flower field stories
пейринги и персонажи: бан чан/ян чонин; ли минхо/хан джисон; хван хёнджин/ли феликс; со чанбин/ким сынмин
метки: au, лапслок, сборник драбблов, нелинейное повествование, соулмейты, частичный оос, повседневность, романтика, горе/утрата, элементы ангста, элементы флаффа, упоминания смертей
связанные линиями цветов на своих запястьях.
четыре истории такой разной и такой похожей любви.
эта работа может ощущаться как американские горки, но я художник, я так вижу. читать все главы и/или по порядку вовсе не обязательно, но желательно для полноты картины. также хотела отметить, что первая глава была написана и выложена ещё к 8 марта в моём тгк, где нтв обитает намного чаще: https://t.me/n_t_v180325
бинтер, асти и девочкам из чятика
пионы
чонину десять, когда на запястье расцветает рисунок.
очертания пышного бутона не дадут ошибиться - это, безусловно, пион, очень красивый и завораживающий внимание не только мальчика, но и его братьев.
— так нечестно! - заявляет шестилетний юн, надув губы. его глаза приклеены ко всё ещё качающимся словно на ветру лепесткам, а маленькие пальцы поглаживают собственный нераскрывшийся бутон, — я тоже хочу!
братья переглядываются и беззлобно фыркают, чем ещё больше задевают хрупкое эго ребёнка.
— ну прости-прости, - примирительно поднимает руки чону, старший и самый разумный, одновременно с этим тыкая смеющегося чонина в рёбра, — ты просто ещё… - он прикусывает язык, вспомнив, как того бесит слово “маленький”, — … в общем, пока рано. даже чонин у нас ранний цветочек.
младшие кривятся и фукают в унисон, пока чону смеётся, а мамин громкий голос зовёт их обедать.
жизнь кажется яркой, а мир - таким огромным, неизведанным.
слушая тихое сопение юна в темноте, чонин подносит запястье как можно ближе к лицу, гладит чёткие линии, пытается запомнить их и, закрыв глаза, представляет кого-то с точно таким же рисунком на другом конце их Связи.
только найдись поскорее - капризно просит он, стараясь не вспоминать, как много людей живёт на свете, и не пугаться этому.
не сразу после - чонину уже шестнадцать, а брат вот-вот должен выпуститься из школы - но мозг издевательски глушит прошедшие шесть лет, делая их блёклыми на фоне этих двух воспоминаний.
мама много плачет. отец держится прямо, даже слишком прямо, юн перестаёт рассказывать всё подряд и становится невыносимо тихим, и только чону остаётся таким же, если не обращать внимания на бледную кожу, осунувшиеся щёки, покрасневшие глаза и медленно увядающие лепестки его тюльпана.
чонину кажется, что он увяз в болоте.
дети не спрашивают, но проблема очевидна - как всегда, она в деньгах. нет больше поездок в фастфуд, нет новых рабочих сапог для папы, нет родителей и чону по вечерам - только чонин и юн, в ожидании брата из больницы пытающиеся хорошо учиться и выполнять домашние обязанности.
однажды он пытается поговорить с родителями о подработке, но те отрезают инициативу, говоря что-то о детстве, которое у кого-то должно быть.
чонин злится - какое к чёрту детство?!
тона голосов в гостиной повышаются, слёзы текут по маминому красивому, перекошенному болью лицу, а отцовский кулак оглушительно бьёт по столу одновременно с грубым приказом идти в свою комнату.
чонин впервые в жизни не слушает, хватает телефон и висящую в коридоре джинсовку, после чего вылетает в прохладный летний вечер. ноги несут его подальше, лёгкие сгорают, а пелена бессильной злости застилает глаза, когда он падает на песок у моря в получасе от родного дома.
телефон разрывается от звонков и сообщений родителей, сидевший в их комнате и слышавший всю ссору юн молчит, но внимание привлекает лишь чону-хён, осветившее экран.
— вернись домой, - это первое, что произносит брат, и чонин задыхается от обиды и возмущения - он, чёрт подери, пытается помочь! однако чону словно читает мысли и продолжает своим невозмутимым, слишком спокойным для умирающего школьника тоном: — я понимаю. я знаю, что тебе не легче, чем остальным. и я… я горжусь тобой, чонин. но ты должен оставаться сильным. хотя бы ради юна - это он мне позвонил.
ян до крови кусает губу, самыми кончиками пальцев привычно очерчивая неровные линии пиона. кожа под прикосновением теплеет, словно Тот чувствует боль в груди чонина, не знающую, куда выплеснуться, и отправляет поддержку, на которую способен сейчас.
ему становится лучше от этой мысли и родного голоса брата.
— я скучаю, - плачет чонин в трубку, в ответ получая хриплое, уязвимое я тоже.
он возвращается домой и извиняется перед родителями. они тихо шепчут, что хотят для своих сыновей нормальных подростковых лет, первой любви, беззаботных школьных дней и ленивых каникул, и чонин молчит, сдерживая истеричные, не имеющие ответов вопросы.
ради мамы. ради папы. ради чону и юна, ради того, кто однажды разделит с ним каждый изгиб общего цветка.
дни складываются в недели, а те - в месяца, и так наступает осень, пора длинных рукавов, курток и шапок с перчатками.
чонин учится усердно, периодически готовит несложные ужины по рецептам в интернете, накрывает отключающихся от усталости родителей одеялом, помогает юну с математикой и всё же - с разрешения отца - подрабатывает, раз в неделю бегая курьером для центра волонтёров.
там он, шестнадцатилетний мальчишка, знакомится с бан чаном, кажущимся ужасно взрослым и мудрым в свои-то наступающие двадцать.
чани-хён ему искренне нравится. он смешной, но серьёзный и ответственный, с тёмными кудряшками и ещё не до конца сошедшим загаром из родной австралии. у него на щеках едва заметные веснушки, а в глазах - звёзды, и ради общения с этим парнем хочется уходить попозже и забегать почаще.
чани-хён свою метку прячет, считая это слишком личным, а чонин не лезет в душу и запрещает себе мечтать о чём-либо, не до конца уверенный, видел ли его цветок чан.
объединяет их рисунок и судьба или нет, двадцать минут в неделю, проведённые с ним за проверкой доставленных вещей - возможно, лучшее, что есть в жизни чонина. в этом небольшом центре с молодыми, оптимистичными людьми, он заряжается надеждой, начинает робко верить, что чудеса и вправду случаются. с чаном рядом хочется верить.
состояние чону оставляет желать лучшего, но не ухудшается, и это наравне с подбадриваниями чани-хёна держит наплаву.
остаётся позади новый год и семнадцатилетие, скромные подарки родителей и тёплые объятия чана, задержавшиеся, возможно, чуть дольше нужного.
он продолжает жить в этом сумасшедшем, но уже привычном темпе, пока однажды - пятого марта две тысячи восемнадцатого года - не решает наконец заменить пуховик на любимое пальто, рукава которого намного легче скатываются вниз.
чан роняет бумаги и улыбку, окаменев каждой мышцей своего тела. чонин замирает на полуслове, не понимая резкой перемены, и судорожно оглядывается, пытаясь понять, что увидел хён.
