За первоистоком сущего (продолжение)
Чего не может философский Бог
Бог, по мысли Лейбница, тоже детерминирован в своих действиях, ибо не может избежать обязанности выбирать лучшее. Чем выше совершенство, говорит философ, тем более оно детерминировано привязанностью к добру. Бог, таким образом, подчинен добру. Добро в Боге определяет Бога и не зависит от Него.
Об истинной свободе
Выхожу из общаги. Навстречу мне Димка. Вижу, что-то хочет сказать. Остановился. Дал возможность ему завязать разговор.
- Представляешь, Саня, читал вчера весь вечер Шеллинга.
- Неужели? На пятом-то курсе философского факультета!
- А на первом мне некогда было. Я за девчонками бегал!
- Помню! Помню!
- Ну вот. Читал вчера Шеллинга и нашел у него потрясающее определение того, кто истинно свободен.
- Любопытно. И кто же?
- Свободен тот, кто действует в соответствии с законами своей собственной сущности и ничем не определен ни в себе, ни вне себя.
- Потрясающая мысль! Только немец мог такое загнуть!
- Ты иронизируешь? Ты не согласен?
- Русский человек такую свободу никогда не примет.
- Почему?
- Здесь получается рабство у собственной сущности.
- Кто же тогда истинно свободен?
- Свободен тот, кто сам для себя выбирает сущность.
- Какая же тут свобода? Выбрал сущность и стал ее рабом.
- Да, но если не выбрал, тогда и не существуешь. Получается, как у Бердяева: свобода есть ничто. И истинно свободен тот, кто вообще не существует.
- Скорее, как у буддистов: стань по ту сторону всех сущностей и окунись в нирвану.
- Но тогда снимается и субъект свободы. Свобода есть, а носителя свободы нет. Приходим к выводу, что Шеллинг прав.
- Вот тебе и немец!
Единое и мир
Вывести мир из Единого, как того хотел Плотин, невозможно. Единое не имеет выхода из себя, Единое замкнуто в себе. Аналогия Солнца и солнечного света не столько объясняет эманации, сколько создает фантом объяснения.
Паскаль или Тиллих
Проснулся утром после ужасной ночной пьянки. Головная боль. Жуткая жажда. Отмечали в университетской общаге день рождения соседа по комнате.
Пили спирт. Память отшибло на третьем стакане. Ничего не помню. Последний эпизод: беседа двух умников, сидящих напротив меня.
- Блез Паскаль говорил, что Бог философов и Бог Библии - не одно и то же. А вот известный протестантский теолог Пауль Тиллих считал, что это все-таки один и тот же Бог. Ты как думаешь?
- Думаю, что прав Паскаль.
- Почему?
- С философским Абсолютом невозможно вступить в диалог, ибо Он вне противоречий нашего сознания, вне проклятых вопросов нашей жизни, вне бытия и небытия. В диалог можно вступить лишь с Богом Откровения, вернее, Он Сам стремится к общению с нами. И более того: умер за нас на кресте!
Теологический вопрос
Философия помешала Канту задать себе простой теологический вопрос: почему Бог наделил человека познавательной природой, не способной познать этот мир в его сущности?
Гегель и чудо
«Чудо есть насилие над естественной связью явлений, и потому есть насилие над духом»Г. Гегель
Молодой философ, мечтающий постичь абсолютную истину, никогда не верил в христианские чудеса, описания которых часто встречались в Евангелиях. «По своей сути, - говорил он себе, - чудо есть разрыв в причинно-следственных рядах мира, поэтому оскорбляет творение божье, оскорбляет философствующий разум». Гегель решил совершить то, на что не осмелился бы другой истинно верующий христианин. Он задумал переписать Благую Весть и освободить ее от событий, которые невозможно объяснить с научной точки зрения. Потребовалось затратить немалое время, чтобы осуществить такое. Потребовалось проявить волю и терпение, чтобы реализовать грандиозный план и осчастливить просвещенную Европу. Когда работа была уже сделана, с Гегелем случилось чудо: пред ним предстал апостол Иоанн. Философ узнал любимого ученика Христа по картинке из детской Библии, которую когда-то читала ему старая монахиня – дальняя родственница отца. Иоанн посмотрел на философа сострадающим взглядом и на безупречном немецком произнес странное стихотворение:
Будь осторожен с мыслью! Она может
Тебя опустошить и уничтожить,
Внушить тебе, что ты лишь тень пред ней,
Скользящая среди других теней.
