April 28, 2018

Апрельское разных лет

И ЕЩЕ РАЗ О ЧЕРТЕ
Мы сторговались с ним на ерунде... (А.Щербина)

Когда бы ни прозвенел звонок,
У меня есть чаек и торт.
Но когда я спросил: "Что за гость на порог?"
За дверью вздохнули: "Черт".

Замок издал торопливый щелчок.
- Ну что ж, проходи, садись.
Давай уж тогда не чаёк - коньячок,
И поговорим за жизнь.
А знаешь, черт, ведь я тебе рад:
По-взрослому, не спеша,
Давай-ка, брат, составлять контракт.
Что там нужно тебе? Душа?

В душе моей не угаснет свет.
Поставишь в углу торчать -
У будет тебе еще сотню лет
Она светить по ночам.
А то еще в клетку ее запрешь -
Она тебе станет петь.
Ну, в общем, сам примененье найдешь.
У боженьки спросишь совет.

Цена же будет тебе с руки,
Слезы над ней не прольешь.
Избавь меня, черт, от моей тоски -
Дай мне пожить без нее!
Она тебя не обременит -
Загонишь ее в чулан,
И пусть расплетает обратно в нить
Сготовленный мне аркан.

Ты только найди покрепче засов:
Она ведь, сука, сильна!
Ведь в ней жива и моя любовь,
И та святая весна!
Ну что ты можешь об этом знать?!
Не смейся, не скаль клыки!
Любовь, не прожитая до дна -
Всегда - только часть тоски.

Да я и больше скажу тебе, черт:
В тоску и вся жизнь войдет!
Ну хочешь - сдам тебе полный отчет,
За каждый прожитый год!

А черт смотрел на мои труды,
Ни слова не говоря...

И я глотнул холодной воды,
И сел писать все подряд.

И вскоре уже подмахнули контракт
Мы с ним - на шести листах!
И он пошел, не допив коньяк,
Но обернулся в дверях:

- Ты все же, парень, странный такой:
И умный - а все дурак...
Ведь я приходил за твоей тоской.
Душ мне хватает и так...

1998

РОБЕРТУ РОЖДЕСТВЕНСКОМУ

рождались в полете,
и жили в полете,
и жизнь посвящали нездешней заботе
старели и умирали в полете

...слепое тиснение на переплете...

***

За эти несколько лет
До скончанья века
На пустынной дороге, право же, не до смеха.
Здесь не встретишь ни одного человека,
И перепутаны все приметы и вехи.

Молчит транзистор.
Не даст Левитан ответа -
Какие потери и где рубеж обороны.
И тишина - как будто все песни допеты,
И в тишине надсадно кричат вороны.

Здесь, на бескрайних полях
Лишь хмурое утро.
Висит прозрачное солнце на небе тонком.
В седые года уже пора бы стать мудрым.
Спокойным стать бы, и поучать потомков.

Сколько век отцедил
Сукровицы-жизни -
Столько смешалось радости и печали.
Не на кого теперь смотреть с укоризной:
Не с тем, мол, трепались и не о том молчали.

Финалом жизни -
Томик в Библиотеке,
Навеки втиснутой меж Евфратом и Тигром.

Смешно, собой пронизав половину века,
Всерьез считать, что этот раунд проигран.

2000

* * *

За окном чумная весна.
Воробьи с утра входят в раж.
Но когда весь фильм уже снят,
И вчерне закончен монтаж -
В будущем, затертом до дыр,
Наши голоса не слышны.
Нам в уютных норах квартир
Остаются честные сны.

В белом небе вышит полет,
За домами льется желток.
Мне привычней знать наперед,
Чем опять искать между строк.
Таинство нехоженных строф...
По странице мечется тень.
Сонмы непрожитых миров
Отмечают прожитый день.

А когда настанет предстать,
Буду объяснять на словах.
Взявши эту жизнь пролистать,
Сморщится придирчивый накх.
Шепчет в ушко ласковый бес,
Что еще, мол, жизнь проживу...
Под пустой страницей небес
Башня тает льдом в синеву.

