Master Leonardo. Рассказ «ГОРОД МЁРТВЫХ»
Александр Э сидел на рассохшемся, готовом в любой момент развалиться стуле и, слушая рассказ своего давнего приятеля и собутыльника, нервно курил. Маленький, похожий на иудейский колобок Гарик то заговорщицким шёпотом, то срываясь в крик и брызжа слюной открывал ему новые тайны проклятых большевиков, попутно призывая немедленно всё бросить и включиться в борьбу против «красной чумы».
Сидевшая рядом со сломанным холодильником Антонина Бездетная, уставшая от показного рыдания о несчастной судьбе страны, которая зачем-то победила Гитлера и тем самым отдалила себя от остального цивилизованного мира, решила внести свой вклад в идеологическую борьбу посредством публичного полного обнажения и кратковременного удушения самой себя заблаговременно приготовленным пионерским галстуком.
Яна Обморок, вооружённая сложенной вчетверо газетой «Правда» за 21 октября 1941-го года и кусочком крошащегося угля, включилась в общий процесс – тщательно зарисовывала всё происходящее поверх передовой статьи «Превратим каждый город, каждое село в неприступную крепость обороны». Все свои антисоветские рисунки и откровенную порнографию, которую она также считала важным идеологическим оружием в борьбе против СССР, Яна рисовала исключительно на советских газетах времён Великой Отечественной войны: так она ещё сильнее вдохновлялась на свою борьбу. Однако была у всего этого и другая сторона, а именно финансовая. Дело в том, что один её хороший знакомый из «Аэрофлота» скупал все её «протестные работы» за весьма приличные деньги и перепродавал их ценителям подобного искусства на Западе.
За мгновение до того, как гражданка Бездетная и вправду могла лишить себя жизни, в тесную, прокуренную кухню ввалились двое – историк Москвин и истинный поэт и хулиган, сухопутный матрос ФилиппOk. Тут же отобрав орудие самоубийства у снова начавшей рыдать Бездетной, историк Москвин снял свой засаленный, пропахший потом пиджак и аккуратно накинул его на плечи театрально скрючившейся Антонине.
Увидев всё это, поэт ФилиппOk сказал: «Я это ебать не буду», вышел из кухни, хлопнув дверью так, чтобы слышал весь дом, и укрылся в единственной комнате хозяина квартиры № 17, там он снял со стены расстроенную гитару и принялся дурным голосом исполнять лагерные песни. Особенно ему нравилось петь про Ванинский порт и кричащий угрюмый пароход. Вдоволь напевшись, ФилиппOk вернулся на кухню, чтобы сообщить своему другу историку Москвину о том, что уступает ему и место на диване, и гражданку Бездетную. «Трахайтесь на здоровье, товарищи!» – хотел прокричать он им вслед, но из-за неестественной гробовой тишины, возникшей на одной из самых шумных московских кухонь, ФилиппOk догадался, что случилось или нечто ужасное, или полный пиздец. Всё там же, рядом с холодильником, в луже собственной мочи сидела закутанная в пиджак уже мёртвая Антонина Бездетная. Так получилось, что во время попытки съесть пионерский галстук она задохнулась. Было очень странным то, что никто этого не заметил. Александр Э, словно загипнотизированный, слушал Гарика и курил, а на последнем рисунке Яны Бездетная уже была мёртвой, сидевшей на мокром полу. Странным было и то, что Антонина не попыталась ни извлечь галстук из своего горла самостоятельно, ни хоть как-то привлечь к себе внимание способных ей помочь людей.
И с т о р и к М о с к в и н. Друзья, случилось неизбежное: наша Тонечка исполнила своё последнее представление и умерла. Предлагаю отправить хозяина данной квартиры за водкой и недорогими закусками в магазин, а мы тем временем омоем тело усопшей и зашьём его в простыню. Александр, я знаю: у вас есть отличная белая простыня.
Я н а О б м о р о к. Это не она себя. Антонину убил проклятый Совок. Она умерла, приняв в себя его символ – кроваво-красную тряпку. Это было не само- , а ритуальное убийство: Москва, в центре которой лежит труп кровавого палача и тирана, забрала у нас хорошую подругу и соратницу по борьбе.
Г а р и к. Я понимаю, что это может показаться предельной трусостью. Но если мы сейчас не решим вопрос, как сокрыть смерть и исчезновение Бездетной, нас всех посадят, а за нашу антисоветскую деятельность ещё и расстреляют.
А л е к с а н д р Э. Я пойду за водкой и за закуской: больше я ничем тут помочь не могу.
Г а р и к. Нужно уничтожить все следы её пребывания в этой квартире, а само тело выбросить в реку, главное – не забыть достать галстук.
Ф и л и п п O k. Никакой реки! Достанем галстук и в три часа ночи выбросим её из окна, позвоним Юлии Игоревне: есть там у неё один, важный, которого нельзя называть. Дело, скорее всего, замнут, про нас не вспомнят. Только сначала нужно её одеть, а то как-то это не по-людски: голую женщину на всеобщее обозрение в окно выпихивать. Смерть уважать надо, тем более близкого человека.
Г а р и к. Раз так, то вынужден откланяться и покинуть вас: чем меньше свидетелей, тем меньше проблем. Прощаться не будем.
С этими словами Гарик исчез, оставив незапертой дверь, в узкую щель которой проникли незримые сущности и, жадно присосавшись к мёртвому телу, поглотили последние соки жизни безвременно ушедшей.
Ровно в три часа, как и сказал ФилиппOk, одетую, без пионерского галстука в горле, Антонину Бездетную выбросили во внутренний двор из окна квартиры № 17, с пятого этажа. Затем Яна Обморок связалась по телефону с Юлией Игоревной и договорилась с ней об услуге, пообещав в счёт оплаты передать той последние десять своих работ, включая те самые, на которых были запечатлены последние минуты жизни и смерть Антонины.
На следующий день к Александру Э явился металлоломщик Николай Николаевич и за внушительную сумму выкупил тот самый пионерский галстук. Александр Э пообещал держать сделку в тайне, а друзьям сообщил, что сжёг злополучный галстук.