После войны
После Второй мировой войны в Америке родилось движение битников (beatniks) — таких харизматично-придурковатых кочевников и воинов-поэтов жизни, бродящих по стране и напрягающих честных состоятельных горожан. Это было Beat Generation, разбитое поколение. Целый пласт американской культуры, с историей которого я, признаться, знаком весьма поверхностно.
Потому если захочешь поправить меня, то буду
рад обсудить этот виток истории искусства.
Моё восприятие говорит мне, что такой образ жизни, даже скорее такой взгляд на мир, являл собой не что иное, как механизм защиты, способ компенсации утраченного, путь перерождения, если хочешь. Картины последствий войны в головах этих людей превращались в ничто, стоило им отдаться манящей вдаль дороге. Дорога эта, впрочем, была не всегда реальным полотном асфальта; важно ведь было не покрытие или транспортное средство, вовсе нет; долгожданная жизнь чувствовалась где-то за пределами обыденной статики родных четырёх стен. И не столь важно для контекста этой мысли: были ли это стены маминой квартиры в Нью-Йорке или же своды дворца собственного сознания, выложенные лишь давящими на внутреннее око шорами, ложными принципами, да прочими конструктами среды воспитания.
Кто-то находил себя в творчестве, знакомился с новой своей личностью — личностью творца, наблюдавшим за толпой безумцев, открывающих заново вкус к жизни.
Другие же эту толпу обгоняли и возглавляли; бросались вперёд всех навстречу тем деликатесам эмоций и впечатлений, что предлагало неведомое будущее.
Первые становились Сэлами Парадайзами, вторые — Динами Мориарти.
Эти «дины» — существа совершенно невозможные. Не думаю, что такими людьми можно стать. Ими можно только родиться. Безумные, безбашенные, бесстрашные — настоящие музы для «сэлов». И ведь леди Фортуна им благоволила, жизнь «динов» удавалась столь яркой, что я испытал бы волну завистливого дискомфорта, наблюдая за таким человеком. Каким-то чёртом они знали (и знают), как нужно жить эту жизнь, чтобы она действительно оказалась жизнью, а не отматыванием срока в тюремном блоке Творение:
Жизнь?.. Да-а-а! Жизнь!
Не нужно учить старого маэстро новому мотиву!
А вот в работах этих «сэлов», к слову, нечасто можно увидеть следы гнусного нытья о прошедшей войне, но с лихвой здесь можно найти манифесты и пророчества, что станут в будущем частью, не побоюсь этого слова, ба-а-азы контркультурной революции 1960-х. Сколько же строк было исписано о том обществе, что стало эдаким хтоническим чудовищем-современником для желающих быть вне его порочных потоков денег и насилия бедных «сэлов».
Я видел лучшие умы моего поколения разрушенные безумием...
Так начинается «Вопль» прекрасного Аллена Гинзберга, провозвестника апокалипсиса. Поколение Гинзберга должно было быть чистым, невинным, почти что святым. Но оказалось низвергнуто в царства нижних этажей городских джунглей, куда уже не так часто попадают лучи солнца, задерживаясь в пентхаусах государей новой эры. Молчащее поколение, вот кем они стали с пришествием царства Молоха — того мига, когда лик общества преобразился оскалом милитаризма, и это чудовище, брызжа слюной, затребовало крови... Но речь здесь, конечно же, о Холодной войне.
Тоненькая ниточка проходит от того же, к примеру, Гинзберга к нашим с тобой соотечественникам, поэтам-шестидесятникам, прямиком в СССР. Можно ли назвать шестидесятников советской версией битников? С одной, стороны предпосылки этих культурных явлений схожи: череда масштабных национальных потрясений, вершиной которых стала самая настоящая война. С другой стороны же, реакция, а то есть образ действия этого культурного движения был совершенно иным. Если битники, словно возбуждённые уличные проповедники, возвещали о власти распада моральных кодексов, и более того, в чём-то это и практиковали, будучи гедонистической богемой, то их советские «собратья» (...ли?) таким пылом и радикализмом не обладали. Напротив, делая некий срез культурного кода этой небольшой эпохи, лично мне видится, что шестидесятники в больше степени стояли на возрождении человеческого облика, который, быть может, был частично утерян и забыт созерцанием полотнища кровавой бойни и эффективности сталинского менеджмента людских ресурсов. Это был культ возрождения идеалов пусть и временами далёких от суровой действительности (если речь, конечно не о «лейтенантской прозе» в «Новом Мире»), но всё же манящих своей искренностью и даже наивностью. Но в обоих полушариях, и в Западном, и в Восточном, творцы будто бы стремились к одному: переродить в себе и в окружающих настоящих людей, откопать из тьмы собственных душ эти реликты неосквернённого Творения, погребённые под слоем послевоенного пепла.
Так к чему же я это вёл?
Битники, как движение, остались, конечно, далеко в прошлом, в чужой для нас стране, даже на другом полушарии. Но битники, как носители определённого состояния сознания, вызванного травмированным обществом, несомненно не могут быть сдержаны ни временем, ни географией.
Что я вижу сейчас? Я вижу, что мои друзья и знакомые, коллеги и незнакомцы вокруг, просто люди, которыми я искренне восхищался, и которых искренне ненавидел — все они, вкупе с искусством и культурой наших дней, да и даже (особенно) в сочетании с поступками государей эры уже новейшей, покрыты зловонным семенем смеющегося Ареса. Даже воздух, которым я дышу, пока набираю этот текст, осквернён им, Владыкой Битв. В юности грёзы об авантюрах и сражениях заставляли мои глаза гореть ярким пламенем. И вот годы прошли, теперь я чувствую и на себе метку Эниалия. И быть может клеймо это на мне куда больше и явнее, чем на ближних моих? Или на тебе?
Огонь в нас не потухает со временем, вопреки законам физики, он просто становится другим. Более тусклым? — Возможно. Но не менее разрушительным. Выжги же им скверну Ареса Эниалия, пока в тебе он не переродился в Молоха. Ведь что если новое Beat-поколение — это наша с тобой доля? Чувствуешь ли ты себя таким же сломленным(-ой) происходящим, как и я? Быть может пришло время отдаться дороге, конца которой не видно?
Дороге творца, мечтателя и человека.
Если вам, товарищ майор, понравилось, то прошу Вас, равно как и ваших коллег, а также всех небезразличных граждан присоединяться.
