Судебные разбирательства по делу об убийстве семьи Бэйн (Новая Зеландия, 1995, 2009 гг.)
Приветствие
Добрый вечер! Начинаем очередное дело, я вскричал как Паганель – Ландия, Ландия! Новая Зеландия! Вот. Тут же – вот куда мы отправляемся. Вот.
Алексей Кузнецов, добрый вечер!
Я на самом деле подумал, что – я вообще, честно говоря, не помню, было ли у нас хоть одно новозеландское дело, австралийских у нас два или три в своё время было, вот насчёт новозеландских не уверен, надо перепроверить, но в любом случае мы очень давно не были в этом уголке земного шара – раз, во-вторых, у нас давно – довольно давно уже не было страшных умертвий, а сегодняшнее умертвие будет достаточно страшным, ну и, кроме того, я хочу сказать, что это дело меня поразило вот чем: я знал, что Новая Зеландия в криминальном отношении – ну, в современном своём варианте – Новая Зеландия одна из самых спокойных стран мира.
Ну конечно, это же вам не каторжная Австралия, Алёш, да.
Нет, это не каторжная Австралия, и вот если, скажем, посмотреть по рейтингу убийств, то Новая Зеландия там во, в конце списка – ну, она не самая последняя, но тем не менее вот показатель по состоянию, по пятилетней давности, на восемнадцатый год: одна целая семнадцать сотых убийства в год на сто тысяч жителей. У России-то…
У России больше шестнадцати (целых).
Ну Россия – понятно, а вот там – что там, подрались две коалы, вот?
Или заклевали – киви заклевала кого-то, вот?
Бывает, и даже бывают достаточно там, так сказать – когда несколько жертв, как, например, вот в этом случае. Так вот – ну, меня всегда учили, что низкий уровень преступности это в том числе и качественная работа полиции. Вот надо сказать, что в этом деле – а дело-то совсем недавнее, дело девяносто четвёртого года, да, то есть тридцать лет назад всё это произошло, главный фигурант этого дела, главный подозреваемый, один из двух главных подозреваемых – жив, но мы нарушаем наше правило, потому что совершенно очевидно, что он никогда не узнает о нашей передаче, разве что случайно, разве что кто-нибудь скажет, что, вот, ты знаешь, в далёкой России, в снегах, медведи временно отложили из одной лапы водку, из другой балалайку и сделали о тебе передачу, да?
Но у нас есть в Новой Зеландии слушательница...
В Новой Зеландии у нас есть слушательница, это правильно, по фамилии...
Ну да. А чего бы ей не пойти и не рассказать?
Семья Бэйн
Я, я помню из ночных эфиров своих. Ну вот, и меня поразило то, что в этом деле новозеландская полиция в нескольких случаях, причём очень принципиальных, сработала ну просто из рук вон плохо, вот руками буквально остаётся только развести, и вообще надо сказать, что – ну, сами новозеландцы об этом много говорили и говорят до сих пор – дело в том, что это дело, ну, по крайней мере так пишут газеты – это то дело, которое на сегодняшний момент считается, по сей день, может быть, самым громким преступлением Новой Зеландии где-то за последние ну уж пятьдесят-то лет точно, а то и – и больший промежуток, и одна из книг, которая этому делу посвящена, называется «Дело, расколовшее нацию», и это действительно так, вот, подобно тому, как в своё время Францию раскалывало дело Дрейфуса, как Россию раскалывало дело Бейлиса, да, например: вот здесь действительно Новая Зеландия раскололась по меньшей мере на два лагеря, ну, на какие – мы с вами увидим. А сейчас к делу, и Андрей уже привычным движением – наш звукорежиссёр – показывает нам карту, да? Значит, в левом верхнем углу я специально оставил кусочек Австралии с Тасманией, чтоб было понятно, где всё-таки основной континент данного региона, ну а вот, соответственно, архипелаг Новая Зеландия, и привычной красно-синей меткой показан на его юго-востоке городок – ну, город, по новозеландским меркам точно город – Данидин. Это седьмой по величине город Новой Зеландии, в середине девяностых в нём проживало несколько более ста тысяч человек. То есть по новозеландским меркам это достаточно крупный город, город расположен на побережье, там, на более крупной карте было бы видно, там, так сказать, устье реки, да, залив такой, вот: курорт там находится, хотя, мне кажется, в этой стране – её всю не грех объявить курортом, где-то морским, океанским, а где-то горным, да? Вот. Проживала семья, семья из шести человек – двое родителей: на момент случившегося Робину, главе семьи, пятьдесят восемь лет, его жене Маргарет пятьдесят лет, их фамилия Бэйн, и, значит, у них четверо детей. Старший из детей, двадцатилетний Дэвид – двадцатидвухлетний Дэвид – родился вот в этом доме, где всё произошло, это их собственный дом, он им давно принадлежит, но вскоре после его рождения они уехали в длительную командировку. Дело в том, что глава семьи, Робин Бэйн, он учитель – даже не учитель, насколько я понимаю, он вот – у нас сейчас тоже эта профессия как отдельная появляется: он образовательный менеджер, он сам не преподаватель, он директор школы по профессии. А вообще семья религиозная, даже по тамошним меркам религиозная, и они поехали. Значит, супруги Бэйны, взяв с собой маленького совсем, значит, первенца Дэвида – они поехали в Папуа – Новую Гвинею в тамошнюю миссию как миссионеры: ну, он преподаватель, она, там, ещё чем-то занималась, обычное достаточно дело, и в этой миссии, в Папуа – Новой Гвинее они провели пятнадцать лет. Все их последующие дети родились там, а детей было ещё трое: девочки-погодки, Арава – девятнадцать лет, Ланиет – восемнадцать лет и последний, мальчик, Стивен, четырнадцати лет, это вот на момент девяносто четвёртого года, когда всё это произошло. Затем, по прошествии пятнадцати лет, то есть, соответственно, где-то примерно лет за пять до случившегося, они вернулись обратно в Новую Зеландию, в свой дом. Что было с домом вот в этот промежуток – я не знаю: может быть, они его кому-то сдавали, может быть, он стоял пустым, а они, приезжая в отпуск, там, в него на короткое время опять заселялись. Андрей, дайте нам, пожалуйста, следующую фотографию – фотография совершенно классическая, обычная вот такая вот семья. Судя по…
