September 4

Великая монгольская война - 203. Принц-полукровка

Кто помнит о существовании старших, запоминается одним из них

1225 - 1226 гг. Резкое ухудшение здоровья подталкивает Чингисхана к немедленным действиям. Переговоры с Западным Ся прекращаются. Тумены с Севера рассекают Тангутское Царство на две части.

И последние становятся первыми.

Продолжение. Предыдущая часть (и первые лица) замолкают ЗДЕСЬ

Музыка на дорожку

Когда над человеком никого нет, под ним тоже ничего нету.

Инли - второй пастух, мычал, протягивая бурдюк с бражкой. Таращил мутный глаз и сросшуюся глазницу, в которой хоть какая-то осмысленность еще сохранялась. Опять налакался. Требовал разделить с ним привычку, уважение проявить. Он ему не грубил (Инли был старше), но и пить с ним не соглашался. Просто уходил быстрым шагом, устремляя взор в небеса. Тот ковылял следом, грозил, брызгал слюной, оскорблял сколько хватало сил. Пока не выдыхался, всасываясь в бурдюк. В одиночку никто не любит падать.

Одному в канаве нелегко подыхать.

Глаз, Инли потерял в хашаре, когда монголы первый раз (1209 г.) штурмовали Чжунсин (столица Тангутского Царства). Как сейчас, впереди себя гнало пьянство. Что подчинив его жизнь, штурмовало соседние. Вспомнилась ведьма, умершая несколько лет назад. Он тогда был ребёнком, когда видя всё, не всё понимаешь. И только с годами ужасаешься тому, что наблюдал.

Ведьмы умирают плохо.

Если приходилось кому наблюдать. Зрелище жуткое. Поучительное. Мучаются неделями, корчатся, воют. За былинки хватаются, норовя удержать дух в бренном теле. Хоть на миг да отодвинуть встречу с тем, чему служили всю жизнь. Не со смертью, естественным завершением земного отрезка, а с нежитью. С тем, что не жизнь. И как же они норовят (норовят!) найти ей новых служителей. Рабы всех пороков делают так.

Рабы всех пороков - хашарники.

Вор хвастается, как хорошо воровать. Блудник подбирается с собачьим взглядом. Шайка убийц не успокоится, пока новый товарищ не связан кровью. Пьяница (как Инли) обижается, что приходится пить в одиночку. Попрошайничает, скулит, ярится. Брат ты мне или не брат.

Уважаешь ты меня или не уважаешь!

Кто тебя уважит, если ты себе не хозяин.

У рабов друзей нет. И хозяева их, друзей не ищут. Им рабов подавай. Не каждого человека можно к себе подпускать. Не с каждым быть рядом. Не в людях дело, дело в делах. Сквозь которые сквозит леденящий, зловонный мир с трупным дыханием и болячкой под носом. Смерть не ходит одна.

Смерти одной скучно.

И часто приходя к одному человеку, она затягивает нескольких как дурная воронка на обманчивых реках. Один за одним помирает семья. Несколько друзей. Случайные люди по недосмотру и недомыслию оказавшиеся рядом с человеком, от которого нужно отпрыгнуть. Наблюдающий жизнь без прикрас подобное видит часто. Не случайно, именно его люди и называют чудовищем.

Хотя он просто говорит о том, что они просто делают, прячась за сложность.

Как Инли, уже споивший насмерть одного пастушонка. А еще одного заколотивший и затюкавший так, что тот убежал прочь, сгинув в степи. И ведь случившихся по его вине смертей, пьяница не заметил. Что не мешает ему выть, размазывая слюни по грязной харе. От обиды, что с ним отказались пить. Так уж повелось, что он видел в людях подобные вещи. И другие, подобные им. Когда пойманный на лукавстве, норовит возмутиться. И называет чудовищем, брезгливо отворачиваясь от объяснений.

Дешевый трюк от дешевок, на который (тем не менее) покупаются.

Скорее всего, в Степи ему придётся прожить всю жизнь. И таких как Инли, в ней будет достаточно. И конец ведьм, он еще увидит. Как увидит и то, что случается с их роднёй. Мужьями, дочерьми и семьями тех добрых женщин, что пользуются услугами ведьм. А всего то стоило, не связываться с нечистой силой. Не заручаться с убийцами, не дружить с ворами.

Не ходить к гадалочке. Не ходить..

И конечно же, не пить с пьяницами.

Все эти люди - хашарники. И то, что (не) живёт в них, и в тебе не прочь поселиться. Смерти скучно одной. Её водоворот затягивает целые страны. И тем отраднее видеть людей, которые ей неподвластны.

