Холодно

Полдень. Солнца не было видно. Так же, как и бесчисленное множество дней в течение многих лет до этого. Постоянная серость неба и холодная белизна земли, покрытой доселе невиданной снежной шапкой, — это всё, что видел любой, кто имел неосторожность дожить до сего дня.

Со стороны ближайшего холма, нашпигованного теперь уже неживыми ясенями, раздался леденящий душу вой. И мгновение спустя, словно какое-то странное эхо, схожий вой послышался совсем с другой стороны, из небольшой заледенелой лощины. Им отвечал заунывный и постепенно уходящий вдаль, даже несколько печальный, скулёж. Близость людских жилищ уже нисколько не пугала диких животных; ныне они осмеливались забредать и в те места, где ранее человек был хозяином земли. Неожиданно раздался полный боли визг, оборвавшийся столь же резко. То было жестокое противостояние двух наиболее опасных хищников в этих краях, за исключением, пожалуй, мороза. Ранее людские братья меньшие существовали в относительной гармонии, подчиняясь естественным законам природы. Теперь же даже животные озлобились до невообразимости и устраивали ужасающие своей жестокостью и кровавостью схватки за каждый клочок промёрзлой земли или кусочек от полусгнивших останков своих же собратьев.

Поднялся сильный ветер, который, казалось, способен смести любое существо со своего пути и навеки похоронить под снежными барханами. Именно он донёс звуки схватки до наших ушей.

— Это волки? — с лёгким испугом спросил высокий дрожащий голос где-то позади, — или это…

— ...кто-то похуже? — мрачно закончил другой голос, казалось, никогда не ведавший радости, — да, Бакс, ты прав.

Грим, шедший впереди, раздраженно скрипнул зубами и ускорил шаг. Наши спутники не вызывали у него особой симпатии, скорее даже наоборот; однако Грим предпочитал хоть какую-то компанию смертельно опасному одиночеству. Небольшая группа людей всё ещё бросала вызов мертвящему холоду, упрямо пробираясь через заснеженное поле. Шесть человек, узкой колонной пересекающие бывшие фермерские угодья. Неподалёку виднелась маленькая хижина, которая и являлась пунктом назначения.

Кто может быть хуже волков? Медведи? Другие люди? И да, и нет. Зависит от вашего везения. Однако среди групп выживших, бродивших по морозной пустоши, распространялись страшные слухи. Несколько лет назад я бы наверное поднял на смех эти россказни. Россказни о духах природы, восставших мстителях, охотящихся на остатки рода человеческого.

Кто-то говорил, что это особенно дикие и опасные волки; кто-то наделял их совсем уж неестественными чертами, вроде нескольких глаз или хвостов, склизких щупалец или прожигающей любую материю слюне. Один траппер рассказывал, что эти дух вселяются в людей, постепенно подтачивают их волю и наконец вынуждают жестоко расправиться со своими товарищами. Сказки? Чепуха? Однозначно.

Но в эту новую эпоху, когда законы мироздания прекратили действовать, позволяя нам, как недобитым тараканам, хвататься за призрачную возможность выжить… в эту эпоху уже ничто не может звучать как сказки. Наши говорят, что Грим перебил свою предыдущую группу. Он маньяк? Или всего лишь защищался? Или эта небылица правдива и он был одержим? Что если он всё ещё носит в себе одного из этих… духов?

Я стараюсь следить за ним, но, чёрт возьми, если бы не Грим, мы бы не протянули так долго. Он очень хорош. Именно он и провёл нас сквозь эту бесконечную слепящую своей белизной пустыню; с его помощью мы добрались до этой хижины, где наконец могли почувствовать себя в относительной безопасности.

