Глава 20. Савва Елисеевич и чай на веранде
Дед Веры и Нины, отец их матери, которая умерла так рано, что в памяти обеих сохранилось совсем немного отрывочных воспоминаний из раннего детства, был пламенный революционер. На двери своего кабинета, который теперь служил спальней Зоси, он собственноручно выгравировал профиль Ленина, на книжном шкафу стояли два огромных портрета — Сталина и Есенина. Почему именно они, дед не объяснял, а если кто-нибудь спрашивал, то он долго смотрел на вопрошавшего холодными водянисто-голубыми глазами, а затем медленно, по слогам цедил:
Их отца, который после похорон матери недолго ходил вдовцом и вскоре женился на своей заведующей, дед не любил и не скрывал этого. Называл его презрительно босяком, хотя Антон Плицкий происходил из знатного польского рода, одна из ветвей которого в результате перипетий оказалась в России ещё в XIX веке. Но дед смолоду отчего-то презирал поляков, греков и цыган, и брака дочери Нади с Антоном старался не допустить. Однако из этого ничего не вышло: она заявила, что в коммунистическом обществе нет места старорежимным пережиткам прошлого, и каждый член КПСС имеет право выбирать себе супруга. Деду нечего было на это возразить, поскольку Плицкий ко всему был ещё и парторгом в конструкторском бюро, где работала дочь, не пил, имел прекрасную репутацию, а к Савве Елисеевичу — так звали деда — относился подчёркнуто уважительно, не претендуя на дружбу. И мужем оказался хорошим, и отцом заботливым — так что дед не мог его ругать, но и хвалить не хотел.
После смерти Нади они долго не разговаривали. Даже встречаясь за завтраком, смотрели в разные стороны и молча ели каждый своё. Антон чувствовал себя виноватым, дед не возражал бы, если бы так оно и было. Девочки щебетали про кукол и кубики, а двое мужчин, насупившись, делали вид, что не видят друг друга. Но однажды вечером все изменилось.
Дед тогда вернулся с работы раньше обычного и сразу заглянул в большую комнату, где Антон возился с Вериным пальто, у которого на подоле оторвалась опушка.
- В ателье отдай, - сказал он без лишних предисловий. - Идём на кухню, разговор есть.
И там налил в толстостенные рюмки водку, и сел за круглый стол, который сам сколотил лет тридцать тому назад. Посмотрел Антону в глаза:
Антон такого поворота не ожидал, тестя обижать не хотел — и потому подчинился.
- Участок мне выделяют, - медленно и размеренно начал дед. - В гробу я его видал, но девчонкам летом полезно будет. Ты мне скажи: дом построишь?
И следующие пять лет Антон строил дачу. Участок оказался прекрасный и огромный, тридцать соток у пруда, и не так далеко от станции, всего двадцать минут пешком через поле, а ехать от Киевского вокзала полчаса. В этом строительстве Бэла Аркадьевна сыграла важную роль: она нарисовала проект, который безоговорочно одобрили и Савва Елисеевич, и Антон, а затем следила, чтобы все шло пускай и медленно, но строго по её плану. Они с Антоном поженились на третий год стройки, когда уже стало бессмысленно скрывать их роман и от сослуживцев, и от деда, и от Веры с Ниной.
Дом получился такой, что им не стыдно было показывать фотографии знакомым, а муж подруги Бэлы даже захотел его купить — но об этом и речи быть не могло.
- Как иллюстрация к рассказам Чехова! - восторгалась эта подруга, разглядывая фото кружевных наличников, а потом ещё по приглашению Бэлы съездила туда и пила чай на веранде, обсуждая наполеоновские планы по обустройству участка. И завидовала, конечно, страшно.
С тех пор Вера и Нина проводили на даче каждое лето. Когда Вера вышла замуж, Наум Арьевич приложил немало сил, чтобы продолжить дело Антона, который к тому времени уже скончался от той же болезни, что и Надя. Бэла Аркадьевна руководила им — и оттого была благосклонна к их неравному браку.
- Хорошую партию ты сделала, девочка Вера, - посмеивалась она, глядя, как Наум перетаскивает в сарай доски, сгруженные у забора. - Такого мужчину ещё поискать.
Катя тоже выросла на даче — и любила ее куда больше, чем арбатскую квартиру. Всей семьей они ездили туда на выходные до самых морозов, а потом торжественно закрывали дом на зиму ставнями, подвязывали кусты и напоследок обязательно жарили шашлыки, грея над мангалом озябшие пальцы. Уставшие и разомлевшие, возвращались домой нехотя, с тоской думая о том, что весна ещё не скоро.
И вот над этой самой дачей несколько лет назад нависла страшная угроза. Из-за вечного безденежья Плицкие сначала вносили плату за электричество и взнос в СНТ с опозданием на полгода, потом на год, а потом и вовсе нечем было платить — все заработки уходили на еду. Даже с подарками близнецам было туго, и если бы не Юся, не видать бы им обоим ни смартфонов, ни моделей самолетов, которые они обожали собирать.
А председатель товарищества был мужик занозистый, отставной полковник. Должников строго наказывал, разбираться, у кого из-за чего так сложилось, не желал.
- Продавайте! - говорил он в ответ на просьбы ещё немножечко подождать. - Я куплю. Да и другие купят.
А тут ещё, помимо дачных взносов, ввели налоги. Когда долги Плицких выросли до шестизначной цифры, стало страшно даже Нине, которая обычно ничего не боялась. Конечно, они продолжали вносить небольшие посильные суммы — как выражалась Вера, «чтобы не убили». Но ни председателя, ни Мосэнерго такое положение дел не устраивало. И сначала им отключили свет, а затем прислали досудебную претензию, написанную сложно и витиевато, но смысл был прост: платите — или пойдёт с молотка.
Нравится читать? Подпишитесь на канал: https://t.me/martasavenko - здесь все главы "Арбата".
И ещё есть Дзен.