тот срывает повязку с правого запястья, и чонин растерянно моргает, вглядываясь в такие знакомые очертания пиона.
а потом он позорно сбегает, наспех прощаясь, и несётся в больницу к брату, у которого на счастье открыты часы посещения.
чону ошарашенно открывает рот, слушая сбивчивый рассказ, но берёт себя в руки и усаживает младшего на кровать. всучив ему стакан воды, брат вдруг начинает улыбаться.
— а ты и вправду ранний цветочек, - шутит он, и чонин давится от немного истеричного смеха.
он пишет чани-хёну следующим утром, вникнув в как всегда спокойные и рассудительные слова старшего брата, мягкие подбадривания шокированных такой ранней встречей родителей, а также громкое ты что, дебил?! юна.
сообщение выходит немного скомканным, но главное - извинения за трусливый побег - донести удаётся, потому что хён лишь беззлобно шутит, а затем предлагает встретиться.
их не-свидание в кофейне у волонтёрского центра проходит… хорошо. неловкость неторопливо растворяется, смытая общим смехом и робким сопоставлением запястий, а глупое чувство влюблённости, которое чонин так долго игнорировал, наконец раскрывается в полной мере, затапливая всю грудную клетку.
они шагают к дому чонина размеренно, идут плечом к плечу, а ладонь чешется от желания соединить пальцы с чановыми, но ян не позволяет себе спешить - по выражению его глаз видит что-то недосказанное.
— давай не будем торопиться, - говорит хён, мягко улыбаясь, и чонину не остаётся ничего кроме скрипящего сердце согласия.
замедлевшиеся дни снова ускоряются, пусть и несколько другие - оценки немного портятся, возвращения домой задерживаются, а в расписании недели появляется обязательная прогулка с чаном, место которой абсолютно неважно - парк в округе, кинотеатр, пляж или кафе на другом конце города. даже родители, обычно переживающие за учёбу сына, смягчаются и загадочно усмехаются всякий раз, когда чонин приходит в квартиру.
рисунок пиона расцветает сильнее, почти щекочет тёплую кожу, особенно когда чан рядом, растрёпанный и улыбающийся ярко-ярко. они действительно не торопятся - в основном из-за возраста чонина, хотя тот и считает подобный аргумент глупостью - и просто проводят вместе время, узнают друг друга лучше, много общаются и делятся чем-то сокровенным, совпадая как кусочки пазла.
именно чан знакомит семью ян с блестящим доктором ли, дядей своего друга минхо и человеком, что поменяет их приевшуюся болью реальность.
не сразу, но чону идёт на поправку.
чонину вот-вот восемнадцать, он судорожно готовится к усложнившимся экзаменам и не верит в происходящее, даже видя, как лепестки тюльпана на запястье брата становятся ярче.
от опасной надежды в сердце хочется плакать, и чани-хён оказывается рядом, готовый крепко обнять. он качает чонина в своих руках, шепчет что-то ему в волосы и улыбается, позволяя пионам соприкасаться.
их первый поцелуй наполнен долгожданной радостью и солоноватым привкусом.
их первая годовщина на вкус как еда в, как кажется двум студентам, роскошном итальянском ресторане.
их первая съёмная квартира источает смех, споры на тему идеального расположения баночек-щёточек-прочих штучек и аромат пионов из найденного в интернете диффузора.
их свадьба в две тысячи двадцать пятом году украшена лишь одним видом цветов, как в самых избитых сюжетах ромкомов, но и чану, и чонину нравится. на их свадьбе присутствует куча родственников, включая чону, его жену и маленького сына, а доктору ли и минхо отводится особое место.
их первая брачная ночь звучит общим усталым храпом после почти года планирования и целых суток, потраченных на нервотрёпку.
их общая жизнь приносит немало трудностей и забот, но счастья и любви - в разы больше.
хризантемы
минхо двенадцать, когда он начинает волноваться о бутоне на своём запястье, всё никак не желающем раскрываться.
отец мягко смеётся, услышав встревоженный вопрос, и треплет волосы мальчика, указывая на свою розу, пышную и яркую - такую же, как у мамы.
— она распустилась, когда мне было восемнадцать, сынок, - рассказывает он, и минхо удивлённо открывает рот, чем смешит родителя ещё сильнее, — и это ведь не помешало мне встретить твою маму, верно? значит и ты встретишь свою единственную или единственного, можешь не переживать.
ли хмурит брови, обдумывая слова папы, затем решает, что смысл в них есть, и кивает серьёзно. он уходит в свою комнату, чтобы ещё раз просмотреть подростковую энциклопедию цветов и рисунков, а отец улыбается вслед и смотрит их любимый фильм в одиночку.
инфаркт забирает его через год.
минхо сидит на его месте в гостиной, пока рядом снуют родственники - близкие и не очень. все одеты в чёрное, от чёрного начинают болеть глаза, потому ли устремляет взгляд на выключенный экран телевизора, а тот, к сожалению, такого же цвета.
рука непроизвольно тянется к пульту. все в квартире замолкают, играет только фильм, включившийся на середине - скоро самая любимая отцом сцена, как раз та, что в детстве они учили наизусть и разыгрывали маме на потеху.
он двигает губами, повторяя “свои” реплики, однако некому больше ответить и присоединиться.
впервые за несколько дней минхо плачет. слёзы комом встают поперёк горла, а плечи сотрясаются в ласковых объятиях мамы и неуклюжих, но поддерживающих прикосновениях дяди джинхёка - её старшего брата.
перед глазами маячит увядшая роза на тонком запястье, и минхо жмурится, царапая собственный рисунок, всё ещё нераскрытый, холодный и безучастный.
где ты, когда нужен, чёрт возьми?! - проглатывает свой крик ли.
проходят годы, прежде чем минхо просыпается посреди ночи от зуда на запястье. он раздражённо чешет кожу, с замершим от неожиданности сердцем натыкаясь на потеплевший участок, а затем подскакивает и включает лампу на тумбочке.
линии бутона расходятся, распадаются, превращаясь в десятки тонких, вытянутых лепестков во многих рядах.
задержав дыхание, минхо касается рисунка. значит, хризантема.
он смотрит на электронные часы и давится истеричным смешком. двадцать пятое октября две тысячи шестнадцатого - его восемнадцатый день рождения.
часть души хочет расцарапать цветок, но другая, та, что всё ещё хранит любимую книгу о рисунках, заставляет слёзы покатиться по щекам. он плачет, прижимая запястье к сердцу, и впервые в жизни ощущает Связь через пульсирующее тепло - словно Тот ждал его не менее яростно.
мама и дядя джи встречают новость радостно, с восхищёнными улыбками и фисташково-малиновым тортом. они втроём сидят дома, кушая заказанную пиццу, смотрят документальные фильмы и спорят о недавних открытиях в области рисунков и Связи.
этот день ускользает как песок сквозь пальцы, и жизнь продолжается, пусть и со значительным изменением: кажется, словно соулмейт всё время прислушивается к отголоскам чувств минхо и, едва почуяв грусть, спешит подбодрить. это… умиляет.