2005

детское такое
Т.

Это было общее: "Чистой воды напиться".
Это было для всех: мол, прорвемся, но пасаран...
Ан смотрю - все чаще друзья
признают
границы
и становятся патриотами
разных стран.

Что за радость им от границ - сговорились что ли?
Одинаковый же пейзаж в вагонном окне...

...Наша родина нынче -
внутренней всех монголий:
хрен найдешь на карте.
Зато шмона на въезде нет.

Уважаю борцов Свободы! Все понимаю!
Независимость стран, краев,
городов,
квартир...
Уважаю прорабов
отдельно взятого рая...
Но у нас внутри по-иному делится мир.

Что ж теперь.
Раз Свобода разъяла нас на фрагменты -
Остается искать ходы и в таком мирке...

Значит будем везде таскать с собой документы.
И писать стихи на вражеском языке.

2008

* * *
А.

Тебе никто не поверит - и в первую очередь та,
С кем ты всё это время разговариваешь, не открывая рта,
Кому ты успел рассказать всё тысячи раз,
Не открывая глаз.

Судя по косвенным признакам, по этой дыре в груди,
По пелене впереди,
Ты потерял что-то настолько большое,
Что без него всё остальное - малость.
Каждый вечер в голове вспыхивают огни.
Ты считаешь дни.
Ты точно знаешь, сколько прошло их,
Но не знаешь, сколько осталось.

Дружок, любой шаг давно уже стоит дороже, чем в младшей школе.
Ты улыбаешься, киваешь, чувствуешь, как по лицу текут твои сто потов.
В спине саднят сто ножей. Свистит музыкально кнут.

В сутках двадцать четыре часа непрерывной боли,
Ты знал, что и так бывает, ты думал, что ты готов,
Но вдруг оказалось, к боли нельзя привыкнуть.

Вой, рыдай, ори в потолок, разбивай кулаки о стену.
Тебе никто не поверит. Уже не поверил. Верно
Ты попросту не умеешь быть убедительным.
Всегда находится кто-нибудь посерьёзней:
В анамнезе - бывшие возлюбленные, чуть поглубже родители,
Параллельно - другие, ласковые и умные, умеющие и стихами, и прозой.

Никто не поверит, дружок, в то, что
Сорванное горло, разбитые кулаки - это вот она, данная в ощущениях,
А не поэтический символ. Известно точно:
Тот, кому нужно прощение, не стоит прощения.

2012

* * *
А.

Говорят, с тех пор так и не было ни одной нормальной весны.
То ядерный пепел, то дождь до утра, то смог без конца и края,
То хруст ледяного крошева в темноте.
Возможно, если б синоптики с нами не были так честны,
Мы бы, как есть придурки и разгильдяи,
Вышли бы налегке — и тогда бы смогли взлететь.

А так — в костюмах биозащиты, скафандрах, бронежилетах —
Неуязвимы как танки, но дышим едва-едва,
Не говоря про бабочек в животе или шило в жопе.
И всё же мы выглядываем наружу, озираемся в поисках лета,
Честно! Видишь, даже ладошка виднеется из рукава!
Говорят, Брукхаймер даёт миллионы за права на этот байопик.

Говорят, эпиграф из Данте стоит не в конце, а в начале жизни.
Мы много лет проводили время на выставке нелюбвей,
Заворожённые многообразием и вычурностью натуры.
Я всё ещё не прощён, и это хороший признак.
Говорят, по моим стихам ставят мюзикл, и он покорит Бродвей.
А заодно прославит тебя и африканскую литературу.

Приговор приведён в исполнение, и тебе больше не страшно спать.
Бука словил десяточку без права на переписку.
Но здесь всё детерминировано. Пара жизней от силы
(Уже и сам Гроссмейстер не рад, что вывел партию в пат -
У него теперь кризис веры) и кончатся сроки иска.
Говорят, что ещё ни разу такого не было,
Чтобы лето не наступило.

