II — 'Рабочая нагрузка и Газоразрядная Лампа'

;; Q: Напишите вашему персонажу искажение/коррозию в эго!

Очередной день приносит очередные проблемы. С новым расширением Зеркального Подземелья Данте который день подбирает достаточно хорошую команду, чтобы их не снесло накопленной после восьмого этажа мощью врагов. Несколько попыток за день, разные комбинации, везение или невезение на подарки — но который раз забег заканчивается неудачей, оставляя их пытаться снова и снова.

В переходах между этапами менеджер всё больше находит себя в мыслях о том, что Грешники, вероятно, сжимают зубы если не от боли, то от раздражения. Никакая перемотка времени не спасёт усталые тела от напряжения после такой громадной работы, а осознание того, что она всё ещё не привела к желаемому результату, очень негативно влияло на боевой дух. Но это не их вина. Никто из тех, чья форма уже пропитана кровью — и собственной, и чужой — не должен так расплачиваться за тактические ошибки, к которым они не приложили руки́. Почему Данте делает это с ними? Проводит их через смерти и боль ради своей маленькой галочки в списке дел?

В магазине Данте разрешает всем присесть и отдохнуть хотя бы немного, но отворачивается, не находя в себе сил посмотреть на их реакции. Чужие глаза, даже если уже родные, явно оставляют дыры в плаще, добираясь до спины, впиваясь в позвоночник, раздирая кожу, пока из-под неё не покажется красный, сливающийся с тканью плаща-

Менеджер вздрагивает и резко трясет головой. Никто не будет делать или чувствовать чего-то такого из-за… не самых оптимальных решений, верно же? Удушающая ответственность смешалась с тревогой, и потому мысли спутались в уродливый комок ненависти, даже если всего на секунду.

Данте оборачивается. Грешники разговаривают между собой и едва ли обращают внимание на что-то, кроме своих слов и возможности прислониться к чему-то, что будет держать их вес. Но когда менеджер приходит в себя, в руке уже сжата лампочка, приглушенно освещающая перчатку ладони, в которой находится. Тремора же даже нет ни в одной из нынешних идентичностей — видимо, палец соскользнул не на ту кнопку. Досада от зря потраченной стоимости заставляет Данте откинуть рассуждения о купле и продаже остальных подарков. Тусклая газоразрядная лампа падает в глубокий карман плаща за ненадобностью, и мысль о ней не всплывает даже при продаже остального мусора уже на следующей остановке.

В этот раз судьба посмеялась над ними особенно громко: последние полчаса команда заходила в финальную комнату десятого этажа и выходила почти сразу же — как только они услышат и почувствуют на себе свои же атаки родом из других зеркал. Сдаваться на таком этапе было бы обесцениванием всего труда и сил, вложенных в то, чтобы добраться до этой точки, но продолжение являло собой пытку не меньшего размера. Как бы деформирован не был вид знакомых приемов из-за неидеальности пеккатулы, влияние самого Подземелья делало удары настолько тяжёлыми, что они сминали даже самую крепкую защиту. Один неуверенный взмах Э. Г. О, и ресурсы утекали в никуда, столкновение оказывалось проигранным, а через пару минут то же самое уже нужно пытаться блокировать. Данте приказывает всем отступать назад, утягивая с собой трупы тех, кто не может уйти своими ногами, перематывает их обратно, и Грешники снова шагают вперёд, повторяя печальный исход.

Это больно. Ужасно больно. Голова практически перестает соображать, пока каждый маленький кусочек Данте ощущает тяжесть множества смертей. Шестеренки в часах, если там таковые есть, трутся друг о друга, и голоса вокруг смешиваются в неприятную кашу. Рубашка неприятно липнет к спине от холодного пота, а трясущиеся руки, спрятанные под перчатками, словно измазаны в липкой крови. Ноги сгибаются под собственным весом Данте, и менеджер потерянно поднимает голову, чтобы в очередной раз найти Звезду.

“Ах! Сие подобно тому, как Менеджер Эсквайр воскрешает нас, разве нет? Быть может, дальнейшее разъяснение поможет мне понять лучше!”

Руки нащупывают слабо, но до сих пор мерцающую лампочку, и достают её из кармана. На ней образовалась маленькая трещина, идущая от самого кончика до цоколя подобно шву, но она упрямо светит и отображает ноль.

— <Тебе, наверное… было проще восстанавливать себя, чем нам со всем этим. Я почти завидую, смотря на то, какая разруха образовывается здесь. Из-за меня.>

Насколько странно разговаривать с аномалией, ещё и вот так, через её часть, которая была получена даже не в прямом столкновении? Насколько странно вслушиваться в единственный голос, который так прекрасно раздвигает шум, заполнивший уставший разум? Она пытается сказать что-то, как в тот раз, с пеккатулой — но сейчас это звучит как спасение от хаоса вокруг, единственный лучик света в пропитанном красным тумане.

— Она носила тяжелый груз, не говоря ни слова. Она — машина, а машины существуют для выполнения своего предназначения. Следуют одному единственному приказу. Это то, чему ты завидуешь?

