Доктор Джонатан Браун о наказании за вероотступничество в исламе

Данный текст является переводом лишь части (которая лично мне показалась наиболее интересной) большой статьи доктора Джонатана Брауна по теме вероотступничества. Полный оригинальный текст статьи доступен по ссылке: https://yaqeeninstitute.org/jonathan-brown/the-issue-of-apostasy-in-islam

Вероотступничество в исламе

В общественном и территориальном устройстве "Обители ислама" (дар уль-ислам), этой огромной структуры различных королевств и народов, связанных между собой верой в исламский правопорядок и принадлежностью к общине (умме) Мухаммада ﷺ, неудивительно, что официальное наказание за вероотступничество было суровым. Отчасти это было связано с тем, что доминирующие в то время правовые системы полагались на суровые наказания, чтобы возместить в качестве сдерживающего эффекта то, чего не хватало для эффективной работы полиции и правоохранительных органов. Суровое наказание оставалось лишь номинальным и на бумаге, чтобы у человека был страх перед ним в качестве сдерживающего фактора. Но главным образом то, что формировало позицию мусульманской правовой традиции в отношении вероотступничества от ислама, было то, как она понимала общественный порядок и идентичность. Это оказало большее влияние на законы вероотступничества, чем даже предписание Корана или сунны Пророка ﷺ.

Во всех классических школах суннитского и шиитского ислама наказанием для мусульманского вероотступника (муртада) была смерть. Юристы также согласились с тем, что только правитель может распорядиться о приведении этого наказания в исполнение (так же, как только суд или квалифицированный судья может объявить кого-либо неверующим). Решение об отступничестве основывалось, прежде всего, на трех хадисах в Сахих аль-Бухари.

Во-первых, Сподвижник ибн Аббас сообщил, что Пророк ﷺ сказал: "Кто изменит свою религию, убейте его". Во-вторых, Муазз ибн Джабаль сказал другому Сподвижнику, Абу Мусе аль-Ашари, что казнь отступника - это постановление Бога и Его Посланника. И, в-третьих, Пророк ﷺ сказал, что мусульманин может быть казнен только за убийство, прелюбодеяние или вероотступничество.

Эти хадисы являются отличными примерами того, как хадисы должны читаться в свете внешних доказательств. Во-первых, заповедь Пророка ﷺ "убить любого, кто изменяет свою религию" не может быть воспринята буквально, так как очевидно, что люди, меняющие свою религию на ислам, не совершили преступление. Это наоборот похвально. И изменение религий, например, с христианства на буддизм, тоже не имело никакого значения. Поэтому хадисы должны пониматься как предупреждение только тем, кто покидает ислам.
Точно так же не было преступлением открыто отрекаться от ислама из страха за свою безопасность до тех пор, пока человек все еще верит в своем сердце, как об этом ясно сказано в Коране (16:106). Наконец, вероотступничество считается таковым только в том случае, если человек, делающий это, здравомыслящий и взрослый, а для ханафитской школы права и ряда мнений в других школах - еще и обязательно трезвый.

Такая оговорка может показаться очевидной, но как только становится ясно, что такие высказывания, как упомянутые выше хадисы, не должны восприниматься категорически или в соответствии с их очевидным смыслом, открывается множество возможностей для интерпретации. Например, важно подчеркнуть, что мусульманские ученые согласились с тем, что речь идет только о внешних проявлениях вероотступничества, а не о частной религиозной практике людей. Из общего принципа шариата абсолютно ясно, что закон не стремится узнать, что находится в сердцах людей. Пророк ﷺ предупредил Усаму бин Зайда, что он не может знать, является ли обращение в ислам человека искренним, если только он не может "открыть его сердце". Сообщается, что сам Пророк ﷺ сказал: "Мне не было повелено искать, что там в сердцах людей или открывать их". Имам Шафии (ум. в 820 г.) отметил, что Пророк ﷺ вёл дела с людьми в соответствии с их внешними проявлениями веры, даже когда он знал, что они отступники или неверующие в их сердцах. Даже когда Бог дал Пророку ﷺ прямое знание о чьем-либо скрытом вероотступничестве, внешняя приверженность этого человека исламу делала его жизнь и имущество неприкосновенными.