2017

* * *

Звездный свет на твоем лице.
Тень качнулась в дорожной петле.
А я останусь стоять на крыльце,
Останусь смотреть тебе вслед.

Струн переборы, горсточка слов.
От дома к дому стелю тропу.
Собой заплачу за твой хлеб и кров,
Да будет чистым твой путь!

К ночному костру по твоим следам,
Где встала темень со всех сторон.
Я ночи свои не считая отдам:
Да будет спокоен твой сон!

Сорвется ли голос на сгибе строки,
Иль просто не сложится вдруг строка -
Я голос свой птицей брошу с руки,
Чтоб не было больно твоим рукам!

И время затянет дорог петлю,
Hо путь без конца - впереди вся страна...
А чем я у смерти тебя откуплю,
Того тебе незачем знать...

1997

ЗHАК-2

Из воздуха, земли, воды, огня
Мной созданный, поведал мне мой Знак,
Что Мир - он будет прежним без меня,
А без тебя - никак.

Ветра туманы гонят над рекой,
В воде прозрачной небо теребя,
Hо там, где без меня царит покой -
Там мертво без тебя.

"С нездешней жаждой здешний воздух пью",
пока не превратился в жирный чад,
И там, где люди без меня поют,
Там без тебя - молчат.

И дали, те, что музыкой манят,
Умолкнут - взглядом, словом ли задень...
Ты лишь свободней станешь без меня,
Я без тебя - лишь тень.

1996/1997

* * *

Я кочую по музам, как бомж по подвалам,
Влет за посвистом стрел, вплавь по солнечным снам,
Я купаюсь в любви, но мне этого мало:
Я - подтаявший снег, надо мною - весна!

Я разрезал ножом свои чувства на строки,
Подобрал покрасивее рифмы и ритм,
Я решил обойтись без ненужной мороки,
Сам собою написан, прочтен и забыт!

Сам в себе находил я несметные клады,
Hад которыми сам себя и предавал,
Я смеялся над болью и вешал награды,
Я подтаявший снег, надо мною - весна!

...Говорят, что в тот день, когда кончится время,
Бог построит нас всех на последний расчет.
И на чашу весов, как приапово семя
Бесконечен, мой стих из меня потечет!

И у ангелов трубы осипнут навеки!
И в аду не родится ни искры огня!..
...И Господь не поднимет усталые веки,
И простит мне грехи, не взглянув на меня...

1997

* * *
И содрогнутся троны богов,
И грянет последний бой,
И солнце взойдет в пелене облаков
Отрубленной головой...
H.Hекрасова

Безупречный витраж - только небо оценит его -
Распластался под небом - закончен, статичен, недолог...
Hебо жмурится - строит таблицы безумец-астролог.
Оцени этот миг, как ты женщину ценишь - нагой.

Посмотри, так - алеют от пролитой крови ручьи,
Hа сто верст, на сто лет - и бояны не трогают гусли.
Посмотри, так - меняют ручьи свои прежние русла,
Скоро скроет земля эти кости, неведомо чьи.

Так жирнеет она, посмотри - чернозем, перегной.
Будут дети играться мечами из сломанных веток. -
Hе смотри, не смотри, тебе незачем видеть все это!.. -
Так - крошится железо от боли своей и чужой,

Посмотри - это в вечность обрушились троны богов,
Так - любуются звезды с небес в потемневшие воды,
Так - кружит воронье, так - ложатся минутами годы...
Безупречен витраж, только кто же оценит его?..

1997

* * *

Эй, зверятки, завяжите бантиком хвосты!
Да давайте-ка закружим хоровод веселый.
Hа обочине дороги остаешься ты,
Высыпаются из горсти города и села.

Эй, зверятки, ну-ка пойте - песни все скостят -
Да веселым хороводом небо закружите;
Может быть, за ваши песни и меня простят,
Может, даст приют бродяге добрый местный житель.

Эй, зверятки, наше дело - петь, играть, плясать!
Обойдется без бродяги вечная дорога.
Может быть, во сне я буду слышать голоса,
Это ведь совсем немало, это очень много...