Мысль рада отменить носитель мысли,
Чтобы над бездной, как мираж, повисли
Твой поиск, твоя боль, твоя борьба,
Твой взгляд на мир, твой путь, твоя судьба.
Гегель на всю жизнь запомнил это стихотворение и всю свою жизнь потом спорил с ним. «У мысли не может быть носителя мысли. Мысль сама для себя носитель, ибо все существует в мысли и подается через мысль. Мысль сама для себя свой субъект и объект. Невозможно возвыситься над мыслью, невозможно встать по ту сторону мысли. Нет ничего, что находилось бы вне мысли. Высшая цель мысли – она сама. Нет иного Бога, кроме мыслящей себя мысли, нет иного наслаждения, кроме мысли, мыслящей себя, нет иного успокоения, кроме мысли, после долгих скитаний вернувшейся в мысль.
Бог и философский разум
Бог создает мир для человека, для его счастья. Кантовская способность познания создает мир для соблюдения в нем нравственного принципа. Поэтому нравственность Библии и нравственность философии имеют разные истоки и разные цели.
Скачок в познании
Вы мне не поверите! Будете смеяться надо мной! Скажете, что я сошел с ума! Но заявляю вам серьезно и честно: тени способны освободиться от своих носителей, тогда им дается возможность говорить. Как это происходит? Почему это происходит? Я не знаю. Возможно, люди сами соглашаются на то, чтобы их тени вместо них обрели самостоятельность, свободу воли и ответственность за свою судьбу. Возможно, тени знают какой-то хитрый способ или прием: как усыпить бдительность хозяина и украсть у него его божественную сущность.
А случилось это вот как. После четырех пар в университете. Я погулял по вечернему городу. Купил в супермаркете продукты на вечер. Заглянул в ближайшую аптеку: взял таблетки от головной боли. Подошел к дому, зашел в подъезд. Лифт не работал. Моя однокомнатная на двенадцатом этаже. Мне снимают ее родители. Где-то на лестничной площадке десятого этажа голова у меня закружилась. Я остановился, чтобы прийти в себя. Никого не было. Свет от фонаря струился через окно. Вот в этом свете я и увидел два темных человеческих силуэта, пустых, бестелесных, нематериальных. Они тихо беседовали друг с другом, не обращая на меня ни малейшего внимания. Мне запомнилось всего несколько странных предложений. До сих пор не могу вникнуть в их смысл.
- Понимаешь, попробуй без скачка, дедуктивным путем из причинно-следственного ряда прийти к метафизической Причине. Только в этом случае я смогу проверить и принять твое доказательства бытия Бога.- Я бы с удовольствием! Но, как это сделать, если Сам Бог совершает скачок, создавая мир из ничего, переходя от Абсолютного к относительному? Разве не должна мысль, работающая над доказательством, совершить такой же скачок, но в обратном направлении?
Я испугался! Я впал в ужас! Я бросился назад и выскочил из подъезда с безумным криком, словно ужаленный змеей. Меня нашли утром на скамейке у дома в состоянии обморока. Вызвали скорую. Отвезли в больницу. Около недели я пролежал в больничной палате. Сейчас все нормально. Сдал сессию. Отработал лето в одной небольшой фирме. Однако произошедшее со мной по-прежнему мучит мой ум и терзает. Я с подозрением смотрю на собственную тень. Я жду, когда она со мной заговорит.