Длинные языки пламени своим резвым танцем освещали часть комнаты, оставляя на стенах изощренные, причудливо прыгающие тени. Обрывки обоев на стенах были покрыты непонятными пятнами: грязь или кровь; мысль о втором заставляла каждого из нас с тихим трепетом отдаться воспаленной фантазии, рисующей сцены ужасающего насилия, которое могло здесь произойти. Но с той же долей вероятности это могла быть и простая грязь. Эта неопределённость лишь ещё больше связывала путами страха разумы истощённых людей. Стол, обломки которого и послужили дровами, и стулья, о чьи разбросанные части то и дело спотыкались люди, говорили о том, что некогда этот домик был вполне обитаем; когда-то в нём даже чувствовался уют. Скрипнула старая дверь, мощный порыв ледяного свистящего ветра прорвался внутрь, заставив находившихся там людей поежится, а пламя костра — заколыхаться ещё сильнее. То был проклятый Долок, высокий, полноватый мужчина преклонных лет с большой косматой бородой; он вышел по малой нужде, чем вызвал раздражение остальных, коим хотелось поскорее согреться у костра и избавиться от сильного чувства голода, которое появилось за многие часы пути на морозе.

— Крепко же нас завтра прижмет, если решим идти дальше, — низким глубоким голосом с легкой хрипотцой пожаловался Долок, — что скажешь, кэп?

— Думаю можно задержаться здесь на пару дней, — слишком уж ровно ответил Грим, — еды у нас должно хватить. Но завтра нужно обойти двор, возможно что-нибудь сможем найти.

Послышались уставшие голоса одобрения — Грим, хоть он и не пользовался абсолютным авторитетом, был самым опытным в группе и, как мне казалось, самым разумным.

Удовлетворенно кивнув, он осторожно взял кусок жареного мяса с металлической пластины, на которой был приготовлен сегодняшний ужин, и медленно отошел в угол комнаты к старому камину. Я должно быть параноик; особенно по сравнению с остальными, которые беззаботно болтали после тяжёлого перехода. Я присел в середине зала и принялся жевать жёсткий кусок мяса.

Грим откусил небольшой кусочек; мясо было и вправду очень жестким и дурно пахнущим. Принадлежало оно большому старому псу — верному приятелю Бакстера, самого юного члена отряда. Беднягу пришлось зарезать на подходе к ферме; зверь явно не перенес бы ещё день там, на морозе. Прикрыв глаза, я увидел последние минуты жизни пса, всё происходило словно в тумане. Вот Тэйган, отец Бакстера, крепко удерживал сына, который пытался вырвать и помочь приятелю, сам зверь, казалось, смирился с судьбой и практически не сопротивлялся. Впрочем, при всем желании он не смог бы вырваться из крепкой хватки Долока; словно почуяв приближающийся кусок стали, пес дернулся за миг до удара ножом, унесшего его жизнь. Ещё один человек из отряда, Корд, в прошлом был охотником. Он быстро и аккуратно освежевал труп пса — группа получила немного мяса и довольно-таки теплую шкуру.

Я вновь вспомнил о духах. Тех, что подавляют волю выживших, заставляют их прерывать жизни своих собратьев и любых других живых тварей. Эти духи как санитары леса, святая инквизиция сил природы; они пробуждают всё Звериное в людях… Согласно россказням, разумеется. Но одна мысль не даёт мне покоя — я ей поделюсь с тобой.

Я вновь ретроспективно прочувствовал гибель бедного животного. Чёрт, пёс был настоящим красавчиком; и хорошим другом. И вот мы едим его. В желудке не пусто... на сей раз, но в душе паршиво. Достойны ли мы жизни после того, на что мы пошли, чтобы выжить? Эта вечная полутьма, мертвая холодная земля. Причиной были мы, люди. Мы убивали флору, фауну, самих себя. Убивали жестоко, даже не задумываясь о совершённом. Нещадно истребляли Жизнь каждым днём своего существования. Так что если мы действительно одержимы? Именно мы, люди? Ведь ни один существующий вид не способствовал такому исходу: Мать-Земля умирала, но мы нещадно эксплуатировали её, выжимали все соки. И делали мы это, — в точку! — ради выживания; и процветания нашей цивилизации, верно? Мы — последнее поколение эксплуататоров. После нас не будет никого. Назад уже не повернёшь, слишком поздно. Итак, достойны ли мы жизни после того, на что мы пошли ради выживания? Мать отвечает. Отвечает пронизывающим до самых костей холодом. Отвечает беспросветной серостью неба. Отвечает одичавшими людьми и бешеным зверьём. Отвечает: «Нет».