Сон в безлюдном городке
Ко всеобщему недоумению, в крошечный Личфилд я поехал на несколько дней. Обычно туда мало кто ездит, разве местные на пару часов в выходной: собор посмотрели и привет. Но мне был необходим маленький сонный городок: очистить голову, лениво пошататься, поразмыслить. Лучше Личфилда ничего не придумал. И был прав.
Три исторические улицы, маленькая площадь. Самая узенькая улочка (на ней поселился) упирается в мостик через канальчик, за мостиком – еще один исторический пятачок: собор на полянке и несколько домиков. Канальчик вливается в озерцо, на дальней стороне которого торчит еще одна старенькая церковь. Всё.
Еще в Лондоне вычитал, что тут аж две католические церкви, но смартфона у меня не было, а бумажная карта охватывала весь регион. Двинулся на площадь и заглянул в Heritage Center (Центр исторического наследия). Две одинокие девушки на стойке информации обрадовались, завидев живого человека.
- Нет ли у вас карты города? – спросил я невинно.
И совершенно неожиданно для себя самого внес смятение. Девушки переглянулись.
- Карты, - пояснила одна другой. Другая покачала головой. Они повернулись ко мне с сокрушенным видом. Повисла пауза. Я не знал, как сформулировать вопрос. «Что, у вас нет карты?!» прозвучало бы недостаточно тактично.
- Вот… хотите карту велосипедных маршрутов области? – просияла одна.
Я забрал карту велосипедных маршрутов (люблю бумажки) и спросил, где находится первая из моих церквей.
- Ооооооо! – запели девушки в унисон. – Это далеко!...
- Это далекоооооо… Это за озером! – сопровождая свои слова соответствующими жестами: плавно вдаль, за пределы комнаты и далее за горизонт.
Я сообщил, что никуда не спешу, и направился за озеро, по дороге прикупив пакетик чипсов, самый маленький, размером чуть больше чайного.
Я шел вдоль прудика и похрустывал чипсами. Не успел сожрать и половины, как передо мной оказалась церковь. «За озером…» - вспомнил я и подивился местному менталитету.
Церковь была закрыта без объяснения причин. По другой стороне озера я вернулся на площадь (на это ушла вторая половина пакетика) и спросил девушек о местонахождении церкви под номером два.
- Ооооооо! – запели они. – Это далекооооо!...
- Это далекооооооо… Это за железнодорожным мостом!..
Теперь они махали в другую сторону, за противоположный горизонт.
Я поблагодарил и пустился в путь, который занял восемь минут ровно. В эту церковь я впоследствии и ходил ежедневно с утра, ни разу не встретив в ней ни одного человека.
Все это навело меня на размышления об удивительной картине мироздания, присущей жителям маленьких английских городков, где Ойкумена ограничивается озером с одной стороны и железнодорожным мостом с другой, а все остальное – уже чужие земли, населенные варварами.
Впрочем, за пределами обитаемого мира я тоже побывал, там скучная застройка из одноэтажных, по большей части одинаковых, домиков с малюсенькими садиками, как по всей Англии. Это не стоило бы упоминания, если бы я не ухитрился потерять ориентир – такое случается на местности, пересеченной холмиками, заборами с калитками, мостиками над оврагами и проходами под непонятными углами между живыми изгородями – и оглянулся в поисках какого-нибудь указателя. По моим расчетам, я должен был стоять на Dimbles Lane, но ни на одном доме не было ничего написано. Как водится, улица была пустынна. Наконец, мне попался юноша, по виду абориген: в тапках, с пакетом еды и упаковкой пива, да и вообще чужие здесь не ходят.
- Скажите, что это за улица? – спросил я.
Я никак не ожидал, что мой вопрос окажется ему не по зубам. Он растерянно оглянулся, словно увидел эту улицу впервые в жизни. Очевидно, ему никогда не приходило в голову спросить себя: а как она, собственно, называется?
Некоторое время он озирался и щурился в поисках каких-нибудь надписей. Я пришел к нему на помощь:
- Может быть, это Dimbles Lane?