Судя по возрасту детей – это вот они только-только вернулись в Австралию, то есть это где-то лет за пять до трагических событий. Вот это они в собственном доме, и – Андрей, дайте нам, пожалуйста, следующую фотографию: вот съёмка, видимо, вертолётная съёмка, полиция, это полицейский кадр из дела, вот, собственно говоря, в день, когда обнаружилось это страшное убийство, вот, был снят дом. Он на кадре выглядит, прямо скажем, не очень здорово: видно, что дом не новый, видно, что дом в состоянии – ну таком, в общем, ну что требует ремонта, что называется. Я сначала подумал, что – ну, это впечатление, понятно, с вертолёта снимали, чёрно-белый снимок, да мало ли что. Но потом, когда я начал знакомиться с обстоятельствами дела, выяснилось – да, дом действительно в полуаварийном состоянии, и дело не в том, что у семьи, скажем, совсем нет денег на то, чтобы этот ремонт осуществить: похоже, что это вот символическое плохое состояние дома. Дело в том, что дом Бэйнов – в широком смысле этого слова, не только дом как здание – находился в аварийном состоянии. Соседи, с которыми Бэйны мало общались – вот удивительно, казалось бы: миссионеры должны быть людьми общительными, как мне кажется. Ну, профессия предполагает умение…
Умение найти подход к любому человеку, завязать с ним беседу, да? Не сразу же начинать с вопроса, а можно ли поговорить с вами о господе нашем Иисусе Христе, да, надо как-то знакомство – вот они были достаточно нелюдимыми соседями, о них мало кто что мог сказать, но даже при этой нелюдимости соседи видели, например, что последние пару лет Робин дома – глава семьи – практически не живёт. Он работает директором небольшой частной школы, школа называлась «Тайери», неподалёку – то есть это не то что он на другом конце Новой Зеландии где-то, но в течение рабочей недели он живёт при школе (хотя, судя по всему, в этом не было никакой необходимости – производственной, я имею в виду), а на выходные, когда он время от времени приезжает – у него такой фургончик автомобиль, вот он его ставит рядом с домом и в нём живёт.
Что ж там такое вообще творилось?
Единственно – единственно вот он заходил в дом в гостиную на молитву. Утром, ну и, видимо, вечером перед сном – вот это как бы часть такого ритуала установленного, это было известно: что вот утром, около семи утра он пойдёт, значит, в дом, на второй этаж, в гостиную, план дома мы с вами сейчас увидим – пойдёт молиться. А в остальное время он живёт в, значит, гостях. Ну вот план дома – немножко рано, Андрей, пока можно его вырубить или оставить: пусть он – на него, так сказать, любуется (его не сразу разберёшь) наша аудитория.
Значит, видно, что с Маргарет не очень всё хорошо. Потому что в те нечастые моменты, когда она контактирует с кем-то из соседей по улице, в магазине или ещё где-то, она что-то очень часто заводит разговор о каких-то духах, о спиритизме, называет какие-то странные имена, явно не из христианской веры. Там, Бафомета, Вельзевула и всё прочее. Тоже, значит, соответственно.
Что касается детей, то старший, 22-летний здоровый высокий парень, живёт с родителями, хотя это абсолютно не принято в англосаксонской цивилизации. И те, кто как бы повнимательнее – они знают, что в своё время он поступал в университет. Собственно, они вернулись, во многом подгадав к его окончанию школы. Вот он закончил школу, вроде как поступил в университет, но учиться там не смог. Некоторое время сидел на пособии по безработице, хотя Новая Зеландия – страна с такой социальной политикой, что, в общем, человеку найти работу, если он прилагает к этому хоть минимальные какие-то усилия, достаточно нетрудно. И помогут, и обучат, и квалификацию дадут, и всякое. Но вот он сидел на пособии, а потом устроился в театр, в оперный, и даже вернулся в университет, пошёл учиться. Изучать, я так понимаю, теорию музыки, вот какие-то такие, связанные с оперным театром дела. Но это же не работа, а работу он для 22-летнего здорового, ещё раз повторю, молодого человека нашёл себе, ну, странноватую. Он по утрам разносил газеты. Те, кто знают американскую, австралийскую... новозеландская традиция такая же: значит, это обычно делают подростки, школьники перед школой. А он вот каждое утро в районе половины шестого утра брал собаку – кто-то там на велосипеде ездит, а он такую пробежку себе устраивал и раскидывал вот эти самые газеты, свёрнутые таким образом, чтобы их бросать было поудобнее.
Убийство
Старшая из дочерей, Арава, жила тоже в родительском доме, а вот следующая девочка, Ланиет, жила больше с отцом вот там, в его служебной, видимо, квартире в школе. Ну, и школьник Стивен, разумеется, жил в родительском доме, единственный по возрасту, для кого это абсолютно естественно и оправданно. Вот такая вот картина, которую видели даже те соседи, которые не склонны были избыточно совать свой нос в чужие дела.
