Today

Борьба за гегемонию

Признаемся честно, вопрос достаточно сложный, но только в том плане, что помимо государственных учреждений и самой системы сами левые, отступая в интернет-пространство, неплохо постарались над тем, как политически разоружить рабочий класс. Этому вопросу мы посвятили немало материалов.

Теперь к самому вопросу. Как мы писали в статье про участие коммунистов в выборах, первое, что должен понимать каждый товарищ, так это то, что подобные вопросы должны ставиться не иначе как с точки зрения коллектива, а не одиночки. Иначе говоря, как наша партия собирается справляться? Наш метод исходит из простого марксистского положения: сознание определяется бытием. То, что называют «русским менталитетом» — пассивность, недоверие, вождизм — это не духовная скрепа, а следствие вполне материальных условий, которые мы обязаны понимать: социальной изоляции, тридцати лет демонтажа коллективных форм жизни и целенаправленной идеологической обработки, внушающей человеку, что он ни на что не влияет и что его удел — покорность.

Один день из жизни рабочего

Чтобы понять суть вопроса, давайте представим обычный будний день рабочего. Он встаёт затемно, в шесть утра. Подъём, быстрый завтрак, дорога на остановку. К семи он уже в транспорте — час тряски в переполненном автобусе, трамвае или электричке. К восьми — на работе, где его ждут восемь часов напряжённого труда, перемежающиеся редкими перекурами, усталыми шутками коллег и обедом — единственным временем, когда можно ненадолго забыть, что ты на работе. К 16-17 часам смена заканчивается, и снова час обратной дороги. Дома — обессиленный отдых, домашние хлопоты, короткий сон. И так пять дней подряд.

Вся его физическая и психическая энергия уходит на эту бесконечную гонку, на простое воспроизводство себя как рабочей силы — только чтобы в выходные рухнуть без сил. Но ведь помимо работы у него есть и жизнь, которая тоже требует сил: нужно забрать детей из садика или школы, отвезти их на кружки, съездить с родителями в больницу, отстоять очередь в поликлинике, закупить продукты, оплатить счета, решить бытовые проблемы. Повседневность становится каторгой.

А поверх этого — нарастающее давление кризиса. Он ощущает его прежде всего экономически: бензин снова подорожал, коммунальные платежи выросли, школьные сборы становятся неподъёмными, лекарства и лечение — недоступной роскошью. Каждый день приносит новую финансовую дыру. И поверх этого — его одиночество, атомизированность, дезорганизованность. Он чувствует несправедливость происходящего, но не видит выхода. Все партии, которым он когда-то верил, его предали; все политики врут; профсоюзы, если они вообще есть, предлагают вместо борьбы купоны на скидки, лишь закрепляя его положение товара.

Буржуазная идеология ловко апеллирует к его самым растерянным мыслям: «Да, несправедливо, а как иначе?» — и на этот внутренний вопрос у него нет ответа. Возникает мучительный диссонанс, который система спешит заполнить готовыми, конъюнктурными объяснениями: во всем виноваты внешние враги, мигранты, «западные ценности» — что угодно, кроме реальных причин.

В этих условиях его «менталитет» — это не свободно выбранные убеждения, а прямая реакция на истощение, на жизнь в режиме выжимания по каплям. У него попросту не остаётся ни физических, ни душевных сил на «борьбу», на критический анализ информации, на сопротивление тому потоку готовых смыслов, который ему навязывают. Его сознание — это сознание усталости, и вся система устроена так, чтобы он оставался именно таким — усталым, разобщённым и покорным.

В пользу этих доводов говорит наша статья, где мы детально разбирали процессы деиндустриализации и трансформации экономики. Тот распад промышленности, который мы наблюдаем, - это не просто статистика о сокращении доли производства в ВВП с 38,9% до 27,5%. Это судьбы миллионов людей, выброшенных из системы организованного труда и вынужденных перебиваться случайными заработками. Рабочий, которого мы описали, живущий в состоянии постоянного истощения, - это прямое следствие той экономической трансформации, когда вместо стабильных заводских коллективов возникают разрозненные службы доставки, логистические центры и торговые сети, где труд стал временным, атомизированным и лишённым перспектив.

Его истощение и апатия имеют совершенно материальную основу - это результат тридцати лет систематического уничтожения тех самых условий, которые делали возможной рабочую солидарность и коллективное действие. Деиндустриализация - это не только закрытие заводов, но и разрушение самой ткани рабочей культуры, распад общностей, основанных на взаимопомощи и коллективном отстаивании своих интересов.

Как мы подробно анализировали в главе "Проблема раздробленности и сознания", рабочий класс сегодня представляет собой не монолитную силу, а раздробленную, атомизированную массу. Каждый наш рабочий из примера заперт в своём индивидуальном выживании именно потому, что были уничтожены все механизмы коллективной защиты. Его недоверие к партиям и профсоюзам - это не причуда характера, а результат многолетнего предательства со стороны тех, кто должен был представлять его интересы. Когда официальные профсоюзы превратились в придаток администрации, а левые объединения предпочли интернет-дискуссии реальной работе в цехах, у рабочего не осталось оснований доверять каким-либо организациям.