череда случайных обстоятельств сводит его с чани-хёном - умным, добрым и понимающим парнем. понимающим настолько, что спустя несколько месяцев минхо, терзаемый подозрениями, всё же деликатно просит его показать свой рисунок, но, увидев пион на руке парня, выдыхает. перспектива встретить Того, особенно перед началом обучения в университете, в равной степени пугает и… завораживает.
однако этого не происходит. ни перед поступлением, ни после - даже во время учёбы, хотя будущий ветеринар встречает по ощущениям миллион разных людей.
где-то на этом отрезке времени чан находит своего соулмейта, и минхо искренне рад видеть друга таким счастливым. однако ещё больше он рад обрести кого-то, с кем можно без всяких зазрений совести подстёбывать этого самого друга.
чонин оказывается славным малым: неловким, но старательным; вечно загруженным, но не теряющим веры в лучшее. сам не замечая того, ли начинает переживать за него как за родного, ищет способы помочь семье ян и, найдя, чувствует безграничное облегчение.
месяцы складываются в годы, принося двадцать пятый день рождения минхо. он работает в неплохой клинике, спасает жизни четырёхлапых созданий, успокаивает их двуногих людей и не жалуется на жизнь.
утекает много времени, но хризантема на запястье не перестаёт теплеть, едва врач погружается в переживания.
иногда, сгорбившись в ванной своей съёмной двухкомнатной квартиры, ли гадает, не надоело ли Тому поддерживать незнакомого человека, пусть и связанного с ним судьбой, небесами или космической случайностью.
минхо Ему никто. ровно как и наоборот.
разве возможно тосковать по кому-то, кого ещё не встречал?
он любит Его с того самого дня, когда впервые почувствовал тонкую нить, соединяющую их, с того самого момента, когда соулмейт отправил ему частичку своего тепла, своей любви.
он любит Его так, что сердце сводит судорогой. он не представляет внешности, но представляет их совместную жизнь и в ночи просит все возможные силы о скорой встречи с уготовленным человеком.
он просто хочет наконец ощутить Его тепло своими собственным руками. быть рядом, когда необходимо; просыпаясь и засыпая, видеть знакомое каждым сантиметром лицо.
бессильные слёзы падают с ресниц раньше, чем минхо понимает, но грусть не успевает пустить корни: хризантема мягко теплеет, и ли усмехается, прижимаясь к ней лбом.
— ты только найдись поскорее, пожалуйста, - шепчет он в тишине пустой квартиры.
поскорее наступает через пару недель, в один майский вторник, ясный и тёплый. поскорее приносит с собой белоснежный, пушистый комочек стопроцентного счастья, которого, как минхо узнает чуть позже, зовут ппама.
но тогда, выходя с обеденного перерыва, он, как любой человек, и не подозревает, что ждёт дальше.
потому что хан джисон не выглядит супер-звездой, ярко освещающей помещение. он выглядит… обычно. красиво, притягательно, но не экстраординарно. как простой обеспокоенный хозяин питомца - пусть минхо и цепляется взглядом за большие карие глаза.
их диалог проходит стандартно: немного прохладно со стороны ветеринара, эмоционально со стороны посетителя и невероятно возбуждённо - от ппамы, виляющего хвостом на кушетке.
всё меняется, стоит только рукаву его халата скатиться вверх от неаккуратного движения.
минхо едва заметно хмурится, тут же поправляя оплошность, и продолжает осмотр спокойной, дружелюбной собаки. однако ппама, явно почуяв неладное, оборачивается на хозяина и стремится расшевелить, залезая маленькими лапками на его безразмерную толстовку.
потому что хан джисон стоит, не сводя с ветеринара открытого, шокированного взгляда.
— вы в пор… - не успевает спросить ли, прежде чем запястье обдаёт жаром.
действуя рефлекторно, он кидается к своему рисунку, своей драгоценной хризантеме, чтобы с пропустившим удар сердцем удостовериться, что она всё также пышна и здорова.
сверху разносится хриплый, чуть задушенный звук, похожий то ли на крик, то ли на неудавшийся смех. минхо поднимает голову, чтобы столкнуться с выражением лица, которое сложно описать: хан джисон несмело улыбается, приоткрыв рот, пока глаза его затоплены восторгом и теплом - тем самым, которым он семь лет делился со своим соулмейтом, свой чудесной хризантемой.
— это ты… - слышит минхо выдох, похожий на спуск давно надутого воздушного шарика.
медленно осознавая происходящее, ли делает шаг назад, хватается за край стола и открывает рот, словно может что-то сказать.
как последний гвоздь в крышку его гроба, джисон поднимает рукав толстовки и демонстрирует рисунок - идентичный, с каждой уже заученной минхо закорючкой.
ппама тихо гавкает, переводя взгляд то на хозяина, то на странного дядю в халате, маске и очках.
минхо же разрывается между желанием спрятаться и желанием броситься вперёд, чтобы поцеловать этого ужасно знакомого и родного незнакомца.
— я… подожди минуту, буквально минутку, я сейчас. сейчас вернусь, обещаю, - дождавшись растерянного кивка, ли вылетает из кабинета.
возвращается он через семь минут, молясь, чтобы едва найденный соулмейт от такого поворота не ушёл в небытие. однако хан джисон, кажется, не собирается никуда исчезать: озадаченный, он встаёт со стула, обнимая ппаму, и собирается было высказаться, но минхо вклинивается, касаясь запястья парня уже свободной от перчатки рукой.
— прости, - запыхавшись, искренно произносит он, — я бегал, чтобы попросить отгул до конца дня. ты пойдёшь со мной на свидание?
джисон опешивает ещё сильнее, и минхо не может не думать о том, как очаровательно тот выглядит.
— я… боже, конечно! - он разводит руками, словно это самая очевидная вещь на свете, — только прошу, в следующий раз, когда выкинешь что-то подобное, предупреди меня заранее, а то я уже собирался звонить феликсу и плакать, - возмущённо, но совсем не зло тараторит хан, а затем останавливается на мгновение и смотрит на него исподлобья, — а ещё ты ангельски красив, знаешь? просто как скульптура или картина.
минхо прыскает от смеха, чувствуя, как теплеют щёки. ему хочется спросить, кто такой феликс, хочется узнать каждую малейшую деталь про человека, которого он ждал всю жизнь, но больше всего… больше всего ему хочется верить, что этот следующий раз продлится всю оставшуюся жизнь.
и судя по горящим глазам и их переплетающимся пальцам, джисону хочется этого не меньше.
незабудки
"ты всегда будешь частью меня"
феликсу двадцать два, когда на его запястье наконец расцветает рисунок.
однако он, в отличии от, кажется, всего своего окружения, по этому поводу ничуть не переживает: Связь на то и Связь, что приведёт их друг к другу в самый лучший момент.
конечно, феликс часто вглядывается в миниатюрные лепестки незабудки, лёжа в кровати. мягко гладит их и, цепляясь за отголоски чужих ярких эмоций, отправляет частичку тепла, с радостью принимая ответ.
но не более. никаких слёз или попыток найти.
