Алексей Буйный «Троица»
Тэнгри сегодня милостив. Яркие огни небес падают в ночной тишине. За каждым из них стелется след хвостов, украшенных драгоценными камнями. Тут и там вспыхивают снежные вихри: Эрлик и Урлень встретились на бескрайнем просторе пустыни.
Застегнув ширинку, прижимая окурок кривыми клыками, унтер-офицер Ямада обернулся и направился в небольшую конторку. На секунду он задумался, глядя на трапециевидный луч фонаря, очерченный мягкими хлопьями снега. Плевок, преодолев путь в несколько сугробов, мягко приземлился вместе с хлопком входной двери.
- Не видно ничего, а небо ясное, - отряхивая лацканы, пробормотал Ямада.
За столом сидел широкоплечий с небольшим животом усач. Накручивая одной рукой каштановый ус, второй он так же ловко наматывал на вилку квашенную капусту. Полы мехового тулупа, свисающие с его стула, набирали влагу с растаявшего на полу снега. Не каждый зашедший посчитал бы его за бывшего поручика белой армии. Скорее за весьма следящего за собой торгаша.
Налив две высокие рюмки, он глубоко зевнул.
- Новости? Хотя на вот, сначала попробуй. Настасья испекла.
Оглянувшись на уже поломанный кусками хлеб, унтер торопливо стал снимать перчатки. Вытянувшись из рукавов, он накинул шинель на плечи и аккуратно присел, укутавшись в неё.
- Партизаны. Все никак поймать не можем. Сводки вчера принесли. Как это по-русски: «Дело – табак».
- Да успокойтесь вы, унтер, полно вам. Партизаны на то и есть, чтобы по лесам якшаться…
Выпили, не чокаясь. Пока часы отмеряли свой мерный ход, поручик разливал по новой, а унтер протирал очки. На полатях поодаль прозвучало недовольное бормотание. Струйка звонко наполняла посуду, в тон которой начался звон посуды.
- С Хоккайдо. Отец небольшой транспортной компанией руководил до того, как разорился. Затем, за что не брался - терпел крах. Пристрастился к сакэ, а там уж и покатился. С матерью долго колесили по стране, пока дядьке меня не отдали на воспитание. У него в доме и вырос. С русскими торговал в порту, там и язык выучил. Ну, - тут он откашлялся, - когда матери не стало – добровольцем и пошел.
- Сирота значит, - громко отхлебнув чай из глубокого стакана, прошептал поручик, - ну, ничего. Я вот тоже сирота. Еще в девятьсот пятом крестьяне постарались, усадьбу сожгли. Ладно ночью не спал. В окно из своего флигелька – хвать. А там уж какой-то купчишка по дороге и подобрал. В город приехал, так ведь грамотный, устроили к сапожнику в подмастерья. Эк тоже, свезло: помер он, сапожник-то этот, да мне все и оставил.
- … Вы-то как в армии оказались?
- Грабить меня пришли. Национализировать.
Он встал. Покачиваясь, дошёл до облезлого трюмо в углу. Пока Померанцев рылся в груде вещей, Ямада приблизился к окну и закурил.
За окном мирно шёл снег. Его следов перед домом уже как не бывало. Все скрывала белоснежная перина из тысячи непохожих друг на друга кристаллов воды. «Эх, след паршивцев потеряем», - подумал унтер про себя.
- Вот, - грохоча, на стол упал маузер, - не отдал. Грех на душу взял, но свое сохранил. Думал, навсегда. Зря людей пострелял только.
Кукушка настенных часов пропела час ночи.
Выпили еще по одной. Поручик начал расстёгивать пуговицы, унтер - ослаблять воротник.
- Хочешь? Дарю! Мне-то он уж вряд ли сгодится, а вам-то вот в самый раз. Сколько я с ним поведал! Верь – не верь, а ведь по долам да по лесам до сюда и довез.
- Да бери-бери, что уж… Аккуратнее – заряжен. Эх, скучаю я по дому. По рощам, по деревьям этим. В пустыне не хочу помирать! Здесь и человек не человек – песчинка. Вы, небось, чай тоже тоскуете?
Простонав сначала что-то невнятное, Ямада почти шепотом произнес:
- Держите от меня вы тоже подарок!
Вздернув руки, Ямада стал копошиться лапой за загривком. Комната стала мерцать зайчиками от блеска золотого медальона. Тут же схватив его, Померанцев начал вертеть его так и сяк, но открыв, ничего там не обнаружил.
- Письмо пришло. Ушла. Не дождалась… Забирайте!
Причмокивая, поручик разлил еще по одной, косясь на медальон. Резко подул ветер за окном. Через щели застрех слабые потоки начали разносить запах сельди с вилок сидящих.
- Что ж, возьму, - неторопливо говаривал поручик, рассматривая цигарку, - вон, Настасье гостинец. Скажу, что от вас.
Он закурил, поправил рукава и вдруг перевел взгляд на полати. С минуту он не отводил глаз, затем сделал длинную затяжку и сел поудобнее.
