July 14, 2020

Кабачковые грезы

В мои далекие детские годы у моей семьи была дача – несколько соток за чертой города в районе завода газовой аппаратуры. Участок-то небольшой, но по объему сельскохозяйственных работ и нещадной эксплуатации женского и детского труда вполне себе сравним с какой-нибудь южноамериканской плантацией. Надо сказать, дача в Астане – это прежде всего огород, а не летняя резиденция неработающих мам с детьми и пенсионеров, как в Московской области, где максимум, что принято сажать – цветочки и зелень. Нэт, астанинские дачи суровы, это пахота от зари до зари под палящим степным солнцем и непрерывная борьба за урожай с тунеядствующей шантрапой, ворующей по ночам плоды твоих адских земледельческих усилий.

Я на дачу ходила с радостью (именно ходила – дорога от дома до дачи занимала минут 40 скорым маминым шагом), потому что за общим забором была фазенда Шнелей – семьи с тремя красавцами-сыновьями, а я уже в юном 10-летнем возрасте подавала большие блядские надежды. Так что прополка клубники превращалась у меня в настоящий фамфатальный перфоманс для шнелевского младшего Макса, который хоть и был старше меня на несколько лет, но по уровню постижения женской души оставался непроходимо тупым бревном, способным только окатить меня водой из шланга или, что еще хуже – пофлиртовать на моих глазах с моей престарелой сестрой, на которую заглядывался кто-то из его старших братьев.

Я мстительно год за годом ждала расцвета своей женственности, чтобы сказать негодяю, когда он падет поверженный к моим ногам – вот так вот, вуаля! И таки дождалась: однажды летним вечером, в момент фотографически идеального 6-часового света я сидела на бортике вкопанной в землю бетонной емкости, гордо именовавшейся в нашей семье бассейном, отмывая руки от земли после копания на грядках, как вдруг моя роскошная рыжая грива, собранная до этого в непрезентабельный пучок, рассыпалась по плечам, рассиявшись своим ведьминским медным цветом на всю округу. Макс в это время тусовался возле забора и при виде этого зрелища застыл очарованный и сраженный. Бессердечно не взглянув в его сторону, я гордо удалилась и с тех пор на шутки тети Марины о будущем родстве, заставлявшие до этого мое сердце замирать от сладких девичьих надежд, только презрительно фыркала.

Но вообще я хотела рассказать об икре, которую мама делала из собственноручно выращенных кабачков по какому-то хитрому рецепту, строго хранящемуся в старых журнальных вырезках под замком со встроенным сканером сетчатки глаза. Я в те годы плясала в школьном танцевальном ансамбле, и в концертные райдеры наши еда не входила в принципе, поэтому родители снабжали своих артистических чад чем Бог пожаловал, и у меня это всегда были бутерброды с кабачковой икрой. И вот, вернувшись на днях из субботнего вояжа по есенинским местам в компании кабачков с тетигалиного огорода, я наварила икры по самому простому, даже слегка ПП-шному рецепту (кабачок, помидоры без кожи, морковка, лук, чеснок, специи, ложка оливкового масла – потушить, измельчить блендером, охладить, наслаждаться), и все мое дачное детство вновь прошло перед глазами, гляжу в тебя, Волга, седьмой десяток лет, эх…