И вот в один непрекрасный летний день утром по тревожному звонку, 111 это в Новой Зеландии номер, значит, раздаётся звонок, и когда дежурный подходит, то Дэвид Бэйн говорит: они здесь все погибли. Полиция, естественно, фиксирует звонок, фиксирует тревожное слово «погибли», выезжают туда сразу полицейские патрули и обнаруживают следующую картину. Вот теперь, Андрей, дайте нам, пожалуйста, и подержите подольше схему дома.
Значит, дом состоит из… дом двухэтажный, это было видно на полицейской фотографии. Плюс от него там ещё такая галерея ведёт к хозяйственным постройкам, но она нам с вами здесь не нужна, здесь она не показана. Значит, первый этаж – это левая поменьше картинка. На первом этаже, ну, как это положено, кухня, какие-то там такие вот помещения подсобные и одна спальня. Она показана таким, ну, я бы этот цвет определил как, не знаю, синеватый. Вот в этой спальне...
Оливковый такой, тёмно-оливковый.
Оливковый – это средний, мне кажется.
А это скорее ближе к маслинам, чем к оливкам, если уж гастрономическую тему... Но одним словом, нижняя комната, вот на этом чертеже левом – это спальня. Там обнаружено тело Аравы. Она лежит, значит, на полу, и она убита. На втором этаже будут обнаружены ещё три тела. Будет обнаружено тело Маргарет. Это в комнате, которая обозначена буквой Е. Ну, похоже на русское Е. Средняя комната. Комната, которая обозначена голубым цветом – буква F – она проходная, в неё нет отдельного входа. В неё можно попасть, зайдя сначала в спальню, обозначенную Е. Там находится тело младшего Стивена. И в комнате, показанной зелёным цветом и обозначенной буковкой А, или А находится тело Робина, старшего, тело отца, главы семьи. Значит…
Это какое-то вообще путешествие совершенно для убийцы.
У всех огнестрельные ранения, причём у кого-то одно, у кого-то два. Дальше вот вопрос, на который я не нашёл ответа. Я его специально искал, но не нашёл. Оружие убийства абсолютно понятно. Это оружие находится, оно лежит там тоже в доме. Это охотничье ружьё, которое принадлежит старшему из сыновей – Дэвиду. Он время от времени ходил на охоту. Это ружьё калибра «point 22», «.22», то есть это в нашей метрической системе 5 и 6 десятых миллиметра. В принципе, это может быть ружьё и гладкоствольное, стреляющее дробью, в том числе и крупной, и это может быть нарезное оружие, стреляющее, соответственно, винтовочным патроном. Вот какое это, я не знаю. Подозреваю, что охотничье. Потому что там, чуть позже я об этом более подробно буду рассказывать, когда делалась дактилоскопическая экспертиза и нашли кровавый отпечаток ладони Дэвида, то экспертиза не смогла ответить на вопрос – отпечаток новый или старый. Потому что он объяснял, что он за несколько недель до этого происшествия ходил на охоту, застрелил опоссума, застрелил нескольких кроликов, и вполне возможно, что это кровь животных. Ну как – поднял тушку кролика: тушка окровавленная, положил, там, в сумку, в ягдташ. А потом схватился за цевьё деревянное, ну вот отпечаток руки остался. В моём понимании на кролика с винтовочной пулей не ходят, потому что в случае попадания от кролика, ну… да и от опоссума, в общем, тоже.
Ну от такого, от в общем-то, малого калибра, да…
Да какой же это малый калибр? У нас автомат Калашникова сейчас 5,45 стреляет.
Ну это мелкие патроны, это смотря, вы бы…
По сравнению с 7,62 мм, там 9 мм.
Вы бы ещё 12 вспомнили, Сергей Александрович, так сказать, на гиппопотама с таким охотятся.
Но я хочу сказать, что я думаю, что это всё-таки было ружьё гладкоствольное, предназначенное для стрельбы крупной дробью. Правда, надо сказать, что крупная дробь, если там три пульки всего-навсего на весь этот дробевый заряд, но это тоже настоящий…
Юрий пишет: нарезное 5 и 6 стандартный патрон охотничий.
Подозреваемые
ОК. В любом случае, в кого-то был произведён один выстрел, в кого-то было произведено два выстрела. Вот, например, в тело Ланиет на первом этаже и в тело Стивена на втором этаже – в них стреляли дважды. И на компьютере, который располагается в гостиной – видимо, семейный компьютер… середина девяностых, ещё компьютер у каждого, видимо не принято. Ещё довольно большая редкость, компьютеры дороги. На компьютере, который был включен утром (дальше там экспертиза несколько разойдётся по вопросу о том, когда точно, в какое вот с точностью до минуты время, когда его включили, это очень важный момент для следствия), будет набрана фраза, без обращения: «Прости, ты оказался единственным достойным остаться».
Ну и, собственно говоря, у полиции сразу возникает две версии. То есть теоретически, конечно, допускается и третья версия. Допускается версия кого-то третьего, не имеющего отношения к семье Бэйнов. Но дело в том, что при последующем расследовании в пользу этой версии не будет найдено вообще ничего. Никаких просто следов присутствия постороннего человека. Ни отпечатков ног, так сказать, в районе вот этой самой, ну, в районе дома, ни каких-то чужих отпечатков в доме, ни пальцевых, ни других. Из отпечатков, помимо пальцевых (ну, пальцевые в доме везде), значит, был обнаружен отпечаток ноги, причём по всему дому практически, отпечаток ноги окровавленный, да, без обуви, в носке. И вот первое не по ранжиру, а первое по моему сегодняшнему изложению, первый полицейский косяк, конечно, ну совершенно какой-то невероятный: не смогли нормально определить размер ноги. Эксперты бодро дали заключение: а-а-а, значит, судя по отпечатку, нога 280 мм. Длина стопы, да? 28 см. Начали мерить ноги у… Да, ну явно совершенно мужской размер. Начали мерить ноги у мужчин.
