НАЗОВУ СЕБЯ БЕРНАНКЕ

В снятом в 1982 году фильме Джона Карпентера “The Thing” полярные исследователи сражаются с внезапно очнувшимся инопланетным организмом – собственной формы у него нет, это только клетка, которая способна принимать форму любого организма. Но тот, кому не повезло хотя бы одну такую клетку «подхватить», в течение короткого времени оказывается полностью захвачен Вещью: теперь – кто пока еще человек, а кто уже Вещь – понять невозможно.

Марк Фишер, автор знаменитой книги “Capitalist Realism”, использует метафору карпентеровского фильма для характеристики структуры позднего капитализма. По его словам, структура эта – не что иное как The Thing, Вещь, которая везде и нигде, на которую нельзя показать пальцем, нельзя ни схватить, ни уничтожить, и которая способна голосом человека говорить от своего имени.

Бен Бернанке, в январе покинувший пост главы ФРС, кажется, и был этим голосом.

Восемь лет во главе самой могущественной финансовой организации планеты стоял человек, про которого никак не скажешь ни «великий», ни «яркий», ни хотя бы «выдающийся», - еврейский мальчик из хорошей семьи, у каждого есть такой знакомый. Мать – школьная учительница, отец – аптекарь и правоверный иудей. Играл на саксофоне. Написал роман. Выиграл школьную олимпиаду. Поступил в Гарвард. Состоял в одном студенческом клубе с Дж. Бушем-мл. Сделал не слишком блистательную, но уверенную научную карьеру. Все личные характеристики в один голос твердят: скромный, не любит публичности, предпочитает проводить время с семьей, скромный, тихий, не скандальный, скромный. Человек без свойств, назову себя Бернанке – готовая форма для заполнения любым содержанием, идеальный плацдарм для десанта Вещи.

В 2002 году Дж. Буш-мл., без году неделя как президент, назначает старого знакомого членом совета управляющих ФРС, но единственная интрига, связанная с этим назначением, - это удастся ли Бернанке ужиться с председателем, великим и ужасным Аланом Гринспеном, которого 15 лет назад назначал еще Рейган. Ужились лучше некуда: не было ни одного случая, чтобы Бернанке Гринспену возражал. Более того – когда в 2006 году Бернанке занял освободившееся кресло, главный пафос его речи при вступлении в должность состоял в том, что он ни на йоту не отойдет от политики своего предшественника.

Ирония этой политики – начавшейся еще при Волкере, но именно Гринспеном возведенной в абсолют – состояла в том, что орган, призванный регулировать и контролировать деятельность финансовых институтов США, исповедовал фридманизм, то есть минимальный контроль и максимальную дерегуляцию как высшее благо для экономики.

В 1991 году Гринспен поддержал Goldman Sachs, когда банк предложил изменить закон 1932-го года о ФРС, требовавший от ФРС выдавать кредиты только под реальное обеспечение, - отныне ФРС могла кредитовать банки под любые, самые рискованные, бумаги. В 1994 году был принят закон о запрете хищнического кредитования, контроль за которым был возложен на ФРС, но Гринспен саботировал закон, и никакого контроля так толком и не осуществлялось. Гринспен дважды – в 1994-ом и в 1998-ом – выступал против регулирования деривативов, одного из самых опасных финансовых инструментов и бесконечного источника «токсичных» бумаг, и во второй раз одержал полную победу. В 1999-ом Гринспен поддержал отмену закона Гласса–Стиголла 1933 года, принятого в рамках борьбы с Великой депрессией и предполагавшего разделение банков на инвестиционные и коммерческие. (Отметим в скобках, что отмену лоббировала Citigroup, только что слившаяся с Travelers, – ей, если бы закон не был отменен, пришлось бы разделиться на составляющие.)

Это лишь самые яркие моменты – не забудем еще увеличение кредитного плеча и низкие ставки по федеральным фондам – политики монетаризма, политики «вот вам денег сколько хотите и делайте с ними что сочтете нужным», политики, которую ФРС проводила на протяжении без малого трех десятилетий и которую Бен Бернанке торжественно пообещал проводить и дальше.