Большой скачок

Пока в человеке находится мужество, ему находится место за столом

Боевой школой Чагана стала Чжурчженьская война, превратившая нескладного юнца в нойона-тысячника из второго поколения военной элиты монгол. Перед тем, предусмотрительная Бортэ еще и женила его на кунгиратке. Обеспечив политическую устойчивость ему и ревматизм потомкам. Чаган благополучно переживёт внутренние конфликты Чингизидов. Поддерживая ровные отношения со всеми Домами и Ханами, от Гуюка до Мункэ.

Незадолго до первой войны юношу сморило в степи.

Сытный обед, жара, запахи разнотравья. Молодость не познавшая угрызений совести и забот. Всё располагало ко сну, только и успел сапоги скинуть. А когда открыл глаза, напротив нахально смотрела сова.

Не выказывая ни малейшего уважения к старшим!

Не попав сапогом в наглую птицу.

Чаган увидел как из него вываливается змея белого цвета. Ядовитейшая гадина перепутавшая его обувь с гнездом. Не будь совы, так бы и сунул туда ногу. Нас злят не те, кто вредит, но кто на это указывает.. Услышав историю, Чингисхан посчитал пернатую добрым духом, посоветовав присматриваться к действиям сов. И никогда не посягать на этой породы птиц. Чему Чаган и последовал.

Да и не до птиц было, такие пришли времена.

У хребта Ехулин, где положили кадровое войско чжурчженей, за разведку отвечал Чаган. Безошибочно отметивший свойства местности, позволявшей развернуться монгольским отрядам. Золотые знамёна надломились в тот день, сильнейшие воины пали. После Ехулина (1211 год) Империя на ногах уже не стояла, а дергалась на земле в ожидании неизбежного. Следом Чаган отличился при осаде Байлоу, получив за то под командование тысячу телохранителей-кешиктенов. Один из немногих кому безгранично доверял Чингисхан.

Мусульманская война прошла при особе Великого Хана.

Чаган участвовал в Бухарской и Самаркандской осадах. Переходил Аму-Дарью у Келифа, терзал Хорасан и преследовал Джалаль ад Дина. При Инде он первым продрался сквозь скалы. Пройдя в хорезмийский тыл, к обозам последнего Хорезмшаха. После чего войско этого Неукротимого Барса посыпалось и ему не оставалось ничего, кроме как искать спасения в водах.

А они повернули в родные степи. Где Чагана ожидал звездный час и заветная встреча с кровными родственниками.

В 1225-26 гг. Западное Ся металось. На советах царил переполох, мысли сановников вертелись как колесо водных мельниц. К чему зачерпывать смысл, когда исчерпаны время и силы. На Императорском Совете выступил господин Чжан Гун Пу, высший чиновник Цензората.

Предложивший семь шагов по спасению Государства:

Вернуть беглецов в старые гвоны, обеспечив продовольствием и жильем;
Замирить Варвара, выдав в заложники крон-принца;
Восстановить водоёмы и крепости, выстроив глубокоэшелонированную оборону;
Научиться оборонительной войне, опираясь на тангутов как государствообразующий народ;
Организовать надежные коммуникации с Цзинь, поддерживая друг друга в защите и походах;
Ввести строгое распределение ресурсов (карточную систему), исключив расточительство на местах;
Выждать момент и нанести удар по противнику.

Пунктов могло быть и семьдесят

Ничего бы не изменилось. Элита хваталась за соломинку, предлагая классический план спасения. Вроде программы 500 дней или маниловских прожектов Александра Федоровича Керенского. Что пишутся для самоуспокоения и само появление которых, вопиет:

Спасайся кто может! И как!

Западное Ся валилось с треском.

Двухсотлетняя система государственного крепостничества показывало полное бессилие перед степной меритократией Чингисхана. И запоздалые попытки её бенефициаров сохранить статус-кво, согласившись на всё, лишь бы им немножко оставили - провалились. Становясь латанием забора в приближении наводнения. Конструкция прогнила, изжилась. Уперлась в тупик, сузившись до мелочной цели - сохранить себя, поместив человеческие стада в загоны.

И история смахивала её как пыль.

Как солому с крыши, как предыдущий (и будущий) Вавилон. Тщетными были надежды на помощь Цзиньской Империи, где от ужаса перед возвращением Чингисхана тряслись дворцы. Попытки опереться на тангутов. Свой.. замордованный и оскоплённый притеснениями народ. От каждого действия тянуло бессилием, в каждом слове проскакивала обречённость.

Чингисхан, мирные предложения, отверг .

Собравшиеся в низовьях Эдзин-Гол (современная река Жошуй) тумены двинулись по речной долине. Рассекая страну пополам.

И сворачивая её историю как циновку.

Первым пал Хэйшуй (Эдзина, Хара-Хото).

