Второй астронавт умер шесть недель назад, но я здесь не один (часть 3, ФИНАЛ)
Невозможно было игнорировать Бена или звуки, которые он издавал. Больше нет. Ужасные удары сотрясали станцию, их местоположение менялось случайным образом. Это сводило с ума, и не только меня. За последние несколько часов я услышал немало рациональных объяснений. Штаб прислал материалы, которых хватило бы на целую книгу, мнения всех экспертов, каких только можно себе представить. После смерти коллеги я и так боролся со всевозможными странными мыслями, но после выхода в открытый космос они как будто выплеснулись из моей головы и теперь терроризировали других скептиков-единомышленников. Как ни старались, никто в штабе не мог понять, что это такое.
После того, что произошло во время выхода в открытый космос, для меня стало первоочередной задачей выяснить, что, черт возьми, произошло. Те цифры, которые записал Бен, не были бредом. Я, подспудно, знал это с самого начала. Дневник будто был написан на другом языке. Тайном, секретном языке. И хотя я так и не разгадал код, даже сейчас, по прошествии стольких лет, я понял, откуда Бен это взял.
Хитрость заключалась в том, чтобы углубиться в его исследования. В частности, в один проект, которому он посвятил всю жизнь. Та небольшая комета, ледяной шар, парящий далеко в поясе Кеплера, неподалеку от загадочного места, где Солнечная система заканчивается и начинается великая космическая пустота. Там что-то маленькое и незначительное вращалось, перемещалось и время от времени попадало на солнце, отражая фотоны прямо к нам. Сверкающий кусочек льда, сияющий настолько слабо, что его невозможно было заметить, если только случайно не посмотреть в нужное время в нужном месте.
Как это сделал Бен, всего в десять лет, играя с отцовским телескопом на заднем дворе.
Огонек в темноте. Огонек, который сигнализировал нескольким приборам, настроенным Беном для записи каждой вспышки излучения. Свет. Тьма. Свет. Тьма. Свет.
Из двоичного в шестнадцатеричный и далее… Боже, там что-то еще. Что-то говорило с ним.
Что-то там, в космосе, говорило с ним.
Я не знаю, что напугало меня больше. Стуки ожившего Бена, который колотил по станции, неотвратимая угроза, подобравшаяся к самому порогу, или мысль о том, что нечто в пустоте нашептывало человеку неизвестные секреты на протяжении последних двух десятилетий. Эта идея, порой, захлестывала меня целиком, стоило задуматься о ней дольше, чем на несколько мгновений. Я так и не понял, о чем шла речь в сообщениях, но, тем не менее, был потрясен. Не только благодаря маленькому дневнику Бена, который содержал сотни, тысячи рукописных записей. Но и благодаря прямой трансляции, которую он успел настроить на своем компьютере и преобразовать код в звук. Он бился, словно ушной червь на стероидах, был похож на белый шум под кислотой, этот поток чуждых идей, от которых я терялся и пускал слюни, если засиживался у динамика слишком долго. Короче говоря, у меня был доступ к сигналу не более нескольких дней, но к концу я почувствовал, что мозги вот-вот вытекут из ушей. Но Бен… Бена пичкали этим с детства. А мы, идиоты, потратили годы на прослушивание космоса, запись случайных сигналов и ожидание – на исследование того, чего никто из нас по-настоящему не надеялся понять. Логично было предположить, что сигнал стал причиной его смерти. И, что еще хуже, того, что случилось после. А был ли он причиной его полета в космос?
Был ли Бен, которого я знал, просто иллюзией, маской?
Звук… свет, исходящий оттуда. Это казалось неправильным. Не мягкое затишье, не завывание сирены… сигнал был мрачным и всепоглощающим. Почему Бен поддался ему? Почему делал все, что от него требовали? Много ли он прожил ради себя, своих нужд и желаний?
В одном я точно уверился, проводя дни напролет под аккомпанемент яростных воплей Бена снаружи станции, независимо от того, ЧТО с ним говорило…
Оно было враждебным, и я не мог позволить этому попасть на Землю.
