July 14, 2018

Шизофрения, как и было сказано (о концепции "украденной победы")

Предыдущий пост
Пишет otshelnik_1
В продолжение двух предыдущих постов.Окончание.

В разговоре о психологических особенностях февралистов на примере взглядов Антона Ивановича Деникина невозможно обойти совещание в ставке 16 июля 1917 года. Это совещание требовало серьезного, обстоятельного доклада Деникина. Там мемуарными «фигеле-мигеле» не отделаешься. А потому сказано было ответственно и по-солдатски определенно:

  • «Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, я протестую. Это неверно. Армию развалили другие, а большевики лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках армейского организма.
  • Развалило армию военное законодательство последних 4-х месяцев. Развалили лица, по обидной иронии судьбы, быть может, честные и идейные, но совершенно не понимающие жизни, быта армии, не знающие исторических законов ее существования.»

Шизофрения, как и было сказано. Один «Деникин» решительно «протестует» против того, что другой «Деникин» «повторяет на каждом шагу».
А кто привел к власти этих лиц, «честных и идейных»? Без военного крыла заговорщиков, душой которого был генерал М. Алексеев, заговор вряд ли удался бы. Основатели Добровольческой армии: Алексеев, Корнилов, Деникин были по своим политическим взглядам последовательными приверженцами кадетской партии.

Необходимо уяснить, что под армейскими «большевиками» (обозначенными в деникинских мемуарах как «поганые черви») люди вроде Деникина понимали, как правило, обычных солдат, выходцев из самой армейской среды, только наиболее инициативных и дерзких. Этаких заводил, бунтарей, вожаков. «Поганые черви» в целом были плотью от плоти самой армии. Деникин использует глагол возвратного вида – «завелиСЬ», то есть они были продуктом функционирования самой армии, травмированной (по мнению Деникина) либеральными реформами. Эти «большевики» наверняка использовали большевистскую фразеологию, но многие из них вряд ли интересовались, как расшифровывается аббревиатура РСДРП(б). Возможно, они даже не знали что РСДРП(б) – это и есть большевики (Василий Иванович, ты за большевиков, али за коммунистов? Я за Интернационал! Это же классика…)
Можно предположить, что многие из них позднее и стали членами ВКП(б), но сдается мне, что участь изрядной части этих «бузотеров» была совсем иной и весьма печальной.
Это можно было увидеть довольно скоро, ибо большевики, придя к власти, начали, по словам самого же Деникина, восстанавливать государственность и порядок. (Правда, не тот, который хотелось бы видеть Антону Ивановичу).

  • «Та "расплавленная стихия", которая с необычайной легкостью сдунула Керенского, попала в железные тиски Ленина-Бронштейна, и вот уже более трех лет, не может вырваться из большевистского застенка».

Любопытно. Здесь Деникин понимает, что «расплавленная стихия» - это совсем не большевизм.

Из дневника барона А.Будберга.

  • «3 Декабря…В Петроградском гарнизоне началось антибольшевистское движение. Поздненько спохватились товарищи присяжные охранители завоеваний революции! …Комиссары отлично учли ту опасность, которую представляли эти распустившиеся и привыкшие свергать правительства войсковые части; они ввели в Петроград латышские полки и после этого начали понемногу гнуть товарищей». АРР. Т12. С.258

Кстати, есть повод повозмущаться в связи с тем, что большевистская «нерусь», опираясь на латышскую «нерусь», «развязывает террор против русского народа». (Сложный и весьма болезненный вопрос широкого участия «чужаков» в русской революции подробно рассмотрен В.В. Кожиновым. «Россия Век ХХ». Т. 1)

Из воспоминаний генерала П.Краснова. Весна 1917 года.

  • «Пехота, сменившая нас, шла по белорусским деревням, как татары шли по покоренной Руси. Огнем и мечом. Солдаты отнимали у жителей все съестное. Для потехи расстреливали из винтовок коров, насиловали женщин, отнимали деньги. Офицеры были запуганы или молчали.

Из дневника генерала А. Будберга. Осень 1917 года.

  • «Какой-то корпус прошел через Сорокский уезд и оставил за собой пустыню; все разграблено, все жилое сожжено, женщины изнасилованы… Эти сведения составляют только часть донесения… об отводе в резерв 2-го гвардейского корпуса, проделавшего такую операцию не в одном, а в одиннадцати уездах, где на несчастье всюду были местные запасы вина. Вот когда показались спелые плоды «бескровной» русской революции»АРР. Т12. С.258

О том же пишет Деникин.