- Спит. Эх, унтер, присмотрелся я бы на вашем месте к Настасье. Что за хозяйка… По правде сказать, не племянница она мне вовсе. Стреляли мы хутор один – мстили за разбитый отряд, чтобы неповадно было. Вывели всех ходячих на реку по колено в воду и давай палить. Горестно вспоминать, да хмель что ли в голову вдарил... В общем, той же ночью квартировались мы в домушке на отшибе. Так же, как сейчас, балагурим сидим. А из-под лавки девчонка выползает, глаза трет. Мать ищет. Начала реветь. А мы чего, парни молодые, руками разводим, и так к ней, и сяк. Сказал, мол, я дядька ее. Приехал навестить, пока мать уехала здоровье справить. Так с ней и заколесил по стране… Так ведь она почти и не говорит, порой кажется, что совсем глухая. Сколько раз уйдет от лагеря куда-нибудь на реку иль в лес. Навозился я с ней. Чуть что – на лошадь и давай шерстить все мили окрест, искать ее…
- Верите или нет, - перебивал его Ямада, но постепенно успокаивался и начинал немного жалеть о своем напоре – верите или нет, господин Померанцев, обещал голову себе прострелить, если моя меня не дождется…
- Ну что вы, право, унтер! Сколько по свету еще невест ходит – патронов не хватит!
Они оба неслышно заулыбались, принявшись за тару. Хорошенько закусив, оба встали и пошли на воздух. Дверь аккуратно скрипнула, а за ней мерным звуком отдавался хруст снега удаляющихся сапог.
Тэнгри сегодня милостив. Так говорят на местном наречии низкие кривоногие всадники, всю жизнь от юрты до юрты несущиеся по ветру в седле. Говаривал так и сам Тэмуджин, целуя на прощание свою Бортэ перед предстоящей битвой…
- …Не могу я на эти лица смотреть. Начальство патроны приказало экономить, приходится так этих сволочей рубить. Недаром считается, что раньше воины храбрее были. Не каждый сможет в глаза своему врагу смотреть, да и убить его собственной рукой не каждому под силу.
- Знаю-знаю, что уж тут. Самому приходилось в деревни влетать с конным отрядом. Рубили все, что под руку попадалось…
Вошли в помещение, тяжело хлопнув дверью. Грузно упали на свои места, тут же заправляясь яствами.
- Вчера ночью казнили местных. Заподозрены в помощи партизанам. А новички-то в деле непривыкшие. Ходишь за ними, «работу доделываешь». Как же паршиво звучит! Как сейчас картина: мать изрубленная, а в руках младенец весь в крови. Кричит, сердце у самого надрывается. А куда его!
Завыл ветер. Окна закрыла белая пелена. Подняли рюмки. Крякнули, поморщившись. На пороге зазвучала спокойная топотня сапог. В контору вошли три фигуры, закутанные обрывками мехов и тряпок, с ружьями наперевес.
Двое остановились у входа, держа винтовки на взводе. К столу мерным шагом подошел командир с красной звездой на папахе, уселся на свободный стул и молча налил себе рюмку.
- Командир отряда Народно-освободительной армии Китая. Имя мое, господа, все равно ничего вам не скажет. А о вас я наслышан порядочно, так что тоже можете не представляться.
Унтер, закрыв до того разинутый рот, дрожащими руками достал портсигар, из которого уверенным движением гость достал сигарету. Все одновременно закурили.
- В доме кто-то есть? Не переживайте, они не пострадают. Попрощайтесь, только быстро. И на выход.
Ямада угрюмо задумался, рассматривая деревянный узор столешницы. Померанцев забегал глазами, немного привстал и громогласно позвал девушку. На удивление она не спала, а потому быстро слезла с печи, накинув шерстяной платок поверх бежевого платья.
- Не спала, - стесняясь, было начал хозяин, — значит слышала все. Вот, на память от нас с унтером тебе – медальон…
- Подачки ваши… , - медленно, хрипя произносила она, - оставьте при себе. Думаете, привязалась я к вам? Или дура, ни черта не смыслю? Куда бы я от вас делась одна, жить хочется, а вы еще и всюду рыскали за мной!
Померанцев перешел почти на крик, вставая со своего места, ловя рукава тулупа, но тут же упал обратно, то ли от хмеля, то ли от попавшего в лицо медальона.
- К черту вас всех! Наслушалась! И ты еще! Ко-ман-дир! Небось, тоже на расстрел этих душегубов ведешь? Для вас ведь люди не значат ничего: патрон, монета, винтик! А я свободы хочу! Свободы…
Контору озарила вспышка и громкий оглушающий звук. Настасья упала замертво. На полу под ее головой растекалась лужа крови. Платье с каждой секундой становилось все тяжелее, сливаясь с алым теплым цветом, исходившим от лампы на столе.
Прозвучало два щелчка. Унтер после выстрела сидел с побелевшим лицом, приставив к виску дуло маузера, из которого шел едва заметный дымок. Задыхаясь, Померанцев проговорил:
- Идиот. Там оставался один патрон.
Командир, скорчив кислую мину из-за жгущего пальцы окурка, налил себе еще.
Две фигуры сзади подошли к столу. Все встали, молча направляясь к двери.
Тэнгри сегодня милостив. Схлестнувшись, Эрлик и Урлень разошлись по своим сторонам. Два неслышных выстрела унеслись в тишину заснеженной ночи.