Его вынужденный пессимизм и конформизм - это вполне понятная рациональная реакция на ситуацию, когда все каналы для коллективного действия заблокированы, а индивидуальное сопротивление бесперспективно. Дезорганизация рабочего класса, о которой мы писали, проявляется именно в этой повседневной реальности - в невозможности найти точки опоры для изменения своего положения.

Партии в жизни рабочего

Но всё меняется, когда в орбиту жизни рабочего входят организации, способные предложить не просто лозунги, а конкретный план борьбы и реальную силу. История с либералами до СВО и феномен Пригожина — тому яркое подтверждение, но именно подтверждение нашего тезиса, а не опровержение.

Либеральная оппозиция, с её абстрактными разговорами о «правах человека» и «европейском выборе», осталась глуха к насущным проблемам рабочего человека. Она так и не смогла и не захотела спуститься с небес на землю, в цеха и на стройки, чтобы говорить с рабочими на языке их интересов. Её программа была чужда рабочему классу в своей основе, потому что исходила из интересов иного — буржуазного — класса. Поэтому, когда грянул исторический вызов, она выгнала на улицы сотни тысяч, но не смогла предложить рабочему ничего, кроме риторики, и была сметена.

Пригожин же, при всей одиозности его фигуры, на короткое время сумел стать выразителем того самого глухого, стихийного протеста, который копился в низах. Его сила была не в программе, а в том, что он говорил на понятном языке «правды» и «справедливости», обращался к конкретным болевым точкам и демонстрировал силу и решительность. Он доказал, что даже в условиях тотальной апатии и разобщённости запрос на справедливость и готовность идти за тем, кто её олицетворяет, колоссален. Но его путь — путь частной военной компании и фашизации — мог стать сокрушительным ударом по социальной жизни, ведь он нёс с собой программу всеобщей мобилизации и тотальной войны.

Оба этих примера — и провал либералов, и временный успех Пригожина — доказывают одно: рабочий класс жаждет действия и решения своих проблем, но он не находит адекватной политической силы, которая предложила бы ему не риторику и не авантюру, а продуманную программу и организационные формы борьбы.

Именно здесь и возникает историческая задача для нашей партии. Мы должны стать той силой, которая, в отличие от либералов, будет говорить с рабочим на языке его классовых интересов, и, в отличие от фашистов по типу Пригожина, предложит не временную игру в «справедливость», а последовательную борьбу за освобождение труда. Наша сила — не в харизме вождя, а в научном анализе, верной тактике и упорной, долгой работе по сбору класса в ударную силу. Мы не ждём, когда рабочий сам придёт к нам с просьбой о спасении. Мы идём к нему на стройплощадку, в цех, в офис с газетой в руках, с программой борьбы за конкретные требования, с готовностью организовать и поддержать, превращая его стихийный, атомизированный протест в сознательную, организованную классовую борьбу.

И когда рабочий видит, что его маленькая победа — это часть большой борьбы, что за его спиной стоит не очередной болтун или авантюрист, а дисциплинированная организация, знающая, чего она хочет и как этого добиться, — тогда рушится и его пессимизм, и его недоверие, и его надежда на «доброго царя». Он начинает понимать, что его сила — в нём самом и в его классе, а наша партия — это его и товарищей коллективный инструмент для завоевания власти.

Что усложняет дело?

Помимо описанных трудностей, другой удар по рабочему классу нанесли сами левые. Всеобщая апатия и бездеятельность, царящие в рядах большинства самопровозглашённых социалистических групп, наносят прямой удар по менталитету рабочих, ищущих путь к освобождению. СРП вынуждена бороться в условиях, когда палки в колёса нам ставит не только правительство, но и те левые, которые на каждом шагу дискредитируют саму идею социалистической организации своими бесконечными дискуссиями, теоретическим пуризмом и патологическим страхом перед действием, низводя всё понимание организации к “встречам”, “вечерам” и “фестивалям”.

Не раз нашим агитаторам в разговоре с кандидатом приходилось слышать горькое признание: человек, усвоивший трёхмесячный курс марксистской литературы, попросту не знал, как распорядиться своими знаниями на практике и попросту уходил из движения, оставив себе пометку, что марксизм - это когда прочитал много книг о политике и кичишься этим. Бывали случаи, когда человека, горящего желанием действовать, брали в кружок, но выгоняли, едва он предлагал переход от слов к делу. Этот паралич воли, возведённый в принцип, создаёт вокруг левой идеи вакуум безысходности. Рабочий, сталкивающийся с подобными «социалистами», получает мощнейший негативный сигнал: даже те, кто говорит о революции, на деле не верят в её возможность и боятся реальной борьбы. Это разлагает сознание на корню, порождая убеждение, что любая организованность — это обман, а любая инициатива наказуема.