  • «Потом — Тарнополь, Калуш, Казань... Как смерч пронеслись грабежи, убийства, насилия, пожары по Галиции, Волынской, Подольской и другим губерниям, оставляя за собой повсюду кровавый след, и вызывая у обезумевших от горя, слабых духом русских людей чудовищную мысль:
  • — Господи, хоть бы немцы поскорее пришли...»

Только не «потом». Началось это сразу, весной 1917 года. Генерал П.Краснов не даст соврать. Просто этот процесс пребывал в естественном развитии.

Вспоминается пророчество К. Леонтьева, сделанное им за несколько десятилетий до революции.

  • «…Если бы русский народ доведен был преступными замыслами, дальнейшим подражанием Западу или мягкосердечным потворством до состояния временного безначалия, то именно те крайности и те ужасы, до которых он дошел бы со свойственным ему молодечеством, духом разрушения и страстью к безумному пьянству, разрешились бы опять по его собственной воле такими суровыми порядками, каких мы еще и не видывали, может быть!»

Преступные замыслы творцов Февраля, порожденные их преступно-легкомысленным подражанием Западу, не могли не вылиться сразу после Февраля в безудержное потворство всем разрушительным тенденциям, ибо противопоставить им февралисты ничего не могли. (Ну, не Учредительное же собрание!) Помните, как у Будберга?

  • «Клетки раскрыты, дикие звери выпущены, и их поводыри обречены нестись впереди и давать зверью все новые и новые подачки…»

Большевики пришли к власти и удержали ее именно по воле народа, «по его собственной воле», ибо, кроме распоясавшейся «свободной воли» в душе народа жил и инстинкт самосохранения, инстинкт народа-государственника. Большевики помогли народу реализовать свою вековую тягу к социальной справедливости, не через «разбойную волюшку», а как «осознанную необходимость». Процесс этой взаимной притирки был болезненным и кровавым.
Ну а то, что все это «разрешилось… по его (народа) собственной воле такими суровыми порядками, каких… еще и не видывали, может быть», так это, уж, извините, социально-историческая закономерность. Да, таких порядков еще и не видывали. И не «может быть», а точно.

По Леонтьеву

  • «Новая культура будет очень тяжела для многих, и замесят ее люди столь близкого уже ХХ века никак не на сахаре и розовой воде равномерной свободы и гуманности, а на чем-то ином, даже страшном для непривычных…»

Ну, людям, непривычным к страшному, на Руси в период смуты делать нечего.
Чужие здесь не ходят…

Тут необходимо сделать пояснение.
Чудовищное поведение Русской армии на территории России в 1917 году было связано не только и не столько с падением нравственности, которое неизбежно в смутный период крушения традиционного общества после утраты религиозного сознания (Бога люди забыли!»). Главная причина – это эрозия понятия Отечества, утрата ощущения единой Родины, так же вызванная расцерковлением. Нет Монарха - нет и Отечества.
У большей части народа более или менее крепкие горизонтальные связи (т. е. ощущение единства) сохранялись только на уровне общин, землячеств, которые в какой-то мере на тот момент можно уподобить маленьким независимым государствам. А полки в Русской армии формировались по территориальному принципу. И потому каждый полк после Февраля в какой-то степени стал ощущать себя маленькой армией своей провинции на «чужих» или в лучшем случае «ничейных» территориях. Все это проявлялось на подсознательном уровне, а внешне все было, «как при царе». Но «как при царе» уже не было, и быть не могло.

Большевики прекрасно учли этот печальный опыт. Позднее они отказались от территориального принципа формирования армии. Солдаты в полку (да, что там - в полку, в роте!) должны были видеть в лице своих сослуживцев всю свою Родину. От Москвы и до самых, до окраин.

Февральский переворот задумывался как революционное ускорение западнической, либеральной модернизации страны. Этот процесс даже в своем эволюционном развитии был, мягко говоря, весьма противоречивым. Во всяком случае «пересменка» между Традицией и Модерном никогда не обещает «томных» времен, это всегда «минуты роковые». Однако в реальности благодаря Февралю произошла катастрофа в самом наихудшем варианте. Катастрофа тысячелетия!