— <Иногда? Сейчас, да. Я не хочу больше мучать их своими неправильными решениями. Измаил, Отис или даже Грегор — да кто угодно с опытом справился бы лучше.>

— И что же, тогда, будет твоим желанием? Тем, которому ты хочешь отдать себя полностью? Машины без предназначения не работают. Портят себя тем, что стоят и стремятся к конечной точке, находящейся где-то нигде. Прямо вон там, — и будто рука касается плеча Данте, белый рукав и светлая ладонь указывает куда-то далеко за горизонт. Далеко от Звезды, далеко от Грешников, от Компании и Ветвей. — Но я знаю, что в тебе нет этого. Что ты хочешь помочь им всем. И чтобы помочь остальным… Нужно просто немного позаботиться о себе. Откинуть ненужное и найти свою лучшую форму. Правильно?

— <Да,> — Данте кивает, взгляд, до того сосредоточенный на Звезде, теряет фокус. Где-то между ребрами всё ещё ноет, а легкие жжёт от горячего воздуха, что почти смешно, учитывая, что кому-то вроде Данте даже не приходится дышать. — <Я могу не держать ответственность на себе, но отдать себя тому, чтобы держать их на плаву. Я хочу быть здесь для них, вытаскивать их обратно, каждый раз, пока им не станет лучше.>

— Что ж.., — она забирает лампу из чужих рук, и будто бы старательно вкручивает её куда-то, что вызывает неприятную, тупую боль в плече. — Заботясь о себе, мы заботимся об остальных вокруг нас. Тогда расскажи мне, чем желает обратиться твое сердце?

— <Чем-то крепким и большим, чтобы им не пришлось защищать меня. Чтобы они, наоборот, могли спрятаться за мной. Чем-то полезным, чтобы возвращать их без устали. Как та машина.>

— Тогда пусть будет так, как ты желаешь.

Когда взгляд Данте наконец проясняется, первое, что попадается на глаза — растерзанные тела Грешников. Вид разорванной плоти больше не оставляет какой-то неприятной дыры в груди. Столб пара, вырывающийся из той же щели, что и пламя, почти тушит его и оставляет потемневшую поверхность часов немного влажной. Нужда в поиске Звезды для рутины исчезла, будто её никогда и не было, но туман в голове заполняет место, оставленное потерей.

Решение, похоже, всегда было на поверхности. Зачем куда-то отступать, размышлять, мучать себя и остальных, когда можно перевести стрелки обратно, завести пружину заново, сменить число на лампочке, и увидеть ответ, ранее убегающий сквозь многочисленные попытки, перемолотые шестеренками в голове.

Данте отматывает время. Правая рука тянется за чужими ладонями, спрятанными за дверями, но не нащупывает их. Тихое кликание, исходящее из внутреннего механизма часов и перерастающее в треск, сопровождает возвращение крови в тела, сращивание костей и восстановление кожных покровов. Вместо привычной боли, заставляющей свернуться на полу, не существует ничего.

— Данте-е! Ты точно делаешь всё так же, как и обычно? — уточняет Родя, оборачиваясь на менеджера, смиренно стоящего в паре шагов за спинами команды. Грешники привычно закрывают менеджера собой, даже если по ощущениям, нужда в этом отсутствует. И Сан падает с ног, и его обожженное Четвертой Спичкой пеккатулы-Рёшу тело приземляется ей на грудь. Не проходит и минуты, как И Сан снова открывает глаза и неловко смотрит на свою коллегу то короткое мгновение перед тем, как оттолкнуться от неё и снова двинуться вперёд. По его выражению лица видно, насколько он устал.

— Не смей сомневаться в компетентности Исполнительного Менеджера, Родион! — но Данте лишь поворачивает голову на такую перепалку. Реакция опаздывает на добрую минуту, что зарабатывает обеспокоенный взгляд от Грегора и Фауст, которым повезло находиться на самой задней линии построения.

Бесконечные перемотки восстанавливают тела без устали, без прерывистого, болезненного тиканья… Без какой-либо реакции кроме потоков пара и треска лампочки. Тишина была бы неприятной, если бы уши Грешников не звенели от мясорубки, в которой они находятся. Когда их трупы наконец прокладывают дорогу на выход с десятого этажа Подземелья, награду забирает Фауст, пока Синклер подходит к менеджеру.

В следующую секунду вся группа оборачивается на жалкий стон, изданный Эмилем, только чтобы увидеть то, как он отскочил от Данте с дрожащими руками, а часть его волос поднялась в воздух.

— М-меня ударило током, — начал пояснять он, отвернувшись от Данте обратно ко всем остальным. — Я не знаю…

Вскоре Данте падает на пол, будто в этом теле никогда не было ни костей, ни жизни, что вызывает моментальную панику.

Когда менеджер просыпается от своего подозрительно крепкого, но все ещё истощающего сна, ещё один плащ, знакомо пахнущий сигаретами, лежит поверх в качестве одеяла, а спина неприятно болит от лежания на двух соседних сидениях — кажется, Измаил и Мерсо?..

— Данте, — мягкий голос Фауст приглашает Данте обратно в реальный мир окончательно. — Пока мы не можем быть уверены, Фауст думает, что вы коррозировали из-за большой нагрузки. Нам потребуется обсудить это на ближайшей консультации…

Данте поднимает голову, а после и всю верхнюю половину тела, оглядываясь на лица вокруг, не слишком сильно вслушиваясь в её дальнейшие слова. Усталые, но обеспокоенные люди, казалось, куда больше встревожены этим происшествием, чем всеми предыдущими попытками пройти чертово Подземелье, через которые менеджеру довелось их провести.

Это определённо будет последним забегом до десятого этажа на достаточно долгое время.