Мир Платоновых идей
- Почему ты постоянно воюешь с философией? Идеи истины, добра и красоты, благодаря которым существует современная цивилизация, были сформулированы и обоснованы именно в рамках философской традиции.
- Все очень просто. Философии интересна не красота, а идея красоты, не добро, а идея добра, не истина, а идея истины, не Бог, а идея Бога.
Феномен сознания
Сидел сегодня на прескучнейшей лекции по философии. Не знал, чем заняться, как быстрее прокрутить пустое время. Профессор Митрошкин объяснял систему познания Иммануила Канта. Зачем это нам, будущим врачам? Вдруг увидел на парте карандашом написанное четверостишие. Оно мне очень понравилось. Я несколько раз его прочитал.
Свет звезд до нас доходит с опозданьем.
Съедает расстояние версты лет.
Ты видишь лабиринты мирозданья,
А их, быть может, в настоящем нет.
Я никогда не писал стихи. Я никогда не любил их читать. Однако мне почему-то захотелось продолжить мысль безымянного автора. И не просто продолжить, но вывернуть ее наизнанку, так сформулировать, чтобы она опрокинула реальность, вернее, выразила саму сущность реальности. Я взял у соседа карандаш и рядом с четверостишием написал свое.
Сознанье – блудный раб ретроспективы.
Не верь, что погружен в цветенье сад.
Оранжевая бабочка со сливы
Вспорхнула миллиарды лет назад.
Как мне это удалось? Не знаю. Собственно, я ничего и не делал. Мое сознание само все осуществило за меня. Моя роль заключалась только в том, чтобы ему не мешать, не забивать «божественный источник» мусором случайных пошлых тем. Творческий акт состоялся во мне, но без меня. Над тем, что случилось, я задумался лишь после его завершения. И вот к какому выводу пришел.
«Наше сознание нам не принадлежит. Оно хоть и возникает в нас, существует в нас, действует через нас, но не является нами. Возможно даже, оно играет какую-то свою игру, нисколько не заботясь о своем экзистенциальном носителе, проявляя к нему равнодушие, тяготясь его хрупкостью, зыбкостью, недолговечностью».
Пораженный этими мыслями, я отпросился с лекции, тихими шагами выполз на улицу и закурил.
Истины метафизики
Лейбниц мечтал, чтобы истины метафизики были доказаны с той же строгостью, как и истины математики. Если бы это было возможно, то любой студент, не прилагая духовных усилий, без работы над собой, без покаяния, без аскезы и духовной брани, смог бы осуществлять простые метафизические вычисления: 2+2= Бог; 3+3= душа; 4+4= вечность.
Закон противоречия
«… невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении» («Метафизика». IІ, 3 1005b 20–21).
«Либо соблюдай закон противоречия, либо прыгай в колодец!» - требовал от своих молодых учеников Аристотель. Один из них возмутился. Он подошел к философу и заявил: «Во имя открывшейся мне истины, учитель, которая одновременно есть все и ничто, то есть не вписывается в ваш закон, я готов принести себя в жертву! Например, выпить яд или прыгнуть вон с той горы в пропасть! Готовы ли вы ее принять?» Аристотель задумался. Надо было как-то выходить из возникшего затруднительного положения, ведь от него ждали ответа его лучшие ученики, продолжатели его дела. Опытный философ, конечно же, нашел, что сказать. «Твой поступок будет всего лишь красивым жестом и наверняка останется в памяти потомков, но он не отменит моего закона и не позволит тебе испытать состояние абсолютного блаженства – когда разум философа соединяется, сливается с истинным богом, а именно с мыслящим себя мышлением».
Против Нагарджуны
Если кто-то стремится доказать, что ничего нет, то он ничего не докажет, даже если это доказал, ибо в ходе доказательства устраняется как доказывающий, так и предмет доказательства.