Полыхнул всеобщий русский бунт. И это было по-настоящему страшно.
Во-первых, прежние бунты (например, пугачевский, разинский) были локальными, они захватывали только часть общества. Кроме того, они практически не затрагивали армию.
Во-вторых, все прежние формы национального бытия в 1917 году были полностью исчерпаны, а никаких новых форм в недрах РИ не сложилось. (В этом отличие от Великой Смуты, где сами традиционные формы общественного бытия под сомнение не ставились).
И, наконец, бунт захватил, прежде всего, армию в период жесточайшей войны. Такого никогда еще не было. Более десяти миллионов мужчин в самом расцвете сил, вооруженных, привыкших убивать и ходить под смертью, оказались «без царя в голове».
В этой конструкции большевики - «мелочь дробная». Настоящая история КПСС начинается только с апреля 1917 года. Бедные большевики, они хотели сделать мировую революцию, «чтобы без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем». А Провидение над ними крепко посмеялось, отведя им совсем иную роль, использовав их во многом «втемную». Их главной функцией стало умиротворение страны и восстановление Государства Российского. И чудо великое - на это потребовалось всего пять лет!
Пять лет!
Но каких…
- А как же социализм?
- Социализм? Ну и социализм, конечно.
По ходу дела…

Л.П. Карсавин уже в эмиграции в 1923 году писал:

  • «Тысячи наивных коммунистов… искренне верили в то, что, закрывая рынки и «уничтожая капитал», они вводят социализм… Но разве нет непрерывной связи этой политики с экономическими мерами последних царских министров, с программой того же Риттиха (предложившего в 1916 году продразверстку – otshelnik_1). Возможно ли было в стране с бегущей по всем дорогам армией… спасти города от абсолютного голода иначе, как реквизируя и распределяя, грабя банки, магазины, рынки, прекращая свободную торговлю? ...И можно ли было заставить работать необходимый для всей этой политики аппарат – матросов, красноармейцев, юнцов-революционеров, иначе, как с помощью понятных и давно знакомых им по социалистической пропаганде логунгов?.. Коммунистическая идеология оказалась полезной этикеткой для жестокой необходимости».(В.В. Кожинов. «Россия. Век ХХ. Т.1, часть 2, Гл.6)

Это касается, практически всех серьезный преобразований большевиков. Даже тех, которые кажутся предельно идеологически мотивированными. Жестокая необходимость двигала ими, в общем и целом, конечно. Необходимость, порожденная историческим бытием народа и государства. Однако будучи «бессознательными орудиями исторической неизбежности» (как выразился известный русский «черносотенный» деятель Б.Никольский), большевики и сами далеко не всегда понимали истинный смысл происходивших событий, не говоря уже о том, что изъяснялись они в рамках весьма причудливого понятийного аппарата, причем на чудовищном марксистском диалекте. Впрочем, это отдельная тема, которая способна увести нас слишком далеко от темы поражения России в ПМВ.

Трагедия 1917 года заключалась в том, что никто из представителей российской элиты не мог сделать жизненно необходимого для России: вывести ее из войны, заключить сепаратный мир с Германией. Но Господь-то ведь не без милости: не способна элита – сделает контрэлита.
Если бы люди вроде Алексеева, Деникина, Корнилова или Колчака были способны на настоящую рефлексию, то они бы признали, что поражение России в ПМВ во многом было предопределено внутренними процессами, а политическая, заговорщицкая деятельность и их самих, и их единомышленников сделала это поражение неизбежным.
Настоящими творцами «Брестского мира» были они. Более того, именно они сделали его «похабным», ибо заключать мир нужно было весной 1917 года, когда новое состояние «революционной» армии еще не стало притчей во языцех, и на руках еще были хоть какие-то козыри.
В психологии хорошо известен феномен переноса своей вины на другого. Это свойственно, как отдельным людям, так и целым социальным и политическим группам. Февралистам переносить свою вину на большевиков не составляло никакого труда. «Вина» большевиков была практически «очевидна», их идеи были полностью созвучны лозунгам разложившейся армии. Большевики предпринимали серьезные пропагандистские усилия для того, чтобы обозначить себя выразителями народных чаяний (хотя и не они вложили эти чаяния в души людей). И это понятно, ведь они позиционировали себя как центр кристаллизации новой общности из первозданного хаоса общин и индивидуумов когда-то строго структурированной РИ.

