Глава 19. Серафима и розы с апельсинами
Паша вздохнул, стряхивая с себя сон, и попытался повернуться на левый бок, но не смог.
- Тррршшш, больной! - рассерженно сказал голос снизу. - Ты какой шебутной, оказывается! Рано тебе ещё ворочаться, тут трубки везде.
- Вы кто? - переспросил обалдевший Паша. Ему был виден потолок и кусочек панели с мерцающими кнопками напротив его кровати, и ещё верхний угол окна с белыми шторками, за которыми блестели солнечные лучи. А тут кто-то, получается, у него под кроватью им командует! - Я где?
- Ну где-где - в реанимации, - ответил голос, а потом послышалась возня и шебуршание, и над Пашиным лицом возникла старшая санитарка Серафима Андревна - гордость Первой Градской, сорок пять лет стажа на одном рабочем месте, главврач доплачивает ей из больничного фонда, чтобы не уходила - хотя она и так никуда не собирается. Да попробовали бы ее выпихнуть на пенсию! Во-первых, она прекрасно знает, на ком держится идеальная чистота в реанимационном - на ней. Во-вторых, это она решает с родственниками все вопросы технического характера, освобождая завотделением Алексею Терентьичу, врачам и сёстрам время для основной работы и занятий наукой - не в последнюю очередь благодаря ей зав получил сначала кандидатскую, а потом и докторскую степень. И в-третьих, она просто-напросто бдит.
- Вот такие, как ты, больше всего хлопот доставляют, - рассуждала она, поправляя съехавшую Пашину подушку. - Вертятся как ужи, а потом повторная операция!
Последняя фраза была сказана почти гневно, но Паша все равно понял, что она к нему расположена, просто хочет предотвратить нежелательное.
- А как тут все... - начал было он, но она его перебила:
- Слушай сюды. Тебя порезали в драке, вовремя к нам привезли на скорой, сделали операцию, спасли жизнь. Понял?
Паша кивнул, пытаясь все это уместить в голове и одновременно напрягая память, чтобы вспомнить самому. Пока получалось не очень.
- Твоя жена приходила, и мать приходила, и они тут поругались - а все потому что меня в тот день не было. На похоронах я была, один день имею право взять. Теперь мать твоя хочет тебя домой забрать, но Алексей Терентьич не разрешает.
- А... Катя?
- Это что ещё за Катя? - опять рассердилась Серафима. - Ты, я смотрю, ходок!
- Да нет, - слабо запротестовал Паша, - какой я ходок... Катя, у нас же дети...
- А! Ну так жена, я и говорю. Она один раз была, у неё там случилось что-то и она уехала с детьми твоими, чтобы больше не случилось. А мать ещё приходила, и сестра тоже, но ты спал тогда. Они к Терентьичу пошли, расписку хотели написать, а он им сказал, что клятву Гиппократа тогда нарушит. Да к тебе сейчас ещё и охрану приставили, вон он курить пошёл, а я за него сейчас. Ты небось пить хочешь?
- Хочу, - подтвердил Паша, - ещё как.
- Это я знаю, милый, а пить нельзя тебе ещё, доктор команды не давал. У нас тут все как доктор велит делается. Губы вот смочу, чтоб полегче было. Ну уж ладно, глоточек сделай, наркоз-то отошёл давно. Но все равно осторожно надо.
Паша сделал глоток - и подивился, как самое простое в этой жизни может доставлять такое необычайное наслаждение. Схватился было за поильник, но Серафима аккуратно, привычным движением разжала его пальцы и отставила драгоценный источник подальше, на тумбочку у соседней пустой кровати. Погладила по волосам, сказала:
- Ты лежи как лежишь, не вертись пока. Сейчас тебе тут докапает, а потом капельницу поменяют. Терпи уже, раз в такое вляпался. Невезучий ты мой.
- Невезучий, - согласился Паша. И тут же, в одно мгновение вспомнил про Гафура, про Васильича, у которого можно было получить работу через Гафура, про Арбат, на который он вышел стрельнуть сигарет... Дальше все расплывалось, но вот это припомненное было обидно до слёз. Там, небось, кто-то другой на собеседование пошёл, а мог бы он! Вот что за черти, зачем он захотел курить! Сколько не курил до этого - и ничего, а тут разволновался, не справился с собой.
- А зачем охрана? - спросил он.