Анамнесис
7520 год от Сотворения мира. Я медленно бреду по тропинке одного из средневековых римских кладбищ. Капли дождя стучат по моему зонту. Опавшие листья шуршат под ногами. Голуби сопровождают меня в моем безутешном поиске. Что-то непостижимое, невыразимое и загадочное заставило меня покинуть мою страну, мою семью, мою работу, заставило меня забыть мою жизнь и мою судьбу, заставило перелететь на самолете через океан и прийти сюда, к заброшенным могилам, сокрывшим прошлое, спрятавшим былую жизнь. Я подхожу к белой, истертой плите без имени и без креста. Пожелтевшие ветви кленов дрожат от холода. Они знают какую-то быль. Они готовы открыть ее чужестранцу. Черный от времени свиток не принадлежащих мне воспоминаний начинает медленно разворачиваться в моей душе.
Прекрасное в мире невозможно объяснить из самого мира, из существующих в нем физических закономерностей. Прекрасное в мире невозможно соединить с миром, с фактом нашего случайного существования в нем. Она была самой красивой девушкой на свете. Ее длинные волнистые волосы, заплетенные в косу, сияли золотом. Ее лицо, одухотворенное божественной печалью, божественной тоской, выражало страдание и боль всего живого на земле. Ее брови напоминали священный узор арабского письма. В ее глазах трепетал, томился и мучился голубой небосвод. Маленькое родимое пятнышко на ее смуглой шее было соблазнительнее всех тайн мира, соблазнительнее самой сути бытия. Когда я брал ее за руку, время останавливало свой бег. Когда я прижимался к ее щеке, звезды срывались с небес в бездонность ночи. Когда я целовал ее, святые ангелы бросали в вечность свои огненные мечи, завидуя нашему счастью, проклиная свое бессмертие.
Под каждым из нас дремлет его вечный экзистенциальный субъект. Он вбрасывает в историю свои ипостаси, свои проявления. Откуда во мне эти мысли, эти чувства, эти образы? Откуда во мне чужие воспоминания? Почему я помню то, чего со мной не было, чего я не испытал? Неужели я когда-то жил здесь и умер – умер, чтобы родиться вновь через века и столетия? Возможно, я совершил какой-то страшный грех в прошлой жизни. Все правильно! Все так и есть! Я оставил свою любимую. Мне дороже была земная слава, земные почести, земные титулы и богатства. Я отправился в далекую Московию с армией ее самозваного царя Дмитрия. Я убивал там ни в чем не повинных людей. Я осквернял там чужие святыни и храмы. Господь наказал меня за это: когда я вернулся из похода, любимой уже не было в живых. Для чего дана мне вторая жизнь? Для того, чтобы я научился отличать истину от лжи, для того, чтобы в своем будущем я отменил свое прошлое. Значит, где-то на земле сейчас живет она, значит, она все еще ждет моего возвращения из похода.
Я отворачиваюсь от могильной плиты и ухожу той же тропою, какой пришел сюда. Ухожу в неизвестность настоящего, в неизвестность событий, в неизвестность новых встреч и разлук. Я ухожу, чтобы больше сюда не возвращаться.
По ту сторону феноменологии
Эдмунд Гуссерль был бы прав только в том случае, если бы сознание являлось носителем человека, а не человек носителем сознания. Феноменологическая редукция устраняет человека в угоду сознания.
В поисках себя
После удачной охоты два друга, два великих воина Гильгамеш и Энкиду спустились с гор, прошли сквозь лес, переправились через реку и развели костер на берегу реки. В вечерних сумерках, когда последний луч заката скрылся за горизонтом, к ним подошел неизвестно откуда возникший седой старик. Глубокие морщины изрезали худое лицо. Его глаза светились сверхмудрой мудростью, бесчеловечной человечностью. Казалось, он родился вместе с этим миром и является его ровесником. Казалось, смерть ходит за ним по пятам, но не может схватить костлявой рукой собственное отражение. Воины угостили мудреца жареным мясом и вином. Он предложил им подумать над тем, что знают они о себе и кем считают себя в этой жизни.