И точно, вот точное совпадение ни у Дэвида, ни у Робина. У Дэвида побольше, у Робина несколько поменьше. Но решили, что ближе к Дэвиду. Ну а отпечаток в носке, плюс отпечаток – не полностью стопа отпечаталась, а отпечаталось примерно две трети. Поэтому остальное они как бы досчитывали исходя из формы стопы. Ну, вроде как это сочли косвенным доказательством того, что Дэвид, вот, в какой-то момент Дэвид наступил в кровь. Ну, Дэвид, собственно говоря… OK, немного забегая вперёд, собственно говоря, он и не будет отрицать, что он мог это сделать. Итак, остаётся два подозреваемых. Первая версия, судя по тому, кто остался в живых – что уложил всех старший сын. Это понятно. Но записка на компьютере наводит на мысль, что скорее папа написал. И адресуется как раз старшему сыну. Тем более что папа религиозен, и вот это вот «выпало остаться в живых» – хотя слова «Бог» нет, но может быть воспринято…
Да, как признание провидения господнего.
В общем, полиция в течение нескольких суток находится между этими двумя версиями. Но дело в том, что ни для того, ни для другого не просматривается никакого внятного мотива. Да, семья жила вроде как не очень благополучно. Но ни драк, ни криков, ни какого-то насилия, ни заявления в полицию о том, что что-то там такое страшное происходит. Ну мало ли людей живут вместе под одной крышей как не очень родные друг другу люди. Тем более, когда дети подросли, а родители уже, надо сказать, в том возрасте, когда нередко бывает последний кризис в супружеских отношениях. За 50, 50+. Вот. Очевидного мотива нет. Ну и повыбирав между двумя вариантами, полиция всё-таки арестовала Дэвида, предъявив ему обвинение в пяти убийствах. Подозреваю, что они это сделали больше по соображениям, что, ну, Робина-то точно арестовывать не надо, он-то уже никуда не денется. Давайте-ка мы этого на всякий случай пока арестуем, а дальше потихонечку будем, значит, заниматься следствием. Следующая информация перед самым перерывом – это то, что меня поразило больше всего. Я сначала не поверил своим глазам, усомнился в своём знании английского. Полез перепроверять. Через две недели после убийства, когда следствие в самой что ни на есть начальной стадии, родственники семьи Бэйнов обращаются в пожарную службу округа с просьбой дом сжечь.
Мы, дескать, наследники, дом не подлежит, что называется, ремонту. Плюс невероятно тяжкие для нас воспоминания. Мы просим вас, поскольку вы пожарные, вы знаете, как это сделать, вы сделаете это аккуратно. Вот письменное заявление, мы требуем вот таким вот образом нашим имуществом распорядиться. Если нужно оплатить какие-то расходы пожарной службы, мы их оплатим. И вы знаете, что пожарная служба сделала?
Я так понимаю, что пожарная служба не могла не проинформировать полицию. Поэтому полиция, видимо, сказала OK.
Ну конечно. Полиция, видимо, им сказала: ну ладно, ну чего, это их право. Мало того что ну кто же сжигает дом, это место происшествия, это crime scene. Ну, вроде как мы взяли там пробы того-сего, пятого-десятого. А что, в вашей практике, господа полицейские, никогда не было такого, что потребовалось бы повторное исследование? Эксгумацию в некоторых случаях, между прочим, проводят, когда там сомнения какие-то.
А может, не было в их практике. Может, это вот вообще раз в сто лет бывает?
Слушайте, ну тогда им только кенгуру с коалами и ловить. Извините меня, конечно, за мой северный шовинизм.
Правильно, да. Если кенгуру карманник, это хорошее дело.
Более того, пропитанный кровью ковёр, который находился там на втором этаже, тоже сгорел. Полицию потом спрашивали: блин, ну как же вы хотя бы те улики, которые забрать можно было из дома, как же вы не забрали? Да вот как-то не забрали – остроумно ответила полиция. Я думаю, в этом месте хорошо бы прерваться и продышаться, пока будет идти реклама.
Да, и с вызовом ответил. Ой. Хорошо. Давайте мы сейчас прервёмся на рекламу и книжечку вам очередную прорекламируем. И потом продолжим.
А книга, которую мы вам предлагаем, там у нас осталось некоторое количество экземпляров, книга очень важная и очень ценная. Я повторяю, что это из нашей германской библиотечки, библиотечки тех, кто пережил или не сумел пережить Третий Рейх Германии. И самое главное, о нём писал и писал о своих ощущениях. «История одного немца», немца в Германии. Это Себастьян Хафнер. Человек, который успел оттуда уехать и который написал не одну, но, в частности, эту книгу о том, как немец в такой Германии мог или совсем не мог существовать. И вот это очень важно знать: именно почему, именно конкретно. Потому что мы очень часто делаем выводы: ну как можно было существовать, или как можно было не подчиниться, например, тому, что там происходило при таком тоталитаризме. И каждая история, которую нам рассказывают авторы этих книг, из нашей германской библиотечки, она в чём-то схожа. Но она каждый раз индивидуальная и очень конкретная история. Так что, пожалуйста, не пропустите, а то будете спрашивать потом, когда она пропадёт. «История одного немца», Себастьян Хафнер, и shop.diletant.media к вашим услугам. Вот, ну что же, возвращаемся.
И возвращаемся, Андрей показывает нам следующую картинку.
