Master Leonardo. Рассказ «ГРИШКА И ОСКОЛ»
— А вот и Гришка пришёл, пидорас старый, — сказал четырёхлетний Алексей и по-хулигански, смачно плюнул через правое плечо.
— Не такой он и старый: ему и двадцати нет, только недавно в комсомол вступил, — парировал пятилетний Геннадий.
— Да все они пидоры неприятные. Вот как отметку в десять лет пройдут, как отстыкуют первую ступень, как выйдут на вторую космическую, сразу выёбываться начинают, к настоящей жизни стремятся. Росту метр, толку хуй, — сердито поддержал беседу восьмилетний Павел.
— А ну пошли на хуй отсюдава, гондоны малолетние, — прокричал сторож Осколков и влупил дуплетом по октябрятам, сидевшим на падающем в вечность садовом ограждении.
Тяжёлая картечь разорвала и разметала три жестяные банки, чьи куски теперь лежали на земле, в нескольких метрах от ограды, и невыносимо смердели гнилыми яблоками.
Души невинноубиенных октябрят снова вернулись на старое кладбище, где два года назад их убил, а потом изнасиловал переодетый в милиционера серийный убийца. Помимо призраков мёртвых октябрят, на старом кладбище обитали повешенные большевиками кулаки, беглый итальянский монах-гомосексуалист, утонувший в болоте, и группа сектантов скопцов-молчунов.
По чьей-то воле или по чистой случайности, но обитатели старого кладбища не видели, не слышали и даже не подозревали о существовании друг друга, зато пока ещё не умершие обитатели колхоза «КОСМОС НАШ» о чём-то таком догадывались, но материалистическое образование препятствовало попыткам колхозников исследовать данный феномен.
Вовремя пригнувшийся, чтобы не получить заряд картечи, Григорий Зимин громко крикнул в сторону сторожки:
— Не стреляй, дедушка Оскол, это я, Гришка, я к тебе по поручению комсомольской организации.
— Ну так заходи, раз пришёл. Нечего тебе, как всякая пьянь, под забором валяться, — ответил ему сторож.
— Так ты тут опять по расхитителям народной собственности картечью шмаляешь. Я и залёг: жить-то хочется.
— Не бзди, Гришка, ты комсомолец, тебе нельзя. Лучше водочки со мною выпей, уважь старика.
— Нельзя мне водочки, товарищ Осколков, я на комсомольском задании. Нам для научных опытов нужны десять килограммов яблок, тридцатилитровая бутыль и сахар, так что от всей нашей организации прошу помочь коммунистической молодёжи и выделить яблоки, — с серьёзным видом заявил Григорий.
— Помню, за такие научные эксперименты в моей молодости по шеям давали, а не яблоки. Но ты, Гришка, человек правильный, поэтому выпей со мной за советскую науку, а я с яблоками что-нибудь придумаю, — сказал сторож Осколков и скрылся в своей сторожке.
Зайдя следом, комсомолец Зимин обратил внимание на неестественное для колхозного помещения убранство. На кухонном столе лежала самодельная карта звёздного неба, поверх которой, помимо офицерской линейки и химического карандаша, лежал тот самый революционный Маузер с орденом Красного Знамени на рукоятке. По углам помещения были культурно разбросаны инструменты для ремонта двигателя, водолазное снаряжение и переносная радиостанция.
Внезапно появившийся с мешком яблок в одной руке и бутылкой водки в другой сторож Осколков отвлёк комсомольца Зимина от изучения обстановки.
Сторож проигнорировал Гришкино плохо скрываемое любопытство и торжественно объявил о выполнении порученного ему комсомольского задания, вручил Григорию мешок и поставил водку на стол.
— Присаживайся, Гришка, за науку пить будем.
Григорий присел, и сторож Осколков протянул ему доверху налитый стакан.
— Вижу, ты уже обратил внимание на обстановку, и этому есть вполне конкретное объяснение. Я, Гришка, тоже учёный и работаю над способом изобретения кратчайшего и скорейшего пути на Луну. И не далее как позавчера я его изобрёл. И сегодня в полночь мы его испытаем. Не переживай, ракета нам не понадобится, я всё вычислил, поедем туда на машине. Мне как раз в прошлом году за мои боевые заслуги москвич подарили. И не абы какой, а четырёхсотый.
— Дедушка Оскол, ты завязывал бы со своей водкой. Мы с тобой хоть и в колхозе живём и люд у нас всё ещё не изжил своё суеверное, антинаучное восприятие мира, но ты же образованный человек, бывший лётчик-истребитель, войну прошёл, мессеры с фокке-вульфами сбивал, про космос начитан, а вот прямо сейчас с серьёзным видом несёшь полную антинаучную ерунду, — упрекнул сторожа комсомолец Зимин.