Город-призрак степных преданий, чьи пустые строения столетиями отпугивали суеверных кочевников. Передававших леденящие рассказы о потустороннем ужасе за стенами. Где (на самом деле) никого не было кроме летучих мышей, а потом и они исчезли. Одни источники говорят, что его погубил Чингисхан. Другие, что трагедия относится ко временам после. Когда Империи Мин пыталась ставить под контроль Внутреннюю Монголию.

В любом случае Хара-Хото не слышал человеческой речи веками.

До русских географических экспедиций начала ХХ века, обнаруживших сохранившуюся планировку, строения и 8 тыс. бесценных тангутских свитков. Раскрывших быт и характер, канувшего в небытие государства.

Захватив Хэйшуй, Великий Хан дал понять - пощады не будет. И монгольским воинам зачитали приказ:

Можете брать тангутов по своему усмотрению. Так, как они будут найдены каждым из вас.

Обрекая на поток и разграбление целый народ.

Помимо отмщения за (воспринимаемую Чингисханом) измену, имел место политический расчёт. Тангутское царство являлось организмом неоднородным. И различные племена жили неодинаково. Объявив в отношении тангутов свободу действий, Великий Хан исключил другие народности (тибетцы, уйгуры, ханьцы) из числа обреченных. И те имели оснований биться до конца. И биться вообще. Если у человека своя лодка, ему необязательно умирать за чужую.

На тангутские головы обрушились мечи.

Гвоны пылали, а погибающее население выказывало оцепенелую отрешенность. Покорность, с какой люди принимали неотвратимость судьбы, ужасала. Двести лет население отучали бегать, и оно разучилось ходить. Не помышляя выйти за ограду и пересечь черту, отделяющую свой гвон от соседнего.

За которой веками ожидали мучение каторги и враждебность.

Загоняя назад, в теплый мир. Где не всё хорошо, но всё привычно. И что мог такой человек, тутошний обыватель, противопоставить степным зверям. Бивших русских на Калке, хорезмийцев на Инде, чжурчжэней на Хуанхэ. Видевших мир как есть, а не как показывают. Монголы врывались в гвоны волками в загоны овец, расправляясь с беспомощным населением. Отученным думать и действовать без приказа.

Так, что когда не было приказов, и действий не было.

Разорив северные территории Ся, летом 1226 г. Чингисхан подошёл к Сучжоу. Крупному городу между песком и горами. Он служил громадным магазином тунгутских войск, а коннице запирал проход на равнины. Понимая значение крепости, руководители обороны сражались отчаянно. Мобилизовав всё население для защиты. Но выдержать долго не удалось.

По укреплениям беспрерывно садили камнемёты.

На стены пёр обреченный хашар, собранный в местных гвонах. Силы иссякали, появлялись бреши и когда сопротивление рухнуло, вырезали всех. Юань Ши сообщает о 106-ти сохранившихся семьях, не уточняя кем они были. Стали они земледельцами. Не так плохо, когда большинство становится никем и ничем.

Передохнув на развалинах, тумены двинулись дальше.

Прижимаясь к рекам и горам, где еще сохранялась растительность. Бедствия Тангутского Царства усугубила засуха. Словно поминаемое по традиции (но на деле забытое) Небо вернулось со списком. Напоминая о каждом долге и каждом преступлении, о которых так горазды забывать люди.

На очереди был Ганьчжоу.

Крупнейший город центральных провинций в низовьях Эдзин-Гола. К Югу от которого уже слышалось дыхание Желтой Реки. Ганьчжоу открывал вход в плодородные земли. Житницы Ся, оставшиеся недосягаемыми для войск Сун и Ляо, приходивших с Востока.

В этот раз к Ганьчжоу подошли с Запада.

От темнеющей массы отделился нарядный всадник, в синем кафтане на гнедом скакуне. Подскакав на расстояние выстрела, он помедлил, помял подбородок и проревел зычным голосом:

Эй, Начальник!

Эй, Начальник!

Несмотря на донимающую средний возраст близорукость, Цзюйе Целюй разглядел, что молодец на неё сильно похож.

И на него, возможно.

Это тебе

Крикнул варвар, пустив стрелу с запиской:

Возьми сына и поднимись на высокую башню.
Хочу увидеть младшего брата.

Сомнений не оставалось, выбора тоже.

Всадник внимательно смотрел на отца и мальчишку. И насмешливость, возникающая невольно при виде жалующегося, обиженного мужчины, пришедшего излить душеньку, показать боль (!), не нашла себе пищи. Всадник не выказывал скорби, только приветливость и интерес. А под конец приложил руку к сердцу, и почтительно поклонился.

Тем же днём в крепость запустили посланника.

