Греческий огонь против русских ладей: разгром флота князя Игоря в 941 году

Мы доподлинно не знаем, из-за чего весной 941 года князь Игорь решился на грандиозный военный поход, собрав огромный флот для нападения на Константинополь. Есть версия, что князь заключил некий договор с хазарами. Византийский император как раз устроил очередные гонения на иудеев в своих владениях, и для хазарского кагана, исповедовавшего (как и вся местная элита) иудаизм, это было своеобразной политической пощечиной. Собственными силами воевать хазары не могли, поэтому договорились с русами. Но это – лишь версия.

Точно так же мы доподлинно не знаем реальных масштабов похода. В «Повести временных лет» говорится, что Игорь снарядил 10 000 ладей. Эту же цифру приводят и византийские историки: Продолжатель Феофана и Симеон Логофет, причем последний указывает точную дату появления русского флота – 11 июня.

Другие источники куда как более скромны в оценках. Епископ Кремоны Лиутпранд в своём сочинении «Антаподосис» называет более реалистичное число – чуть более тысячи кораблей. К словам Лиутпранда стоит прислушаться особенно внимательно, ведь его отчим в то время находился в Константинополе и своими глазами наблюдал за развитием событий. Подтверждение этой цифры мы находим и у другого историка – Георгия Амартола, который пишет о тысяче кораблей, принесших немало бед христианскому населению. Если учесть, что каждая ладья могла принять на борт до полусотни воинов, получается, что под командованием князя Игоря находилось около 50 000 человек – поистине внушительное войско для тех времен.

Несмотря на все старания Игоря сохранить приготовления в тайне, византийцы успели получить предупреждение о надвигающейся угрозе. Весть о движении русского флота пришла, пусть и с запозданием, сразу с двух сторон – от коменданта крепости Херсонес и от болгар, живших в низовьях Дуная. Надо полагать, имелись свои шпионы и у Игоря, ведь князь выбрал очень удачное время для нападения – практически весь военный флот империи находился далеко на юге, в Средиземном море, где шла непрерывная борьба с арабскими завоевателями. Столица оказалась почти беззащитной перед морской угрозой.

В этот критический момент судьба города оказалась в руках императора Романа Лакапина. Василевс был человеком незнатного происхождения, однако сумел сделать военную карьеру и, в конечном итоге, узурпировать власть, как это не раз случалось в истории Византии. И, что важнее, служил он не в армии, а на флоте, поэтому в морской войне понимал поболее многих. Вместо того чтобы поддаться панике при известии о приближении вражеского флота, Роман действовал решительно и хладнокровно. Первым делом он распорядился провести тщательную опись всех судов в константинопольской гавани, которые хоть как-то могли быть использованы для боя. Результаты поиска оказались скромными – удалось найти всего 15 хеландий, да и те были в таком плачевном состоянии, что их давно списали как непригодные для службы.

Как бы то ни было император, император решил воевать с тем, что ему послал Господь. Немедленно были вызваны лучшие корабельные мастера, получившие приказ о срочном переоборудовании судов. Главным нововведением стала установка метательных устройств для греческого огня не только на носу корабля, как это делалось обычно, но также на корме и по бортам. Роман понимал, что противостоять численному превосходству русского флота можно только с помощью передовых военных технологий, которыми славилась Византия. В каком-то смысле, это были этакие прото-дредноуты.

Греческий огонь по праву считался одним из самых страшных видов оружия своего времени. Эта специальная горючая смесь выбрасывалась из особых устройств, называемых сифонами. При выстреле она производила оглушительный грохот, окутывала все вокруг густым дымом и беспощадно сжигала вражеские корабли. В обычной практике на каждом военном судне устанавливался один сифон в передней части. Его тщательно защищали – сверху строили специальный настил из досок, а по периметру возводили ограждение, за которым располагались опытные воины. Они не только стреляли по приближающемуся противнику, но и управляли метанием греческого огня, выбирая наиболее уязвимые места на вражеских кораблях.

Смелое решение Романа установить на каждом корабле дополнительные сифоны существенно увеличило боевую мощь византийского флота. Хотя это было рискованно, других вариантов у императора просто не оставалось. В дополнение к стационарным установкам византийские воины имели в своем распоряжении и малые ручные сифоны – относительно новое изобретение, созданное при участии самого императора. Прикрываясь железными щитами, воины могли использовать эти переносные устройства для метания огня прямо в лицо врагу.

Для службы на переоборудованных огненосных кораблях были отобраны самые опытные моряки и солдаты, которые были доступны в городе и окрестностях. Общее руководство этим небольшим, но грозным флотом было доверено патрикию Феофану. Несмотря на подавляющее численное превосходство приближающегося противника, защитники Константинополя были полны решимости дать бой.