Я подумал, что это именно то место, где закругляется земля, как раз. Вот ровно за их местностью. Это восток южного острова, да?
Угу. Юго-восток, да. Юго-восток.
Ну там земля и закругляется. Вот как бы.
Ну да. На карте Швамбрании, собственно, так примерно и было. Да?
Арест и суд
Конечно. Ну вот. И вы видите картинку – собственно, это арест. Перед вам вот этот 22-летний молодой человек. Вы видите: высокий, достаточно подтянутый, спортивный. Ну ещё бы, каждое утро с газетами и собакой бегать. Да? Вот. Вот его арестовали, и через несколько месяцев ему предъявили обвинение. И будет суд. Суд первой инстанции, который тоже проходил удивительно. Всё как положено, англосаксонская, англо-американская система права: присяжные, всё-всё-всё что нужно, естественно, адвокаты есть, как говорится, безоговорочно. Не скрывалось на суде, что есть два подозреваемых. Что есть сын и есть отец. Но отца уже не спросишь.
Что касается вещественных доказательств, то прямых нет. Ну то есть как… Есть кровавый отпечаток ладони на оружии, но невозможно определить, когда этот кровавый отпечаток оставлен, и уже невозможно определить: полиция не удосужилась – ещё одна удивительная вещь – полиция не удосужилась даже провести тест Уленгута, кровь человека или кровь животного. То есть по сути вот этот вот вопрос остался неразрешённым, и Дэвид, когда он сказал: ну вот я же ходил на охоту, вот я там опоссума и кролика застрелил, – вполне вот может быть, что этот отпечаток тогда и сделан. Вопрос подвисает. Кровавый отпечаток ноги – да, но Дэвид так и описывает утро: он, как обычно, в полшестого взял собаку, взял сумку с газетами, побежал, значит, эти газеты раздавать, вернулся в дом, помыл руки, прошёл в кухню, из кухни видит, что открыта дверь в спальню одной из сестёр, увидел её лежащей мёртвой. Он подошёл в этом удостовериться, дальше он пошёл наверх. Он прошёл по всем комнатам, поэтому, конечно, он мог где-то наступить в лужу крови, которая вытекла из одного из тел, а может быть, и не одного. Против него, пожалуй, самой серьёзной уликой было то, что… Он носил очки, он близорук. Единственный, кто ещё в этой семье был близорук – это мать. Все остальные в очках не нуждались. И в комнате младшего брата, рядом с его телом была обнаружена выпавшая из очков одна из линз. Очки принадлежали матери, но у Дэвида с матерью было примерно одинаковое… одинаковые диоптрии, одинаковая близорукость. Поэтому представить себе, что он надел её очки для того, чтобы лучше видеть и в них, действительно, лучше видел – вполне легко. Вот обвинение утверждало, что наиболее вероятная история, каким образом линза выпала из очков – это что братья боролись, что младший брат оказывал старшему сопротивление, и вот в ходе этого очки получили повреждение, а он, убив брата, в шоке не заметил или не нашёл эту линзу, – в общем, вот таким вот образом. Тоже, согласитесь, прямо скажем, на не очень надёжном фундаменте всё это стоит.
Надпись на компьютере. А он это сам напечатал. У него было время. Какое у него было время? А у него было где-то полчаса, потому что если наша полицейская версия верна, то он действительно убил членов своей семьи, скорее всего, он это сделал до того как побежал разносить газеты, потому что знал, что до семи часов отец в дом не войдёт. Он успел разнести газеты. Его видели – это зафиксировано на какой-то период времени, да, что он газеты разносил, это как бы сразу несколько соседей сказали: да, в обычное время, точно совершенно это Дэвид, мы его видели, мы с ним перекинулись словами – всё нормально, выглядел он нормально. Он вернулся и стал в засаде ждать отца, по версии полиции – вот у него было время открыть компьютер, напечатать это самое, значит, якобы прощальное послание отца сыну. Отец пришёл, он его застрелил, ну и после этого начал звонить 111.
А Дэвид рассказывал не так: что он пришёл, все уже были мертвы, и надпись на компьютере была, и он увидел своё ружьё и патроны в комнате, и, собственно говоря, понял, что отец зашёл, у него из шкафа достал охотничье ружьё, достал патроны и вот это всё сделал, пока он газеты разносил. Самое поразительное, что обвинение даже не скрывало, что оно не может назвать мотива этого убийства, и суд с этим согласился. Две цитаты. Королевский прокурор в своём заключительном выступлении, выступлении в прениях, обращаясь к присяжным, по вопросу о мотиве говорит следующее: это за пределами понимания, мы не можем этого понять. Ваша работа – выяснить, кто это сделал, а не беспокоиться о том, почему это произошло. Мы, вероятно, никогда не узнаем почему.
Ну, да, присяжных иногда называют судом факта, но не надо это понимать очень буквально. Вопросы о мотивах перед присяжными тоже могут быть поставлены и очень часто ставятся.
Ну конечно, они могут убеждать – не убеждать и так…
Конечно. Потому что на основании вопроса о мотиве может встать вопрос о смягчающих, или, наоборот, об отягчающих обстоятельствах. Конечно.
Но мало того, что прокурор признаётся – ну, предположим, это особенности конкретного отдельно взятого прокурора. Но судья в своём напутствии, в своём резюме говорит: корона, то есть, обвинение, да, the Crown – это обвиняющая сторона, заявила, что эти события были настолько странными и ненормальными, что человеческий разум не мог представить никакого логического или разумного объяснения. То есть судья верифицирует слова прокурора …
Ну привет! Ну привет, ребята, ну это же всё-таки 1994 год. Существует гигантский опыт расследования, во всём мире существует.