Посланник-кидань не дерзил.

Говорил по делу, тихо. Знал всё, что Цзюйе Целюя волновало. На Западе власть Императора пала. Не осталось ни тюрем, ни гвонов, ни городов. Ни Шуми, ни нелюдей, ни Юйшитая. Никто не надругается на каторге над ним. Нет больше каторги. Сдай город, присягни Великому Хану.

Жителям сохранят жизнь, а тебе положение.

Сановник мялся, потел. Выдыхал, прикидывая, кто из родственников остаётся в столицах. Что с ними сделают согласно Юаньцзо (принцип семейной ответственности). Сам собой в ноздри вошел запах паленой шкуры, в ушах послышался истошный вой и плач от боли.

Выдохнув еще раз, Цзюйе Целюй отказался.

Я понимаю тебя

Сказал Посланник

Пока у человека есть те, кого он любит, тот кто никого не любит - сильней. Но.. Огонь гасят водой, пса задирают волки, сила смиряет наводящего страх. Нелюбящий никого, себя обожает, а значит всегда слабей. Раньше, чем из Ганьчжоу придут вести. К людям определяющим судьбы, придут письма. Их назначат ответственными за жизнь твоей родни. И если с чьей-то головы упадёт волос, живьем закопают. Ничто не удерживает от причинения боли больше, чем своя боль. Этот закон вселенной действует на истязателей безотказно.

Это единственное, что действует на них.

Разговор затянулся. Генерал-Наместник колебался, вздыхал, мял руки. Кто знает, чем бы закончилось всё, если бы в полночь к ним не ворвались разъяренные люди. Тридцать шесть человек во главе с Ачжо - первым замом.

Изменник! Предатель!

Вопили они.

Едва Наместник рявкнул в ответ, шею прошило кинжалом. Вместе с ним зарезали монгольского посланника и сына, на которого так хотел посмотреть Чаган.Как и в любой развитой бюрократии, в Тангутском Царстве действовала система Сам-Зам. Когда руководитель давит первого заместителя, а тот его подсиживает и страхует. Divide et impera.

Ганьчжоу был обречен.

Штурм получился кровавым, страшным. Озлобленные монголы расправлялись с защитниками как с собакой, что всё-таки вцепилась в икру. Били досадно, люто. Когда на стенах не осталось защитников, Чингисхан приказал:

Закопать всех. Живыми.

Тут для Чагана настал звёздный час. Показавший человека на деле.

Хан-отец! Хан-отец!

Взмолился тысячник.

Сохрани им жизнь, они за себя не решают. Накажи тех, кто решил за них!

Старик посмотрел устало.

Слезящимися глазами больного хорька. Смерть изнутри глодала. Осталось мало и как много нужно успеть! Он понимал, что осталось мало. И этот туда же! Слюнтяй, размазня, второй Джучи. Тот тоже всегда кого-то жалел всегда. Как они без него жить будут - жалобщики. Дурак! Дурак! Вот люди, изгнавшие тебя (с матерью!) прочь. Вот город, обрёкший тебя на сиротство! Наслаждайся!

Нет.. пожалей.. папочка.. Телята.

Рассмеялся Старик (про себя) и махнув, откинулся на подушках:

Да живите вы все как хотите! Да идите вы все!

Пусть живут! Пусть живут! Понеслось по войску. Так велел Чингисхан.

Закопали только Ачжо с подельниками и уминая свежую землю, конница не спеша двинулась дальше. К городу Лянчжоу. В пути Чаган увидел долговязого пастушонка, за которым шатался пьяный пастух.

Стой! Стой, я сказал! Ты меня уважаешь?!

Ковылял он на непослушных ногах.

Тянул смрадный бурдюк с вонючим пойлом и пытался заплатить чужим будущим за своё прошлое. Мальчишка не оборачивался, ускорив шаг, значит будущее у него было. Как у каждого кто ходит прямо и смотрит вверх.

Ведь в мире меняется всё, но не меняются люди.

P.S. Подписывайтесь на канал. Продолжение следует..

Поддержать проект:

Мобильный банк 7 903 383 28 31 (СБЕР, Киви)

Яндекс деньги 410011870193415

Карта 2202 2036 5104 0489

BTC - bc1qmtljd5u4h2j5gvcv72p5daj764nqk73f90gl3w

ETH - 0x2C14a05Bc098b8451c34d31B3fB5299a658375Dc

LTC - MNNMeS859dz2mVfUuHuYf3Z8j78xUB7VmU

DASH - Xo7nCW1N76K4x7s1knmiNtb3PCYX5KkvaC

ZEC - t1fmb1kL1jbana1XrGgJwoErQ35vtyzQ53u