Краткая история городского жилья
Последовательное изменение отношений между приватностью и возможностями использования жилого пространства привели нас к городскому формату жизни, в котором сегодня многие проводят большую часть времени.
Альберти, очарованный многообразием и количеством дверей в римских постройках, отмечал в «Десяти книгах..», что проемы должны быть размещены так, чтобы как можно больше залов связывалось между собой. По мнению Робина Эванса (эссе “Figures, Doors and Passages”) эта рекомендация, озвученная прежде всего для публичных зданий, была по умолчанию применена ренессансными архитекторами и к устройству жилья. Так, планы вилл Андреа Палладио представляют собой «классическую» череду связанных комнат, а особенностью его палаццо Антониони в Удине является то, что уборные размещены слева и справа от квадратного холла в центре и являются проходными. Эванс рассматривает их с точки зрения использования, ссылаясь на буквальный референс (горничным приходилось сторожить двери для возможности уединения), и объясняет, что планы такого типа сильно зависят от способности жильцов контролировать свои границы, поскольку все комнаты на этаже находятся в единой последовательности и равноценны друг другу.
Отношение к приватности, а также пресловутая норма минимальной площади для одного человека стали и до сих пор являются причиной трансформации городского жилья. Несравнимая с палаццо компактность нынешней жилой ячейки не отменила тех действий, которые составляют наш повседневный быт. Эти процессы теперь сосуществуют в пределах скромной по размерам комнате. В мультфильме Жбигнева Рыбчински «Танго» показано как действия различных персонажей накладываются в едином пространстве и времени, подводя нас к мысли о сбалансированном соотношении между предопределенной функцией и возможным использованием. Комната словно предвидит «вопросы жизни», а раскадровки помещения, которые Рыбчински изображает как «вид сверху», расширяют перспективы работы над планом: он отныне не абстрактная необитаемая концепция, а осознанное рассмотрение того, каким пространство будет в его обживании.
Этот тезис находит отражение в «Башне Кройцберга». В ней апартаменты для художников представляют собой группу объемов, для которых однозначно определена функция. Но их крайняя форма разграничения (отдельные башни кухонь, уборных…) не отменяет гибкость использования, что подтверждает опыт Роберта Слингера (берлинского архитектора): «Прожив там еще восемь лет, я пришел к пониманию того, как архитектура Хейдука одновременно гибко приспосабливается и, тем не менее, утверждает свое присутствие, противостоя любым попыткам дополнить себя. Для меня эти отношения никогда не были состязательными, скорее, они были больше похожи на дебаты со старым другом, где разногласия проявлялись на основе взаимного уважения.»
Комната-портрет
Одним из ранних примеров того, как минимальное жилое пространство могло быть устроено и использовано, стал теоретический проект Корнелиуса Мейера “One-Person Apartment” (1689 г.). Здесь все необходимое было размещено вдоль стен во встроенных стеллажах, а к одной из сторон комнаты примыкал небольшой спальный альков. Столь дотошное нумерование створок и детальное описание каждой полки, которые мы видим на изображениях стен, дает нам в совокупном восприятии пространства портрет человека эпохи зарождающегося Просвещения. А сам проект Мейера наглядно иллюстрирует слова, сформулированные командой преподавателей дизайн-студии из ETH Zurich (под руководством Адама Карузо): “Homes are an expression of who we are, and they can also be a constraint to who we want to be”.
В этом контексте линейная графика Хейнрика Тессенова для проекта города-сада в Хеллерау занимательна тем, как эволюционируют отношения между прежними традициями и надвигающимся модернизмом. Стерилизация стен, а также возможность смены мебели и ее положения стали симптомами нового быта и понимания того, что жилое пространство — это товар, переходящий от одного владельца к другому, будучи со своими предпочтениями. Такой запрос на универсальность пришел одновременно с либерализацией западного сознания. Вместе с ним меняется и представление о приватности: быть одному — это уже не монашеская мечта существовать обособленно, а необходимая потребность быть наедине с самим собой, живя с кем-то.
Проект SANAA Kitagata Apartments (Гифу, 2001 г.) раскрывает эту взаимосвязь приватности и комнаты предельно тонко. Скромная ячейка фиксированных габаритов становится объемной единицей всего дома, многократно размноженная согласно условиям контекста. Каждая комната имеет по два выхода: один ведет в общую галерею к лестницам, другой — связывает с соседними комнатами. Такая возможность независимого сосуществования нужна, чтобы комнаты могли сдаваться в аренду владельцами апартаментов, либо с тем, чтобы каждый член семьи мог покидать и возвращаться домой, не беспокоя остальных.
Наименьший быт
Попытки архитекторов придумать коллективное жилье в 20-ом веке имеют насыщенную историю, которая наглядно откликается на вопросы приватности, экономики и гендера. Рабочий класс, хлынувший в города в 19-ом столетии остро обозначил проблему о нормировании жилой потребности на человека, потому что ситуация оказалась критической: людям порой приходилось селиться в открытых цехах, и начерченные мелом на полу линии были границами «приватности». Чтобы предотвратить подобные факты, венский муниципалитет ввел регламент, гласивший, что для строительства жилья может быть застроено максимум 85% участка. Так, возникали дома-бассены (от слова “basin” — резервуар с водой на этаже для общего пользования всеми арендаторами). Сама ячейка внутри дома состояла из 1–2 жилых комнат, небольшой кухни-прихожей, связанной с коридором, где была общая уборная.
