October 15, 2018

15 октября 1917 года

Канал «Микроистория»

Окунев Никита — 49 лет, служащий пароходства.

После ненастья и маленьких холодов установилась удивительная для осени погода: вчера, например, в 2 часа дня на солнце было около 30° тепла.
В Харькове и в Харьковском уезде погромное движение усиливается. Особенно безобразничают там, где доберутся до какого-нибудь винного склада. Как прав Дорошевич, советовавший уничтожить все спиртное, не дожидаясь, когда «обезумевшие рабы» сами доберутся до него. Однако где же Дорошевич? Что с ним? Отчего он ничего не пишет?
Ночью обворовали склад, доверенный мне о-вом «Самолет». Воры взобрались на крышу, оторвали несколько листов, подпилили подрешетник, потаскали товару тысячи на 3 и ушли незамеченными. И это теперь обыденное явление, потому что на улицах уже нет ни блаженной памяти городовых, ни ночных сторожей. А дворники или дворовые сторожа спят себе после 8-часового ничегонеделания или сами занимаются тем, в чем обвиняют непойманных воров. Зато уж теперь так водится: как только кого накроют на месте преступления, то происходит такой ужасный самосуд, от которого избави Господи самого бесчеловечного преступника. Вот когда уместно сказать: «О времена! О нравы!».

Гайдукович Екатерина — 17 лет, гимназистка.

Сегодня был второй урок — педагогика, я очень люблю этот предмет; меня интересуют вопросы, касающиеся воспитания детей, я часто думаю о том, как у меня будут дети, как я буду воспитывать; странно! Когда я была ребенком, меня влекла к себе реальная жизнь, серьезные книги. Когда я вышла из детского возраста, то, наоборот, появилась новая страсть читать сказки и мечтать о дворцах, о красивых костюмах, и о, стыд!.. теперь, почти в восемнадцать лет, я мечтаю о том, как буду жить, когда выйду замуж, как я назову своих детей, как буду их воспитывать. Узнал бы кто-нибудь об этом, «вот глупенькая!» — сказал бы.
Сегодня был первый урок латыни; Головня, как я решила с первого взгляда, просто-напросто манекен: и ходит, и говорит, и смотрит как-то неестественно, ломается, на уроке всё время отпускал какие-то полунасмешливые шуточки, точно он пришел в великосветский салон, а не в класс... Положим, и наши девчонки больше похожи на светских барышень-кокеток, чем на учениц, особенно Нахабина и Островская, так чего же ему и не обращаться с ними, как с глупенькими девочками. Он, наверное, сюда поступил для развлечения, а не для серьезных занятий, да и не наверно, а действительно, ведь он же сам сказал: «Мы пройдем склонения, немного спряжения, в восьмом классе почитаем кое-что, поставят вам в аттестат отметку и латынь можно забыть».
Вот так раз! И это говорит учитель о своем предмете, он не старается вложить в учеников интерес к своему предмету, а наоборот, говорит об этом, как о чём-то необыкновенно неприятном, но необходимом. Если он и дальше будет продолжать в том же духе, то я когда-нибудь обрежу его, да так, что ему и деваться некуда будет. И почему это я не такая, как другие? Кокетничала бы с ним, строила бы глазки и улыбки расточала и была бы довольна, как довольны у нас многие тем, что им хорошо: не спросили — слава Богу, по счастию вывезло на три — тоже слава Богу, а ты не удовольствуешься тем, что есть, выскажешь правду и поплатишься; вот я сказала батюшке по чистой совести, что тяжело молиться по заказу, а он мне три закатил, а ведь в прошлом году за худшие ответы он мне ставил пять или четыре. Удивительно! как времена меняются!

Ивнев Рюрик — 26 лет, поэт, прозаик, переводчик.

11–12 ч. ночи. Во время подготовки к лекции, прогуливаясь по комнате и случайно заглянув в зеркало. Я не знаю, какой подвиг должен я совершить, чтобы искупить свою низость и подлость (самую настоящую подлость, если уж говорить откровенно).

Источник