I — 'У Данте все хорошо'
;; Q: Как тебе сам процесс работы? Считаешь ли ты себя нагруженным? утомительно, скучно, трудно?
Двенадцать часов отдыха, предоставленные компанией, иногда казались вечностью, которую было некуда деть. Консультации не входили в планы на сегодня, бумаги на столе закончились спустя пару дней работы, потому у Данте наконец появились свободные часы времени, которые можно потратить на себя.
(В голове оседает много вопросов и сомнений. Каждая мысль, которая была до этого спрятана в каком-то неприметном уголке сознания, всплывает наружу. Вскоре таких становится больше, серая пелена уныния плотнеет, словно под действием пеккатулы уныния, и Данте становится некуда спрятаться.)
Даже после нахождения в постели под шум вентилятора до самого утра, вставать всё равно не хотелось. Всё тело ощущается тяжелее обычного, но рабочий день не ждёт никого. Мерсо и Отис, обычно приходящие на смену раньше всех, скорее всего уже находятся в автобусе, и, может, новости, которые первый вычитает из утренней газеты, отвлекут Данте достаточно.
(Данте не хочет задерживаться у себя, потому что какая-то нелестная шутка по этому поводу от единственных близких людей может подбить самооценку на неделю вперёд. Какие-то слова, брошенные в пылу ярости, — не хочется держать это против неё, но острота Измаил перед их путешествием на Большое Озеро, пожалуй, лучший пример — всегда возвращаются в особенно плохие дни, и заставить себя высказать что-то такое на консультации Фауст ощущается непосильной задачей. Писать подобные обиды в заметки тоже бессмысленно, так что проще отпустить их, пока ежедневные нагрузки не сотрут такие мелочи из памяти. Без причины существовать горесть рассыпается, и Данте наконец шагнет дальше, следуя желанию завтра быть менеджером и человеком лучше, чем вчера.)
Несмотря на вату в голове, сегодняшние Зеркальное Подземелье и Светодобыча идут хорошо. Уязвимости большинства врагов уже отложились в памяти, и хорошее начало дает достаточно ускорения, чтобы трудностей позже не возникло. На выходе из самой стабильной части Коридора, Данте делает жест для улыбки, не забывая похвалить всех. Если забег прошел без смертей — это уже победа, но когда вся команда обходится парой царапин? Они все заслуживают поддержки и похвалы. А может быть и отличной совместной трапезы.
(С другой стороны, Данте эгоистично радуется. Каждая перемотка, каждая встреча с вратами оставляет слабость. Мышцы могут сжиматься в спазмах вплоть до всей последующей недели, зажившие на чужих телах порезы зудят, когда ткань формы неправильно трется о них, и это сводит с ума. Но это следствие пробелов в тактике, плохого менеджмента, некорректной оценки ситуации. Это проблема Данте, а эта боль — словно наказание, отдельный слой тяжести, который нужно прятать под ярким плащом.)
В конце дня, Данте всё же уговаривает Вергилия на хороший ужин. Фауст кланяется после перевода, отходя к своему креслу, а менеджер стоит около чужого места немного дольше перед тем, как возвращаться на своё, словно думая, не нужно ли сказать чего ещё.
Через несколько часов дороги, не то чтобы тихой, — Данте зачастую не участвует в беседах остальных Грешников, но пытается слушать все из них, начиная от планов на конкретную еду и заканчивая историями, вплетающимися в разговор, — Мефистофель прибывает к одной из множества забегаловок в Переулках. Не что-то роскошное, конечно, но дух единства и тёплая еда успокаивает душу.
Усталость нагоняет Данте уже в момент, как все остальные легонько стукают стенками бокалов друг о друга. Часы менеджера почти падают на плечо кого-то, сидящего рядом, на секунду, пока Данте не отдергивает себя обратно из-за неловкости. Но даже сквозь сонливость, атмосфера вокруг создает легкое ощущение счастья. Только тьма вокруг позволяет звёздам сиять, и такие моменты и есть звёзды для Данте. Как бы темна ни была повседневность, путь должен продолжаться ради лучей, которые пробиваются сквозь неё.