- О великий мудрец, - молвил Гильгамеш, - мы воины, наша сущность в ловкости наших рук и в силе наших ног.
- Силу и ловкость, - сказал старик, - вы получили от своих родителей, и она не может быть вашей.
- О великий мудрец, - молвил Энкиду, - мы – богопослушные люди, ибо почитаем наших богов и каждый месяц приносим им жертвенные дары.
- Богопочитание также не ваше, - сказал старик, - вы получили его от жрецов, они научили вас читать молитвы и приносить жертвы.
- О великий мудрец, - молвил вновь Гильгамеш, - мы – добрые и справедливые воины, ибо помогаем бедным и защищаем слабых.
- Доброта и справедливость, - сказал старик, - придуманы не вами, вы получили их от ваших старейшин.
- О великий мудрец, - молвил вновь Энкиду, - мы – искатели истины, и наша сущность в познании мира; этим отличаемся мы от птиц, зверей и рыб.
- Познание мира также не ваше, - сказал старик, - ибо вы получили его от ваших учителей.
- Кто же мы такие, и что действительно принадлежит нам? – спросили друзья у загадочного странника.
- О том я не ведаю, - размышлял он после продолжительного молчания, - но я знаю точно, если вы найдете это, вы обретете бессмертие.
В безбрежном небе бриллиантовой россыпью сияли звезды. На рубиновых углях танцевала обнаженная богиня огня. В оранжевых языках прожигающего ночную тьму пламени можно было разглядеть ужасные образы древних чудовищ. Гильгамеш и Энкиду спали, им снились пережитые в прошлом кровавые битвы, от этого воины постоянно вздрагивали и стонали. Старик отрешенно смотрел в неизвестность, он задумал написать великое сказание и обессмертить имена двух друзей, не отказавших ему в гостеприимстве, поразивших его благородством и искренностью.
Облегчить жизнь
Желание Беркли понятно: облегчить жизнь теологов и философов. Иметь дело с последовательностью ощущений, за которыми ничего нет, проще, чем постоянно сомневаться в том, соответствуют ли наши ощущения вещам вне нас. Без существующего мира философии удобнее, чем с миром.
Христос и Иаков
- Господи! Если Царство Небесное в наших душах, то где же находится геенна огненная? Кем и когда она была создана?
- Хороший вопрос предложил нам Иаков! Много будет в будущем лжеучителей, которые назовут Отца моего мстителем и создателем ада. Все они будут говорить неправду, ибо Творец мира есть Бог Любви. На вечные же муки ангелы и люди обрекают себя сами, отрекаясь от Господа, нарушая его заповеди. Геенна огненная возгорается в этих душах и испепеляет их изнутри. Гордость, зависть, злость, тщеславие, лицемерие не дают им успокоиться, не дают им обрести единение с Истиной. Во тьме кромешной, на границе бытия и небытия одинокие и печальные скитаются они, всегда недовольные собой, испытывающие друг к другу ненависть и отвращение.
- Господи! Будут ли они когда-нибудь спасены, или же муки их продлятся вечно?
- Вижу, Иаков, твое сострадание к ним, радуюсь, брат мой, твоему сочувствию к падшим и отверженным! Отец мой так устроил этот мир, что все мы связаны друг с другом в одно целое. Поэтому мучение одного всегда будет передаваться другому и ощущаться другим как свое, если, конечно, он не замкнулся в себе и открыт Истине. От сердца к сердцу передается и благодать Божья. Она преодолевает границы, она разрушает пределы, она срывает затворы. Отец мой так сотворил бытие, что каждый из вас способен своей любовью, своей верой, своим милосердием спасти другого, в какой бы бездне греха он ни
оказался. Итак, многое зависит от нас! Без нашей помощи Отцу, без нашего соучастия в спасении заблудших ад не победить и вечные муки не отменить!
