое так озабочено экологической обстановкой и климатом, очевидно, должно предпринимать комплексные меры, а не копошиться в трендовом уголке «инновационных» зеленых технологий? Ведь так? Да? Нет.
Если смотреть долгосрочно и поверить, что у нас действительно потепление, то нужно разрабатывать подходящие программы орошения, информировать фермеров, помогать им с золотым правилом (запасом кормов) и даже создавать специальные метео-службы поддержки для аграриев.

"Сегодня ареал засухи – почти все регионы. Очевидно, что юг и запад пострадали. Но и другие регионы тоже зацепило. К примеру, юг Костанайской области – третий год подряд засуха, там урожайность пшеницы – три центнера с гектара. Что ещё можно говорить здесь про положение фермеров при такой урожайности? В условной "зоне благополучия" и только относительно этого года остаются Актюбинская, Алматинская, Восточно-Казахстанская, Павлодарская области", – с сожалением констатирует Асланов.

В общем, засуха и очередной провал правительства это благодатная почва для всяческих нездоровых движений.

Под эти события кто-то будет продвигать зеленую повесточку, вопя о том, что завтра мы все умрем если не пересядем на исключительно экологичный транспорт и не понизим углеродный след, люди повыше, смекнувшие, что СХ — это целая дойная корова, которую будут финансировать и финансировать так же подтянуться урвать свой кусок пирога, а отрасль так и будет страдать, потому что по-настоящему её реформировать никто не хочет.

«Аномальная засуха» — это не более чем фиговый листок, которым все по итогу пытаются прикрыться. Фермеры разводя руками умалчивают, что находились в зоне риска и не закупились кормами, в министерстве разводят руками и пуская слюни умалчивают то, что не помогли фермерам, проебались со сроками подготовки и не приняли никаких мер.

Произошедшее по итогу стало таковым именно из-за системных ошибок и слабого развития СХ в Казахстане. Это прекрасно понимают:

По его словам, Токаева, выделенные для стабилизации средства дошли до адресатов с опозданием из-за бесконечной бумажной волокиты в областном акимате и уполномоченном министерстве.

"Размер субсидий, выделяемых на бурение скважин, был сокращен с 80 процентов до 50 процентов. Правительству нужно пересмотреть это решение и увеличить до 80 процентов объемы возмещения средств для Мангистауской и Кызылординской областей. Уполномоченное министерство должно внести научно обоснованные предложения по развитию сельского хозяйства в пустынных районах. Изучите передовой международный опыт, особенно опыт Израиля", - заметил Касым-Жомарт Токаев.

Обратите особое внимание, что нужны именно научно-обоснованные предложения. Это значит, что нужно привлекать иностранных специалистов и обучать собственных. С первым нет проблем — это вопрос денег, вопрос связей с международным сообществом, частными исследовательскими институтами и т.д. А вот со вторым всё гораздо сложнее.

Эксперты, к которым «прислушиваются» талдычат об одних и тех же проблемах вот уже 30 лет.
Важность развития сельского хозяйства за последние 6 лет поднимается слишком часто — возможно, это связано с тем, что сельское хозяйство, как упоминалось, теперь вторая большая кормушка, а может, сверху кто-то что-то действительно начинает понимать.

А пока мы так и остаемся страной, где запускают проектные беспилотники и развивается финтех, но не могут подготовиться к засухе и наладить безотходную цепочку производства. Потому что в финтехе верхушка заинтересована, а в качественном развитии сельского хозяйства не особо.