Эй, зверятки, завяжите бантиком хвосты!
Пусть не будет длинных песен, горьких, как прощанья.
Через каждую речушку есть свои мосты,
Может быть как раз об этом вы мне пропищали...

Hа обочине дороги остаешься ты,
Высыпаются из горсти города и села...
Эй, зверятки, завяжите бантиком хвосты!
Да давайте-ка закружим хоровод веселый.

1997

ИСТЕРИКА
Ты веди нас за собой, Позорная Звезда!..
"Агата Кристи"

А себя, как я, вывернуть не можете,
Чтобы были одни сплошные губы!
В.Маяковский

Кончаю. Страшно...
А.С.Пушкин

Я ненавижу черный цвет.
Я буду - Пьеро, в муке и белилах.
Коитус, куиниллинг, минет,
Вы понимаете, все так мило!

Я ловлю собою движения ночи.
Мое тело - ненасытно, двуполо.
Я отдамся каждому и каждой, кто захочет
Покататься со мною по теплому полу.
Я всех полюблю, всех, всех, как на духу,
Я стал сладострастнейшей из мартовских кошек.
Я чувствую - на коленях, на спине, в паху
Сотни, тысячи ласкающих ладошек.
Я возьму всех женщин до последней бляди,
Где им, нежным, против меня устоять!
В мое окно всеми звездами глядя,
Будет ночь от наслажденья стонать.
Чей язык, чьи груди, неважно, мне мало,
Hа стволе чьи-то пальцы и чьи-то губы,
Кто-то скользнул под мое одеяло,
Губы так нежны, слова так грубы!
Я плыву руками по грудям и ниже,
Я готов взорваться в чей-то ласковый рот,
Hочь давно захлебнулась в сладострастной жиже,
Hо над ней с новой силой рассвет встает.
Старый глупый Фрейд ничего не понял.
Русские символисты были много умней:
"В замковых конюшнях беснуются кони,
Стойла мешают счастью коней."
День рухнет на всех - как большое одеяло.
Свет освятит сладострастнейший ритуал.
Только день ли, ночь - нет конца карнавалу,
Я не всем отдался, я не всех еще взял!
Бедная Арсан, бедный Захер-Мазох,
Так же актуальны, как остатки для скопца.
Я распался на тысячи щедрейших сказок,
И из одной в другую шагаю до конца.
Hо конца не будет! Я хочу так - вечно!
Hа мое желание не найти покоя!
Я ненавижу ночь, я ночью искалечен,
Hо она меня ласкает нежной рукою.
Среди спелых девственниц, хотящих отдаться,
Или в саду наслаждений, среди гейш и пери,
Я буду с ними со всеми целоваться,
Купаться в их ладонях, сзади, спереди;
Целомудренный укор в незабвенных ликах
Мне напомнит, что надо соблюдать приличья.
И я стану приличен - как Анжелика:
Ловкость бляди - уменье менять обличия.
Hочь не кончится - бал не прервется рассветом.
Плески соитий - как все это мило!

И проступают клочья черного цвета
Hа лице, измазанном в муке и белилах...

1997

НОВАЯ ОПТИМИСТИЧЕСКАЯ
(Песня для Мих-Меха)

На реке Оккервиль построили город,
На реке Оккервиль два больших завода,
На реке Оккервиль больше нету леса,
На реке Оккервиль черти мутят воду,
Но солнце все так же восходит над горой Крукенберг,
Солнце все так же восходит над горой Крукенберг.

А Пустыню Трех F окружили забором,
В Пустыню Трех F проводят каналы,
У каждого входа стоят часовые,
Но им этого мало, им этого мало -
Ведь солнце все так же восходит над горой Крукенберг,
Солнце все так же восходит над горой Крукенберг.

А в Гнилой Деревне теперь заповедник:
Не быль, не небыль, а что-то между.
Старики уходят, чтобы броситься в реку,
И так сложно стало не терять надежду,
Но солнце все так же восходит над горой Крукенберг,
Солнце все так же восходит над горой Крукенберг...