феликсу этого хватает. он чувствует, знает, что встретит своего человека, надо лишь чуточку подождать и довериться собственной жизни.
спустя три года, когда обеспокоенные взгляды родственников становятся почти жалостливыми - большинство людей находят своих соулмейтов в возрасте от пятнадцати до тридцати, так что причину такой нервозности феликс не понимает до сих пор - в их группу танцоров-выпускников неожиданно приходит новый студент.
немного сумасбродный, но искренний; витающий в облаках, но яркий и творческий; неловкий, но ужасно забавный; капризный, но добрый.
гордо открывающий свой рисунок всему миру - и славно, ведь именно так феликс узнаёт, с кем связан до конца жизни.
настолько, что, получив смущённое согласие, целует хвана на первом же свидании на следующий день.
они съезжаются, едва проходит месяц отношений, а расписываются через год, в годовщину встречи.
джисон на правах лучшего друга шутит, что так пара нагоняет упущенное время, а феликс не обижается, только смеётся, приговаривая, что его хёнджин определённо стоил ожидания.
они не устраивают пышной свадьбы, но копят деньги и покупают билеты семье феликса, обустраивая их на месяц в своей съёмной квартире. рейчел и мама поочерёдно готовят завтраки, оливия просыпает будильники и моет посуду, а хёнджин тут и там пролезает им под руки и легко очаровывает самых важных девушек в жизни ли.
ёнбок крутит всё ещё немного непривычное кольцо на безымянном пальце и нежно улыбается себе под нос. словно его прошлое, настоящее и будущее слились воедино, встретились в этом небольшом светлом доме, защищённом от любых бед - так спокойно, любяще и любимо он себя ощущает.
вместе с вернувшимися на родину мамой и сёстрами, в дом новобрачных возвращается быт.
однако теперь они не просто пара. не только соулмейты, но и законные мужья - семья.
и общая мечта о маленьком человечке в стенах родной квартиры кажется как никогда близкой.
это не происходит легко. это требует усилий, дней и ночей, проведённых на нелюбимой работе в офисе, пары крупных ссор от накопившихся усталости и стресса, ипотеки на пятнадцать лет и ужасной поры ремонта.
но также это включает в себя полуночные разговоры до утра, полные сладких мечт о будущем, волонтёрство в детском доме, найденном через друзей джисона и минхо, и прелестные белые носочки, которые даже феликс может уместить на одной ладони.
хван мирэ, рождённая в этот мир пять месяцев назад, появляется в их доме в год общих тридцати лет как самый чудесный подарок.
феликс целует её крошечные пальчики и тихо плачет, не веря, что этот день наконец настал. хёнджин подкрадывается к ним со спины и обнимает длинными ручищами обоих, прижимает к себе и мурлычет размытые догадки о бутончике на маленьком запястье, который однажды раскроется в чудесный цветок - интересно какой? - и приведёт малышку к её собственной судьбе.
бабушки и дедушка обожают девочку. тёти балуют её модной одеждой, любимый дядя хани приносит детское питание и кушает за компанию, пока дядя минхо успокаивает папу хёни, объясняя на пальцах, что сантиметровая сыпь на ручке не смертельна.
феликс смеётся, чувствуя, как незначительны хронический недосып и усталость перед такими моментами и широкой улыбкой их малышки.
когда шустрая, унаследовавшая энергию пап-танцоров мирэ начинает без устали болтать, хёнджин принимает решение вернуться в творчество. ёнбок потуже затягивает галстук и кивает, с улыбкой встречая каждую новую достигнутую им высоту.
он всегда боготворил картины своего мужа. особенно самую первую из написанных для самого феликса - их переплетённые руки, держащие незабудку. её фотографию хёнджин выкладывает в свой инстаграм третьей, потому что это возраст мирэ, родной.
ли и не знал, что может любить его ещё сильнее - но любит.
хёни не становится крутым блогером, однако его знают в определённых кругах и даже однажды замечают на семейной прогулке. он начинает зарабатывать тем, что всегда зажигало искру в карих глазах, и даёт возможность феликсу вернуться к танцам в качестве хореографа.
тот с радостью скидывает галстук и периодически приводит уже пятилетнюю мирэ в съёмный зал вечерами, где вместе с хёнджином учит девочку простым элементам и позволяет валять дурака всей семьёй.
малышка ходит в садик, учит наизусть стишки, обожает приезды родственников в их дом, помогает родителям готовить. по вечерам она суетливо слушает сказки, капризничает, когда нужно одеваться или идти спать, а ещё смешно дует губы, обижаясь на отказ в шоколаде - привычка папы хёни.
тот на это строго машет пальцем, но смеётся, пересказывая прошедший вечер мужу. они всё также ложатся лицом к лицу, переплетают руки и долго - порой слишком долго - не спят, разговаривая обо всём на свете; делают ставки, распустится ли цветок малышки так же поздно, и проваливаются в дрёму на полуслове.
хёнджин обустраивает небольшую кладовку их квартиры в свою мастерскую, продолжает писать картины и танцевать, понемногу развивает соцсети и выглядит, ощущается самым счастливым человеком на свете - ровно как и феликс, набирающий новых учеников, приходящий в тёплый, полный любви дом, целующий свою родственную душу и их общую дочь.
на мгновение жизнь кажется одной из волшебных историй, которые он так любил в детстве.
пьяный водитель забирает у них хёни двадцать второго июня в восемь вечера, в возрасте тридцати пяти лет.
случайность. обычный несчастный случай, прибавивший в статистике за год. законопослушный пешеход, оказавшийся не в то время, не на том тротуаре, и перебравший дядечка, сказавший друзьям: “да я как стёклышко!”
завтра это будет новостным заголовком для людей, никогда не встречавших хван хёнджина. для них за его именем не будет скрываться никакой смысл, не будет истории.
феликс не помнит, что делает, получив звонок как экстренный контакт. кажется, вызывает джисона к мирэ, а сам садится в машину минхо, несётся к больнице, где врачи пытаются спасти его соулмейта, мужа, отца их девочки, его безопасное завтра, его всё.
ли касается рисунка, посылая тепло, которое удаётся найти в сердце, но никто не отвечает.
он узнаёт, что хёнджина больше нет, раньше врачей.
буквально чувствует, как ускользает сквозь пальцы его призрачное присутствие рядом. видит, как увядают лепестки незабудки на запястье - самой первой вещи, что когда-либо связывала их.
кажется, он разбивает колени, упав на кафель - ли не уверен, потому что не чувствует физической боли.
первая неделя проходит, как если бы феликс наблюдал за ней через запотевшее стекло. он помнит, как звонил родителям хёнджина, как обнимал их, как вместе с мирэ жил в их доме до самых похорон. помнит яркое солнце, сияющее в день, когда ёнбок умирает вновь, целуя холодный лоб своей души, своей незабудки, своего хёни в последний раз.
он помнит первую ночь в родных стенах, теперь кажущихся ловушкой из их моментов - отныне только воспоминаний.
