Иверн - Зелёный отец

В раннюю эпоху Фрельйорда Иверн был отважным воином, славным своей железной волей и непоколебимой решимостью. Однако даже он оказался бессилен, когда до власти добрались Хладорожденные. Для них Иверн и ему подобные были лишь убогими смертными, посмевшими противиться их воле. Тогда воин и его сородичи сговорились низвергнуть владык-колдунов. Возглавив закаленную в битвах дружину, Иверн Жестокий отплыл из промерзлой бухты близ цитадели Морозных стражей. Он отправился в далекую страну, где, согласно легенде, находился источник всей мировой магии. Если бы Иверну удалось завладеть этим волшебством, то Хладорожденным было бы не устоять. Вскоре флотилия исчезла за горизонтом – и стерлась из людской памяти, превратившись в миф. Этот поход исчез из истории Фрельйорда, словно следы, занесенные снегопадом.

Вероломная морская стихия, будто задумав помешать их благородной цели, сомкнула вокруг них сокрушительные челюсти волн и поколебала решимость даже отважнейших из воинов. Иверну пришлось предать мечу самых буйных смутьянов, после чего флотилия причалила к берегам Ионии, где выжившие принялись нещадно громить отряды местного сопротивления. В конце концов ионийцы сдались и отвели воинов Фрельйорда к священной роще Омикайялан, Сердцу Мира. Многие из людей Иверна решили, что это награда для победителей, знак верноподданичества. Однако именно в этом причудливом зеленом саду северяне встретили самое ожесточенное сопротивление.

Им противостоял новый таинственный враг. Химероподобные существа – то ли люди, то ли звери – без устали преследовали редеющую дружину, и незадачливых захватчиков становилось все меньше и меньше. Однако Иверн, нисколько не колеблясь, продолжал идти вперед, пока жалкие остатки разгромленной армии не наткнулись на главную святыню ионийцев: Бог-Иву, огромное дерево, покрытое длинными тончайшими листьями, которые переливались золотым и зеленым отсветом. Его воины гибли в последней схватке, а Иверн замер, словно прикованный к месту видом таинственного дерева. Желая сломить сопротивление врага, Иверн схватил свою секиру и со всей своей могучей силы рубанул по дереву. Но удара он не ощутил. Он уже вообще ничего не чувствовал. Вокруг был лишь слепящий свет. Он повалил Бог-Иву и погубил ее жизненную силу.

То, что случилось дальше, было еще невероятнее: руки Иверна расплавились и слились воедино и с секирой, и с древесиной Бог-Ивы. И руки, и ноги воина стали удлиняться, покрылись узлами и загрубели. Он мог лишь беспомощно наблюдать, как все его тело принимало такой же облик. Через несколько мгновений он вытянулся до трехметрового роста, с высоты которого взирал на землю, усеянную телами товарищей. Он не чувствовал биения сердца – но все же был в сознании и в своем уме.

''Смотри'', – произнес голос где-то внутри него.

В считаные секунды все мертвые тела покрылись мириадами жужжащих насекомых и разноцветных грибов. Волки и птицы-падальщики вгрызались в плоть. Кости истлевали и становились плодородной почвой. Семечки тех плодов, что ели завоеватели, уже давали ростки и распускались в новые деревья, которые тут же начинали плодоносить. Холмы поднимались и опускались, словно едва приметно дышащие легкие. Листья и лепестки вздрагивали подобно разноцветным сердцам. Попирая смерть, во всей округе расцветала жизнь – каким-то невероятным множеством способов.

Никогда прежде не доводилось Иверну видеть такой красоты. Жизнь во всех ее обличьях сплеталась вокруг него невообразимым узлом, который никому не под силу распутать. Иверн подумал обо всех своих ошибках, о той жестокости, что он обрушивал на других людей... Его охватило давящее чувство скорби.

Он зарыдал, и слезы каплями росы заструились по коре и листьям, покрывавшим теперь его новое, древовидное тело. ''Не становлюсь ли я сам Бог-Ивой?'' – спросил он себя.