Опоздание
Когда греческие философы приступили к поиску первооснов, индийские брахманы уже завершили круг вопрошаний и окунулись в Абсолютое. Греки придут к этому лишь в системах Плотина и Прокла. Получается, опоздание в 700 лет.
Божественная комедия
Научная конференция историков в Москве не оправдала моих надежд и ожиданий. Прозвучавшие доклады оказались мелкими, плоскими, банальными, скучными: «околонаучное плавание в мутной воде»; «безнадежное блуждание в лабиринте псевдопроблем»; «астрология в обратном направлении»; «желание преодолеть иллюзию с помощью иллюзии»; «забалтывание того, о чем говорить бессмысленно». Как можно определить значение того или иного исторического события, если мы не определили для себя, что такое сама история? Почему она возникла в космосе? Значимо ли ее свершение для бытия Вселенной? Давно пора уяснить, что смысл истории должен быть вне истории, а смысл мира – вне мира. Давно пора осознать, что история цивилизаций, культур, государств не совпадает с историей личностей, ибо существование социумов протекает во времени, мы же идем сквозь время. Если в истории нет преодоления истории, она бесчеловечна, ее эпохи бесчеловечны, независимо от того, насколько глубоко мы проникли в структуры мира, независимо от того, какие технологии изобрели!
Разочарованный отсутствием онтологических притязаний у именитых выступающих, погруженный в метафизическое отчаяние, скитался я по университетам и институтам столицы, как прозревший среди слепых, как проснувшийся среди спящих. Спорил с оппонентами, пытался найти единомышленников, работал в библиотеках и читальных залах, прошел научные отделы многих книжных магазинов. В запасе остался один день, вдруг звонок: из бескрайнего Сибирского Царства хана Кучума дотянулся до меня мой старый товарищ Денис.
- Как дела, Серега?
- Отлично! Любуюсь старой Москвой.
- Как там с погодой?
- Идет снежок, градусов пять-шесть.
- А у нас, представь, под сорок.
- Восстанови баланс, прими на грудь столько же!
- Вот-вот, как раз собираюсь на день рождения к Женьке.
- Поздравь его от меня.
- Это само собой. Ты знаешь, зачем я тебе звоню?
- Знаю, хочешь рассказать мне новый старый анекдот.
-Нет-нет! Все гораздо серьезней. Я хочу попросить тебя купить мне одну книгу.
- Это что-то новое!
- Понимаешь, мне нужно прочитать «Божественную комедию».
- Ничего себе, выбор! Может лучше детектив или что-нибудь эротическое?
- Понимаешь, это последний кирпичик в мое мировоззрение.
- В твое мировоззрение? Ты хочешь сказать, что за последние 600 лет ничего не изменилось.
- В главном, в сущностном – ничего!
- Что же, по-твоему, главное?
- Это наше стремление к истине.
- А она есть, истина?
- Если бы ее не было, ты бы не смог сейчас о ней спросить.
- Да? Какая-то тавтология. Получается, вопрос об истине служит доказательством самой истины.
- Увы, иной возможности понять непостижимое у нас нет!
- А что значит понять непостижимое?
- Это значит понять его непостижимость.
- А что значит понять непостижимость?
- Это значит пережить ее в своей душе, как что-то свое.
- Ну что ж, Денис! У меня 10 часов на то, чтобы выполнить твой заказ.
- Постарайся! Я очень на тебя надеюсь!
- Не пожалею сил! Достану из-под земли!
- Ладно! До встречи!
- До встречи!