мирэ сопела в своей кроватке, уже знающая, что никогда больше не увидит папу, но не подозревающая, как долга вечность. а феликс…
он всю ночь просидел в мастерской хёнджина. вдыхал запах краски, кончиками пальцев обводил пятна на его кисточках и фартуках, протягивал обмотанное шарфиком запястье к холсту с недописанной картиной, накрытой тканью, и тут же отдёргивал его.
стоит ему увидеть последнее творение хёнджина, и тот уйдёт. в каждой из своих форм.
он не поднимает ткань в ту ночь, засыпая за столом.
а через два дня собирает остатки себя и ведёт малышку в садик, слабо кивая в ответ на соболезнования воспитателей и знакомых. возвращается на работу, учится приходить в вакуум тишины дома, выполнять домашние обязанности своего мужа и закрывать ипотеку в одиночку.
это тяжело. но это то, как оно есть.
малышка тоже притихает. не рассказывает часами, какого цвета босоножки у девочек в саду, только сидит за своим столиком и рисует - феликс уводит заслезившийся взгляд.
будь он чуть сильнее, смог бы взять её на руки и закружить в танце. смог бы зацеловать румяные щёчки, собрать густые волосы в смешную причёску.
но хёнджина больше нет, и ёнбок снова увозит мирэ на ночёвку к дядям, ставшим обнимать их обоих чаще необходимого вместо всех невысказанных слов.
феликс благодарен им, но он слаб и не говорит этого вслух.
вновь прилетает мама. возможно, её просят госпожа и господин хван, а может, она родительским сердцем чует, как сильно нужна - ли не знает.
он плачет в её объятиях, но негромко, чтобы не разбудить девочку в детской. он смотрит на увядший одуванчик своей матери и не может вспомнить, как тот выглядел, когда отец был жив. он плачет сильнее, потому что однажды это произойдёт и с их маленькой мирэ.
— мне когда-нибудь станет легче? мама, мне когда-нибудь станет легче? - повторяет он, прикладывая к груди скрытый под тряпкой рисунок.
её ласковые пальцы проходят сквозь пряди волос, а губы прижимаются ко лбу. кажется, она тоже плачет.
— однажды, милый. ты не узнаешь, когда именно, но это произойдёт. а пока… пока так. и это нормально.
— как… как ты поняла? как смогла дожить до этого момента? - отчаянно ищет ответы на все свои вопросы феликс.
он плохо помнит первые годы без отца. знает, что было тяжело, видит красные от недосыпа глаза мамы и рейчел, когда прикрывает веки и пытается мысленно вернуться в то время, но не более.
мама смотрит внимательно, обдумывает правильные слова. под прикосновениями её рук ли словно вновь оказывается тем мальчиком, что имеет право упасть на пол и закатить истерику, спрашивая у небес, за что и почему именно он.
однако это не так - тихое сопение мирэ подтверждает.
— у меня были вы, - наконец отвечает она тихо. феликс замирает, вслушиваясь в родной голос, — милый… я не знаю, как именно это произойдёт, никто не знает. быть может, время действительно лечит, а может, оно тут ни при чём. но одно, одно я знаю точно - если бы не ты и твои сёстры, всё было бы по-другому.
большими пальцами своих ухоженных рук она растирает дорожки слёз с его щёк и улыбается печально.
— я потеряла своего мужа. но что не менее важно - вы потеряли своего папу, и я нужна была вам как никогда до этого. а сейчас ты нужен ей. и если не ради себя и не ради нашего милого хёнджина, то ради мирэ, ты должен, обязан ждать этого момента. и дождёшься, потому что ты всегда был бойцом.
ёнбок задыхается новым приступом слёз, но кивает снова и снова, не позволяя этим словам выйти из головы.
мама улетает через две недели. феликс срывает повязку с запястья, гипнотизирует взглядом увядшие лепестки, но не надевает её снова.
шаг за шагом, день за днём и ночь за ночью, он учится впервые жить в мире, где нет хван хёнджина.
ложится на его сторону кровати, вдыхая слабеющий запах на чужой подушке. накрывает стол на одну персону меньше. не вешает его полотенце в ванной.
приходит на суд. хочет ненавидеть мужчину, сидящего под трибуналом, но не находит в своём сердце топлива для этого - только бесконечную усталость и тоску.
по дороге домой покупает для мирэ плюшевого хорька - как того, которого держал в руках хёнджин во время аварии.
целует её щёчки. читает ей сказки. садится рисовать вместе и долго смотрит на рисунок их семьи.
позволяет мирэ стянуть ткань с картины, когда наконец решается протереть пыль в мастерской.
рыдает в ту ночь, разглядывая каждую линию на недописанной фотографии их самого первого дня вместе с малышкой. хёнджин держит свёрток с ребёнком на руках, а феликс целует уголок его губ.
выкладывает картину в профиль своего мужа, извиняясь за двухлетнее молчание. кратко объясняется и подписывает немногословно: forget-me-not.
получает сотни соболезнований и море поддержки. благодарит каждого и навсегда выходит с его аккаунта, позволяя этой части хёнджина остаться в своём совершенном виде.
дарит малышке на семилетие собаку. гасит долги перед друзьями. ходит в кино с дочкой, минхо, джисоном и их приёмными близняшками - ынсоном и ыну. снова поправляется от резко упавшего веса. работает и работает, пока не закрывает ипотеку.
поглаживая свой рисунок, наконец ощущает зарождающийся покой, так давно потерянный.
искренне хочет верить, что где-то там хёнджин тоже ощущает его и они вновь делят чувства друг друга.
а ещё ярко улыбается, разглядывая ромашку, раскрывшуюся на десятом году жизни их девочки.
лилии
чанбину тридцать четыре, когда на запястье расцветает долгожданный рисунок.
он гипнотизирует взглядом изящно изогнутые линии, в существование которых верится слабо. сложно верить в то, о чём уже давно старался не думать.
ещё сложнее надеяться на то, о чём давно пытался забыть.
с десяток лет назад он, несмотря на сомнения окружающих, может, и был полон оптимизма, но годы забрали воздушные замки, мечты и амбиции, оставив когда-то молодого и целеустрёмленного паренька на стабильной, но нелюбимой работе, в неплохой, но старенькой съёмной квартире и компании друзей - хороших, но не способных заменить тепло любимого человека.
чанбин долго жил, гадая, что произошло. быть может, просто не повезло, и вселенная решила закончить создание Связи именно на нём. а может, его соулмейт ещё не родился - этот вариант с каждым годом становился всё хуже и хуже.
однако не могло быть мысли более ужасной, чем той, в которой его человек, частичка его души, умер даже до формирования общей ниточки, и чанбин никогда не узнает этого, оставшись с нераскрывшимся бутоном, так и не узнав, какой цветок символизировал бы их.
после этих размышлений он решает пустить всё на самотёк. удаляет приложения для поиска, перестаёт как маньяк вглядываться в запястья прохожих и случайных знакомых.
теряет девственность, не дождавшись соулмейта или хотя бы их рисунка.
живёт, так искусно притворяясь, что верят и друзья, и семья, даже старшая сестра мина, видящая его насквозь.