- Нет, - отвечал он с неожиданной твердостью. – Это точно не Dimbles Lane. Dimbles Lane вооооон там.
И махнул рукой куда-то мне за спину.
Я поблагодарил и двинулся по своему пути, руководствуясь солнцем, внутренним компасом и здравым смыслом. Метров через тридцать меня встретила яркая, беленькая, внятная табличка: Dimbles Lane. Но юноша уже скрылся под уклоном дороги, и раскрывать ему глаза на окружающую действительность было поздно.
Начиная с пяти часов вечера на улице нет никого. Не «никого», а никого. Ни одного человека. В сумерках бродишь, как во сне, по каким-то неожиданным дворам, где вдруг – розы, а то еще фонтан, а не то холм с яблоней на вершине. Впрочем, существует кофейня – одна из сетевых, вроде Costa Coffee: работает до семи.
То есть это я так думал, что до семи. Так было написано на дверях в первый вечер, когда я там появился в начале седьмого. Хотя они уже многозначительно ставили стулья на столы и косились на меня укоризненно, но кружку кофе уделили. Я был в своем кофейном праве.
На следующий вечер я туда побрел пораньше, еще до шести. Ибо право правом, а надо и совесть иметь: стоит ли для меня одного держать открытой целую кофейню?
…На столы многозначительно ставили стулья. Покосились укоризненно. Под взглядами троих (троих! Причем не тех, кто был в первый раз: свежая смена вышла!) работников я выпил свой преступный напиток, давясь бессовестной плюшкой. На выходе заметил бумажку: отныне заведение работает до шести. Упарились.
Центр Исторического Наследия работает до четырех. Мой приезд они, тоже, как и их товарищи из кофейни, надорвавшись на работе, решили отметить новшеством:
Перевожу: по воскресеньям мы отныне работать не будем, хотя осознаем, как расстроятся наши завсегдатаи. Благодарим за поддержку в прошлом.
Замечательное место, пустынное, как я люблю: приезжие являются только по выходным, когда Центр как раз закрыт, а местным там делать нечего. Среди разнообразных макетов, диорам и интерактивных экспонатов (подергал все веревочки, нажал на все кнопочки, ни в чем себе не отказывал) в административном закутке обнаружил компьютер со слезной надписью:
«Пожалуйста, не выдергивайте вилку из розетки просто так, сначала нажмите на кнопочку, вот она тут нарисована! А из розетки тащите уже когда он перестанет урчать и экран погаснет!»
Эх, тетя Алевтина из бухгалтерии, ты везде! Был тронут.
Ночью зазвонили колокола. Комната была большой, темной и гулкой, диковинной планировки: в санузел надлежит спускаться по шести высоким ступенькам. Ладно бы в подвал… но располагался весь этот Эшер на втором этаже.
Колокола манили, и я пополз прочь из странной комнаты, к собору. Уходя, понятно, погасил свет. Это было ошибкой.
На улице стояла… как сказать – «темень»? Полная темень, совсем, как в запертом шкафу с закрытыми глазами. Если бы я оставил свет в комнате, он со второго этажа падал бы хоть через окна. Я пошел на звук колоколов, мечтая не свалиться в канал или в озерцо. Чем ближе к собору, тем, понятно, громче гремело, поэтому не удивительно, что ни я, ни те выходящие из-за угла, на кого я налетел, шагов друг друга не слышали.
Это была группа (судя по голосам) из троих-четверых пожилых немцев, по причине непостижимой зависших в Личфилде на ночь.
- К собору! Там, наверное, светлее?
Мы ощупью потянулись в направлении собора.
Там не было светлее. Там было, если это вообще возможно, темнее. Дело в том, что у самых его стен горело штук пять слабых фонарей, которые сгущали окружающую темноту до консистенции ваксы.
- Я не совсем понимаю, - интеллигентно брюзжал один старичок, - почему мы сюда потащились? В комнате всё было прекрасно слышно. Сидели бы, слушали: то же самое... если еще свет выключить.
Тут наконец вышла луна, стало чудесно, мы обошли собор и расстались друзьями – надеюсь, что они пошли спать, а не навернулись в канал - и я один шатался лунной ночью под колокольный звон.
