I

Одним поздним августовским вечером я стоял на краю Щелоковского оврага. Солнце только зашло. Где-то в вышине загорались звёзды. Зевая, я пинал носком кроссовка репей. С его больших уродливых листьев нехотя падали капли — недавно прошел дождь. Сзади меня валандались из стороны в сторону шанцевские вертухаи. Они терпеливо ждали, когда я закончу созерцать окрестности.

Шло время. Дно оврага становилось чернее. Наконец, справа от меня с невысокой ивы немелодично вскрикнула свиристель. Я воспринял это как сигнал: достал из кармана брюк-карго перламутровый семафорный флажок, вскинул его противосолонь и начал цитировать древнейшие Упанишады.

Сквозь собственное бормотание на санскрите я услышал, как стали захлопываться двери черных крузаков. Зажглись огни фар, мягко прошелестели протекторы шин. Шанцевские холуи уехали, оставив меня наедине с загаженной природой Щелоковского оврага. Через полтора часа наступало второе августа.