Сегодня исполнилось 150 лет, как письменный лезгинский язык стал языком общения.

Автор : Мансур Куьреви

Сейчас можно то там, то здесь читать, что и до Эмина были поэты, писавшие на лезгинском языке с помощью арабских букв. Наверное, были. Но только при Эмине и благодаря ему лезгинский язык стал языком письменного общения между людьми. Пока один человек пишет свои стихи на лезгинском, это ещё не является зарождением письменности. Временем зарождения письменности на определенном языке можно считать тот момент, когда на письмо на этом языке адресат первый раз отвечает письмом на том же языке, т.е. тот момент, когда письменность становится инструментом общения. Возникает вопрос: каков первый зарегистрированный случай, когда люди обменялись письмами на лезгинском языке?

Ещё в 1960 году А.Г.Агаев в сборнике стихов, составленном им, рассказал, что он получил от Гаджиева Сейфудина из села Векеляр (Векьелар) Касумкентского района текст стихотворения-ответа на лезгинском языке, написанного в 1871 году письмоводителем суда Кюринского округа Казанфаром из Мамрача в ответ на письмо в стихах Етима Эмина, которое в последующем стало известно как стихотворение поэта под названием «Дустуниз» (Другу). В своем сборнике А.Г.Агаев привел тексты посланий на лезгинском языке Эмина из Ялцуга и ответного послания Казанфара из Мамрача. Вот этот обмен посланиями на лезгинском языке и известен в истории как первая переписка на лезгинском языке. К сожалению, следы этой переписки 60 лет назад затерялись…

Мы нашли те самые стихи Етима Эмина и Казанфара из Мамрача, которыми они обменивались в 1871 году. Копия их текстов, записанных арабскими буквами, приводим ниже. В кириллическом представлении послание Эмина выглядело в виде такой газели:

[Эй азиз, Де]ли-Вирана, чун хьтин дустар жедани? [Дустунин] мескен датIана мегер икьван дар жедани?

[…]чир ийидай, белки чаз вун акунайтlа,
[…] акатай бахт(и)суз паяр жедани?

Виридаз дуст авай чка рехъ ачух уьлчуь хьайила, Чаз мегер дуст авай къапу икI кIеви Хейбар[1] жедани?

Алемарин сан я гзаф, гьич садазни вири сад туш, – Дустни масад сад садавди мегер барабар жедани?

Хъсан за пун чир ийидай, белки чаз вун акунайтIа. Ви патав илчи ракъайтIа, яраб вун бизар жедани?

Нече шумуд югъ я хьи, зун Межнун хьана чуьллераваз, Тамарзу я(з) дуст акунихъ, икI рекье цацар жедани?

Дуст дустунин зияратдиз агакьайла, нури-гуьзуьм[2], Дустуниз дустун къапудал мегер бес кафтар[3] жедани?

Етим Эмина лугьуда: «Дуст далудин дагъ язава», Тушиз хьайла, бес гьавайда гьакI мужаррад[4] тIвар жедани?

[1] Хейбар – инал къеле (кьисайрик квай Хейбар къеле).
[2] Нури-гуьзуьм – зи вилин нур.
[3] Садыкьиди «кафтар» гафунин чкадал «дапlар» гаф кхьенва.
[4] Мужаррад – инал гьакIан буш, кьуру тIвар.

Обстоятельства появления этого обращения таковы. В 1867 году барон Петр Карлович Услар приступил к изучению лезгинского языка. Ему в этом помогал тот самый Казанфар из Мамрача, они совершали различные экспедиции в лезгинские сёла. Очередной раз они с бароном «углубились» в лезгинскую среду, заселившись в лезгинском селении Хутаргъ. Вот тогда Эмин написал своему другу, немного подзабывшему его из-за Услара, письмо в стихах, где сказал, что учёных в мире много («алемарин сан я гзаф»), а друга разве можно признать с кем-либо равным («Дустни масад сад садавди мегер барабар жедани?»). И добавил: «Друг за спиной – это гора» («Дуст далуди(хъ) дагъ язава»).

На это письмо Казанфар из Мамрача ответил на лезгинском языке стихами:

Аферин хьуй ваз, вун хьуй сагъ, эй азиз.
Ваз несиб хьуй женнетдин багъ, эй азиз.
Агакьайла а ви чар захъ, хьана зун
Дустарин кьилив уьзуьагъ, эй азиз.

Валлагь, авуна ви кагъазда авай
Маргьабади зи дамах чагъ, эй азиз.
Чир хьана ваз, гьич жедач ахмакьариз
Дуст я дустун далудин дагъ, эй азиз.

Валлагь, авач (садазни) вун хьтин дуст,
Гьар са дустуниз – вун варз, рагъ, эй азиз.
Зун я магьзур, ша Хутаргъиз вун къе физ,
Ви дидардихъ зун я муштагъ, эй азиз.

Хьуй чи дуствал эбеди, на заз чIалар
Гьар вахтунда кхьиз ра(къа)гъ, эй азиз.
На куькIуьрна, стха, вун аллагьди хуьй,
Дели-Виранадиз чирагъ, эй азиз.

Из этих стихов мы узнаём, что все до сих пор ошибались, считая, что литературным псевдонимом Казанфара из Мамрача являлось имя «Бедел-Виране», что означало «Противовес разрушению». Сейчас выясняется, что сам себя он называл «Дели-Виране», что приблизительно можно перевести как «Разбитая душа». Но не это самое главное, друзья. Самое главное для понимания отношений этих выдающихся представителей культуры лезгин – это изумительный комментарий, оставленный Казанфаром на арабском языке под стихотворением. Он написал комментарий такого смысла: «Завершил написание этого бедняга из Мамрача Казанфар (и оно написано) как нечто незначительное в качестве ответа благороднейшему брату, великолепнейшему другу, почтенному малле Эмину – да хранит его Разъясняющий Владыка! Аминь! 13-го рамадана 1288 (25.11.1871), в поселении Хутарг».

Таким образом, друзья мои, мы установили, что Эмина ещё при жизни, когда ему было 31 год, его друзья уже считали тем, кто для них «зажег факел», кто им показывал "дорогу". О его «благородстве» и «великолепии» мы не говорим…

Мы также установили, что первый зафиксированный обмен письмами на лезгинском языке произошёл 25 ноября 1871 года. Потому этот день можно считать днём рождения лезгинской письменности!

p.s.

Мы продолжаем работу над тем, чтобы прочесть второй бейт послания Эмина, которого почему-то нет в сборнике А.Г.Агаева 1960 года, и, вообще, над более правильной расшифровкой обоих писем этих замечательных сыновей лезгинского народа...