И знаешь, что самое поразительное? Что вот при всём при этом великолепии присяжные говорят: виновен, ваша честь! По всем пяти пунктам, то есть по каждому убитому: да, он убил брата, да, он убил младшую сестру, да, он убил среднюю сестру, да, он убил мать, да, он убил отца. И в соответствии с законом – смертной казни в Новой Зеландии уже сто лет как нет… Ну, сто лет – это фигура речи, давно нет. Значит, в соответствии с законом он получает пожизненное, с правом подачи ходатайства об УДО не ранее, чем через 16 лет после начала отбытия наказания. И он садится….
Да, вот ещё одна замечательная история. Был вызван свидетель в суд, который не явился, по каким основаниям – я этого не нашёл: может, был болен, может, был в отъезде, может, ещё… Некий Дин Коттл, который был приятелем, а вполне возможно, и бойфрендом (судя по всему, у них были такие, очень тесные отношения) 18-летней Ланиет – той самой, которая большую часть времени жила с отцом при школе, а не дома при матери. И он заявил, что он готов в суде показать, что незадолго до дня убийства Ланиет ему рассказала о том, что знаешь, вот я на выходные еду домой, у нас там будет семейный сбор, и я инициатор этого семейного сбора – я хочу, чтобы вся семья знала, что у нас с отцом на протяжении долгого времени были инцестуальные отношения. Он не явился в суд, но он направил в суд официально заверенные письменные показания, вот этот молодой человек, Дин Коттл, а судья их не принял. Это вопрос, который решает судья, а не присяжные. Судья сказал: нет, он ненадёжный свидетель. Вот если бы мы могли его здесь допросить, я бы принял, а просто заявление вот о факте, без возможности уточнить, задать вопросы и так далее – я это не принимаю, господа присяжные, вы этого не слышали. Ну, мы знаем из фильмов, что есть такая в англосаксонских судах формула: присяжные, забудьте об этом, это вычёркивается, это ненадлежащее доказательство, вы не должны принимать его во внимание.
Адвокат подаёт апелляцию, апелляционный суд говорит: нет, оставляем в силе приговор. И чем бы это дело закончилось, трудно сказать. Скорее всего, он бы сидел до сих пор, и нам, в общем, не о чем бы особенно было делать передачу, на самом деле, в этом случае. Но нашёлся человек… Сейчас нам Андрей покажет фото спортсмена, наклонившегося над мячом…
Неожиданный защитник
Совершенно верно – сразу опознал большой поклонник регби Сергей Бунтман. Совершенно верно, это регбист, которого зовут Карам (это его фамилия), он довольно известный был игрок в регби по новозеландским меркам. Ну, в элиту никогда не входил, но был то, что называется в советском спорте такой твёрдый крепкий зачётник: демонстрировал достаточно хорошие по итогам чемпионатов всякие суммы очков, и так далее, и так далее. Он профессиональный спортсмен, он этим деньги зарабатывал. Зарабатывал, кстати говоря, не очень большие деньги: в это время в регби гонорары были ещё очень далеки от футбольных, теннисных и так далее. Ну, какой-то капиталец он сколотил вот этим своим занятием, и после того как он ушёл из большого спорта, закончил свою карьеру, он занялся бизнесом, бизнес у него пошёл. Какой бизнес – не знаю, но он достаточно был успешный. В общем, это был человек, который относился по своим доходам к верхней части среднего класса, а может быть, даже входил в число тех, кого называют The Rich – богатые. Он об этом деле – ну, читал в газетах, конечно, но как-то сначала не обратил на него внимания, а через несколько лет после первого приговора он вдруг совершенно случайно обратил внимание на какое-то объявление: объявление было о том, что студенты музыкального вот этого института, или факультета, где учился Дэвид в своё время…
Что они устраивают благотворительную акцию: они продают джем. Ну, нам это может показаться странным – это чрезвычайно распространённый формат благотворительной акции, да? Люди покупают дешёвые ягоды, покупают сахар, варят благотворительный джем и продают его на благотворительной ярмарке гораздо дороже, конечно, чем он стоит, для того чтобы собрать деньги для, вот, кого-то, кому они нужны. Во главе у них старичок – преподаватель музыки, и вот эта небольшая компания, значит, варит благотворительный джем и собирается его продать, для того чтобы изыскать деньги, для того чтобы продолжать расследовать вот это дело, для того чтобы приносить апелляции, на оплату юристов, иначе говоря – в помощь Дэвиду Бэйну. Он им дал деньги, немаленькие, скажем так – джем точно, так сказать, не собрал бы ничего похожего, а сам заинтересовался этим делом и стал читать, и пришёл к выводу, что всё нарушено, всё что можно, что Дэвид, скорее всего, невиновен, и начал активную кампанию, пошёл к юристам, значит, нанял юристов, потом дело дошло до того, что они его наняли. Он у них будет работать как волонтёр-расследователь, причём на очень, насколько я понимаю, неплохую ставку – 95 долларов в час ему будут платить как, вот, расследователю-любителю, потому что он будет приносить очень ценные сведения. Это буквально стало делом его жизни: в англоязычной «Википедии» статья о нём – одна четверть про его спортивную карьеру и три четверти про его участие в деле Дэвида Бэйна. Он начал писать книги, он написал четыре больших книги, по 250–300 страниц. Ну, я не знаю, какая репутация у игроков в регби, никого не хочу обидеть, но чтобы профессиональный спортсмен написал за свою жизнь – не продиктовал журналисту отдельные воспоминания, а написал четыре книги, причём книги исследовательские: он там доказательства приводит, он там логику выстраивает, он гипотезы какие-то формулирует. Название…
Во-первых… во-первых, Алексей Валерьевич, зависит от позиции игрока, вот, на поле, вот.
