V — 'Миры и Голова'

;; Q1: Часомордый, ты никогда не смотрел, есть ли в каком-то из миррор ворлдов ты, только без часов на бошке?

;; Q2: напишите ответ в виде идентичности: скиллсета и/или истории.

— <И Сан? Могу я узнать кое-что?> — Данте оборачивается, чтобы позвать его, и И Сан останавливается на месте, застывая. — <Как ты думаешь, существует ли Зеркальный Мир, где я не теряю свою прежнюю голову и не встречаюсь со всеми вами?>

— Я не уверен, что могу ответить на ваш вопрос, не нарушая правил, наложенных на нас людьми свыше. Существует ненулевая вероятность, что даже мисс Фауст не сможет ответить на это… Но в чём я могу вас заверить, так это в том, что Зеркальные Миры есть бесконечная мириада осколков, в которой можно найти всё, что вы только можете себе представить.

— <Значит ли это, что всё же существует?..>

— Вы задаете себе неверный вопрос, Данте. Корректным же будет спросить, можете ли вы представить себя с головой иной относительно нынешней?

Ах да. Дитя, с коим мы пересекались лишь немногим чаще, чем ругались. Трагичная судьба, в которой откуда-то так нередко находятся силы сопротивляться, безусловно, не может быть ограничена только одним миром, вы так не думаете? Например… Вот мир, где дитя заперто в светлых, высоких и холодных стенах большой библиотеки.

Северная ветка Ассоциации Диечи, казалось, превосходит остальные по количеству книг в коллекции. В чём она им уступает, однако, это в количестве людей, нарушающих покой этих самых книг. Прохлада помещения отпугивала от долгих визитов даже тех, кто привык к ней из-за работы здесь — за исключением некоторых, кто надевал множественные слои одежды под уже утеплённую рясу.

Данте, определённо, относится к последней категории людей — застыв над книгой, упорно сидит за столом, почти неподвижно, и только пальцы в белых перчатках, сжимающие ключ, скользят по старым листам. Изучение должно быть вечно, потому что так Данте может оправдать свою высокую позицию, и потому что так Данте становится ближе к пониманию недостижимой истины.

Я не помню, какой конкретно кризис свёл нас в тот случай. Слишком часто мне довелось видеть Дитя, в разных мирах, но всё с отражениями одной проблемы. Но мы нашли подобие компромисса в тот раз. Дитя перестанет отчаянно пытаться отдать себя в пользу кого-то ещё… И получит скромный подарок взамен.

— Святые Северной Ветки Диечи. Мы не хотели бы вас тревожить, но… Есть кое-что, что требует Вашего внимания. Не могли бы Вы? — пришедший выглядывает из-за величественного книжного шкафа. В луче солнца видна поднявшаяся из-за новой тревоги этого места пыль.

Данте поднимает голову от книги, а ключ по привычке оказывается надетым на палец. Среди и без того немногочисленных посетителей едва ли находятся те, у кого есть дело к единственному постоянному обитателю странной золотой клетки, сотканной из бесконечного знания. Но если кто-то заходит, на это есть ровно две возможные причины: или кому-то потребовалась и была одобрена аудиенция, или есть дело, к которому нужен нестандартный подход.

— <Значит, вы считаете, что я смогу понять это существо?> — жесты Данте выглядят более сложными, чем то, что встретишь в большинстве мест города, где вообще ещё знают о коммуникации таким образом. Следствие тяжёлого багажа знаний за спиной. — <Я могу помочь с этим… Но.>

Данте не любит сражаться. Не любит получать пробелы в памяти, оставляемые ключом. Однако, если кому-то нужна такая помощь, и Данте стоит на своём месте благодаря странной голове, способной понимать создания, более не похожие на людей… Это необходимость.

И это Дитя использует свой подарок. Всё ещё на благо остальных, увы, но теперь из-под крыла большой организации, которая настаивает на том, чтобы запереть такое сокровище подальше от людей всех сортов. И пока многие не понимают, как Дитя может разбирать крики тех, кто не выглядит, как раньше… Я считаю, что всё весьма очевидно — те, кто принимает себя и свою истинную натуру, всегда смогут понять тех, кто думает так же.

Обратимся к иному осколку реальности. В этом, хм… Да, вот в этом, к сожалению, мне так и не удалось открыть глаза Дитя, что неустанно бросает себя в волны, будто это изменит порядок мира.

Если бы у Данте была возможность сморщиться, то произошло бы именно это. Музыка в клубе всегда казалась раздражающе громкой — что уж говорить о компании вокруг? Но у Пургаторио не так много друзей, и ещё меньше способов найти новых людей в команду. Потому, Данте ждёт.