— Говорю же тебе, — не унимался сторож Осколков, — тут же всё просто, только наши учёные этого ещё не поняли. Они же, когда расчёты свои делают, в телескопы свои смотрят, математикой сложной все эти расстояния и поправки обсчитывают. Одним словом, удлиняют маршрут, а ведь надо-то его максимально сократить. А как это сделать, я понял неделю назад, когда с самогоном перемудрил и у меня ноги отказали. Лежу я в саду, на мокрой траве, смотрю на свою сторожку и понимаю, что нет у меня сил, чтобы доползти до неё, так как она далеко. А тут мне и пришла идея в голову: а что если я на неё указательный палец наведу, прямо на дверь, тогда я должен сразу же возле неё оказаться. И стоило мне это сделать, как я, провалившись сквозь дверь, уже лежал на тёплом, сухом полу. А когда ночью вышел на обход, вижу: жёлтый овал Луны прямо на меня смотрит и не моргает. Ну и я давай на него смотреть и не моргать, вот меня тогда и осенило, что можно найти такую полянку или участок дороги, которые, когда на них смотришь, к Луне бы прикасались, и тогда по ним можно было бы на неё взобраться. А потом я вспомнил, что воздуха на ней нет, и решил у спасателей баллоны кислородные раздобыть, а саму машину — уплотнить и утеплить. Сегодня мы с тобой мою теорию и проверим. Хотя я не сомневаюсь в успехе предприятия, я хочу, чтобы ты со мной поехал, свидетелем и соучастником моего подвига стал. А когда мы вернёмся с Луны, то посвятим моё открытие нашему дорогому колхозу и прославим его на весь Советский Союз.
— Дедушка Оскол, такое предприятие надо крепко обдумать, а ещё лучше с людьми учёными посоветоваться, а ещё лучше отложить его до следующего раза. Давай сегодня ни на какую Луну не поедем, а я тут с тобой посижу, ещё водки выпьем.
— Да не контуженый я, Гришка, и прекрасно понимаю, как это звучит и что ты подумать можешь: мол, сбрендил тут совсем ветеран в своём саду, а я не сбрендил, я дело тебе говорю, у меня и опыт, и метода особая есть.
Ещё немного попрепиравшись со сторожем Осколковым, комсомолец Зимин всё же сдался, выпив второй стакан то ли для внутреннего успокоения, то ли для храбрости, присел под яблоню и стал ждать отъезда. А тем временем уставший от спора и тяжело дававшихся ему объяснений сторож как будто в последний раз обошёл вверенные ему трудовым советским народом владения.
— Всё, Гришка, скоро полночь, так что полезай на пассажирское — штурманом будешь: Луна скоро окажется посередине дороги.
Сторож Осколков вдавил в пол педаль газа, и москвич с двумя советскими гражданами отправился в самое настоящее фантастическое путешествие. Как и говорил сторож Осколков, машина вышла на дорогу точно по расписанию, и когда диск Луны оказался в самом её центре, автомобиль, словно дикий зверь, прыгнул на жёлтый диск и намертво вцепился в него колёсами переднего моста. Луна дёрнулась и отскочила от Земли на положенные ей четыреста шесть тысяч восемьсот километров. Наконец-то они на Луне. Победа! Теперь сторож Осколков сможет не только прославиться на весь Советский Союз, но и помочь советским учёным изучить свои невероятные транспортно-перемещательные способности. Эта мысль согревала и без того хорошо согревшегося сторожа: на мгновение он увидел свою встречу с Леонидом Ильичом Брежневым и посещение Звёздного Городка, где он услышит от самого Алексея Леонова историю о первом выходе советского человека в открытый космос.
Гришка Зимин расширившимися, как зенитный прожектор, глазами смотрел на то, чего не может быть и не быть одновременно. Он смотрел на холодную серо-чёрную поверхность самой настоящей Луны, на которой до этого дня не было ни одного живого существа.
Тут сторож спохватился, что отправился с комсомольцем Зиминым на Луну, но оставил в своей сторожке весь запас кислорода, который он всеми правдами и неправдами раздобыл у спасателей местной лодочной станции. Понимая, что без кислорода жить им осталось не больше пары минут, Осколков приготовил самый виноватый и одновременно умиротворяющий взгляд и обратился к своему спутнику:
— Видишь ли, Гришка, тут дело такое: я же, когда собирался второпях, про свои-то баллоны с земной атмосферой и забыл. А москвич наш того, не заводится гад, так что кранты нам: и до Земли не доедем, и задохнёмся скоро, как в газовой камере.