Вот, а во-вторых – я знаю несколько человек, в том числе и российских регбистов, которые, играя, играли в Англии, играли в Ирландии, и так далее, и во Франции играли! Которые совершенно необычайного интеллекта и образованности люди, образованности, которые успевали даже там окончить какой-нибудь интересный вуз. Слушай, прости, пожалуйста…
Раз уж я тут встрял – я прочту из Окленда сообщение.
«Как я люблю ваши передачи! Очень жду. Но сегодняшнее "северное чувство превосходства" расстроило. Ну нет у нас в Новой Зеландии ни коал, ни кенгуру, вообще до человека не было млекопитающих». Пишут из Окленда.
Коал нет. Это – это называется nostra culpa[1], вот, мы виноваты.
Ну уж nostra maxima culpa[2], да, могли бы, да.
Nostra maxima culpa, да, и никакого здесь нет, вот… Мне бы, конечно, совершить, как епитимию, паломничество надолго в Новую Зеландию, ну, в идеальных желаниях.
Ой, я бы тоже совершил, я бы, я тоже чувствую… Здесь есть доля моей вины, я бы принёс где-нибудь там.
Да! Может быть, мы бы совершили…
Посреди Крайстчёрча, да, чего, чего-нибудь, Веллингтона тоже…
Да-да-да. Нет, если, если серьёзно – спасибо вам большое и что вы слушаете.
Спасибо, конечно, да. Извините. Ну…
И что вы, и что вы не постеснялись сделать нормальное замечание совершенно. Это есть.
Вот названия, названия этих книг: «Давид и Голиаф. Убийство семьи Бэйн».
«Бэйн и за его пределами», имеется в виду дело Бэйн, да? «Невиновен: семь критических недостатков в осуждении Дэвида Бэйна». И последняя, уже после того как – открою секрет, Дэвид Бэйн был признан невиновным и освобождён из тюрьмы – «Суд из засады: судебное преследование Дэвида Бэйна».
Он будоражил, он находил свидетелей, и выяснялась – уже после всех судов – картина совершенно нехорошая. Оказывается, помимо вот этого Дина Коттла, чьё, значит, свидетельство суд счёл недостаточным, недостоверным, ещё два человека были готовы подтвердить, что Ланиет рассказывала им эту историю: да, она с отцом состояла в кровосмесительной связи, да, она решила с этим покончить, да, по её инициативе семья впервые за длительное время должна была собраться вместе под одной крышей для того, чтобы это обсудить, поэтому они все, собственно говоря, в доме и оказались. Что Маргарет Бэйн не просто проявляла интерес к спиритизму, а мужа своего называла – цитата – сыном Велиала, одного из четырёх наследных принцев Ада. Ну то есть, видимо, не только у дома крыша была в наклонном состоянии. Что отец, значит, Робин в последнее время – хотя до этого он был человеком и аккуратным, и исполнительным, и вообще к нему как к администратору никаких особенных претензий не было – что он был совершенно не в своём, не в своей тарелке, что он совершенно забросил работу, что он срывался неожиданно по каким-то непонятным поводам: например, незадолго до описываемых событий, примерно недели за две до вот этих вот убийств, он в школе ударил ученика – директор! Ударил мальчика-школьника! – за то, что тот нарисовал – ну как вот, во время урока, когда делать нечего, да, комиксы рисуют некоторые дети. Вот он нарисовал комикс-ужастик, где один из членов семьи убивал остальных. Ну и мальчишку за этим поймали – видимо, за тем, что он рисовал на уроке, там неважно что, к директору, а директор ему, значит, оплеуху отвесил. На столе у него в кабинете были обнаружены – прям пачка неразобранных счетов, хотя это главная его задача как администратора: он должен следить за тем, чтобы у школы все её, значит, финансовые и прочие дела были в порядке – получил письмо, распечатай и, так сказать, займись им, и так далее. Вот явно совершенно он работу – просто-напросто задвинул на неё. То есть и мать была в сложном психическом состоянии, и отец был в сложном психологическом состоянии, и, видимо, действительно был инцест, и, видимо, действительно девочка – девушка, женщина – созвала этот вот семейный совет, и, видимо, вечером вот того дня: утром произошло убийство, а вечером должен был произойти вот этот вот эпохальный разбор полётов.
Алёша, у меня в, несколько вопросов там.
В конце концов – в конце концов то, что они ничего не определили по-человечески, не хотели знакомиться с практикой мировой – ну вот это всё в книгах, в этих регбийных книгах всё есть? Всё подробно, подробный разбор?