Засилье таких «кабинетных» партий и сект, заменивших живую работу воспеванием или критикой стихийного протеста в интернете, не просто бесполезно — оно активно вредит. Их тактика, построенная с оглядкой на либералов, давно исчерпала себя, а выжидание лишь воспроизводит порочную логику замкнутости, создавая культуру пораженчества, которая для рабочего класса страшнее любой правительственной пропаганды. Когда революционная теория на практике демонстрирует лишь собственную неспособность к действию, она превращается в карикатуру.

Именно поэтому наш метод должен быть принципиально иным. Мы не можем позволить, чтобы трусость и догматизм некоторых левых отравляли сознание тех, кто только ищет путь к борьбе. Мы берём человека и сразу вовлекаем его в конкретную деятельность, превращая теорию в инструмент для работы, а не в предмет поклонения. Наша задача — сломать эту инерцию бездействия, доказать на деле, что организация — это не синоним бесплодных споров, а единственное оружие рабочего в его повседневной борьбе за достойную жизнь.

Что делать?

Бороться с этим на уровне идей, просто пропагандируя «правду», бесполезно. Сознание, пропитанное декадансом поражений и атомизацией существования, отторгает абстрактные лозунги просто потому, что они и так ему понятны. Единственный способ его переменить — вовлечь человека в практику коллективной борьбы за его конкретные, иногда сиюминутные интересы. Поэтому наша стратегия — это не просвещение одиночек, а стремление к организации ячеек вокруг насущных требований там, где это возможно. Невыплата зарплаты, произвол начальства, рост тарифов ЖКХ — вот та почва, на которой рождается первое чувство солидарности и понимание, что изменения возможны только сообща.

Наша главная задача на данном этапе — создание общероссийской рабочей газеты. Это не просто средство информации, а организационный стержень. Через сбор материалов, распространение и обсуждение статей на местах мы выстраиваем сеть корреспондентов и активистов, связывая разрозненные заводы и города в единую систему. Газета становится инструментом, который превращает частный гнев в общее требование, а разрозненные протесты — в элементы единого движения. Она же является школой политической грамотности, где рабочий учится не по абстрактным схемам, а на примере собственной борьбы и борьбы других его товарищей.

Что касается недоверия к партиям и вождизма, то мы ломаем эту логику самим принципом нашей работы — принципом демократического централизма. Мы не предлагаем рабочему готового «вождя» или набор писанных им правил. Мы предлагаем ему инструмент — газету, партийную ячейку — для самоорганизации. Авторитет партии будет завоёвываться не харизмой лидеров, а кропотливой работой, в которой мы докажем свою надёжность как организаторы и союзники в повседневной борьбе. Когда рабочие увидят, что именно их коллективное действие, поддержанное и обобщённое партией, приносит реальные результаты — победа в локальной стачке, отмена антинародного закона, — тогда рухнет и миф о всемогуществе верхов, и вера в спасителя-одиночку.

Через газету и все структуры вокруг неё мы должны зажечь рабочего идеей возможности борьбы. Показать, что он не прав, говоря, что нет сопротивление бесполезно. Показать, что он ошибается, когда утверждает, что до правительства не достучаться. Наша газета должна стать живым доказательством обратного — не сборником теоретических трактатов, а хроникой рабочей борьбы, где каждый номер будет рассказывать об истории, экономике, реальных победах и поражениях таких же рабочих, как и он. Мы должны дать понимание, что борьба против “своего” эксплуататора — это начало борьбы против всей системы эксплуатации.

Мы превратим газету в мост между разрозненными рабочими коллективами, покажем, что забастовка на одном заводе — это не изолированный случай, а часть общего движения, что требование рабочих в одном городе находит отклик и поддержку в другом, что нельзя достучаться до правительства в одиночку, но можно заставить его услышать, когда тысячи рабочих начинают стучать в его дверь одновременно.

И самое главное — мы не просто будем рассказывать о борьбе, а будем давать каждому рабочему конкретный инструмент к действию: номер следующего выпуска, который он может распространить в своём цеху; адрес, куда можно написать о своей проблеме; примеры успешных требований, которые можно адаптировать к своей ситуации. Газета должна стать не просто чтивом, а призывом к действию — практическим руководством по организации сопротивления там, где рабочий считал его невозможным.

Революционный оптимизм

Пессимизм — это обратная сторона бессилия. Мы боремся с ним, создавая ситуацию успеха. Любая, даже самая малая победа, добытая коллективно, становится ударом по психологии пораженчества. Наша роль — помочь организоваться, правильно оценить силы, выбрать достижимую цель и добиться ее. Цепочка таких побед — лучший агитатор против пессимизма.

Таким образом, мы не «боремся с менталитетом» как с некоей метафизической сущностью. Мы меняем условия, в которых этот менталитет формируется. Мы создаём структуры рабочей самодеятельности — первой из которых является газета, — и они становятся новыми центрами коллективной идентичности и выработки собственной, рабочей правды. Это медленный и трудный путь, но только он ведёт к формированию не просто «сознательных» индивидов, а сплочённого и способного к действию класса.

Присоединяйтесь к Социалистической рабочей партии через бот в описании! @Militant_SWP_Bot