Этот принцип был закреплен правоведами в шариатской доктрине, которая гласит: "Правила шариата касаются очевидного и внешнего, а Бог заботится о том, что находится в сердце (innamā al-aḥkām bi'l-ẓāhir wa Allāh yatawallā al-sarā'ir)". Умышленное игнорирование состояния частной веры людей вписывается в более широкий принцип шариата, заключающийся в уважении частной жизни, избегании "таджассуса" (поиск правонарушений, совершаемых в частной жизни, которые не ущемляют прав других людей) и предоставлении "сатра" (нахождение оправданий или закрытие глаз на личные проступки до тех пор, пока они не нарушают права других людей). Эти понятия укоренились в Коране, запрещающем таджассус (Коран 49:12), и в Сунне, где Пророк ﷺ неоднократно игнорирует человека, пытающегося признаться в нарушении одного из тяжких грехов.

"Если вы будете искать тайные грехи или постыдные поступки людей, то вы погубите не только их, но и себя" - предупреждает Пророк ﷺ. Ничего из этого не означает, что ислам не ценит искренность или внешнее поведение людей, проистекающее из их внутренней веры. Но с точки зрения закона, измерять можно только внешние проявления веры. Все остальное невозможно оценить с какой-либо степенью уверенности.

Мусульманские ученые расходятся во мнениях по двум другим деталям вероотступничества. Ханафитская школа отличается от других юридических школ тем, что женщин-вероотступниц не убивают, а только заключают в тюрьму. Они основываются на хадисе, который ханафиты считают надежным, и в котором Пророк ﷺ запретил убивать женщин, покинувших ислам. Однако большинство мусульманских ученых считают этот хадис ненадежным и вместо этого следуют принципу, согласно которому в наказаниях категории худуд к мужчинам и женщинам относятся одинаково.

Во-вторых, ученые расходятся во мнениях относительно того, следует ли дать возможность покаяться мусульманину, отказавшемуся от своей религии. Три суннитские школы права требовали дать им шанс, и ханафиты затем тоже сочли это целесообразным. Подавляющее большинство ученых-мусульман придерживалось мнения, что такую возможность покаяться следует предоставить, основываясь на ряде хадисов, в которых Пророк ﷺ упоминал о предоставлении вероотступникам шанса изменить свое мнение, а также на прецеденте халифа Умара. Большинство ученых-юристов давали три дня или три шанса, а Ибн Ханбаль (ум. в 855 г.) и Абу Ханифа (ум. в 767 г.) высказывали мнения о том, что обвиняемому должен быть дан месяц для покаяния. Известный ученый Ибн Хазм (ум. в 1064 г.) сообщает одно из мнений, согласно которому вероотступника следует три раза спросить, хочет ли он окончательно отступить от ислама навсегда (yustatābu abadan wa lā yuqtalu) или же это просто его временное замешательство. Он придерживается такого мнения на основании заявления Умара и постановления раннего юриста ан-Нахаи (ум. в 717 г.); хотя ан-Нахаи вероятно, имел в виду, что вероотступнику, неоднократно совершающему вероотступничество, должна быть предоставлена возможность каждый раз покаяться.

Ранняя умма мусульман и вероотступничество

То, как ранняя мусульманская община понимала вероотступничество, разительно отличается от более поздних постановлений юридических школ. Это наиболее отчетливо видно из постановлений самого Пророка ﷺ. Нет достоверных доказательств того, что Пророк ﷺ когда-либо казнил кого-либо за вероотступничество, как это отмечал известный ученый из Кордовы Ibn al-Ṭallāʿ (ум. в 1103 г.).

Когда один из сподвижников, Убайдулла бин Джахш, оставил ислам и стал христианином, в то время как мусульмане искали убежища в Эфиопии, Пророк ﷺ не приказал наказать его. В "Худайбийском соглашении", которое Пророк ﷺ заключил с Курайшитами, было сказано, что если кто-либо решит покинуть мусульманскую общину в Медине, то ему не причинят никакого вреда. Никакого упоминания о наказании за вероотступничество не было. И на самом деле, когда человек, пришедший к Пророку ﷺ буквально накануне, чтобы поклясться в верности исламу, захотел, чтобы его освободили от этой клятвы, Пророк ﷺ отпустил его. Имам Шафии сам отмечает, что во время пребывания Пророка ﷺ в Медине "некоторые люди поверили, а затем стали вероотступниками. Потом они опять стали проявлять внешние атрибуты веры, но Посланник Аллаха не убил их".