– Рейнольдс, мне велели подобрать тебя несколько нестандартным способом.
Я усмехнулся, застегивая скафандр. Это еще мягко сказано.
– И что они сказали? – Я надел шлем и инициировал открытие двери.
– Есть опасения по поводу заражения, – ответил пилот. – Не знаю, что под этим подразумевается. Не уточнили, их беспокоит биологическое или химическое заражение. На мой взгляд, все звучит одинаково странно. Но мы должны забрать тебя во время выхода в открытый космос. Это правда?
– Ага. Ты согласен? Мне сказали, что мы можем подойти на расстояние около 200 метров, но остальное тебе придется покрыть за счет двигателей костюма. Это нечто. Переход от станции к шаттлу… Такого раньше никто не делал.
– Я прекрасно осознаю риск. Просто смотрите в оба.
На этот раз настала его очередь усмехаться.
– На что тут смотреть? – весело воскликнул пилот.
Я проделал весь путь спиной к шаттлу, дрейфуя к нему медленно, но с постоянной скоростью. Неустанно обшаривая глазами космос в поисках любых признаков присутствия Бена. Время от времени я замечал вспышку чего-то красного, намек на движение, скрытое за панелями и антеннами станции, четкий знак, что он все еще снаружи, прячется где-то поблизости. Пока Бен оставался там, я знал, что со мной все будет в порядке. Но все это время продолжал ждать, что вот-вот он объявится, что напряжение перерастет в опасность для жизни, которая, и я это прекрасно знал, поджидала меня. Но время шло и я приблизился к шаттлу без происшествий. Пилот сообщил, что я нахожусь в нескольких метрах от него и пора разворачиваться, что я и сделал, плавно двигаясь по кругу, как ныряльщик, возвращающийся на поверхность.
Я стоял спиной к станции не более нескольких секунд...
Слова пилота звучали беззаботно, но то, что бросилось ко мне совершенно к этому не располагало. Бен, незаинтересованный в моем спокойном отбытии на Землю, несся ко мне от станции на всех парах. И, не имея возможности затормозить, врезался в меня на полной скорости, впечатал меня в дверь шлюза, закрутил, и мы оба, улетели прочь кувыркаясь в невесомости, еще до того, как команда осознала, что меня атаковало.
На этот раз он напал спереди. Карабкался по моему костюму, словно монструозное насекомое, а у меня перед глазами вращалась бесконечная пустота. Звезды слились в белые линии, шаттл проносился на краю зрения то тут, то там, совершенно произвольно. Тошнотворно и страшно – вот как это было, и я молил Бога о том, чтобы суметь выровняться до того, как все полетит к черту, но даже это было ничто в сравнении с монстром, цепляющимся за скафандр. В какой-то момент он подполз так, что я смог его хорошенько разглядеть, впервые за несколько дней. Очень близко. Почти интимно. Даже сквозь стекло шлема, разделявшее нас, я видел такие резкие и поразительные детали, что на мгновение застыл в ужасе, лишь смутно осознавая, что пилот в панике вопит:
– Господи Иисусе, что это, черт возьми, за тварь? Рейнольдс, бери контроль! Еще немного, и мы не сможем помочь. И что бы ты ни делал, заруби себе на носу: эта мерзость не поднимется на борт моего шаттла!
Я хотел ответить, но был занят тем, что пытался отбиться от Бена, который теперь представлял собой россыпь зазубренных красных кристаллов разного размера. Некоторые из них были размером с кухонный нож, другие – со швейную иглу. Худший кошмар скафандра. Прокол не привел бы к немедленной декомпрессии, о которой вы, вероятно, подумали. Нет, у меня осталось бы несколько минут, прежде чем воздух, заполняющий костюм, рассеялся бы, а вот уже после этого легкие мои отказали бы, кровь закипела, а вода в глазах, носу, ушах и других мягких тканях начала испаряться и рваться наружу. Что-то вроде обморожения на быстрой перемотке. Но проколы были не единственной моей проблемой. Я знал, что должен помешать Бену схватиться за шлем. Не знаю, имело ли то, что оживило его, доступ ко всем его воспоминаниям, но Бен точно знал, как снять шлем снаружи, так что все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы держать его мерзкие пальцы подальше от моей шеи. Прокол оставил бы мне достаточно времени, чтобы залететь в шаттл, но без шлема я был бы обречен на очень мучительную смерть.