а потом, в один из серых будних дней, запястье под умными часами зудит уж слишком настойчиво. он раздражённо снимает браслет, отвлёкшись от таблицы на экране компьютера, и замирает, своими глазами наблюдая, как тонкие линии бутона распадаются, складываясь в нежные изогнутые лепестки.
со берёт отгул после обеда, в срочном порядке приезжает домой и звонит сестре. та искренне радуется, почти идеально скрывая собственное удивление, и сбрасывает, когда узнаёт, что он даже не отправил соулмейту весточку.
чанбин съезжает с постели на пол и, уставившись на всё ещё немного колышущийся цветок, касается его подушечками пальцев так невесомо, словно тот вот-вот рассыпется и улетит.
он посылает короткую, слабую вспышку тепла, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце и восстановить дыхание.
где-то внутри эхом отзывается шок, но не чанбинов - кого-то на другом конце Связи, и это чувство он оказывается не в силах описать.
а потом соулмейт отвечает. также робко и неуверенно, не веря, что наконец способен это сделать.
чанбин не хочет, но плачет, прижимая лилию к груди.
он сидит в этом положении несколько часов, ещё пару раз связываясь с Тем, пока в голове крутится целый ворох мыслей, хаотичных и жужжащих.
тем вечером он впервые за пять лет садится за стол, но не открывает ворд, эксель или документы от начальства. чанбин отпирает нижний ящик стола пыльным ключиком, достаёт исписанные тетради, блокноты и листы а4, со стыдом и толикой ностальгии просматривая не самые удачные рифмы и тексты.
вооружившись карандашом, он пишет прости, что так долго и вылепливает из всех скопившихся за годы чувств слова, а затем строки и целые куплеты.
тем вечером он меняет свою жизнь.
Тот меняет его жизнь, даже не подозревая об этом.
выложив первую дописанную за пять лет песню, со словно заново влюбляется. прости, что так долго неожиданно достигает своей аудитории и затрагивает сердца людей, а строчки из неё становятся популярны в соцсетях, где пользователи начинают кратко рассказывать, как встретили своих соулмейтов, и показывать фотографии рисунков.
он наблюдает за этим со стороны, несмело улыбаясь. как крылья, крепнущие за спиной - так чанбин видит льющиеся рекой строчки на бумаге.
проходит время. месяцы, полные работы в офисе и дома, контента и попыток, но со, однажды почувствовавший то, что раньше казалось невозможным, больше не собирается сдаваться.
он возобновляет походы в зал, настраивает режим питания, снимает видео, пусть не самые удачные, но искренние, и пишет, пишет, пишет - так много, что друзья начинают называть его гамильтоном.
со смеётся, но не тормозит ни на минуту. в конечном итоге любимое дело начинает приносить деньги, хорошие деньги, что позволяют ему уволиться и развязывают руки.
чанбину тридцать семь, когда он наконец встречает своего соулмейта.
точнее, тридцать шесть - но это довольно… сложно.
ким сынмин появляется в его жизни не как принц из сказок или герой песен о любви и Связи.
ким сынмин, красивый, высокий мужчина на год младше, появляется в его жизни сначала как друг феликса - хореографа, с которым чанбин встретился и тут же подружился благодаря творчеству.
ким сынмин появляется в его жизни как отец ким сэбёль - скромной, тихой девочки, подружки хван мирэ - дочки феликса.
у него на лице вечная полуулыбка, на языке - остроумные шутки, но в глазах - сталь, смягчающаяся лишь для малышки.
на запястье добротные часы, при пристальном взгляде на которые чанбин замечает подпись: thanks, my dear.
он сочувствующе поджимает губы, но, не имея на то права, не лезет в душу. со тихо наблюдает со стороны, становится хорошим приятелем - ровно таким, каким позволяет ему быть сынмин, не более.
чанбин понятия не имеет, каково терять своего соулмейта и Связь, но и не спешит узнавать, едва обретя их.
однако однажды он, уже достаточно близкий с феликсом, решается спросить, на что получает горькую усмешку с пустым взглядом и избитую, но всё ещё болезненную фразу - словно сердце вырвали из груди.
после этого, лёжа в гостевой спальне, со рвано дышит и отправляет весточку, несмотря на поздний час. только незамедлительный ответ успокаивает его и даёт возможность заснуть.
всё меняется, когда чанбин твёрдо решает подготовить черновик песни для дня рождения феликса и просит помощи у сынмина, знающего его намного дольше.
сначала обсуждают идею на нейтральной территории кафе, слишком часто и легко переключаясь на другие темы, совсем не связанные с музыкой. так они делают несколько раз - даже идут в детский ресторанчик, где сэбёль играет сама по себе, лишь под конец вечера сдружившись с каким-то мальчиком - а затем со решается позвать семью ким в свою скромную обитель и натыкается на согласие.
отдраивая каждый угол квартиры, он клянётся себе и смутно знакомому чувству в груди, что это лишь из-за железного воспитания мамы, правил гостеприимства и чего угодно ещё.
лилия смотрит осуждающе, знающая правду лучше него самого.
не переживая о личной жизни, годами быть одному, застрять в вязком предчувствии чуда, а дождавшись - влюбиться в потерявшего соулмейта, жену и мать своего ребёнка мужчину, явно не находящегося в активном поиске.
со чуточку ненавидит себя за радость, которая наполняет сердце, стоит гостям пройти в дом.
предлагая чай, старается не смотреть на розовые губы. передаёт чашку и тарелку сладостей с фруктами быстро, не касаясь чужой руки ни одним миллиметром своей кожи, и отводит взгляд от едва начавшей открываться ему сэбёль, сгорая от стыда.
однако вселенная, явно не влюблённая в чанбина, не даёт ему отдыха: в тот день ким сынмин сияет ярче тысячи солнц, шутит и провоцирует забавнее любого комика, а также показывает, наверное, лучшую свою сторону - отцовскую.
чанбин растекается позорной лужей. красный, он всё же даёт другу (?) послушать наработки бита, спрашивает его мнение, записывает интересные идеи неопытного, но цепкого сынмина и в целом притворяется адекватным человеком.
уезжают ким уже после десяти часов вечера, когда сэбёль засыпает на диванчике, очаровательно морща нос, а её отец и сам хозяин квартиры зевают посменно. сынмин всё порывается помочь с уборкой, но чанбин гонит его уложить девочку в кровать, помогает собрать и донести рюкзак, а также открывает двери квартиры и машины для мужчины, держащего на руках малышку.
запыхавшись, но разобравшись с ценным грузом, сынмин щёлкает ремнём безопасности и выпрямляется. мягкий вечерний ветер колышет его чёлку, а луна, приближающаяся к полной форме, отражается в тёмно-карих глазах.
— спасибо, - улыбается уголком губ ким, — жду не дождусь послушать, что у тебя получится.
— не у меня, а у нас, - полузадушенно отзывается со с ответной вежливой улыбкой. подкравшуюся к горлу грусть от конца их совместной работы он спешит отогнать, — это было очень интересно и весело. спасибо тебе, сынмин.
тишина, прерываемая лишь песнями цикад, повисает над парковкой.
