Раньше было

Я вам как-то рассказывал про этот дом. Типичный, двухэтажный, из благородно-бурого кирпича. На втором этаже — французские балконы, а на первом — депанёр. Я давеча бывал в Париже (сказал, как тетка на больничной койке в спортивном костюме — Я тут давеча была в Париже-е). Правда был, целый день провел с бывшей однокурсницей, которая там в любом заведении обращается к официантам на “Месье”, а к официанткам на “Мадам”, я присовокуплял “Аве плизир”. Не суть важно. Времени в обрез, а мы в Париже. Легли на туристический курс: вокзал лё-что-то-там, улочки, проспекты, бутылочка на берегу Сены. Потом Нотр-Дам (стоит себе кстати и ничего). Оттуда через Латинский квартал (а это крюк) к Лувру. Тут, разумеется, после одной бутылки нас атаковал кураж. Причем обоих. Я истосковался по такому за границами — кураж-то никуда не девается, всё так же атакует, но меня одного. Остальные включают вежливость и чинность поведения: “Ой что-ты, полно”. Но вы меня знаете: я так просто не сдаюсь. Турбулентность — это не страшно. Надо войти в штопор, а уж там и миссис Буркул, и радист Морзе, и симпатичная и невозмутимая стюардесса. Ну а я тогда или находчивый второй пилот Дринкинс, или мужественный Командор — как карты лягут. Аморально было упускать такую уникальную возможность. Когда еще окажешься наедине с родным человеком? Она хоть и белорус, и я наблюдал её фиаско в схватке с банкой латышских шпрот, но появилось чувство, что у союзного государства есть второй шанс. Ну во мне сразу заговорил Находчивый Дринкинс и даже по-французски: “Стемнело. Ликеро-водочный на замке. Нам нужен депанёр”. (Ну, то есть я тоже хожу в магазины, где пепси продают только упаковками по 12 штук и арахисовая паста постоянно по акции). Она отвечает: “Депанёр нам не по карману да и не по сословию”. Я конечно немедленно классово солидаризировался с коллегой (а она не только славянских кровей, но и преподаватель), но Дринкинс еще и изобретательный. Отчего бы нам не изобрести лишних два евро, чтобы значит продолжить банкет? До земли ещё далеко. Оказывается, депанёр во Франции — это человек, которому вы делегируете своё желание сходить за бутылкой (ну или еще чем) ровно на промежуток от магазина и до вас, ну и оплачиваете услугу по заранее обговоренной цене. Мне кажется, что правильное слово по-русски — посыльный. Как у Анненского:

Вы — сине-призрачных высот
В колодце снимок помекртвелый,
Вы — блок пивной осатанелый,
Вы — тот посыльный в Новый год,
Что орхидеи нам несет,
Дыша в башлык обледенелый.

Тут я уже как Командор мужественно согласился, что третий нам пока не нужен, и мы пошли искать ночной ларёк. И конечно нашли. Потом, спотыкаясь об Парижских крыс, допикировали до Лувра. Там китайцы роботизированно позировали для пошлых фотографий, а уличные торговцы колониального происхождения ловко превращали покрывало с копеечными сувенирами в мешок и убегали от жандармов, перепрыгивая через исторические заграждения. Мы обошли пирамидки, бросили взгляд на подсвеченную башню и пошли в сторону вокзала. По пути наткнулись на занятия уличной школы танго и немедленно ощутили себя теми самыми депанёрами. Разве что нас никто не посылал да и пили мы сами. Но нам казалось, что мы пришли по адресу, где нас ждали. Оттого, сравнение казалось к месту. Но об этом я в следующий раз расскажу.

На первом этаже соседнего дома (в Монреале) был депанёр. Магазин по-нашему. Только не супермаркет, где тебе и пиво, и соленые огурцы, и морковь мытая. Мытой моркови в нашем как раз и не было. Закуски всякие, напитки, молочко, туалетная бумага, лотерейные билеты — товары первой необходимости. Магазин как магазин. Без претензий. Хозяева — семейная пара. Она всегда улыбалась. А он всегда как дела (это я не слов подобрать не смог, это так в газете написали — “always a ‘how are you’”). Мужик правда казался доброжелательным, но не со мной. Он меня узнавал. Я живу в соседнем доме и часто заходил в магазин, чтобы пополнить проездной. То есть клиент есть, а дохода с него нет. Вот он меня и недолюбливал. А я что? Я не такой богатый, чтобы переплачивать за молочко в депанёре. Это он находчивый и мужественный вложился в бизнес и рассчитывал на ревеню, а я хладнокровный и обаятельный, заикаясь, просил его лишь evening pass (пьяный билет — $5.50 и с 6 вечера до 5 утра хоть укатайся). Но клиенты кроме меня у него были. Каждый день в обеденный перерыв к нему бегали толстенькие мальчики из соседней школы. Тратили карманные на газировку, чипсы и фруктовый лед в виде красного жезла. А тут приезжаю я с Парижа. Еще не успел переодеться в спортивный костюм и рассказать о подсвеченной башне, как дом снесли.

Это вам не расселение аварийного жилья, о котором поколениями грезят и рассказывают случайным знакомым. Вопрос порешали быстрее, чем в России конституцию переписывают. Буквально за несколько часов приехала техника, повыгоняли жильцов и депанёров и снесли к ебени матери. Говорят, даже банкомат не успели из магазина вывезти, куда уж там фруктовый лед. Уже потом в газете я прочитал, что они (домовладельцы — мы их не любим) пристраивали третий этаж. На каком-то этапе что-то затряслось, зашаталось. Тут же сообщили куда надо. И уж там долго думать не стали. Как на пленуме 48 года — осудили, предложили, призвали и одобрили. А еще говорят формализм. Еще солнце не зашло за гору Мон-Рояль, а здание уже сравняли с землей.

Приехали журналисты. Сняли фотографию владельцев, наблюдающих за сносом с противоположной стороны дороги, опросили зевак и убрались восвояси писать "she was always a smile, he was always a ‘how are you’".
Потом приехали грузовик и эскаватор. Погрузили все обломки и груды кирпича и уехали в неизвестном направлении.
Потом приехали разнорабочие. На них, размахивая руками, кричал итальянский прораб. Рабочие собрали последние остатки кирпича и разровняли фундаментную яму малой техникой. Огородили образовавшийся кратер сетчатым забором, побросали бумажные стаканчики из кофейни напротив и исчезли навсегда.
А потом никто не приехал.

Вот и весь сюжет. Эпопея, от которой осталась незарытая могилка, по какой-то технологической причине припорошенная сеном. Стену соседнего дома, прилегающего к снесенному, пару дней назад покрасили в лавандовый. Проход к заднему двору до сих пор завален сгруженной землей. А там всегда пахло стиральным порошком из вытяжки в постирочную. Там же хранились сломавшийся холодильник и старая чугунная ванна. Все ли там по-прежнему? В газетах об этом ни слова.

P.S. Нежели ждать следующего раза, прочли бы лучше новую биографию великого русского писателя Венедикта Ерофеева (“Венедикт Ерофеев: Посторонний”, авт. Лекманов и Сведлов). Там и о мытарствах души, и о поисках родного человека, и о депанёрстве, и том, как Ерофеев плакал, слушая Восьмую симфонию Шостаковича.