Румыния без Дракулы. 1. Яссы - это не Трансильвания

В столицу Молдовы Яссы мы прибыли днем и сразу озаботились билетами обратно, в Кишинев, на 8 января. Ничего подобного: все билетеры, всех касс в округе кривили физиономии, даже не симулируя дружелюбной улыбки навстречу гостю (только Женин английский вызывал желание отвечать по-человечески).
"Кишинев - нет", и жестом – «туда, за угол, налево, прямо», всем видом показывая, что в приличных местах таких билетов не продают. Ну да, порыскав прилично по всему пространству аутогары, поняли, что забронировать место заранее нельзя, билет только у водителя, и в тот же день, расписание на стене перед маршруткой мелким шрифтом («Проблем не будет, каждый час»). Отношение к молдаванам как к унтерменшам здесь даже и не скрывают, хотя сам вокзал (я его не фотографировала) и примкнувшие к нему мелкие лавочки европейским блеском отнюдь не отличаются. Ну да ладно, мы радуемся первому дню каникул, идем менять леи, есть, а затем выдвигаемся к главной улице,

на которой стоит монастырь и церковь Трех святителей (30-е годы 17 века).

Наблюдаем предпраздничную суету, она все неприятные осадки нивелирует, правда, вместе с национальным колоритом: огни, гирлянды, глинтвейн веселят, но и чуть обезличивают, повышают градус настроения, мы с бумажными стаканами горячего вина глазеем по сторонам, всматриваемся и видим, что застройка разреженная, жилых старинных домов практически нет, пешеходная улица сразу упирается в многоэтажки и в знаменитый Дворец Культуры. Если кому интересно - вот ссылка на мои прежние посты об Яссах https://teletype.in/@nantik7/39022.html
https://teletype.in/@nantik7/42756.html

К сожалению, в прошлый наш приезд церковь в монастыре Трех Святителей стояла в лесах, зато теперь её можно рассмотреть внимательно, и подсветка её не портит.

После Сучавы религиозный центр земель Румынии в 1564 году был перенесен в Яссы, здесь возводятся храмы, возникают учебные заведения, но самая яркая достопримечательность – она. В облике православного храма чувствуются восточные влияния, архитектор-армянин из Константинополя сумел поразить заказчиков не только формами, но и декоративным орнаментом, напоминающим арабскую вязь, церковь будто бы в сетке, издали её поверхности кажутся шероховатыми.

Внутри расписывали русские художники – богато, что ж, господари в мехах, золото. Здесь, кстати, покоится прах Дмитрия Кантемира, он первым из молдовских господарей присягнул русскому царю (1711 год).

Далее продвигаемся от объекта к объекту уже почти в полной темноте, надеясь на подсветку. Церковь св. Николая.

Я ухожу вперед с навигатором (какое изобретение, сколько лишних километров было пройдено по дорогам Европы-России без этой спасительной голубой стрелочки!) и погружаюсь в полусон – состояние с эффектом проницаемости границ «Того» и «Этого», «оного» и «пришлого», я тянусь, расползаюсь и раздваиваюсь – в темноте, на широких улицах, получается неплохо.

Город был изрядно раздолбан во время ясско-кишиневской операции советской армией, поэтому собственно достопримечательностей здесь немного, культурная среда не то чтобы выразительна, особенно в темноте. Хотя по сравнению с остальными городами Валахии и Молдовы, где «поработал» Николае Чаушеску, здесь кое-что от исторической застройки все-таки осталось.

Ясно и отчетливо всплывают в сознании образы-факты одного из самых сокрушительных, страшных еврейских погромов, с 28 до 30 июня 1941 года, я понимаю, это произошло где-то здесь. Как минимум 14 тысяч человек были уничтожены за несколько дней – и не в газовых камерах они погибли, а так – перебили по одному -  местные, соседи, полицейские, естественно при поддержке властей и самого Антонеску. За ночь примерно 5 – 8 тысяч, затем днем ещё несколько, а оставшихся в «поезда смерти» - в товарные вагоны, которые возили людей по Румынии, не останавливаясь, и через 5 дней из этих вагонов выгружали трупы. Праведниками мира назвали нескольких человек, которые осмелились поднести к закрытым вагонам воду. Ханна Аренд («Банальность зла») писала, что даже немецкий фашизм не сравнится с румынским по степени варварства, дикости и жестокости; по-моему, А. Шпеер в воспоминаниях тоже высказывался в том духе, что немцы наводили порядок в кровожадном и диком, с точки зрения «культурной нации», румынском антисемитизме. Справедливости ради надо сказать, что ясские события, известия о погроме прогремели тогда по всей Румынии, трансильванская интеллигенция была возмущена (только знаменитый впоследствии философ Мирча Элиаде отмалчивался, он был последовательным антисемитом).

Представить себе образы трагедии невозможно, тем более, что окружающая среда никак не подталкивает к воспоминаниям

– я ничего не знаю ни о рефлексиях румынского народа, ни об осмыслении фашистского прошлого. Наверняка при Чаушеску эта тема замалчивалась, но как её обойти в настоящее время, если 10 тысяч за две ночи, если только в прошлом году умер король Михай, кавалер ордена Победы, который и заключил в 1944 году союз со Сталиным против Гитлера? Одно из самых сильных для меня описаний ясского погрома – в книге «Капут» Курцио Малапарте – военкора итальянской газеты, непосредственного свидетеля событий, прекрасного писателя, кстати сказать. Нет, самых страшных цитат приводить не буду, перепечатаю длинный отрывок, настолько яркий, что образный ряд возникает у меня в памяти, он наслаивается на бетонные коробки, на уцелевшие с довоенных времен домики.

«Затем небо постепенно угасло, дождь прекратился сразу, и луна показалась в разрыве облаков; можно было подумать, что этот пейзаж был написан Шагалом. Еврейское небо Шагала, населенное еврейскими ангелами, еврейскими облаками, еврейскими собаками и лошадьми, покачивающимися на лету над городом, евреи, играющие на скрипках, сидя на кровлях домов, или порхающие в бледном небе, отвесно спускаясь над улицами, или старые еврейские мертвецы, лежащие на тротуарах между горящими ритуальными светильниками; пары еврейских влюбленных, возлежащих между небом и землей, на краю облака, зеленого, точно лужайка. И под еврейским небом Шагала, среди этого шагаловского пейзажа, освещенного круглой прозрачной луной, над кварталами Николина, Сокола, Пакурари, поднимался неопределенный вопль, трескотня пулеметов, глухие разрывы гранат». (Глава «Крысы в городе Яссы»). Вначале образный ряд этого отрывка гармоничен, как и образ еврейской культуры в картинах Шагала – это соединение жизни и смерти, божественного и земного в единой эмоции непротивления смерти. Эту гармонию чистого образа разрывают в тексте сначала реальные топонимы, названия улиц, а затем звуки (вопль, трескотня пулеметов, разрывы гранат), это отнюдь не музыка, это не искусство, это – убийство, это жестокость, это «настоящая» смерть. И у меня ничего не сходится, не срастается: как же так, несколько тысяч здоровых мужчин-евреев, треть, а то и более населения города дали себя уничтожить – и кому? Не армии, а своим же соседям, где же отряды самообороны?
Наконец подошли к синагоге. Она обычная, то есть невыразительная, в непосредственной близости – монастырь Голиа и просто дома – современные, многоэтажные.

Как говорится, ничего не напоминает – только табличка и только темное небо.

Поймали такси и поехали себе в аэропорт Яссы – в девять вечера перелет Яссы – Бухарест (45 минут).