Это также очевидно в поведении ранних халифов. Когда шесть человек из племени Бакр бин Ваиль отступили от ислама во время военной кампании в южном Иране, военачальники убили их. Когда халиф Умар был проинформирован об этом, он оскорбил командиров. Если бы он принимал это решение, объяснил халиф, то он бы предложил людям пересмотреть их решение и только в крайнем случае посадил бы их в тюрьму, но не более.

Когда благочестивому халифу из Омейядов - Умару ибн Абдуль Азизу (ум. в 720 г.) сообщили, что группа недавно обращенных в ислам в северном Ираке, вновь стали неверующими, он позволил им вернуться к своему прежнему статусу защищенного немусульманского меньшинства (зимми).

Даже самые худшие примеры толерантности и терпимости в раннем исламском периоде - хариджитские экстремисты, похоже, были, по крайней мере частично, неправильно поняты более поздними учеными по вопросу об отступничестве. Их политика убийства других мусульман, которые, по их мнению, совершали тяжкие грехи, обычно объясняется тем, что они пришли к выводу, что эти люди были вероотступниками (их мнимое рассуждение звучало так: если бы грешники действительно верили в Бога, то совершили ли бы они грехи?) Но, согласно раннему хариджитскому источнику, хариджиты, похоже, сделали это больше потому, что считали своих оппонентов вопиющим нарушителями закона Божьего, а не потому, что их считали отступниками.

После того, как мусульманские войска захватили город Бухару в 673-4 гг. н.э., его жители начали обращаться в ислам, а затем вернулись к своей прежней вере в зороастризм, как только арабские войска ушли из города и за это никого не было убивали. Конечно, некоторые люди были казнены за вероотступничество в ранний исламский период. Тем не менее, в тех случаях, когда подробности приводятся, то выделяется их публичный характер; когда отступничество происходит не наедине, а сопровождается очень публичным объявлением данного человека. Примером тому служит известная история о том, как халиф Али (ра), по сообщениям, казнил человека по имени аль-Мустаурад за обращение в христианство. Хотя сообщения об этом событии в целом ненадежны, по мнению большинства мусульманских ученых, в любом случае, даже если мы его принимаем, то похоже то, за что осудили Аль-Мустаурада, не было обращением в христианство, а скорее публичным и дерзким объявлением этого в лицо Али при толпе мусульман.

Недавнее изучение книг, в которых арабские христиане подробно описывают героические подвиги христианских святых при мусульманском правлении, усиливает впечатление, что отступничество наказывается только тогда, когда оно воспринимается как угроза общественному порядку. Эти христианские "жития святых" рассказывают о ряде мусульман, принявших христианство в раннеисламский период. Согласно этим историям, каждый вероотступник совершал публичное объявление об исповедании своей новой веры, и каждый из них впоследствии был казнен. Одна из историй, в которой вероотступник не был казнен, случай в Египте X века, - это история о человеке, которому монахи, к которым он присоединился, сказали, что он должен публично отречься от ислама. Однако он не был казнен (несмотря на то, что даже его собственный отец написал халифу письмо с просьбой убить его сына). Фактически, человек прожил свою жизнь как монах, основав монастырь и даже написав христианскую критику ислама, которая сохранилась до наших дней (то есть никто ее не пытался уничтожить).

То, как мусульманские государства относились к вероотступничеству на протяжении всей докризисной эпохи, свидетельствует о том, что подобное отношение к вероотступничеству проявляется только тогда, когда оно становилось намеренно публичным делом, когда общественному порядку бросался вызов, однако и это зачастую не приводило к казни. К примеру известный арабский поэт Абу Аля аль-Маари (ум. в 1058 г.) открыто скептически относился к пророчеству и всем религиям, насмехался над паломниками в Мекке, и писал: "В мире существует два типа людей: люди с мозгами и без религии, или люди с религией и без мозгов". Аль-Маари не был казнен и умер по естественным причинам, как и многие другие известные "свободные мыслители" в средневековом исламском мире.