В начале лета, 11 июня, русские корабли достигли входа в Босфор и расположились у Фароса – старинного маяка, который своими огнями указывал путь мореплавателям в ночной тьме. Византийский историк, известный нам как Продолжатель Феофана (реального его имени мы не знаем), оставил нам важное уточнение: главное сражение развернулось в районе Иерона, месте, названном так в честь древнего святилища, воздвигнутого там мифическими аргонавтами во время их легендарного путешествия.

В тот день сама природа благоволила византийцам – на море установился полный штиль, создавая превосходные условия для применения греческого огня с высоких бортов дромонов, которые были значительно крупнее русских ладей. Когда флоты оказались в пределах видимости друг друга, князь Игорь, судя по всему, не предал противнику большого значения. Ну, плывет там что-то непонятное – но их меньше, чем перстней на княжеских руках. И здесь Игорь совершил ошибку. Он заранее посчитал сражение выигранным, и приказал брать греков живыми. Стоял мертвый штиль. Русские ладьи начали выстраиваться в боевой порядок.

Патрикий Феофан, находившийся на флагманском корабле, повел свои огненосные хеландии в атаку. Его корабль, оторвавшись от остальных, первым протаранил строй противника и оказался в окружении русских ладей. Помня наказ князя, русичи бросились на флагман со всех сторон, но эта атака обернулась для них катастрофой. Византийцы открыли огонь из сифонов по окружившим их судам, и вскоре несколько ладей оказались охвачены пламенем. Очевидцы описывали жуткую картину – спасаясь от неумолимого огня, русские воины предпочитали броситься в морскую пучину, чем заживо сгореть в этом адском пламени.

Русское войско охватила паника, ладьи в спешке пытались отгрести подальше от извергающего огонь флагмана. Именно в этот момент подошли остальные византийские хеландии и обрушили потоки пламеня на центр русского флота. Расчет императора Романа на боевой опыт своих военачальников, моряков и простых воинов полностью себя оправдал. Византийцы показали высочайшее военное мастерство, восполняя свою малочисленность техническим превосходством и габаритами кораблей.

Вся самоуверенность князя Игоря мгновенно испарилась. Он отдал приказ прекратить сражение и отступить на мелководье, где тяжелые византийские хеландии не смогли бы преследовать более легкие русские суда. Но время было упущено – началось истребление русского флота. Воеводы и дружинники, никогда прежде не сталкивавшиеся с греческим огнем, оказались совершенно беспомощны перед этим устрашающим оружием.

Русское войско понесло страшные потери. Воины, облаченные в тяжелые доспехи – кольчуги и шлемы – сразу уходили на дно. Те несчастные, кто пытался спастись вплавь, продолжали гореть даже в воде. Современники свидетельствуют, что спастись в тот день смогли только те, кто успел добраться до берега. «Житие Василия Нового» рисует картину полного разгрома: одни воины сгорали заживо, другие сами бросались в морскую пучину, многих взяли в плен. Число пленных было настолько велико, что отчим епископа Лиутпранда собственными глазами наблюдал их массовую казнь в Константинополе.

Несмотря на сокрушительный разгром, князь Игорь сумел увести оставшиеся корабли вдоль берега на восток, в провинцию Вифиния. Поначалу русичи затаились, но затем, оправившись от поражения, три месяца опустошали прибрежные земли империи. Однако в итоге Игоря постигли новые неудачи – сначала он потерпел поражение от византийцев на суше, а затем был снова разбит флотом патрикия Феофана. По словам историка Льва Диакона, князь вернулся в Киев всего с десятком уцелевших ладей, сам став вестником своего разгрома.

Объясняя причины поражения при Иероне, русские воины говорили о греческом огне как о «небесной молнии», которой владели греки. «Пуская ее, они пожгли нас. Потому мы и не смогли их одолеть», – рассказывали они. В этих словах крылась горькая правда. Но сыграла свою роль и недооценка противника – малочисленность византийского флота обманула князя Игоря. Он оказался бессилен против технического прогресса и потерпел поражение.

Битва при Иероне имела далеко идущие последствия – до 1043 года русские князья не осмеливались вступать в морские сражения с византийцами. Молодые воины слушали рассказы старших о том, как этот «мидийский огонь» обратил в пепел могучий флот Игоря на просторах Черного моря. Даже его сын Святослав, снискавший славу своими военными походами, помнил о горьком опыте отца и в войнах с Византией предпочитал сражаться на суше, где нередко добивался успеха. Русь на долгие годы отказалась от попыток покорить море.