Поэтому я сопротивлялся, как мог, зная, что все зависит от того, сумею ли я его отпихнуть. Но Бен и вел себя, словно верткое насекомое, и постоянно ускользал из-под моей руки, стоило только приготовиться его как следует толкунть. Его пальцы с желтыми ногтями легко находили зацепки на костюме, а я будто пытался сделать хирургический шов на виноградине в кухонных рукавицах… Надежды отделаться от него обычным способом не осталось, но у меня было кое-что еще. Инерция. Все это время мы бешено вращались, и эта сила была едва ли не единственным, что пыталось разъединить сцепившиеся тела. До сих пор я боролся с этим, но зачем? В последний момент, осознав, что у меня остался один выход, я наполовину включил двигатели и решил усилить почти неконтролируемое вращение.
Неконтролируемое вращение – кошмарный сценарий, которого боится любой астронавт. Люди имеют неправильную форму, и как только вы начинаете вращаться более чем по одной оси, применение большего усилия, скорее всего, только усугубит ситуацию. Исправление требует огромного опыта и проницательности, и даже в этом случае нет гарантии, что будет возможность это остановить. Более вероятно, что к тому времени, когда вы поймете, что нужно делать, сознание угаснет быстрее, чем получится что-либо предпринять. А дальше только смерть.
И это был мой единственный шанс.
Я ускорил вращение и продолжал ускоряться, удерживая кнопку, пока центробежная сила не потянула Бена все дальше и дальше к верхней части костюма. Вот куда привела нас инерция. Два почти симметричных объекта, готовых в любой момент разлететься в противоположных направлениях. Бен держался дольше, чем я. В какой-то момент мои конечности ослабли, в глазах потемнело, и я бессильно опустил руки, больше не в силах бороться с монстром. Но к тому времени Бен тратил все силы на то, чтобы просто удержаться, и больше не мог нападать или возиться с моим шлемом. В конце концов, даже ему пришлось уступить, потому что крутились мы все быстрее и быстрее, будто все американские горки, на которых я был, слились в одну и помножились на миллион…
Последнее, что я запомнил перед тем, как потерял сознание, – чудовищное лицо Бена, улетающее в пустоту.
Надо мной столпились несколько человек.
– Господи Иисусе, счастливый ты сукин сын.
Я застонал и вытаращил глаза в сторону говорившего. Голос был похож на голос пилота. Приятно было видеть его лицо.
– Не ощущаю себя счастливчиком, – выдохнул я.
– Тебя развернуло прямо к нам. Мы уже были в скафандрах, готовились выйти. Все оказалось рассчитано, до секунды. Твой скафандр весь в дырах, буквально сантиметр отклонения, и мы не смогли бы поймать тебя… Как бы то ни было, приятель, ты возвращаешься домой. Медицинское обследование не выявило никаких серьезных проблем. Я думаю, с тобой все будет в порядке.
Люди вокруг меня удивленно переглянулись… а потом до кого-то дошло.
– Бенджамин Уотли? Другой астронавт? Это то, что… кто на тебя напал?
– Ну, он улетел, – ответил пилот. – Если это действительно был твой коллега, то мы… что ж, нам очень жаль. У меня такое чувство, что мы пропустили какую-то историю.
– Спросите меня об этом, когда приду в себя, – кашлянул я.
– Что бы с ним ни случилось, в ближайшие часы он войдет в атмосферу Земли.
– Что будет с телом человека при входе в атмосферу? Он сгорит.
Телеграм-канал, группа ВК чтобы не пропустить новые посты
Хотите получать эксклюзивы? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.