- Говорят, покушение на тебя может быть, - со знанием дела ответила Серафима. - И Катя твоя поэтому уехала, за детей боится. А мать вот ничего не боится, совсем у ней страха нет, плохо это.
Голова шла кругом. Катя куда-то уехала, мать хочет забрать его домой, палата на охране... позвонить надо кому-то из них, вот что.
- А мобильный-то мой? - вспомнил Паша.
- Нету, - развела руками Серафима. - Без него тебя привезли, дорогой мой человек. А я ещё спросила у матери твоей: мол, телефон не хотите ему принести? А она мне: дорого это, да и он ещё в коме, зачем ему...
Теперь ещё и телефон новый покупать, с горечью подумал Паша. Катя точно голову откусит за это. Ну ладно, он за пятьсот рублей бэушный возьмёт. А может, повезёт, Гафур вон иногда на Арбате что-нибудь находит...
В это время в дверь постучали, и когда Серафима открыла, на пороге как раз и показался он, Гафур. Лёгок на помине! На плечи поверх видавшей виды синей ковбойки накинут больничный халат, в руках пакет, и из него высовываются три розы.
- Вы кто ж будете? - строго спросила Серафима, встав так, чтобы Бухарцу было нипочём не пройти. - Вы откудова к нам пожаловали, такой загорелый?
- Здравствуйте, уважаемая Серафи-ма Андре-евна, - по слогам прочитал Гафур на её бейджике. - Сосед я, с Арбата мы с Пашей оба, вот позаботиться о нем пришёл. А вам цветы принёс.
И он осторожно вытащил розы, завёрнутые понизу в крафтовую бумагу, и вручил ей, ослепительно при этом улыбаясь. За эту улыбку недоверчивые москвичи прощали Гафуру и происхождение, и бедность, и сами ещё помощь предлагали - уж очень сильно действовал этот наркотик. В городе, где теперь за доблесть почитается обман и умение подделывать что угодно ради выгоды, искреннее радушие встречается так редко, что устоять перед ним невозможно.
Серафиме розы понравились, и улыбка понравилась тоже, но она решила, что не уйдёт. Мало ли что сказать можно, хоть и видно, что хороший мужик, а все-таки она лучше по второму разу все в палате протрёт.
Паша сжал как мог ладонь Гафура.
- Вот хорошо, что ты пришёл, - сказал он. - А то я тут не понимаю ничего, расскажи хоть, что да как.
И Бухарец стал рассказывать, как они его искали по всему району, как по чистой случайности додумались заглянуть к Софе Марковне и что вот уже скоро неделя, как Паша тут находится, а первые дни все боялись, что он из комы может не выйти.
- Что это вы выдумываете! - вскинулась Серафима. - Да у нас лучшие врачи! Сразу сказали: прогноз - благоприятный. А кома искусственная была, между прочим. Так надо, чтобы выздоровел быстрее. Эх, неучи...
- Так, - согласился с ней Гафур, - но женщины разное говорили. Очень боялись. Паша брат, я тебе от Кати смс принёс. Вот пишет она, что они с Тимой и Тёмой поехали к друзьям на дачу, и чтобы ты им пока не звонил, потому - опасно это. Вот найдут этого Пазлини, который пырнул тебя, тогда уже они вернутся, и ты к тому времени поправиться должен.
- Хорошенькое дело, - фыркнул Паша. - Ну ладно, может, хоть с матерью повидаюсь.
- Тоже опасно, - возразил Гафур. - Ведь её прямо у дома перехватили, угрожали ей.
- Да кто угрожал-то?
- Этого не знаю. Следователь, может, знает, вот его спроси, как придёт. Я с ним мало говорил, он по делам торопился. Понял я, что облаву они готовят, но ещё ждут.
- Вот так будут ждать, а он сбежит, - заметила Серафима. - Заляжет, как это они говорят? На дно. И потом сто лет не найдёшь.
- Кушать же надо, за дно платить, - сказал Гафур. - Да и без дела такой не может долго. Вот как он за нож схватился? Не его ведь это, нельзя им оружие в руки брать. Я думаю, может, и не он тебя порезал. А ты помнишь что-нибудь?
Паша покачал головой.
- Как волной смыло. Как на Арбат выходил от тебя - помню, как сигареты стрелял... ну этот парень ещё сказал: Дима меня зовут. А вот что мы потом, куда пошли... зачем... Не-а.
Гафур помолчал, потом вздохнул.
- Апельсины тут, - сказал он, показывая на пакет, - и печенье к чаю. Если нельзя тебе - девушек угостишь.