Просьбу друга исполнил в первом же книжном, видимо, сама судьба располагала к этому. Тихой звездной ночью сел в свой вагон, занял верхнюю полку, кое-как разместил купленные книги. Через вьюги и метели, через города и села, через леса и поля, через озера и реки тоненькой зеленой ниточкой покатился поезд по бумажной поверхности медленно вращающегося глобуса, увлекая за собой поток моих мыслей, поток безответных вопросов. «История порождает нас или мы порождаем историю? Проще всего сказать, что оба положения верны, но тогда невозможно решить, история существует для человека или человек для истории. Нам необходимо понять, должны ли мы человеком жертвовать во имя истории или историей во имя человека. На первый взгляд история существеннее: мы приходим и уходим, а она остается. Однако вспоминаются слова святого писания о том, что для Бога душа человеческая важнее всех царств земных, важнее истории, которая есть не что иное, как существование и взаимодействие этих царств».
Двое суток в поезде, смена часовых поясов, переезд из Европы в Азию изменили мое восприятие реальности. Купе стало для меня более надежным и прочным пристанищем, чем этот мир, преходящий, изменчивый, скоротечный. Купе превратилось для меня в то волшебное место между небом и землей, между вечностью и временем, заняв которое, начинаешь отличать действительность от ее теней и призраков. Окно вагона – как старое немое кино, раскрывающее тайну существования. Ты вне течения жизни, ты видишь и понимаешь ее насквозь. Актеры самозабвенно вросли в свои персонажи и давно забыли, что они актеры, что есть в них нечто большее, чем та или иная роль. Они по-настоящему радуются и огорчаются, любят и ненавидят, дарят жизнь и убивают. Они не знают, что можно заглянуть в себя и увидеть бесконечность, перед которой вся глубина небес лишь хрустальная капелька воды.
Вечером поезд въехал в мой маленький город. На перроне неосторожно сделал глубокий вдох и почувствовал великую силу и мощь сибирского мороза. Бриллиантовый месяц освещает тьму. Маленькие льдинки кружатся в воздухе. Родные, узнаваемые лица, красивые, спокойные, уверенные в себе, радующиеся жизни. Именно их деды и прадеды, когда безжалостный, коварный враг подошел к стенам столицы, пожертвовали собой и спасли нашу Родину. Спасли от абсолютного, метафизического зла. Господи! Не приснилась ли мне моя дорога, не вернулся ли я из безумной грезы, из кошмарного сна? По сравнению с русской провинцией Москва – какой-то иной мир, ненастоящий, искусственный, иллюзорный. Истина не там, где пронзают небеса монстры из стекла, пластика и бетона, истина не там, где соблазнительные миражи развлечений; истина там, где деревянный домик, сад и тропинка, ведущая к колодцу; истина там, где река, лес, поле и маленькая церквушка на окраине села.
Домой приехал на такси. Жутко соскучился по жене и маленькому сыночку. Меня встретили со слезами радости. Неожиданно для себя я почувствовал, насколько огромны расстояния в этом мире, насколько случайно и хрупко в нем наше счастье. Захотелось поскорее скрыться, спрятаться от этого несоответствия в семейных заботах, в бытовых мелочах. Однако оно и тут настигло свою жертву. За ужином я заметил, что Аленка ведет себя как-то странно и неестественно. Спрашиваю, что случилось? Молчит. Спрашиваю еще раз. Отвечает не сразу. Подошла ко мне, обняла меня. Слова застревали в паузах, слова дробили время на острые осколки, слова оставляли кровавые раны на сердце. Моего верного, моего единственного друга, которому я привез «Божественную комедию», больше не было в живых. Его нашли сидящим на скамейке в парке в сорокаградусный мороз. Сквозь оледеневшие ресницы он с улыбкой смотрел в пустоту непостижимой вечности. Дениса похоронили сегодня утром. Жена не смогла присутствовать на похоронах, не с кем было оставить малыша. После ужина я достал томик Данте. Получилось, что книгу я купил для себя, или, быть может, это был последний подарок, который мне оставил мой друг, уходя в Запредельность. Я открыл седьмую страницу и начал вдумчиво читать:
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины,
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу…
Бред как основа
Беркли, доказывая, что за последовательностью ощущений ничего нет, ссылается на пример бредового сознания. Модель бреда, таким образом, берется у него в качестве основы гносеологической конструкции. Странно, что у христианского проповедника и миссионера даже не возник вопрос: А приемлемо ли для благого Творца обманывать таким образом души людей?