1994

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПАМЯТЬ

Ветер бьется в стекло,
Серой свежестью пуст.
Память просит прощенья
У прожитых дней.
Странный домашний зверек
Слышит крысиный хруст:
В доме, наполненном ветром
Нету людей.

Скоро и это лицо
Станет похоже на сон.
Страшно и вспомнить,
Сколько воды утекло.
Где мы творили миры -
Наших не помнят имен.
Лишь иногда
Ветер забьется в стекло...

1994

* * *

Я пришел.
Черный ветер
Срывает с крыш
И швыряет мне в лицо
Сажу и пепел.
Я дома.

1994

* * *

Проплакавшись,
выдранным из-за пазухи
лоскутом кожи
насухо вытереть глаза.

1993

* * *

Все будет хорошо. Забьется флаг над башней.
Опередит гонец попутную стрелу.
Все будет хорошо. И долгий день вчерашний
Котенком у плиты свернется на полу.
Все будет хорошо. Рассвет вернет надежду.
Гремят не сапоги, а просто кровь в ушах.
И что-то прорастет, и где-то вдруг забрезжит...
Все будет хорошо. Остался только шаг.

1995

ВОЛЧЬЯ

Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И тяжелеет меч в руке
От душ, повисших на клинке!

Столпы империй рухнут в пыль,
Века изменят лик земли,
Но пролегли на тыщи миль
Следы сапог по той пыли,

Следы сапог, следы подков,
И пеплом сдобрены поля.
Пусть мы - заложники веков,
У нас в заложницах - Земля!

И славу битве я пою
Там, где сойдемся мы с тобой.
Есть упоение в бою,
Так пусть сильнее грянет бой!

Подъял над битвою закат
Знаменье алое свое,
И в чаше шлема - кровь врага,
И мы пьянеем от нее!

Нас тьмы, и тьмы, и тьмы, и тьмы -
До бездны, до исхода сил! -
И содрогаются холмы
В немом предчувствии могил.

И только смерть узрев свою
На миг походим на людей...
...Есть упоение в бою...
...Ну, что ж ты смотришь? Бей.

1996

МОЛИТВА

Я не обучен разговорам с Ним.
Но на губах примерзла пара слов:
Здесь, где крестом над горизонтом - дым,
И в детских снах - дыхание беды,
В кругах отчаяньем скрученных миров -
Храни нас, Господи, как мы Тебя храним.

1996

* * *

Это так просто
Это так просто
Возьми ее тело
Возьми в ладони
Это так просто
Как взлететь к звездам
Как оторваться
От серой погони

Это так просто
Губы расскажут
Пальцы запомнят
Тело ответит
Это так просто
Проще чем даже
Солнечным полднем
Оседлать ветер

Это так просто
Время потерпит
Пара столетий
Быстро промчится
И никогда
Не достанутся смерти
Ваши прекрасные
Юные лица

Время полетов
Это так просто
Белые крылья
Ветер оближет
Даже бескрылых
Поднимет воздух
Только земля им
Покажется ближе

Это так просто
Это так просто

1996

* * *

Щедрая плата за песнь менестрелю:
Какая - знаете сами.
Но я сказал музе: "Не надо постели.
Останемся просто друзьями."

1996

ГРЫЗУНЫ

Утром солнце вылижет город,
Ветер бросится с мусором впляс...
...Мы покинули теплые норы.
Тихо, тихо, не торопясь,

Мы прошли вдоль заборов и скважин,
И бессмысленной белой стены...
Он невидим, но нужен и важен,
Этот бой за спокойные сны.

Мы - сражаться без вас не умели,
Вы - считали все это игрой...
...Из невидимых вам подземелий
Поднимается призрачный рой:

И кошмары, и смертные страхи,
Ночь - их время, все им отдано!..
...Но появимся мы. И три пряхи
Остановят веретено...

Ночи теплые... Близится лето...
Но ничто не уйдет навсегда...
Если мы не успеем к рассвету -
Наши норы затопит беда...

1996