- Печенье можно, - вставила Серафима. - Как есть разрешат, так пожалуйста. Да ему пора уже, вон худой совсем стал. А насчёт апельсинов я у врача узнаю.
В этот момент дверь палаты открылась без всякого стука, и на пороге возникла дородная женская фигура в васильковом платье, с перекинутым через руку белым халатом. К ней все обернулись. Паше с кровати не было видно вошедшую, только голос он узнал сразу.
- Это ещё кто? - вместо «здравствуйте» возгласила Людмила Фёдоровна. - Как вы сюда попали, уважаемый? Здесь таким, как вы - не место!
Гафур молча встал и двинулся к двери.
- Погоди, - сказал Паша. - Вечно она командует невпопад. Мама, это друг мой, сосед, навестить пришёл. Ты зачем его гонишь?
- А потому что мало ли что, какой-то черножо... ну я не знаю, - затараторила Пашина мать, одновременно всучивая Серафиме пакет с фруктами. - Это вам, дорогая, это от меня, сегодня на рынок ходила, все свеженькое. Как он тут у нас?
- Да нормально все, - сказала Серафима. - По плану все идёт, вот из комы вышел, врач сейчас придёт, так что вы давайте недолго.
- А мне же поговорить с ним надо! - вскинулась Людмила Фёдоровна. - Мне же по важному делу надо! Врач-то все время здесь, а я из Ясенево ехала, мне очень надо!
- Ну вот недолго и поговорите.
Видно было, что Серафиме Пашина мать не по душе, но требовалось соблюдать политес: за перепалку с родственниками больных можно было схлопотать строгий выговор от главврача, к которому они всегда бежали с жалобами, стоило персоналу хотя бы слегка повысить голос. Да и потом, за столько лет работы Серафима уяснила: вежливость - оружие пострашнее крика. Хотя и настаивать надо, конечно, если ты в своём праве.
Гафур все-таки попрощался и ушёл, а Людмила Фёдоровна уселась рядом с сыном и стала втолковывать ему то, что, как ей казалось, было единственно правильным выходом из сложившейся ситуации.
- Пойми, Пашенька, - говорила она, стараясь выглядеть мягкой и доброй, хотя изнутри ее распирала давняя злоба на семейство Плицких, - тебе у нас лучше сейчас будет. Папа тебе кровать оборудует как надо, Яночка всегда дома, я тоже - есть кому позаботиться. Ну что там у вас: одна комната на пятерых, да собака эта ещё...
- Я так понял, мне туда и нельзя пока что.
- Вот видишь! - обрадовалась она. - Тем более!
- Так и к вам нельзя, они же адрес твой знают, те, кто угрожал.
- Да подумаешь, адрес! Да им, может, только дом известен. Они ж за детьми охотятся, вот он мне сказал: как бы они не свалились куда. Имена даже знал! А дети уехали, мне эта дура Вера позвонила, сказала, что они с Катей в безопасности. Куда - не сказала, вот я теперь не знаю даже, где внуки-то мои!
- Мам, ты прости меня, но я спать опять хочу, - проговорил Паша, не в силах слушать эту словесную пургу. - Да и врач скоро придёт, и следователь должен... Давай потом...
- Пашенька, нам надо тебя забрать! - твёрдо сказала Людмила Фёдоровна. - Я решила так, и меня Яночка поддерживает, и папа. Мы твоя семья! Хоть ты нас в грош не ставил все эти годы, а все-таки родная кровь. Поживёшь, выздоровеешь - а уж потом решай, кто тебе дороже. Ещё неизвестно, какую роль твоя Катя сыграла в...
- Да перестань! - Паша поморщился. - Она тут при чем? Я сам во всем виноват.
- Это тебе так кажется, сыночек. Жена всегда при чём, а уж тёща твоя... Ну не буду, не буду, Бог им судья.
Она выхватила из сумки платочек и прижала к глазам. Надо, надо этих сук проучить, будут знать, как на чужое зариться!
Тут мы прервёмся и в следующей главе расскажем вам, почему между Плицкими и Ревенками возникла взаимная ненависть. Для этого нам придётся вернуться на несколько лет назад, в те времена, когда Паша ещё имел свою долю в ясеневской трехкомнатной квартире улучшенной планировки.
Нравится читать? Подпишитесь на канал: https://t.me/martasavenko - здесь все главы "Арбата".
И ещё есть Дзен.