тысяча слов кружится на языке, так и норовя упасть и навсегда сломать хрупкое доверие, выстроенное между ними, но чанбин молчит.
о том, как красив ким, уставший и сонный; о том, как со нравятся его шутки; о том, как чанбину жаль, что эти глупые чувства рано или поздно уничтожат их едва родившуюся дружбу - обо всём молчит, поглаживая спрятанную за рукавом кофты лилию.
сынмин складывает руки на груди, царапая нежную кожу ногтём, и хмурится. на его лице сияет желание что-то сказать, заполнить неловкую паузу, и со решается облегчить задачу:
— а? а, да, да, всё хорошо, я просто… - со впервые видит смущающегося кима и находит его очаровательным, — я хотел кое-что спросить.
сердце замирает в дурацком ожидании, и чанбин осторожно кивает, побуждая его продолжить, но мужчина всё также мнётся. наконец он, набрав побольше воздуха в лёгкие, говорит, заставляя со распахнуть глаза от неожиданности:
заднее окно машины приоткрывается, позволяя им увидеть заспанную сэбёль. что-то, название чего чанбин не знает, меняется на чужом лице, когда сынмин резко отворачивается и наклоняется, готовый слушать дочку.
— прости, папа. я просто хотела спросить, когда мы поедем домой.
сжатые в тонкую полосу губы изгибаются успокаивающе, а ладонь ложится на её тёмную макушку.
— сейчас, дорогая, уже уезжаем. попрощайся с дядей бини, хорошо?
малышка машет ему тонкой ручкой, и со спешит ответить тем же жестом и тёплым “пока-пока”, которое горчит на языке.
они оба знают: момент, разделённый на двоих, безвозвратно утерян, но чанбин всё же пробует, когда сэбёль закрывает окно:
— ты так и не договорил, - мы ещё можем попытаться.
— знаю. не переживай, там ничего важного. спасибо ещё раз и… до встречи, хён, ‐ я так не думаю.
в ту ночь чанбин плачет впервые за три года. лежит в кровати, разглядывая потолок, и проклинает себя за надежды, за эту дурацкую идею с песней, за чувства - непрошенные, но такие желанные.
они переписываются один раз после случившегося, обменявшись стандартными сообщениями, сдержанными, подходящими статусу хороших приятелей.
проходит день рождения феликса - тот остаётся в восторге от подарка, обнимая их обоих, пока мирэ весело танцует под задорную мелодию - и наступает пора жёлтых листьев и холодного ветра.
чанбину кажется, что замерзает что-то внутри, пока одним вечером, заполненным лишь каким-то сериалом с пивом и заказанной едой, по квартире не разносится звон.
распахивая дверь, он ожидает кого угодно: недовольных соседей, феликса, отчего-то вернувшегося от родителей мужа раньше, или даже сестру - но никак не сынмина, растрёпанного, серьёзного и… заплаканного?
— боже мой, что случилось? проходи, проходи, не стой. ты в порядке? сынмин, ты в порядке? - суетится со, мягко втягивая мужчину в квартиру.
он осматривает его на видимые увечья, к счастью ничего не находя, затем усаживает на край обувной полки и устраивается спереди на коленях, заглядывая в глаза обеспокоенно.
— сынмин, что случилось? где сэбёль? - не на шутку начинает нервничать чанбин, позволяя самым разным сценариям просачиваться в голову.
кажется, имя дочери наконец заставляет кима заговорить.
— она у бабушки с дедушкой. всё хорошо, хён, прости, я… я не должен был вот так заявляться к тебе без предупреждения. прости, - тихим голосом говорит он, тут же закрывая лицо ладонью, — боже, как стыдно…
чанбин хмурится, отчётливо видящий, насколько всё не хорошо. он аккуратно отнимает чужую руку от лица, успокаивающе улыбаясь.
— и тем не менее ты здесь. давай пойдём в комнату и всё обсудим, хорошо?
заваривая зелёный чай чуть медленнее обычного, со глубоко дышит. сынмин сидит в спальне, закутанный в одолженную у него толстовку, и требуется вся сила воли, чтобы чанбин мог взглянуть на это без смущённой улыбки, озаряющей лицо.
— почему ты здесь? - не слишком мягко начинает хозяин квартиры. ким поднимает испуганные глаза и открывает рот, спеша объясниться, однако его останавливают, — это прозвучало немного не так, как я хотел. прости, давай ещё раз. что случилось, сынмин?
тот вновь опускает взгляд на свои ладони, крепко обхватившие тёплую чашку, а затем, вероятно, и сам не заметив, поправляет часы.
чанбин поджимает губы, стараясь не смотреть на перевёрнутые английские буквы.
— сегодня три года. с её… как её нет. мамы сэбёль, - наконец произносит сынмин, словно отпустив давно натянутую пружину.
чанбин шумно втягивает воздух в лёгкие. они никогда не говорили о ней - кажется, даже ни разу не упоминали.
— как её звали? - робко спрашивает он, внимательно рассматривая проскакивающие на лице кима эмоции.
— чон чэрин, - выдыхает тот. внезапно его губы складываются в слабую улыбку, — это она выбрала имя для малышки. чэрин всегда мечтала назвать так дочь.
со поднимает уголки рта в ответ, рисуя в голове портрет девушки - неточный, словно написанный акварелью, но с ярко выраженным заострённым носом - таким же, как у сэбёль.
сердце ноет за них. воображаемая картина счастливой семьи безвозвратно разбивается о реальность, в которой сынмин посильнее кутается в тёплую толстовку и отогревает что-то большее, чем просто руки.
— мы познакомились в универе. оба играли на гитаре, обожали музыку и поэтому сразу сдружились. она… с чэрин всегда было так спокойно и легко. я был рад, когда мы поженились.
чанбину требуется несколько секунд, чтобы нахмуриться, прочитав между строк что-то совершенно неожиданное.
— чэрин не была твоим соулмейтом? - ошарашенно и не очень вежливо спрашивает он.
сынмин пристыженно прячет взгляд.
— вот и та часть, где все начинают осуждать, - усмехается он горько, — мы даже не встречались, но всё вышло так, как вышло. она нашла своего соулмейта, когда сэбёль было уже четыре. мы собирались развестись, поделив опеку, но… - тихий голос ломается, и ким спешит прочистить горло, — чэрин умерла раньше. вот… как-то так.
— но… а соулмейт? вы общаетесь с ним? а часы? я думал, это её подарок… - тараторит со, абсолютно обескураженный новой информацией. потом он будет ругать себя за подобную бестактность - но не сейчас, когда шок перевешивает любые другие эмоции.
однако сынмин не кажется обеспокоенным подобным шквалом вопросов, явно ожидавший этого. он усмехается криво и качает головой.
— я ничего о нём не слышал с самого дня похорон. едва чэрин… едва всё закончилось, как он подошёл и сказал, что не собирается быть частью нашей жизни. я понимаю, что он ничего не должен был мне, но этот человек собирался жениться на ней и воспитывать сэбёль. боже, да он говорил, что уже любит её как дочь! - шипит ким, погрузившись в не самые приятные воспоминания. однако это не длится долго - он смаргивает пелену злости и вздыхает, — прости. я… это всё ещё выводит меня из себя.