И тогда тот же внутренний голос заговорил вновь. ''Слушай'', – сказал он. Иверн стал слушать.

Сперва он не слышал ничего. Затем появилось поскуливание бесчисленных зверей, рев бурных рек, стон деревьев и журчание слез, струившихся во мхах. Все они оплакивали смерть Бог-Ивы, и плач их сливался в траурную симфонию. На Иверна нахлынуло раскаяние, и он взмолился о пощаде. Тут же к его ноге прильнул крохотный бельчонок. Он ощутил на себе взгляды окруживших его зверей. Растения протянули к нему свои корни. Все внимание природы словно бы сосредоточилось на нем – и он почувствовал, как его согревает притекающее к нему прощение.

Когда Иверн наконец смог сдвинуться с места, прошло уже более века, и мир стал иным. Ярость и жестокость того, прежнего Иверна превратились лишь в тихие отзвуки где-то в глубине его души. Никогда больше не стать ему человеком, разрушающим все вокруг. Он спросил у голоса внутри: ''Почему я? Почему именно я был пощажен?''

Голос заговорил в третий раз. ''Расти'', – произнес он.

Иверн был озадачен. Он сам должен расти? Или растить новый мир вокруг? В итоге он заключил, что верны оба ответа. В конце концов, немного подрасти не повредит никому. Иверн посмотрел на себя: кора вместо кожи, на руке гриб, а там, где он прежде крепил ножны, теперь обживалось беличье семейство. Новое тело поразило его. Он обнаружил, что может запускать стопы глубоко в землю и переговариваться там с древесными корнями и личинками насекомых. Да что там – порой даже у простой грязи имелось собственное мнение!

Итак, Иверн решил, что неплохо бы начать со знакомства со всеми обитателями планеты. Так он и поступил. Заняло это несколько веков – сколько именно, Иверн вряд ли сумел бы сказать. Все-таки за приятным занятием время летит незаметно. Он бродил по свету и заводил дружбу со всеми существами, от мала до велика. Он забавлялся их причудами, восторгался их простыми привычками, и там и сям протягивал руку помощи. То он помогал гусеницам найти кратчайший путь, то подшучивал над озорными огнедревами, то крепким объятием подбадривал колючих эльмарков, а то и пересмеивался вместе с морщинистыми старогрибами. Где бы ни появлялся Иверн, леса цвели, словно бы вечной весной, а звери жили в ладу друг с другом.

Время от времени он спасал безвинных зверьков, которых неосмотрительно ранил хищник. А однажды он наткнулся на покалеченную каменную големшу. Несчастная была на волосок от смерти, и Иверн соорудил для нее новое сердце из речного камня. Големша оказалась верна традициям всех каменных существ – и стала Иверну самым преданным другом. Он назвал ее Маргариткой – в честь цветов, таинственным образом произраставших прямо из ее каменного тела. С тех пор, если Иверн угодит в беду, она всегда спешит на помощь.

Иногда Иверну случалось набрести и на человеческие поселения. Чаще всего вполне мирные. Люди звали великана Плодостопом или Зеленым отцом. Они сложили немало сказок о его добросердечии. Однако их привычка брать больше, нежели давать, их жестокость, происходящая из их человеческой природы, печалила Иверна – и он оставил людей.

И тогда внутренний голос заговорил в четвертый раз.

''Научи'', – произнес голос.

Иверн покинул лесные чащи и отправился в ту часть мира, где обитали люди. К нему вновь вернулась некогда присущая ему решимость, но на этот раз ее придавала вовсе не злоба и не жестокость. Он надеялся в один прекрасный день восстановить то, что отобрал. Раз уж он призван быть новым воплощением Бог-Ивы, ему придется взращивать человечество, помогая людям смотреть, слушать и расти. Родившись в шкуре человека, Иверн по себе знал, насколько сложна такая задача, – однако он улыбнулся и пообещал себе выполнить ее прежде, чем солнце в последний раз зайдет за горизонт. Он знал, что время еще есть.