Ни до того, ни после я ни одного иностранца в Личфилде не видел. Что делали они там в колокольную полночь? Куда канули при свете дня?..
Поутру хозяйка кормила меня завтраком и рассуждала о дальних странствиях.
- Я один раз была в Лондоне, - произнесла она с благоговейным ужасом. – Но мне там не понравилось.
- Там… - она сделала впечатляющую паузу, - столько народу!.. И еще… Метро!
Она соорудила мне на завтрак малиновый мусс. Огромную чашку. Просто так. Из любви к искусству, муссу, жизни и единственному постояльцу. Я подумал, что должен отплатить добром, и внимательно выслушал все перипетии сборов внучки в школу, первый раз в первый класс.
Зарядил дождь. Полдня я провел в соборе и его библиотеке, но, лазаючи, за что-то зацепился и порвал штаны, которые и так дышали на ладан. Пришлось короткими перебежками дернуть в Charity Shop, где прикупить новые старые джинсы за четыре фунта. На улице выяснилось, что они мне заметно коротковаты, но Личфилд, решил я, не прием в Букингемском дворце, - вот и Иван Бездомный полагал, что кальсоны сойдут за летние брюки, - а дальше видно будет. В собор решил вернуться завтра, а пока посетить дом-музей дедушки Дарвина.
Нет, не «дедушки Дарвина» в смысле «дедушки Ленина», а Эразма Дарвина, который именно дедушка Чарльза. Он сам по себе был деятелем науки и, кроме того, изобретателем: про что и музей.
Лило как из ведра. Вломившись в дедушкин домик, я вытряхивал воду из ушей и кашлял, поэтому в разговор со скучающим мальчиком за стойкой не вступил, а просто дал ему денег, выудил из коробки первую попавшуюся распечатку экспозиции и убежал вверх по лестнице. Скрипеть половицами, дергать за веревочки, нажимать на кнопочки, долженствующие приводить в дейстие модели дедушкиных изобретений, что, впрочем, происходило через раз: похоже, ввиду малого ажиотажа музеем никто особенно не озабочивался. Зато было много комнат, несколько лестниц, и собор из окна видно! И никого.
Взятая наугад распечатка оказалась на французском языке, на что я не обратил должного внимания, пока, завершая визит, не ступил снова на главную лестницу. У подножия собрался целый комитет по торжественной встрече: весь штат музея в составе двоих старичков и старушки. Давешний мальчик страшным шепотом провозгласил:
И все наперебой кинулись обнародовать свой словарный запас. Бонжур, коман са ва, иль плё!
Я застыл на середине лестницы. Обманывать их ожиданий было нельзя. Я обратился к собравшимся с речью на французском языке, мол, отличный музей, и город прекрасный, - гоня прочь воспоминания о своих четерехфунтовых штанах, допотопных кроссовках и старой доброй куртке с Брик-Лейн. Главное – не форма, а содержание!
Поддержав таким образом реноме французской нации, я покинул дедушку и вернулся в безлюдные пространства улиц. Кстати и дождь кончился.
В Гилд-Холле меня ждал удивительный сюрприз.
Нет, сначала всё было как положено. Я уже привык, что в этом городе я один блуждаю призраком. После пустынных улиц – пустынные коридоры неожиданно незапертого Гилд-Холла, древние лестницы, темные окна, пространство сновидения. Плутая по коридорам, на всякий случай дергал ручки двери: мало ли что там? Некоторые двери открывались, за ними возникали то залы, то новые переходы: сон усугублялся. Наконец, я толкнул очередную дверь, и вдруг –
Там обнаружилась толпа! Огромная куча людей, битком набившихся в ярко освещенный зал, что-то бурно обсуждающая. Даже дверь было толком не открыть, так плотно они там стояли.
Я в ужасе захлопнул дверь и замер в коридоре. Так вот, оказывается, где они все были! По ночам они слетаются в Гилд-Холл, стоят там впритык и орут.
И то сказать: на улице темно, холодно, пусто, дождик. А в Гилд-Холле – тепло, сухо, светло… и люди!