— Да как же это так, дедушка Оскол?! Как это не вернёмся?! Мы же на этом москвиче вмиг на Луне очутились! Да вам пальцем до Земли прикоснуться — мы сразу не ней окажемся. Не надо нам помирать, дедушка Оскол, давайте на Землю! Ну хоть куда, только не на синее: там океаны — сразу утонем! — умолял сторожа Осколкова комсомолец Зимин.
— Не получится. Я так далеко пальцем достать не могу, затем и спецтехнику взял. Максимум до ближнего края атмосферы дотянусь, а там — или сгорим в ней, или об землю расшибёмся. К тому же мне тогда из машины выйти придётся, а ты лучше меня знаешь, что случится, если я дверь открою.
— Дедушка Оскол, ну, пожалуйста, ну давай, хоть до облаков дотянись, а там, может, в реку какую-нибудь попадём, выплывем. Ну давай до облаков! — забился в истерике комсомолец Зимин. — Жить хочу, жить! Понимаешь ты, старый дурак, не хочу никакого космоса, никакой этой Луны, домой в колхоз наш хочу, к ребятам нашим! Ну верни ты хотя бы меня на Землю, а я там сам уже до колхоза долечу, доплыву, доползу! — кричал сквозь слёзы осознавший весь ужас своего положения комсомолец Зимин.
Крепкая, звонкая пощёчина на мгновение вернула в себя истерящего Гришку, который больше не мог ничего говорить, а только сидел, уткнув голову в колени, и плакал.
— Ты не сердись, что я тебя ударил, — сказал сторож Осколков, — просто ты нашего последнего воздуха изорал столько, что его остатков секунд на тридцать еле хватит. Давай знаешь как: уйдём по-мужски, красиво, не будем позорить ни себя, ни Отечество. Как-никак мы с тобой первые неизвестные космонавты на Луне, первые советские после Юры Гагарина. И вот ещё: нам надо чистыми уйти, без греха, так сказать, за пазухой. Скажем друг другу последнюю правду и уснём вечным сном. Первым я буду. Помнишь, я тебе говорил, что машину мне эту в награду за три сбитых мессершмитта дали? Так вот, неправда это: не был я никаким лётчиком, а на войну попал только в конце сорок третьего, в пехоте пулемётчиком был, вторым номером. А машина эта мне от брата покойного досталась, берёг её, ласточку, как память, пылинки сдувал, ухаживал. Теперь давай ты свою последнюю правду, облегчи душу, почисть совесть, так сказать.
— Да нет у меня никакой правды, — чуть слышно прошептал комсомолец Зимин. — Жить я хочу, вот и всё.
— Ладно, — сказал сторож Осколков, — раз ты сам не можешь, тогда я тебя прямо спрошу, только ты, пожалуйста, не юли, а то чистым уйти не сможешь. Скажи, а это правда, что ты пидорас, а то про тебя давно молва недобрая ходит.
— Дедушка Оскол, вы что! Да нет, я честный комсомолец, я никогда, я Надьку, вожатую, люблю, жениться на ней хочу. Какой я вам пидорас! — снова закричал возмущённый Гришка, а потом тихо добавил: — Но зато слышал от своих знакомых из партии, что есть там один такой — Горбачёвым зовут.
Это были последние слова Григория Зимина и его последняя правда. Сторож Осколков не хотел, чтобы они мучились, и в тот самый момент, когда комсомолец сказал своё последнее слово, нажал на ручку и открыл дверь. Смерть наступила мгновенно.
Так советский сторож и комсомолец стали первыми космонавтами, побывавшими на Луне. Потом туда прилетят американцы и обнаружат самый необычный космический аппарат с телами двух советских граждан. Эта находка станет роковой не только для американских астронавтов, но и для всей Лунной программы, так как Америка ни за что бы не признала первенство СССР в освоении Луны. По возвращении на Землю все астронавты были убиты и заменены двойниками, а кино- и фотоплёнки с запечатлёнными на них автомобилем и мертвецами — переданы на вечное хранение в Ватикан. По этой причине весь мир знает поддельную историю «Аполлона-13», для которой Джордж Лукас, Стэнли Кубрик и Джо Джонстон сняли псевдодокументальный фильм.
А всё же мы были первыми и в космосе, и на Луне, и потому Космос, как и Крым, НАШ!