Аналогичные выводы можно сделать в недавнем исследовании шестидесяти случаев, когда люди были казнены за вероотступничество или другие виды ереси в период Мамлюков (1260-1517 гг.). Казненными за объявление своего вероотступничества были в основном христиане, которые обратились в ислам (видимо изначально с целью дальнейшего публичного отказа), а затем сделали публичное заявление об отречении от него, как в случае с двумя коптскими христианами в 1383 году и целой группой в 1379 году. В последнем случае им были даны многочисленные шансы отречься от своего вероотступничества, прежде чем они были наказаны.
Позднее, в Османской империи, мусульманин, принявший христианство и ставший монахом, был привлечен к суду, чтобы покаяться перед судьей. Когда судья предложил мужчине кофе (предположительно турецкий), он плеснул его в лицо судье и начал проклинать ислам. Судья решил, что этот человек сумасшедший. И только после того, как он трижды публично оскорбил ислам, мужчина был казнен.

Как мусульманам сегодня думать о наказании за вероотступничество?

В широком смысле, вопрос о том, как мусульмане должны решать проблему вероотступничества, показывает, насколько "мусульманский вопрос" сегодня действительно является глобальным. Более полувека назад во "Всеобщей декларации прав человека" было заявлено, что "каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения ... как единолично, так и сообща с другими, публично или частным порядком...". (Статья 18). Тем не менее, статья 29 той же самой декларации предписывает, что права человека, изложенные в ней, могут быть ограничены в целях "удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе".

Свобода вероисповедания невероятно важна, но может быть ограничена. Как узнать, когда это будет разрешено, и как различия в культуре, политических системах и религиозных традициях повлияют на это решение?
Удивительно то, что с широкой, теоретической точки зрения, домодернистская исламская традиция и современное видение прав человека структурно абсолютно схожи; они оба рассматривают сохранение общественного порядка и нравственности как справедливую основу для некоторого ограничения религиозной свободы. В случае с шариатом и общественный порядок, и нравственность сами по себе четко вытекают из религиозных (в частности, исламских) источников. Но поскольку общественный порядок и нравственность на Западе исторически сложились под влиянием христианства, и поскольку это влияние продолжается в определенной степени и по сей день, это означает, что во многих западных странах обоснования для ограничения религиозных свобод часто бывают предвзятыми. Они опираются на понятия общественного порядка и морали, которые формируются нравами западных христиан.

Мы можем видеть это в США в таких случаях, как право мормонов, мусульман и других людей практиковать полигамию. В 1890 году дело "Дэвис против Бизона" Верховного суда США ввело принцип (удивительный сегодня), что кто-то может столкнуться с правовыми санкциями за свои религиозные убеждения, даже если он никогда не действовал в соответствии с ними. Суд отверг идею о том, что мормоны должны быть защищены от юридической дискриминации, потому что они верят в полигамию, даже если они ее не практикуют. Судья Филд писал: "Бигамия и полигамия являются преступлениями по законам Соединенных Штатов... и по законам всех цивилизованных и христианских стран, и называть их пропаганду принципом религии - значит оскорблять здравый смысл человечества". Полигамия была настолько культурно отвратительна в США, что даже вера в нее была фактически наказуема!

В истории США такие ограничения фундаментальных прав нашли свое место под так называемыми "полицейскими полномочиями" или правами штатов на защиту общественного порядка, безопасности и даже морали. Как и в случае с Нью-Йорком, упомянутом выше, это означало, что американские суды "поддерживали полномочия штатов по запрещению азартных игр, употребления алкоголя, проституции, ведения бизнеса по субботам и других видов деятельности, не нарушающих права других лиц".

В Европе это можно увидеть на примере того, в какой степени Европейский суд по правам человека предоставляет государствам "предел свободы слова" или право государства ограничивать права человека на основании конкретных национальных интересов или местного контекста.
Конечно, есть большая разница между ограничениями таких прав, как право на собрание или вступление в брак, с одной стороны, и вынесением смертного приговора за вероотступничество - с другой. Но постановления Пророка, халифов Умара и Умара бин Абд уль Азиза, и то, как концептуализировалось вероотступничество, конечно же, в ханафитской школе, показывают, что наказание за вероотступничество не было само собой разумеющимся. Каким должно быть наказание и должно ли оно применяться, по сути, является политическим решением, и как таковое оно попадает к усмотрению правителя после взвешивания наилучших интересов всех вовлеченных сторон.