чанбин кивает, побуждая его продолжить. он никогда не был отцом - хоть всегда и мечтал разделить родительство со своей родственной душой - но чувствует эту злость. сэбёль - добрая и скромная девочка, и он не может представить себе человека, предавшего её доверие подобным образом.
— а часы действительно были чем-то вроде прощального подарка на последнюю годовщину нашей свадьбы. но я… я не думал, что во всех смыслах, - печально усмехается сынмин. в его глазах встают слёзы, а в голосе так много боли и тоски, что чанбин сам чувствует поднявшийся к горлу ком.
не думая, он накрывает ладонь мужчины своей, аккуратно сжимая. карие глаза удивлённо расширяются, но ким, к счастью, остаётся в этом положении и даже льнёт ближе.
они молчат секунду или две, но на этот раз чанбину не хочется сбежать от стягивающей кожу неловкости.
на этот раз ему хочется остаться и выслушать всё, что готов рассказать сынмин.
— прости, что ушёл, - тихо произносит ким.
— уже давно простил, - улыбается он кратко, — мы в порядке, можешь не беспокоиться. но что... что ты хотел спросить тогда?
— а, это… - сынмин облизывает пересохшие губы - со делает вид, что не обращает на это никакого внимания - и смотрит исподлобья, — твой соулмейт. ты уже встретил его?
со жмёт плечами, почувствовав и лёгкий укол в сердце, и неуместное удовлетворение от мысли, что ким думал об этом.
— не-а. мой рисунок распустился всего три года назад, так что, быть может, мне и не суждено его найти. я уже ни в чём не уверен, - посмеивается чанбин невесело. надежда, вероятно, никогда не угаснет в нём вновь, но после стольких месяцев ожидания юмор - большее, что он может себе позволить.
однако сынмин не реагирует так, как думает он.
вместо сочувствующей улыбки его губы складываются в тонкую линию, а глаза, всё ещё покрасневшие, едва заметно расширяются.
— три года? - мрачно переспрашивает ким и опускает взгляд на спрятанное за рукавом пижамы запястье.
— ну да? ты что, никогда не видел моего рисунка? - недоумевает чанбин, не совсем понимая подобное поведение. он привык к удивлению окружающих ещё с тех пор, когда не имел никакой Связи, но эта реакция - другая, — могу показать… но как так получилось?
— я не смотрю на чужие запястья! - внезапно восклицает тот срывающимся голосом и вскакивает с кровати, — как ты мог не увидеть моего?!
— если не заметил, у тебя на руке часы. типо… постоянно, сынмин. ты объяснишь, в чём дело? - хмурится со. ему требуются все остатки сил и пара секунд тяжёлого взгляда широко распахнутых карих глаз, чтобы срастить вместе очевидное.
чанбин каменеет каждой мышцей тела и беспомощно хлопает ресницами.
эта мысль, сначала кажущаяся невероятно дикой, проникает в его мозг и пускает свои корни, а затем, воспоминание за воспоминанием, начинает объяснять некоторые вещи.
со приходится приложить усилия, чтобы выдавить из себя лишь:
сынмин выглядит так, словно готов упасть в обморок, когда не двигающимися пальцами начинает растёгивать ремешок часов.
чанбин задыхается, впервые в жизни взглянув на давно заученные изгибы лилии на чужом запястье.
эмоции на лице кима оказывается сложно описать. колеблющиеся от полного шока и отрицания до робкой и неуверенной радости, они впервые на памяти чанбина берут полный верх над обычно спокойным и нейтральным образом.
сынмин пошатывается и делает шаг назад, когда со поднимает рукав. краска окончательно сходит с его щёк, и другой мужчина спешит подняться, отложить кружку на рабочий стол и подхватить кима за локти.
— дыши, ‐ командует чанбин вкрадчивым голосом, удивительно спокойным для человека, ощущающего яркий как никогда шок сразу за двоих. он бы и сам не прочь присесть и словить истерику, да только должен оставаться в их дуэте человек, способный думать, — сынмин. спокойнее.
за неимением вариантов, ким слушает и начинает дыхание методикой квадрата - отдалённой мыслью в голове чанбина звучит вопрос, когда он научился так хорошо это делать, но это не проблема сегодняшнего дня.
требуется пара мгновений, чтобы они оба оказались в состоянии говорить.
— ты как? - спрашивает со, вглядываясь в знакомые черты лица.
сынмин неуверенно кивает, прочищая горло. чанбин облегчённо опускает плечи и чуть отдаляется. внезапно нервная улыбка касается его губ, несмотря на непонимающий взгляд кима.
— неужели я настолько плох? - шутит он, разбавляя застывший воздух между ними.
— если не заметил, - язвительно начинает он, и со влюбляется чуточку сильнее, — у меня есть семилетняя дочь, рождённая в браке с другим человеком. проблема не в тебе, хён.
сердце чанбина обливается кровью от уверенности в тёплом голосе.
— а я сорокалетний блогер, пару лет назад узнавший, в чём его признание. союз, созданный вселенной, да? - легко отвечает он, улыбаясь шире и качая головой, — может быть, никакой проблемы и нет? я имею в виду, - тут же спохватывается он после взгляда, так и говорящего “ты серьёзно?”, — сынмин, я… я тебя всю жизнь ждал. и это не преувеличение, не пафос. я всю жизнь мечтал встретить своего соулмейта, хотя бы увидеть наш рисунок. почти потерял надежду, а потом он расцвёл - и я больше не собираюсь сдаваться.
ким судорожно сглатывает, внимательно слушая его.
— ты мне нравишься. очень, очень сильно, и я не могу даже объяснить, как рад, что моим соулмейтом оказался ты. но если это не взаимно или ты не готов… что ж, тогда тебе нужно лишь сказать это.
сынмин открывает рот и вновь закрывает его, словно никак не может найти нужные слова. бегая глазами по комнате, ким наконец начинает:
— я… о, чёрт, хён, - он взмахивает руками, словно те способны объясниться за него, — это взаимно. ужасно взаимно, потому что ты невероятный. а я… я отец. и я должен думать о сэбёль, о том, что будет чувствовать она, но я… - карий взгляд всё же остановливается на чанбиновых глазах, — я бы хотел, чтобы это сработало. больше всего на свете хотел бы.
— я тоже… - почти шепчет со, — я бы всё отдал, чтобы попытаться. а ты… ?
сынмин колеблется на мгновение - круглое личико с острым носом наверняка пересекает его мозг - однако кивает, тихо сказав да.
целуя его, чанбин чувствует, что наконец нашёл свой дом.
вот мы и закончили это небольшое путешествие! надеюсь, что вам понравилось, а если это так - буду очень благодарна за фидбэк 🫂 также, дайте знать, если захотите увидеть бонусы/продолжения каких-то историй, потому что как минимум тема взаимоотношений чанбина и сэбёль не даёт мне покоя.
ссылка на тгк - https://t.me/n_t_v180325. в профиле есть ещё фанфики по каждому из пейрингов. спасибо за прочтение!