За два года до назначения, в 2004-ом году, Бернанке говорил, что справляться с пузырями цен на жилье не дело ФРС, потому что это попахивает регуляторной политикой и чуть ли не социализмом. В 2005-ом, за три года до кризиса, он прямо заявил, что нет никакого жилищного пузыря, который мог бы лопнуть. Когда его спрашивали, почему тогда цены на жилье за последнее два года поднялись на 25%, а если считать за десять лет, то более чем на 100%, он отвечал: «Вопросов нет, цены слегка высоковаты, но ведь и основания для этого есть: растущая экономика, инвестиции, занятость. У нас низкие процентные ставки по закладным, демографический взрыв, – ясно, что цены понемножку растут. Я не знаю, какими они должны быть, но думаю, правильно будет сказать, что во многом то, что происходит, объясняется растущей силой нашей экономики».

В этом есть что-то от бормотания священных текстов в религиозном ритуале – и хотя до Гринспена ему, пожалуй, далековато, тот вообще всегда говорил ровно так, чтобы никакого смысла из его слов извлечь было невозможно («если вы думаете, что поняли что-то из моих слов, то, значит, вы плохо слушали», - говорил он журналистам), Бернанке все же настоящий шаман.

Вдумываясь в смысл всех его несбывшихся предсказаний, обнаруживаешь себя перед вопросом: неужели этот доктор наук до такой уж степени слепой идиот? И невольно отвечаешь: да нет, не может быть такого. А что тогда?

Ответ возможен один-единственный: голосом Бернанке говорил вовсе не сам Бернанке, а та самая Вещь – система, принципиально отвергающая теоретическую необходимость кризисов, система, для жизнеспособности которой критически важна уверенность всех в завтрашнем дне. В завтрашнем – но не в послезавтрашнем. Пока банкет продолжается, всегда можно надеяться на то, что удастся отхватить еще кусочек. Когда банкет закончится и настанет время кому-то умереть, всегда можно надеяться на то, что этим кем-то окажешься не ты.

В 2005-ом Гринспен и Бернанке в один голос говорили, что дефицит текущего счета США, составивший к тому времени 6,5% ВВП, никаким образом не может привести к кризису, – кто это говорил? Два экономиста – любителя Фридмана? Или их устами – сама Система, работающая, как МММ, до тех пор, пока все участники процесса верят в то, что золотой век может продолжаться бесконечно?

В январе 2008-го Бернанке сказал, что «ФРС на данный момент не прогнозирует рецессии» и то же самое повторил в июне, в июле заверил, что опасности падения Fannie Mae и Freddie Mac, двух крупнейших ипотечных агентств, нет (а они рухнули в сентябре), за несколько дней до краха Lehman убеждал, что для его краха нет никаких оснований, а уже в 2009-ом уверенно говорил, что кризис закончится через пару месяцев.

И снова перед нами голос Вещи, требующей одного: ну, кисонька, еще капельку!

Ясно, что могущество человека на должности – иллюзия. Могущественна – должность, а не человек. Бернанке был не более чем органом артикуляции Вещи, в организм которой уже вошли и крупнейшие финансовые организации, и международные, и федеральные, и рейтинговые агентства, и чиновники, и политики. Одни старались захватить побольше рынка, другие продавали кредитные рейтинги, третьи подстраивали законодательство под нужды первых, а четвертые объясняли всем, что по-другому и быть не может. Все они вместе и каждый по отдельности стремились как можно больше заработать – только и всего.

Специалисты оценивают суммарную помощь крупнейшим финансовым институтам США в период кризиса, включающую прямую и косвенную поддержку, в 23,7$ трлн., более 150% ВВП США. Официальные лица в правительстве предсказывали рост госдолга США к 2018 году до 67% ВВП – впрочем, это были предсказания 2009 года; уже на сегодняшний день эта цифра составляет без малого 110%. Расчеты К.Рейнхарт и К. Рогоффа показывают, что после кризиса и в результате него госдолг всегда растет еще в течение нескольких лет, – это значит, что за кризис целиком и полностью расплачивается население страны.