Гипотетическое предположение на основе принципа аналогии
Нашел сегодня в одном серьезном научном Интернет-журнале небольшую статью. Известный астроном и космолог позволил себе поразмышлять на тему инопланетян. Он не просто фантазировал, но пытался наш опыт переживания сущего перенести на иные части космоса, на иные миры. Получилась глобальная картинка сосуществования разумных цивилизаций. Чем-то мне эти мысли понравились. Я скачал статью и перебросил себе на планшет.
«Чтобы действительно приблизиться к решению проблемы существования инопланетного разума и преодолеть субъективные фантазии неадекватных, полусумасшедших, больных людей, необходимо придерживаться элементарной научной логики. Сам человек является исчерпывающим ответом на многие неразрешимые вопросы. Наше существование говорит нам о закономерности нашего существования, в противном случае, нас просто бы не было. То, что мы, разумные существа, появились в одном из ничем не примечательных уголков Вселенной, означает, что таких регионов в ней бесконечное множество – регионов, где соединились все причины и условия, необходимые для самозарождения разумной жизни. Можно с уверенностью сказать, что Вселенная предназначена для возникновения в ней живых существ: не важно, в какой форме, не важно, на каком биологическом субстрате. Скорее всего, в бесконечном многообразии эволюционных линий. Так как материя развивается неравномерно, то и жизнь во Вселенной вспыхивает в разные временные интервалы. Разными путями она приходит к разуму, разными тропинками за разные промежутки времени достигает осознания себя. Столь же неравномерно и развитие самого разума. Исторические процессы в разных галактиках протекают с разным ускорением и, возможно, по разным направлениям. Мы имеем во Вселенной неповторимые виды духовности, неповторимые социальные структуры, неповторимые политические системы. Мы имеем разные взгляды на мир, на жизнь и смерть, на взаимоотношение Абсолютного и относительного. С известной долей вероятности, историю Земли можно принять в качестве приблизительной модели того, что происходит в глубинах космоса. Разные космические социумы совместно противостоят слепой неотвратимости материальных стихий, безликой неумолимости законов природы. Безусловно, все инопланетные цивилизации связаны друг с другом единым смысловым полем идеальных ценностей в одну ойкумену. Об этом свидетельствует способность разумных существ вступать в диалог сквозь время и пространство, их стремление к истине, их сострадание и сочувствие ко всему живому. Можно предположить своеобразное сотрудничество, сотворчество на уровне галактическом и межгалактическом. Старые цивилизации, приблизившиеся к последнему пределу, к последней тайне, наблюдают за молодыми, помогают им найти себя, свою судьбу, помогают преодолеть природную заданность, страх перед неизбежной гибелью, ощущение одиночества и безысходности. Можно предположить существование единой космической мудрости, позволяющей разумным существам соединиться с Божественным. Возможно, особыми воплощениями этой мудрости на Земле являются мировые религии: буддизм, христианство, ислам. Разные космические цивилизации представляют разные духовные тропинки, ведущие к вечности, к тому, что находится вне Вселенной, к тому, что находится по ту сторону смерти».
Быть с ним одним целым
Яджнявалакья сказал Ушаста Чакраяне: «Ты не можешь видеть видящего, не можешь слышать слышащего, не можешь мыслить мыслящего, не можешь знать о знающем знание. Это – твой Атман, Он внутри всего».
Ушаста Чакраяна ответил: «Однако я могу переживать его в себе, я могу быть с ним одним целым. И этого достаточно для понимания того, что мое существование вечно».