Какова сегодня наилучшая политика и как лучше действовать в соответствии с интересами мусульман? Для мусульман, живущих в государствах, законы которых предусматривают защиту свободы вероисповедания, этот вопрос прост. Именно благодаря такой правовой защите мусульмане стали проживать в этих странах и пользоваться защитой своих законов. Было бы совершенно неприемлемо нарушать пакт, подразумеваемый или документальный, заключенный по месту нашего проживания в этих государствах, пытаясь подорвать свободу вероисповедания других граждан.

Что касается стран с преобладающим мусульманским населением, то есть ли основания для законодательного закрепления некоторого правового ограничения на обращение в другую веру или наказания того, кто это делает? С точки зрения прав человека, практически наверняка, нет, учитывая, насколько существенным этот свод законов считает право на выбор своей религии. Важно, однако, помнить, что этот взгляд на права человека очень привязан к опыту Западного Просвещения и его решению о том, что религия должна быть отодвинута на задний план, а государство - выведено из-под религиозного контроля.

Но как быть со странами, которые не заставили Запад перейти к разделению религии и государства? Такие страны, как Марокко, Саудовская Аравия и Пакистан, например, объявляют себя конституционно исламскими государствами. А как быть с государствами, которые рассматривают религиозные убеждения, практику или выражение религии, как тесно связанные с проблемами общественного порядка, такими как Россия, например? (Один из рецензентов написал, что правители страны "рассматривают веру не как личное дело, а как общественное явление, жизненно важное для национальной идентичности и безопасности". Граждане, по их мнению, нуждаются в защите от "сектантства"). Что, если мы рассмотрим случай отступничества, когда человек не просто делает личный религиозный выбор, но и публично заявляет о том, почему он его выбрал? Здесь вопрос усложняется. Если вероотступник публично заявляет о своем уходе из ислама или очерняет его, то вопрос переходит из области свободы вероисповедания в область свободы слова. Если рассматривать Европейский суд по правам человека как показатель, то государства имеют больше полномочий по регуляции свободы слова, чем свободы вероисповедания.

Мы должны также помнить, что отделение церкви от государства и лишение религии ответственности за поддержание порядка и безопасности не являются биологическими стадиями эволюции человека, которые в равной степени затрагивают все общества. Возрождение православного традиционализма в России, агрессивная враждебность Китая к "универсальным ценностям" и десятилетия вездесущей напряженности между "исламом и Западом" свидетельствуют о том, что эта эволюция отражает особый опыт только Западного Просвещения. Она не универсальна. Она также не последовательна. Еще в 2015 году правительство Великобритании размышляло над законами, карающими религиозный экстремизм, под которым подразумевалось "яростное или активное противодействие фундаментальным британским ценностям, включая демократию, верховенство закона, свободу личности, а также взаимоуважение и терпимость к различным конфессиям и верованиям".

Так может ли мусульманская страна принять законы, ограничивающие поведение, которое, по ее мнению, противоречит ее "фундаментальным ценностям"? Если правительство Великобритании рассматривает мусульман, публично призывающих людей не голосовать на выборах, как нечто достойное правовых санкций, как насчет того, чтобы гражданин мусульманской страны призвал других не молиться и не почитать Пророка ﷺ? Что если гражданин, активно проповедовавший свое вероотступничество от ислама и призывающий других присоединиться к нему, рассматривается как "экстремист", сравнимый с теми, кто беспокоит британское правительство? Если все государства могут принимать законы для защиты фундаментальных ценностей своих обществ, может ли мусульманское государство принять закон против вероотступничества?

Малайзия в данном случае представляет интересный кейс страны, которая пыталась воплотить исламскую обеспокоенность по поводу вероотступничества в современных правовых рамках. Официальной религией страны является ислам, но ее конституция гарантирует, что другие религии могут исповедоваться "в мире и согласии" (около 40% малайзийцев не являются мусульманами). Несмотря на то, что они противоречат друг другу в стране, где раса, религия и политика тесно взаимосвязаны, некоторые штаты Малайзии ввели свои собственные подходы к борьбе с вероотступничеством. Например, в малазийском штате Негери Сембилан принят такой подход: те, кто хочет оставить ислам, обращаются за разрешением. После того, как они прошли собеседование, чтобы определить степень их серьезности, и после попыток убедить их в обратном остались на своем мнении, им разрешается вероотступничество (в период 1998-2013 гг. 17% заявлений были по итогу реализованы).