Эдичка против Довлатова
Недавно я прочитал роман Э. Лимонова «Это я — Эдичка». Помимо его эпатажности, особой эстетики и прецедентности меня заинтересовало отношение главного героя текста к очередной волне эмиграции. Проследить его интерпретацию этого процесса я предлагаю на основе сопоставления точек зрения: Эдички и Довлатова, благо что эмигрировали они в одну и ту же волну (во второй половине 70-х).
В данном эссе я объединяю Довлатова-биографическую личность и Довлатова-героя в одну фигуру (если угодно, инстанцию). Дело не в «биографичности» его произведений (это, во-первых, довольно «тонкий лед», во-вторых, тема для отдельного крупного исследования диссертационного характера). Просто взгляд этих «двух Довлатовых» на проблему эмиграции (в большей степени даже на осознание себя в качестве эмигранта) крайне похож, если не сказать одинаков. Такой вывод я делаю, исходя из позиции Довлатова-героя на указанный аспект, которую он высказывает в произведениях «американского этапа творчества», и, опираясь на взгляд Довлатова-биографической личности, который он, в свою очередь, транслирует в эссеистике (в частности в «письме» «From USA with love» из книги «Блеск и нищета русской литературы».
Итак, перейдем непосредственно к сопоставлению.
Весь период американского творчества довлатовский герой пытался ассимилироваться в американском обществе, занять свое место в американской литературе, понять механизмы… В плане обычной жизни показательным является рассказ «Третий поворот налево»: в нем описывается жизнь семьи советских эмигрантов, которые смогли в США хорошо устроиться. Муж стал программистом, жена — парикмахером. Они сумели обустроить свой быт: дом, бытовая техника, кабельный телевизор. Жили Алик с Лорой без каких-то попыток «усложнения» жизни, поиска смысла. Как-то раз они решили отправиться в театр, но заблудились, свернув в неблагополучный район. Оттуда, «униженные и оскорбленные» «черными» ребятами, Алику с Лорой пришлось вернуться домой со словами, мол, ну его, театр, есть же телевизор со множеством каналов.
Мне показалось, что практически полная отстраненность «авторской» позиции по отношению к героям, их поступкам (что характерно в целом для творчества Довлатова) в данном случае, тем не менее, не случайна. Это нормально быть обычным. В СССР все хотят быть героями, первыми, а здесь быть средним — это не плохо. И «среднестатистичность» — тоже черта американского общества.
В другом рассказе этого же периода «На улице и дома» уже предстает на страницах сам Довлатов-герой. Описывается в нем в высшей степени бытовая история: к Сергею Довлатову должен был зайти один его знакомый — любящий поговорить филолог. Главный герой не был в восторге от этой идеи, и вышел погулять, «убить время», пока его жена недолго развлечет Габовича (этого самого филолога), и тот уйдет. После этого можно будет спокойно вернуться домой. В итоге Габович заболтался «в дверях» с супругой Довлатова, пока несчастный главный герой слонялся по району.
В этом рассказе абсолютно нет какого-то «вызова», «героизма». И это нормально. Такова американская жизнь.
Довлатов-герой и в Советском Союзе не был прямо-таки диссидентом. Но, тем не менее, в его, на мой взгляд, лучшем произведении «Компромисс» проявлялись моменты «непонимания системы» (эпизод с 400 000-м жителем Таллина), конфликта с системой (рефлексии по поводу отсутствия публикаций). В конце концов он наполовину еврей (что, по словам героя, тоже «не очень поощряется») да и «вращался» в среде интеллигентов, которые явно нелестно относились о политике партии.
Таким образом, понимание, что быть «средним» человеком — это нормально, на мой взгляд, некая новая идея в американском этапе творчества Довлатова.
Эдичка, что интересно, примерно также увидел эту ситуацию: Америка — мир «средних». В СССР, по крайней мере в той среде, которой жил Эдичка, быть «средним» было худшим из амплуа, наоборот, различного рода отклонения даже поощрялись. А перебравшись в Америку, Эдичка стал еще сильнее «обнажать» свою эпатажность, странность. Он просто презирал обычных американцев с их обычными плебейскими ценностями. Примерно также он презирал эмигрантов, которые пытались присвоить себе ценности западного мира. Тут даже цитата не нужна, чтобы проиллюстрировать этот тезис. Прочитайте роман. Он пронизан этой идеей.
Перейдем к эмиграции в целом. К тому, как ее воспринимали Эдичка и Довлатов.
У Довлатова в этом плане сложно выделить четкую позицию, ее мало высказывает его герой и он сам в эссеистике. Исходя из прочитанного, я могу сделать вывод, что он все-таки интерпретирует эмиграцию как возможность для улучшения качества жизни, для реализации себя с профессиональной точки зрения (к этому мы перейдем чуть позже), но Сергей Довлатов отнюдь не трактует Америку как идеальный мир. Он понимает, в нем полно проблем (хотя он, и, соответственно, его герой, живет в «Русском квартале», где все говорят на русском языке. Это не совсем Америка. Эдичка же обитает в самом сердце Нью-Йорка. Вернее, чаще в других его органах).
Эдичка же считает, что эмиграция ничего не дает человеку. Он либо остается таким же, как был в СССР (как один человек, у которого Эдичка работал грузчиком. «Там» он был, по словам Эдички «придворным» киносценаристом, здесь же пишет угодные уже этой власти тексты на «Радио Либерти). Или есть еще один вариант: пасть ниже, чем ты был в СССР. В пример Эдичка приводит самого себя: там я был известнейшим поэтом и знал величайших людей, а здесь я получаю «велфер».
Перейдем наконец к завершающему пункту сравнения: «пространство для творчества». Опять же, оба наших героя одинаково определили и прочувствовали ситуацию с «цензурой»: «там» — конъюнктура партии/КГБ и т. д., «здесь» — рынка. Только Довлатов об этой ситуации пишет в своем «письме» «From USA with love» следующим образом: «Тем не менее, вас рано или поздно опубликуют». Дескать, если это действительно стоящая, талантливая книга, то рано или поздно в каком-то издательстве вы опубликуетесь. В СССР в рамках идеологии вы можете запросто остаться неопубликованным, невзирая на талант.
Эдичка, повторюсь согласен с Довлатовым в пункте о том, что в СССР существует идеологическая цензура, а в Америке все контролирует рынок — та же цензура, только действующая более изобретательными средствами. Отличие заключается, как и в первом случае, в выводе Эдички: ни при одной из этих цензур не удастся публиковаться талантливому автору.
В заключение можно констатировать, что и Довлатов, и Эдичка примерно одинаково видят советский и американский «миры», только оценивают они их по-разному. Довлатов (повторюсь, герой и реальная личность в этом плане похожи) пытается адаптироваться к новой жизни как человек и как писатель, а Эдичка живет по заветам Егора Летова «Я всегда буду против». Поэтому в мире деловых «белых» гетеросексуалов он выбирает быть маргинальным негром-педерастом.