Пересмотр дела
Да, и в регбийных книгах, и газеты об этом писали, вот, как о главной новости на первых страницах, и так далее, и так далее. Значит, дело – добился, Карам добился того, чтобы, значит, делом занялись всерьёз в качестве пересмотра, при этом для этого он и юристы, с которыми он вместе работал, дошли до Privy Council. До Лондона, до Тайного совета. Дело в том, что до недавнего времени вот этот Тайный совет в Лондоне, он продолжал оставаться высшей судебной апелляционной инстанцией для нескольких десятков стран Британского Содружества. Для самой Великобритании – нет, и для многих бывших колоний – нет, они отказались от этого. Но Новая Зеландия на момент совершения этого преступления ещё признавала его высшей апелляционной инстанцией, они в 2004 году, так сказать, как бы вышли из-под этого, и сейчас он остаётся только для небольших вот таких – ну, островных в основном государств, плюс для Гибралтара, вот, ну, там, такие территории, где собственного Верховного суда, прямо скажем, не из кого сформировать, да, некем взять. Он дошёл до Лондона, он туда летал вместе с юристами, и в конце концов Privy Council сказал – да, допущены серьёзные процедурные нарушения, дело, так сказать, нужно рассмотреть ещё раз. Дело рассмотрели, и в 2009 году в Крайстчёрче, одном из крупнейших городов Новой Зеландии, австралийский суд постановил, что допущены очень серьёзные нарушения и что Дэвид Бэйн должен быть освобождён и признан невиновным. Дайте нам, пожалуйста, Андрей, следующую картинку – вот уже сильно постаревшие, Дэвид Бэйн слева, Карам справа, вот они в день освобождения, в девятом году вместе, значит, позируют журналистам и – тогда уже сразу последнюю, чтобы не забыть – значит, вот, Дэвид Бэйн на такой импровизированной пресс-конференции, улыбается, но не знает, что впереди ещё довольно много всяких баталий. Он потребует компенсацию – слушайте, я 16 лет, я 13 лет из шестнадцати, значит, положенных до первого УДО, первого заявления об УДО отсидел. На что министерство юстиции сказало – ну хорошо, мы сейчас будем смотреть, полагается ли вам компенсация в данном случае или нет. Министерство юстиции назначило докладчика по этому вопросу, для того чтобы обеспечить нейтральность – попросили судью в отставке аж из Канады, он рассмотрел всё и сказал: да, вы знаете, я считаю, что в этом деле он скорее невиновен, чем виновен, поэтому ему должна быть выплачена компенсация. Министерство юстиции выступило с возражением, назначили другого докладчика, судью в отставке из Австралии, тот сказал – нет, я считаю, что он скорее виновен, чем невиновен. Одним словом, по компенсации в конечном итоге договорились на мировое соглашение: Дэвид хотел довольно крупную сумму – он получил крупную сумму, 970, по-моему, тысяч австралийских долларов, вот, но это в несколько раз меньше, чем то, что он запрашивал. Ну вот на сегодняшний момент ситуация остаётся такой: он, насколько я понимаю, Дэвид, так и не смог найти себе никакую постоянную работу, есть целый, такой, благотворительный фонд тех, кто его поддерживает, кто считает его жертвой, значит, несправедливой системы. По итогам этого дела были приняты какие-то меры, министр юстиции, женщина, подала в отставку, когда, вот, так сказать, было сочтено, что нужна всё-таки компенсация. Но нельзя сказать, что какие-то радикальные, вот так, что после… Несколько у нас было передач, мы говорили – вот, по итогам этого процесса были приняты новые законы, была пересмотрена система, были введены новые принципы – нет, у меня не сложилось впечатление, что основы новозеландской правоохранительной системы были как-то потрясены: дело продолжает, естественно, горячо обсуждаться, есть несколько сайтов, которые посвящены исключительно этому делу и предлагают всякие материалы, ну вот такая вот, значит, история, и по сей день мы не знаем, кто же всё-таки убийца.
Но если в случае с отцом мотив – ну, как мне представляется – всё-таки, это, конечно, домыслы, но его можно сформулировать так, чтоб это не вызвало ощущения, что ну уж совсем притянуто за уши, да? Он понимал…
Он понимал, что будет разоблачение, он, значит, видимо, был обижен на всю семью, считал, что они виноваты в том, что, значит, вот так у него получилось, так его жизнь сложилась, они его толкнули в эту пагубную, значит, геену. Ну а фраза сыну, если он действительно её написал – ну, если он был глубоко мистически религиозный человек, то то, что сына не было дома в тот момент, когда он взял ружьё и пошёл убивать…
Да, это провидение, это рука провидения.
Это рука провидения, и вот он, собственно, это и написал.
Да, рука, да, рука провидения. Два, два соображения по этому поводу. Первое соображение – что есть такой, очень милый британский сериал детективный – «Профессор Т.», где профессор криминологии вместе с полицией участвует, он приводит статистику: это стопроцентный фамилицид, то, что было, то есть убийство семьи.
Семейное убийство, и то, что там какие-то безумные проценты, что отцы семейств по очень разным соображениям – то, что они хотят убить себя, но семья без них не проживёт, и так далее – вот, и они, вот они это делают. А второе: полиция, полиции могло показаться, что обвинять отца – это путь наименьшего сопротивления и что они работу не делают, хотят дело закопать, и всё.
Возможно, Серёж, возможно, по крайней мере я могу себе представить, что…
Вот там мотивы – мотивы какие-то проглядываются, да. Так?
Да. Я могу себе представить, что кому-то из полицейского начальства могло прийти в голову, что вот – вот скажут, что если мы это всё свалили на, на удобную жертву, да?
Можно ничего не расследовать. В общем, я хочу сказать, что сегодня посчитано даже, во сколько вот эта вот вся история, процедура обошлась новозеландским налогоплательщикам – 9 миллионов долларов ушло на все вот эти вот процедуры, суды, пересуды, компенсацию, всё остальное. Это очень серьёзно.
Конечно. Спасибо, сегодня отличная была история, все очень хорошие, но сегодня какая-то – вы правы, что сегодня история очень поучительная с точки зрения и суда, и с точки зрения человеческой психологии тоже. Вот.
Спасибо большое, встречаемся мы по четвергам, в 18 часов.
А завтра я в «Утреннем развороте» у Воробьёвой, так что в 9.05 чтоб вы у меня были все, так сказать, одеты и…
Будем говорить об истории нобелевских премий и всяких связанных с ними интересных обстоятельств.
Ой, хорошо, хорошо. Чудесно. Спасибо!
[1] Наша вина (лат.)
[2] Наша величайшая вина.