Большевики сами с гордостью приписывали себе роль, отводимую им февралистами.
Ну, как же, их идеи овладевают массами и становятся силой!
Да, по-другому и быть не может!
Это, брат, марксизм, наука…
И нет ничего удивительного в том, что для февралистов и, вообще, людей, настроенных антибольшевистски, положение, согласно которому большевики – «германские шпионы, укравшие у России победу», стало абсолютной истиной.
С одной стороны, февралисты остро нуждались в самооправдании, с другой стороны, для поверхностного взгляда «вина» большевиков была «очевидна».
Точно так же, как соломинка в бокале с жидкостью «очевидно» сломана по линии жидкость-воздух. И тот, кто подсознательно заинтересован в этой «очевидности», никогда не будет усложнять картину какими-то «бредовыми» понятиями типа коэффициента преломления света в различных средах.

Спустя десятилетия эта концепция овладела умами и определенной части населения нашей страны.
Когда людям выгодно, они легко забывают о понятийном мышлении и переходят на предметный уровень. А то и вовсе останавливаются на стадии созерцания, тем более, что это не требует никаких усилий.
«Ну что ты мне мОзги пудришь, я что, не вижу, что ли, из кого состояла эта партия? Они через Германию в запломбированном вагоне проехали! Они были за поражение. И страна потерпела поражение. Они стремились превратить «войну империалистическую в войну гражданскую». Так и произошло. Они заключили мир, отдав Германии пол-России. Козлом нужно быть, чтобы не видеть этого».
(Список «кем нужно быть», чтобы не видеть «исторической правды», у них вообще очень длинный. И «быть козлом» - это далеко не последняя опция в этом списке.)
И, согласитесь, на этом уровне, на уровне созерцания с ними ведь не поспоришь! А на другой уровень они переходить принципиально не желают.
Деникин, кстати, выставляя большевиков в качестве причины разложения армии (он, то «выставляет», то «протестует» против «выставления»), мотивирует это тем, что подобная тактика изложена в их программных документах. Ничего не скажешь, глубоко копает…

Вообще-то, тезис, согласно которому идеи овладевают массами и становятся силой - тезис весьма сомнительный и для народа не слишком лестный. Замените слово «массы» на слово «народ», и вы это сразу почувствуете. Если идеи, выношенные некоей весьма узкой группой лиц (пусть даже на основе «самого передового учения»), могут заставить двигаться в определенном направлении «массы», которые изначально двигаться в этом направлении не желали (в этом и состоит смысл «овладения»), то что же это за народ? Он здесь даже в качестве «масс» выглядит не лучшим образом.
Ну, а если идеи, вообще, рассматриваются как предательские и разрушительные, а «узкая группа лиц» как сборище шпионов, германских агентов и русофобов, то тогда сам народ в этой коллизии предстает как абсолютное ничтожество, преступное и бессмысленное. Хотя прямо об этом и не сообщается.

Концепция «запломбированного вагона» и «украденной победы» - это по большому счету не о большевиках.
Это о народе.
Эта концепция была выработана тогдашней элитой, которая оказалась совсем «не мозгом нации», и предназначалась концепция для самооправдания, для отрицания собственной вины и для обвинения народа.
Народ им попался неправильный.
«Нижние чины предали Россию».

Реанимация этой концепции в новейшее время служит интересам новой элиты, которая изначально была заинтересована в дегуманизации народа. Это связано с переделом собственности и изменением социально-политического устройства страны.
«Греховный народ» легче лишить собственности и проще понизить его социальный статус.
Он ведь «преступник».
Ведь этот народ получил свой статус в результате «предательства» 100-летней давности. А потому социально-политические трансформации 90-х обретают, таким образом, определенные «оправдания» и выглядят, чуть ли не как «восстановление исторической справедливости». Россия возвращается на свой путь, с которого ее столкнули «пассажиры запломбированного вагона»! И даже в бедственном положении народа в 90-е концепция предлагает видеть элементы справедливого возмездия, хотя прямо это мало кто осмелится заявить!

Не может не вызывать самой серьезной тревоги и то, как «отметили» юбилейный 2017 год официальные СМИ. Февраль (начало настоящей катастрофы), проскочили как малозначительный эпизод, но зато Октябрь (начало восстановления государственности) постарались представить как главное катастрофическое событие.
Надо сказать, что «хрустобулочные» концепции, вообще, будучи внешне весьма «национальными» и даже предельно националистическими, на самом деле по своему глубинному смысловому содержанию целиком и полностью предназначены для разрушения русского национального самосознания, для воспитания у народа комплекса национальной неполноценности.****