Премии руководству Goldman Sachs в кризисный год – тому самому руководству, которое и довело банк до ручки, – стали притчей во языцех (11,4$ млрд. премий, напомню), исполнительный директор этого банка оправдывался, ссылаясь на Иисуса: «Повеление Иисуса любить других так же, как самого себя, является признанием наличия у людей собственных интересов. Мы должны терпеть неравенство, так как оно является способом достижения большего благосостояния и предоставления возможностей для всех». Сказано это было тогда, когда каждый шестой житель Америки (оценка С.Джонсона и Дж.Квака) потерял работу. Это было сказано тогда, когда менеджеры крупнейших американских банков получили в подарок по 750$ тыс. на каждого в среднем.

Это были те самые деньги, которые щедрой рукой насыпал в банки председатель ФРС Бернанке. Когда-то он получил прозвище «Вертолет» – после того, как процитировал Фридмана, что, мол, для здоровой инфляции можно разбрасывать деньги с вертолета. В сферическом вакууме лабораторий Чикакгского университета это означало, что деньги, насыпанные в банковский дуршлаг, устремятся вниз, к потребителям, и запустят экономику. В реальности оказалось, что банки предпочитают играть со свопами и деривативами, а не кредитовать реальный сектор – тем более что правительство, если игра окажется неудачной, всегда покроет долги, а наказания все равно никто не понесет. И если Goldman во втором квартале 2009-го года сообщил о крупнейшей за всю историю банка квартальной прибыли, да и остальные пять из «великолепной шестерки» не сильно от него отстали, то мелкие банки продолжали разоряться изо дня в день.

Едва ли образованный и опытный экономист мог не понимать, что происходит. Во всяком случае, американское общество понимало и мучительно искало выход из тупика. В 2009 году администрация Обамы предложила создать CFPA, Агентство по финансовой защите потребителей, наделенное широким спектром полномочий от запрещения тех или иных финансовых инструментов до навязывания финансовым институтам более простых и понятных заемщикам кредитов. Так мог бы выглядеть урок, вынесенный с этого кризиса, но Уолл-стрит устроила настоящую войну против CFPA – за 9 месяцев 2009 года отрасль потратила на лоббирование 344$ млн., – Бернанке был в первых рядах тех, кто уверял, что несмотря ни на что отрасль не нуждается в регулировании, – и в результате закон о CFPA был принят в кастрированном, нежизнеспособном виде.

Вещь требовала еще и еще, и Бернанке был только ее органом. Единственное, что он мог делать и делал, – это эмиссия, эмиссия и еще раз эмиссия. Не удивительно, что эффект от взмаха волшебной палочкой с каждым разом становился все слабее и слабее: начиная с 2010 года Бернанке говорил о ней все с меньшим энтузиазмом, а однажды во Франкфурте заикнулся даже об ущербности долларового стандарта. Финансовый рынок от каждого публичного выступления Бернанке ждал, что он объявит об эмиссии, а он все тянул и тянул, и в конце концов давал, конечно, еще денег, но каждый раз все менее охотно – образованный экономист не мог не понимать, что это лишь способ надуть еще один финансовый пузырь.

Наконец, в 2013 году Бернанке оказался заложником собственного обещания прекратить эмиссию в том случае, если показатели занятости вырастут (а показатели эти, вероятно, специально натянули, потому что правительству Обамы нужна хорошая мина перед выборами в Конгресс), и прекрасно понимая, что реальный сектор давно уже не никак не реагирует на это искусственное дыхание, но финансовый сектор смотрит на ФРС, как стая волков на лесника с куском мяса в руке, выполнил половинчатую, ни вашим, ни нашим, эмиссию – после чего сообщил, что не будет переизбираться на новый срок.

Бернанке выжали, как лимон, и выбросили, как отработанное топливо, – когда организм-реципент слабеет, Вещь выбирает себе новый организм, только и всего. Праздник должен продолжаться. Банкет снова оплатят налогоплательщики. Кому-то точно придется пойти под нож, но это уже точно будет не он, не хороший мальчик из еврейской семьи.