Ожидание заканчивается со скрипом пола. Первый помощник довольно известных в этих местах пиратов заходит в комнату, в которой они встречаются каждую пятницу, когда Данте и экипаж Пургаторио не находится в плавании, и повод всегда один. Капитан маленького корабля встает с места и делает жест для неформального приветствия.

— Как всегда вовремя. Как работа? Слышал, в водах появился кто-то новый помимо вас… Не боишься? — Данте отрицательно мотает головой. — Ищешь кого-то нового, тогда? Из последних гостей.

Первый помощник закуривает, и Данте не против, пока он не наклоняется слишком близко и двигается ближе к делу. Пока Пургаторио не ведает поражений и смертей, чтобы оставаться на плаву во всех смыслах, не достаточно одного трюка в рукаве. Нужны рабочие руки, корабль побольше, несколько новых деловых связей… Капитан старается, как только может.

То, как именно экипаж этого Дитя избегает смертей, остаётся секретом для всех, кто не заступал на борт. Более того, пока нужный час не придёт, подчинённые стараются тактично умалчивать о криках привязанного к мачте мученика, которые можно услышать с палубы. Я, правда, до сих пор иногда вспоминаю тот наш разговор.

— Нет, сеньора Кармен. Я всё ещё стою на своём. Все заслуживают доброты. Даже если доброта окажется чем-то для использования другими.

— Но где это оставляет тебя? В море непонимания и жестокости… Неужели ты не желаешь доброты и принятия к себе, как ты желаешь их остальным? Это естественное желание, которого нет нужды стесняться. Более того, если не помочь себе выбраться из озера, то останешься без головы, чтобы помочь остальным.

— Если все будут хотеть доброты лишь для себя, ничего не изменится. Я не могу надеяться на смену течения бесконечного потока, если не стану одной из направляющих капель. Так что, я отказываюсь соглашаться с вами.

И потому… Дитя отдало собственную голову и речь, подобно русалке — но не ради того, чтобы стоять на ногах самостоятельно, а чтобы помочь выстоять что угодно тем, кого оно к себе привяжет своими надёжными верёвками. Я должна отдать должное, Дитя — воин. Не так как та, которая стоит рядом, с гарпуном в руке, и не так, как те, кто воюет словами, но всё ещё… Стоит ли мне попытаться ещё раз однажды?

Посмотрим на Дитя, с которым я никогда не пересекалась. Ну, почти. В тот день я протянула руку поддержки кому-то ещё, кто оказался под наблюдением этого Дитя. И я была удивлена узнать, что мой голос истины дошел и до уже несуществующих ушей — возможно, кое-кто нуждался во мне даже больше, чем тот, кого я избрала первоначально, если вид помощи кому-то другому вызвал настолько большую реакцию.

Тиканье привлекает внимание Синклера, дотошно изучающего последние газеты. В офис Цвай наведывается корректировщик, разговаривающий руками.

— А, Данте, это ты! Проходи, конечно, — тот вскакивает на встречу, рассматривая бумаги, которые Данте оставляет на столе при входе.

Эти двое познакомились в тот момент, когда Синклер принял Данте за обычного гражданского, оттащив от искажения, которым обратился клиент маленького именного офиса. Он не был далеко от истины, как бы Данте не хотелось это признавать — наличие полупустой лицензии корректировщика не добавляло навыков владения оружием.

— <Я не надолго. Оставить это всё, по сути… Нужно успеть домой до Ночи,> — и апартаменты Данте, на самом деле, довольно далеко. Беспокойство резонно, ведь люди с необычными протезами вместо головы часто привлекают ненужное внимание, и привычка к таковому не облегчает ситуацию. — <Тебя не перевели в Секцию повыше? До сих пор?>

Причина, по которой это Дитя находится на дне — это само Дитя. Решительный выбор лишить себя личности и головы, только чтобы не нести на себе ношу, которая ныне осталась в прошлой жизни… И жизнь всё равно нашла трагедию на эту душу, рисуя красивую окружность, подобную ободу часов-протеза. Всё, что осталось теперь — это составлять себя из осколков прошлого, которые прежнее я этого Дитя спрятало недостаточно хорошо.

Я думала о том, почему так происходит. Почему будто бы среди бесконечных возможностей нет варианта, где Дитя счастливо остаётся собой в первоначальном виде, не встречается со мной или кем-то ещё, кто меняет жизнь настолько резко, отрывая голову от плеч. И если вы спросите моего мнения, то мне кажется, что Дитя просто не может так — и всегда находит что-то ценнее, чем стабильность и целостность для себя. Какой странный ребенок, не правда ли?

Просидев всю ночь у зеркала, Данте не находит мыслей о том, как могла бы выглядеть иная голова — по крайней мере, не потеряв ощущения того, что в отражении находится тот же человек, что и сейчас.