1920е годы оставили нам две величайшие загадки русской литературы: действительно ли Ильф и Петров написали авантюрный роман “12 стульев” и уверовал ли платоновский рыбак в смерть, бултыхаясь на дне озера Мутево. И вот не минуло и столетие, и однозначных ответов мы не получили, а русский человек в Монреале уже озадачен другими вопросами: отчего сердце кликает да больно дышать. Но постойте — если больно дышать, то нужно пойти в пустыню и говорить с перелётными ветрами, этому нездоровью Сологуб ещё до основания журнала “Огонек” предложил действенное лечение. Правда. А с сердцем что? Ну вот у Ходасевича глухо билось, у Брюсова глупило, у Северянина тоской кольнуло, у Иванова тянуло, у Бальмонта увлекалось, да у того же Сологуба только...

У меня появилось два новых увлечения. Удивительным образом они связаны. Первое я определяю как онтологическое, то есть относящееся к бытию и его познанию. Ну допустим вот он я в Монреале бытийствую и тщетно пытаюсь что-то познать. Никакую не истину конечно. Но хотя бы в какой день забирают обычный мусор, а в какой на переработку. Пока безрезультатно.

У моей соседки снизу — рыжей пенсионерки Дариты, постригающей своего черного пса летом и курящей в дверной проем зимой — нет подписок на эппл мьюзик. У Дариты есть записанный музыкальный сборник, который она включает каждый день. Ещё у нее неплохая акустическая система с превалирующими басами. Ежедневно она заправляет CD (или что там у нее), нажимает на плей, и запускается первый трек. Что там играет — разобрать решительно невозможно. Перекрытия глушат мелодию, и я ощущаю ступнями только ритм. Бум-бум-бум, тыщ-тыщ-тыщ. Я смог распознать только одну песенку Queens of the Stone Age. Радость от узнавания скоро померкла, когда счет проигрываний перешел на десятки. А ведь песенка хорошая. Мелодически. Американский рок вообще ведь не про...

В моем детстве существовал примерно один вид автобусов. Классический, а о других я был не в курсе, ЛИАЗ, выкрашенный далекими предками в один из цветов южноосетинского флага. Это я сейчас знаю, что тот был ЛИАЗ, а тогда — просто "пятёрка" или "шестёрка". Я выходил на улицу, добегал до последнего 8го подъезда и сворачивал налево. После — можно было снять шапку (матери уже не видно меня из окна) и, пересчитав бабок и котов под навесом, вновь уставиться на цветные пачки сигарет. Через какое-то время, непременно опаздывая, с противоположной стороны улицы подваливал одноклассник — хулиганистый прощелыга, который теперь носит белые рубашки размера иксэль и возит двоих детей на заднем сидении черного универсала. А тогда он вставал рядом...

Я вам как-то рассказывал про этот дом. Типичный, двухэтажный, из благородно-бурого кирпича. На втором этаже — французские балконы, а на первом — депанёр. Я давеча бывал в Париже (сказал, как тетка на больничной койке в спортивном костюме — Я тут давеча была в Париже-е). Правда был, целый день провел с бывшей однокурсницей, которая там в любом заведении обращается к официантам на “Месье”, а к официанткам на “Мадам”, я присовокуплял “Аве плизир”. Не суть важно. Времени в обрез, а мы в Париже. Легли на туристический курс: вокзал лё-что-то-там, улочки, проспекты, бутылочка на берегу Сены. Потом Нотр-Дам (стоит себе кстати и ничего). Оттуда через Латинский квартал (а это крюк) к Лувру. Тут, разумеется, после одной бутылки нас атаковал...