В это же время в США появляются отели-резиденции (residential hotels), где жилое пространство сведено к минимуму (с возможностью поставить койку и шкаф), а все прочие активности (еда/досуг) реализовывались на первом этаже. Помимо социально-экономической вынужденности, подобная организация жилья несла в себе и гендерную повестку: женщины не должны быть закреплены за жилой ячейкой и работать на нее, а могут заниматься отелем, обеспечивая его жизнеспособность, и получая за это деньги. Позднее, в 1932 году Карел Тейге опишет такой формат жизни в книге “Nejmenší byt” («Наименьший быт»). В ней он размышляет о крайней степени приватности и изображает диаграмму с 9 необходимыми активностями для человека. Тейге обозначает на ней границу между зоной сна и всеми остальными, полагая, что для обеспечения укромности нужна лишь одна комната; все остальное можно разделять с другими.
Квартира как тип
Социальные эксперименты, связанные с нетрадиционными формами сожительства (дома-коммуны, отели-резиденции), стали уступать консервативному политическому лобби, педалировавшему формат нуклеарной ячейки для одной семьи. Смещение понимания быта в эту сторону пробудило новый виток экспериментов с жилым пространством. Александр Клейн — архитектор-чиновник из Петербурга, эмигрирует в Берлин в 1920-х, где работает над стандартами жилья. Еще будучи в Петрограде он сформулировал тезис о том, что комнаты в квартире должны ясно делиться на три группы: сон, дневное обитание и зона активности. Таким образом, семья может себя реализовывать в быту без каких-либо внешних беспокойств.
Для конкурса на минимальное семейное жилье, проходившего в Москве в 1925 году, Клейн предложил типы квартир, в которых он работает с границами между общим и частным. Зона активности и дневного быта — общее пространство, прямо связанное с отдельными спальнями. В следующих итерациях это базовое отношение приобретает тонкие нюансы, связанные со смягчением границы между приватными частями квартиры: гостиную и спальни теперь разделяет крошечный тамбур. Впоследствии, необходимость унифицировать такое решение трансформирует тип согласно ориентации по сторонам света: спальни с тамбуром и уборной на востоке, свободная дневная зона — на западе.
Позднее, Алвар Аалто для экспериментального района в берлинском Ганзафиртеле в 1957 году реализует тип с символическим названием Kauppatori (Market Square), где гостиная-рынок является физическим центром квартиры и в то же время распределительной зоной. Подобно клейновскому общему пространству жильцов такая структура выигрышно экономит площадь, избавляясь от коридора. Вообще, идеи Клейна легли в основу жилого плана у многих архитекторов современности, последовательно развивая квартирный тип, и приведя его к тому, в чем многие из нас сегодня проводят большую часть времени.
Экономика приватности
Мы находимся на пороге смутного социально-экономического будущего, с его вопросами безопасности и конфиденциальности, неприлично огромной стоимостью квадратного метра, а также не поддающимся переосмыслению наследием массового жилья. Эти проблемы, если и будут как-то решаться, то с позиции экономики приватности, в которой границы между общим и частным должны быть определены с учетом цены/ценности их пространственных качеств.
Сегодня городское население увеличивается, в том числе, за счет людей, мигрирующих в «центр», чтобы реализовать свои профессиональные амбиции. Сталкиваясь с несоответствием заработка и стоимости жилья, они постепенно понимают, что готовы разделять все активности, кроме сна, с другими (прямо как на схеме Тейге). Коливинги имеют родственную связь с домами-коммунами, но несут в себе сугубо экономическую мотивацию. Успешность такого старого-нового типа во многом зависит от архитектурного качества sharing’а пространства. Общежитие студентов Bülachhof в Цюрихе, например, ярко отличается плавностью градиента от публичного к частному, в котором присутствуют промежуточные части между уличной галереей, общей зоной и личной спальней-кабинетом.
Проблемы безопасности и отношение к конфиденциальности остро проявляется в социально-нестабильных жилых районах. Чтобы обеспечить обозримый доступ ко всему, кроме жилья, Алваро Сиза в проекте квартала Full Stop and Comma (1988 г.) в Гааге, избавляет жилые корпуса от парадных. Доступ во все квартиры (кроме первого этажа) устроен с лестничной площадки, ведущей в тело дома сразу с улицы, а на нужный этаж жильцы попадают по лестницам, которые находятся внутри квартиры.
Наконец, попытки вывести формулу удобного жилья сталкиваются с неоднозначным пониманием комфорта среди гипотетических жильцов, вынуждая каждый раз сводить решения к типовым элементам и тиражируемости. Но даже в таких условиях возможна неординарность подхода. Муниципалитет французского города Ним поставил перед Жаном Нувелем задачу сделать доступное жилье с «хорошими квартирами», критерии которого следующие: они должны быть настолько большими, насколько это возможно, они должны быть гибкими и разными, а также недорогими. Бюро Нувеля прибегает к использованию дешевых промышленных элементов: в их числе складывающиеся гаражные ворота, которые распахивают двухсветную гостиную южному солнцу и всем соседям. На протяжении всей длины корпусов огромные пространства таких гостиных-фойе связывают уровни квартиры по нескольким сценариям. Таким образом, подобного рода мышление и условия контекста позволили архитектору дать неочевидный, но соразмерный ответ на поставленную задачу.
